Джерри

      Паровозы гудели, оглушая людей на вокзале.       Рельсы напряженно дрожали, дым с шипением вырывался из стальных труб, толпы людей на станции кричали — все это смешивалось в единую какофонию звуков и голосов, привычную для такого места.       День был по-летнему прекрасен: солнце светило с самого утра, птицы пели, теплый ветер разряжал утренний зной.       Люди тоже были прекрасны сегодня: дети хохотали в дальних углах парка, их родители гуляли вдоль живописных клумб, держась за руки, и даже какой-нибудь заядлый пьяница не так громко ругался на своего собутыльника.       Но ему некогда было разделять всеобщий восторг.       Эрик Арон Дестлер был принят в Университет Нильсона — лучший в стране, и при том находящийся за сотню миль от столицы. Родители и сестры гордились им, были счастливы успеху сына и отмечали его поступление очень долго, а он отнесся к этому с безразличием и, не пророня ни слова, пошел собирать свои вещи.       И сейчас Эрик — его лучший и единственный друг, самый дорогой ему человек — садится на злополучный паровоз, который вот-вот разлучит их на шесть лет, а он — Джеральд Томсон — самый подлый, противный и бесчувственный человек на свете — бесстыдно опаздывает на станцию.       Но, как только его нога в потрепанном ботинке, наконец, достигла ступеней вокзала, до него донесся звон колокола, предвещающего скорое отбытие транспорта. Юноша со всех ног кинулся в сторону нужной ему платформы, перепрыгивая через головы детей, сшибая стариков и оббегая взрослых.       Но все старания были тщетны, паровоз тронулся с места, и все, что успел увидеть Джеральд — пар, окутавший провожающих на станции… Юноша, раздосадованный и уставший, даже не обратил внимания на окликавших его Сай и Кейт Дестлер и, пнув свою соломенную шляпу куда-то в сторону удаляющегося паровоза, ушел…       Лето шло, а это значит, что приближалось его восемнадцатое день рождения, а это значит, что приближалось его выселение из приюта, а это значит, что без опеки со стороны Эрика Джерри грозит реальная опасность остаться на улице без еды и крыши над головой. И правда, кому Джеральд вообще сдался?       Воспитатели только и делают, что каждый день светят перед Джерри календарем, мол, смотри, сынок, еще пара недель — и духу твоего тут не будет, и тогда все мы вздохнем спокойно. Другие воспитанники его возраста, не имея никакого образования, уже давно покинули это место, разбредясь по заводам и старым фабрикам. Он бы тоже давно ушел, если бы Эрик однажды не ударил его со словами: «Если я узнаю, что ты хоть разок посмотрел в сторону какого-то из этих заводов по производству ржавых унитазов, я выпотрошу тебя и скормлю все твои внутренности свиньям, чертов Джеральд».       Джерри, вспомнив весь гнев, кипящий в тот момент в глазах Эрика, вздрогнул. Старый стул печально скрипнул, норовя сломаться прямо под ним, так что юноша, растерев озябшие на сквозняке конечности, встал.       Старая приютская лестница скрипела не более тоскливо, чем мебель в комнатах воспитанников, но держалась молодцом, так что Джерри бодро пробежался вниз, чтобы прогуляться. И все бы ничего, если бы он не встретился по пути с чьей-то широкой грудью.        — А-а, мистер Дестлер, — Джеральд, неловко скрестив руки за спиной, поклонился перед отцом Эрика — Виктором, — Здравствуйте.        — Здравствуй, Джеральд, — Мужчина, улыбнувшись, протянул юноше руку.       Сложно сказать, на кого был похож Виктор Дестлер, но никогда нельзя было назвать его похожим на других людей его статуса и положения в обществе. Он был совершенно другим: не прятал свои руки в дорогих кожаных перчатках, сторонясь городской пыли и грязи на руках окружавших его людей, никогда не тратил половину своего состояния на одежду: не носил дорогих запонок или ботинок из натуральной кожи, однако всегда его одежда выглядела безупречно, он не брезговал разговаривать с людьми на улице, и даже бедняку в оборванной рубахе всегда протягивал руку, чтобы помочь встать и дойти до дома, он улыбался и не скрывал своего счастья за вычурной маской манерности и коварства, — в общем, отличался от остальных представителей высшего общества, но не сказать, что это сильно пошатнуло его репутацию. Им интересовались, вкладывали свои деньги в его дела, — и никогда не оставались в проигрыше — дамы строили глазки ему и его подросшему сыну, но, разумеется, так поступали не все. Большая и самая влиятельная часть интеллигенции все еще обходила этого «возомнившего себя графом плебея».        — Могу я поговорить с тобой, Джеральд?        И, после короткого кивка в ответ, мужчина увел его в парк, находящийся неподалеку.        — Вы открываете театр и хотите, чтобы я работал у вас? — Джерри вертел в руках пуговицу, только что отвалившуюся от его старого жилета. Они сидели на скамейке в парке, наблюдая за стайкой воробьев, купавшейся в луже у фонтана.        — Именно, — Виктор бросил воробьям несколько крошек от купленной им у уличного торговца булки, — Я знаю, что тебя собираются выселять из приюта и хочу помочь.        — Ой, нет-нет! — Джерри вскочил, — Вы не обязаны делать этого, это… то есть, я не желаю показаться вам неблагодарным и невежливым, но… я не думаю, что это правильно.        — Эрик просил меня помочь тебе, Джеральд, — Виктор встал со своего места вслед за юношей, — Ты дорог ему и он, как и вся наша семья, не желает видеть тебя просящим милостыню у храма.        — Я… — Джерри устремил взгляд в пол, собираясь с мыслями, — Я благодарен вам и Эрику, но это не то, чего я бы хотел… Э-э, вернее, не то, что мне нужно, то есть… Я всю жизнь был под крылом вашего сына, он помогал мне и спасал меня от обидчиков, он был рядом, когда это было нужно, а теперь его нет, и я бы хотел попробовать жить самостоятельно…        — Джеральд…        — Я не знаю, к чему это может привести, и что из этого выйдет, и получится ли у меня вообще, или я буду просить милостыню, как вы опасаетесь, но… Я бы хотел хоть чуть-чуть побыть сильным, не зависеть от других и… Ну, знаете, от Эрика и вашей семьи. Это то, чего я хочу.        — Я понимаю тебя.        — Ой, нет, вы что, вы же всегда были аристократом, вы не боялись остаться без денег и не работали… ой, — Джерри стыдливо прикрыл рот руками, поняв, что только что сказал, — Нет-нет, я не то имел в виду, вы очень хороший человек!       Виктор только рассмеялся, положив руку на плечо юноши        — Я понимаю тебя, Джеральд, — Повторил он, — Желание быть сильным для других и самого себя не покидает, даже если ты работаешь дворецким в доме аристократов.        — В-вы были дворецким?        — Я был всем, кого только можно представить, даже фермером, — Виктор сел обратно на скамейку — годы берут свое, — Но, знаешь, даже заядлый аристократ не отказывается от руки помощи.        — Простите… — Джеральд опустился на скамейку, неловко опустив ладошки на острые колени.        — Я горд тем, что у моего сына такой друг, Джеральд, — Виктор бросил последний кусок булки воробьям, — Желание быть сильным — это похвально, но не оно придает тебе веры в себя, а люди, которые тебя окружают. Ни один человек не способен обрести силу, если рядом нет кого-то, кто вовремя протянет руку. Когда я предложил тебе работу, я не желал оставлять в тебе чувство зависимости от кого-то, я хотел помочь, и мои желания были искренни.       Виктор достал из жилета помятую картинку с нарисованным на ней платьем и протянул Джеральду.        — Костюм главной героини из премьерного выступления в нашем театре, — Пояснил Виктор, — Принятие помощи никогда не сделает тебя слабым, оно укрепит тебя и твою уверенность в завтрашнем дне. Даже героям иногда нужна поддержка.        -…И я все еще могу принять ваше предложение? — после затянувшейся паузы пробормотал Джерри.       Итак, Джеральд Томсон стал одним из работников театра, построенного на главной площади столицы. Несмотря на то, что в здании уже провели электричество, сделали ремонт и расставили всю мебель, работы было очень много, а времени очень мало, ведь, как Виктор планировал, первая премьера должна состояться в конце осени. Нужно еще набрать балетную труппу, сшить костюмы, найти дирижера и пару скрипачей. Но Джерри все это было в радость. Работать так прекрасно, жаль, что он не познал этой прелести раньше…       …«Работать отвратительно», — Думал Джерри, в сотый раз моя полы в гримерке примадонны, которая в гневе на собственное лицо разбивала флакон с духами, а потом орала на бедного Джерри, что тот в прошлый раз недостаточно тщательно промыл полы.       «Театр гробит мое чувство прекрасного», — пробормотал Джеральд, когда один из танцовщиков попросил помочь ему надеть колготки.       «Хочу умереть, чтобы никогда не работать», — взвыл Джеральд, когда ему поручили убрать навоз в театральной конюшне.        — Хочешь стать одним из хористов, Джеральд? — спросил Виктор, когда случайно услышал, как Джерри наигрывал какую-то мелодию на рояле и подпевал ей.       «Как же я люблю свою работу», — думал Джеральд, когда шел на очередную репетицию хора.       В общем, так жил и работал Джеральд Томсон.       С третьей зарплатой он смог найти себе крохотную квартирку на окраине города, так что вскоре, помахав приюту платочком, уехал в самостоятельную жизнь.       Близилось Рождество, которое, по настоянию Виктора, он проведет в семейном кругу Дестлеров.       