В следующей жизни

— Уайатт? — Коул не произнёс — выдохнул чужое имя, снимая с головы вездесущие наушники. Тишина ночного парка не рвалась, а словно бы дополнялась глухим битом, раздававшимся теперь на уровне шеи, почти успевая в такт с пульсирующей в сонной артерии кровью. Тенистая аллея, освещённая лишь тусклым светом холодных фонарей, убегала вдаль, в самую глубь центрального парка. Но Коул не видел её: дальнейший путь в этот момент заслоняла высокая фигура в неизменном чёрном пиджаке. Они должны были встретиться лишь вечером следующего дня, в номере очередного отеля — в противовес правилам списка, их свидания были назначены заранее… *** … Любые правила отступили уже в тот момент, когда что-то пошло не так в первый раз, и вместо ожидаемой девушки в полумраке номера-люкс, они обнаружили друг друга. Коул намеревался уйти тут же, он с самого начала не доверял этой затее, что однажды предложил ему его друг Джеймс, сунув в руки собственный смартфон. — Никаких обязательств, котёнок, — хмыкнул он тогда. — Шикарные женщины, встреча на одну ночь, потом разойдётесь, как в море корабли — лучше и не придумать. К тому моменту прошёл уже год, как им вдвоём пришлось переехать из ЛА в Нью-Йорк и поселиться в небольшой двухкомнатной квартире Джеймса, где одна из комнат была уже оборудована под студию. Всё для творчества. Софи ехать отказалась, оставшись учиться в Долине, поэтому Коул всего себя отдавал музыке. Ночью выступал там, куда благодаря Джеймсу его звали, утром спал, ближе к вечеру писал новые треки. Развеяться ему не помешало бы. Хоть и не без сомнений, но он принял предложение Джеймса. И первая же попытка поучаствовать в этой лотерее закончилась такой вот неоднозначной встречей. Уайатт предложил остаться, раз уж вечер всё равно безвозвратно испорчен. Коул равнодушно пожал плечами — почему бы и нет? — возможность выпить за чужой счёт качественного алкоголя в противовес той дряни, которую подавали в клубах, он не хотел упускать. Да ещё и этот Уайатт (тогда он, разумеется, не знал его имени) казался славным малым, а приятная компания делает хорошую выпивку ещё лучше. Они заказали пару бутылок виски, немного льда и два бокала. Работник ресторана, принёсший заказ в номер, ничему не удивился, а только пожелал мужчинам приятного вечера и удалился. Первые несколько бокалов Коул помнил хорошо: они выпивали медленно, наслаждаясь общением, которое, вопреки ожиданию, складывалось прекрасно. По одному взгляду на них было понятно, что принадлежат эти двоё к абсолютно разным кругам. На вид успешный бизнесмен и прожигающий жизнь в клубах диджей; один одет с иголочки в дорогой и стильный костюм, наверняка от какого-то именитого дизайнера, второй — в обтягивающей футболке и джинсах неизвестных никому марок — что общего у них могло быть? Как оказалось, именно отсутствие общего породило взаимный интерес. Темы появлялись сами собой, обычно закрытый Коул в тот вечер позволил себе расслабиться — доброжелательная улыбка собеседника этому способствовала. В пылу разговора кончилась одна бутылка, началась другая, которую диджей уже помнил плохо. Зато в его памяти прекрасно запечатлелись требовательные обжигающие шею поцелуи, уверенные руки, скользящие под футболкой, и усмехающийся бархатный голос у самого уха. Он согласился не сразу, удивляясь неожиданной переменой в собеседнике, но настойчивость, с которой его, как недоступную девушку, уговаривали, покорила уже не трезвый рассудок. Впрочем, Коулу это было не в новинку. Так вышло, что они с Джеймсом уже давно… впрочем, ни один из них этим не гордился — просто нужно было как-то снимать стресс после постоянных выступлений. А Рид и так был уже на грани алкоголизма, поэтому они нашли другой, не менее эффективный, но более безопасный и, тут Коул не мог лукавить, более приятный способ. Оба относились к этому как к приятному дополнению к дружбе, и именно тогда у Джеймса вошло в привычку звать своего протеже «котёнком». Поэтому Уайатту Коул сопротивлялся недолго. Он всё ещё помнил властную ласку длинных пальцев, всё ещё горели на коже следы от засосов, перемежающихся с укусами. Коул даже не заметил, как нежность, так удивившая его в первое мгновение, сменилась в начале требовательностью и напором, а после переросла в жестокость и грубость, противиться которым уже не было сил. Да и не хотелось. И пусть Коул не замечал за собой ранее склонности к такой манере секса, Уайатт делал всё настолько идеально, что не получать удовольствие от каждого движения было просто невозможно. Крепкие руки, крепче, чем у Джеймса, смешивали в своих прикосновениях каплю заботы и ласки с жестокостью и новой болью. Поэтому оторваться, отказаться от них было невозможно. Привыкшие к кнопкам диджеевского пульта пальцы сминали края шелковых простыней, даже сквозь мягкую ткань врезаясь в ладони короткими ногтями. Это Коул помнил отлично. А ещё он помнил, как ловил чужое сбивчивое дыхание, когда всё было кончено, помнил, как рефлекторно прижимал незнакомца к себе, а его прижимали в ответ. Почему было так хорошо и хотелось больше — этого Коул так и не смог вспомнить. Именно в ту ночь он впервые увидел странный сон, который потом будет повторяться снова и снова, после каждой новой встречи с Уайаттом. Он видел то ли сцену, то ли арену, вокруг которой были сотни людей, яркие огни горели повсюду, играла громкая, почти оглушающая музыка, но не такая, к которой привык Коул. Там она была… живая, сотканная из многих голосов, аплодисментов и мелодии целого оркестра. Всё вокруг напоминало не то ярмарку, не то цирк. Даже над головой был не потолок, а разноцветный купол. Но всё это тускнело, гасло, теряло своё значение по сравнению с тем, что рядом с собой в алом камзоле и иссиня-чёрном цилиндре он видел человека. Знакомого и незнакомого одновременно. Наверное, так выглядел бы Уайатт, постарев лет на десять. Коул не знал пока ещё, кто это. Но когда он был совсем близко, проклятое сердце отбивало пресловутые сто двадцать восемь ударов в минуту, смешивая, путая перед глазами всё, кроме обворожительной улыбки. Утро застало диджея в пустом номере. На прикроватной тумбочке лежала короткая записка с вопросом: «Свободен сегодня?» и адресом отеля. Коул был свободен. В этот вечер и во многие другие. Они встречались с Уайаттом пару раз в неделю, иногда — чаще. Назначали свидания заранее, но, как и принято, — в разных отелях, продолжая сохранять иллюзию непричастности. Они мало говорили друг о друге, мало спрашивали о личной жизни, да и зачем? Все разговоры были о ничего незначащих вещах, о работе — совсем чуть-чуть, об интересах — пару фраз. И имена, разумеется. Как казалось Коулу, только ради того, чтобы адвокат мог слушать, как он стонет его имя во время оргазма. В основном, они пили, смеялись над чем-то, незаметно для самих себя от приятельской беседы переходя к взаимному избавлению друг друга от уже ненужной одежды. Во время их встреч для Коула самыми главными моментами оставались лишь секс и сон после. Отдаваясь сновидениям, он, подобно Алисе из сказки, проваливался в другой мир, в другое время, в другую жизнь. Туда, где человек в алом камзоле, так похожий на Уайатта, звал его «Филлип». И ему нравилось это имя. В том, другом мире, произнесённое чужим и одновременно таким знакомым