Все до последнего надеялись, что Эрик приедет на каникулы домой, но он отказался, ссылаясь на желание продвинуться за выходные в учебе. Похвально, конечно, но праздничный пыл Виктора, его жены и дочерей тут же убавился.       Елка стояла в центре большой и светлой гостиной, Кейт и Сай пели песни, плетя бусы из ягод клюквы и жаренной кукурузы, Виктор с женой сидели на диване и улыбались, глядя на мило уснувших друг на друге двух собак у камина. Один только Джерри не находил себе места в этой идиллии. Он любил эту семью и был ей благодарен, но не был уверен, что они не против отмечать такой семейный праздник в кругу какого-то школьного друга их сына, тем более, что этого сына-то здесь и нет. У него не было планов на эти каникулы и отмечать он не собирался, так что будет лучше, если они просто подарят друг другу подарки и можно будет разойтись.       — Ну что ж, — Виктор встал со своего места, когда заметил косой взгляд Джеральда в сторону елки с подарками, — Думаю, самое время открыть свои подарки.       Повторять дважды не требовалось, Сай и Кейт тут же рванули в сторону елки, сметая все, даже родную мать, на своем пути. Следом подошли Виктор и его жена, Джеральд, уверенный, что ему там ловить нечего — он и думать не смел, что Дестлеры, буквально спасшие ему жизнь от нищеты и одиночества, будут искать для него подарки в магазинах.       Но он ошибался.       — Дже-е-е-рри, — протянула Сай, усаживаясь рядом, — Почему ты не идешь к елке? Тебе не хочется подарков? Тогда можно я твой себе заберу?       — Сай! — Кейт села следом, — Так неправильно, это его подарок.       — Но ему даже не интересно же! Ну Ке-е-ейт!       — П-подарок? — Джеральд неуклюже ойкнул, когда на его коленях оказалась большая коробка, принесенная Виктором.       — Открывай, — и большая ладонь мужчины потрепала его волосы.       В коробке, аккуратно перевязанной атласной лентой, лежали теплая вязанная шапка и большой шарф, больше похожий на плащ.       — Это я вязала, — Кейт взяла шапку и нацепила ее на голову удивленного Джерри, — С шарфом, конечно, перебор, но ведь так теплее, да?       — А я зато пряжу подбирала, красиво же? — Сай не могла не внести свою лепту.       — Тебе не нравится? — Кейт, супруга Виктора, села рядышком и положила руку на его плечо.       — Джеральд? — Виктор охнул, когда заметил, как в уголках глаз юноши затеплились слезы.       — Я-я, — начал Джерри, силясь прекратить свои слезы, — Я н-не думал, что вы подготовите подарок… для меня.       — Ась? — все четверо непонимающе уставились на него.       — Никто еще не д-дарил мне подарков на Рождество, и я думал, что и вы не станете, я ведь просто…       — Дурачок, кто же семью без подарков на Рождество оставляет? — Сай стиснула юношу в объятиях, все остальные повторили за ней.       — Даже если ты не являешься родным ребенком для нас, мы любим тебя, как любили бы, если бы ты был братом Эрика, дорогой, — жена Виктора чмокнула Джеральда в лоб, тоже самое проделали две собаки, подоспевшие к людям, чтобы получить свою долю любви и ласки.       — Мы мало общались, но те истории, которые Эрик рассказывал о тебе, и та привязанность к тебе, которую мы видели, делали нас семьей, разве нет? — Виктор вновь потрепал волосы Джеральда.       — С-спасибо… — слезы оказались сильнее, и Джеральд, уткнувшись кому-то в плечо, зарыдал, утешаемый четырьмя парами ласковых и добрых рук, рук людей, которых теперь он с уверенностью может назвать своей семьей.       Шесть лет прошли быстро.       Быстрее, чем он мог представить.       Эрик никогда не приезжал на каникулы, даже на летние, но, нужно отдать ему должное, он делал это ради учебы, и вся семья безмерно гордилась им.       На этот раз Джеральд не опоздает, ведь он вышел из дома за два часа до прибытия паровоза Эрика, и сейчас сидит на полупустом перроне, как последний идиот, и ждет, ждет, ждет.       Через час народ стал прибывать, Виктор и семья тоже подошли, и сейчас они вместе ждут, ждут, ждут. Такие счастливые, хотя несложно заметить, как Кейт с дочерьми то и дело подтирают мокрые от слез глаза платком.       Через полчаса где-то вдали послушался звон колокола, и через мгновение паровоз, пышущий дымом, остановился у платформы.       Из-за большого, огромного количества людей не было видно даже собственных ног, что уж там Эрик, и Джеральд начал беспокоиться, что он потеряется. Однако, стоило только этой мысли закрасться в его голову, где-то в трех шагах мелькнула знакомая копна черных, как смоль, волос и через мгновение Джеральд уже лежал на земле, ударенный чьим-то кулаком по лицу.        — Болван, — прошелестел до боли знакомый голос где-то сверху, — Как ты вообще мог опоздать?       Паровозы гудели, оглушая людей на вокзале.