голосом, оно ласкало слух и, просыпаясь каждый раз, Коул жалел, что не мог записать его для нового трека. На грани ночи и утра, когда он приоткрывал глаза, успевая поймать лучи рассветного солнца, сон и реальность сливались в одно. И тихий бит, отбиваемый сердцем, замер бы на мгновение, позови его этим именем с другой стороны кровати. После двух месяцев таких встреч, Коул, разбуженный в то мгновение, когда солнце уже взошло, обернулся и увидел Уайатта, не ушедшего по своему обыкновению, а всё ещё спящего рядом. Пришедший ночью сон вдруг показался юноше реальнее, чем его собственная действительность. На мгновение, чувства, которые он — или Филлип? — испытывал к тому человеку из сновидения, ворвались в его реальность, и он не удержался — прильнул в поцелуе к приоткрытым губам Уайатта. Всё было словно впервые, словно он украл что-то запретное, недоступное там, во сне. Неожиданный ответ продолжил начатое вечером, сделав подступающее утро действительно добрым. С тех пор Уайатт не оставлял Коула просыпаться в одиночестве. Тем не менее, Джеймс зря беспокоился, предупреждая его не влюбляться в красавца-адвоката: для Коула Уайатт оставался источником приятного времяпрепровождения, от которого, при желании, можно легко отказаться. Их не связывало ничего, кроме хорошего секса. А его диджей мог получить, всё при том же желании, от Джеймса или кого-то ещё. Единственным, что не давало покоя Коулу, были сны, становящиеся всё правдоподобнее с каждым разом. Он хотел понять их природу, и что именно в них значит Уайатт, ведь эти сновидения приходили ему только когда они были вместе. Первой странностью, на которую Коул обратил внимание уже много позже, стал неожиданный интерес адвоката к его музыке. Сам диджей предполагал, что такому, как его любовник, больше по душе классическая музыка, ну, или блюз, на крайний случай. Впрочем, один из последних треков, над которым только-только закончилась работа, он всё же включил. Уайатт, даже не будучи любителем, оценить музыку смог и предложил Коулу использовать свои связи, чтобы договориться о выступлениях в нескольких наиболее известных клубах Большого Яблока. От таких предложений не отказываются. Уайатт своё слово сдержал и через некоторое время Коула действительно начали приглашать играть в те места, куда до этого он только мечтал попасть. С новыми выступлениями его имя и треки набирали всё большую популярность, жизнь в Нью-Йорке становилась для молодого диджея интереснее, разнообразнее и ярче. Времени на творчество оставалось меньше, поэтому музыку Коул писал, где придется. Однажды, когда вдохновение, как и всегда, настигло его неожиданно, он вывернулся из утренних объятий Уайатта и, достав из сумки ноутбук и уже хорошенько изношенные наушники, попытался уловить играющий в голове ритм. Адвокат наблюдал за этим процессом с нескрываемым интересом сначала на расстоянии, не вставая с кровати, а после — уже сидя рядом, на подлокотнике кресла и перебирая мягкие волосы любовника. — Новые наушники, — проронил он невзначай. — Что? — Коул на секунду отвлекся от трека и удивленно посмотрел на Уайатта. — Тебе нужны новые наушники. Эти выглядят потрёпанными. Диджей усмехнулся, возвращаясь к музыке. — Были бы деньги… — Я не сказал «Коул, сходи и купи себе новые наушники», — ответил мужчина, усмехаясь и поднимаясь с кресла. — Я сказал «тебе нужны новые наушники». Тогда смысл его слов ещё не до конца дошёл до диджея, но когда в следующую их встречу Уайатт протянул ему абсолютно новые наушники, в пару раз превосходящие по характеристикам его старые, Коул опешил. Принимать такие дорогие подарки он не привык, но весь вид любовника говорил, что отказа он не потерпит, да и, если быть честным, отказываться от такого было бы слишком сложно. Это была вторая странность, которая так незаметно стала привычной, что стоило Коулу высказать всего лишь желание — и Уайатт, не говоря ни слова, исполнял его в ближайшее же время. Пользовался ли он этим? Да, пользовался и вполне осознанно. Совесть его не мучила ни секунды, он ведь не выпрашивал ничего, а всего лишь рассуждал о том, чего бы ему хотелось — не больше. — Удачно ты себе любовника выбрал, котёнок, — усмехнулся Джеймс, закуривая в постели после очередного сеанса снятия стресса. — Может, познакомишь? Я бы тоже не отказался… — Обойдёшься, — фыркнул Коул, вставая с кровати и натягивая джинсы. Он уже должен был ехать в отель, но задержался ради Джеймса. Другу он в таком простом и естественном желании, как секс, отказать не мог, да и не хотел. С Ридом было приятно, просто и довольно легко. Они прекрасно знали друг друга, читая чужие желания и порывы как открытую книгу. Коул посмотрел на часы и чертыхнулся. Он опоздал уже на десять минут, а сейчас на дорогах пробки, так что в отеле он окажется не раньше, чем через час. А Уайатт очень не любил ждать. Кажется, завтра Коул уйдёт от него с новыми синяками и горящими от шлепков ягодицами. Сам виноват. — Ты маленький жадный собственник, котёнок, — бросил Джеймс, выдыхая приторно-сладкий дым. — Какой есть, — ответил Коул, надевая на ходу футболку и захватывая с пола новенькие наушники. — Завтра вернусь. — Ага, — услышал он перед тем, как захлопнуть входную дверь… … Уайатт принюхался, уткнувшись носом в мягкие волосы диджея. — Трава? Ты из-за этого опоздал? — в его голосе не было недовольства, лишь ленивая заинтересованность. — Мог бы приехать раньше, покурили бы вместе. Коул повернулся на спину, тихо простонав, когда свежие укусы на коже лопаток соприкоснулись с простыней. — Нет, не я. Джеймс курил, — ответил он чуть сонно. Сегодняшний вечер его хорошенько измотал. Обычно он не совмещал за раз и Уайатта и Рида, но сегодня он себе это позволил. — Джеймс? — адвокат вопросительно заломил бровь. — Да. Джеймс Рид, мой друг. Он тоже диджей. Собственно, я многого добился благодаря ему, — прикрыв глаза ответил Коул, как-то по-детски прижимаясь к теплой груди Уайатта. — Вот как… — протянул Уайатт и, если бы Коул прислушался, то наверняка бы различил недовольные нотки в голосе любовника. — Вы живёте вместе? — Зачем тебе это знать? Я же не спрашиваю, с кем живёшь ты, — пробормотал диджей, засыпая снова. — Ни с кем, — тихо ответил Уайатт, понимая, что Коул его уже не слышит. С каждой ночью, проведенной в объятиях адвоката, сны, одолевающие Коула, становились всё ярче, подробнее, детальнее. Просыпаясь, он помнил намного больше, чем раньше. Он мог сказать, что та арена во сне действительно была ареной цирка. Мужчина в красном камзоле — его владельцем по имени Финеас. А ещё он теперь прекрасно знал, что там, во сне, тот, кого называют Филлипом, влюблён в хозяина цирка — обреченно и безответно. Хорошо, что самому Коулу это не грозило: отношения с Уайаттом оставались чисто деловыми — адвокат снабжал своего любовника новыми связями и приглашениями в элитные ночные клубы, дарил дорогостоящую аппаратуру для записи треков, а Коул, со своей стороны, обеспечивал постоянный и приятный им обоим досуг. Они трахались, ничего друг другу не обещая, чтобы в любой момент все эти встречи можно было прекратить по щелчку пальцев. Коул становился всё более известным в кругу ночных тусовок Большого Яблока. Выступления были всё чаще — каждый уважающий себя клуб хотел видеть его именно у себя. Теперь уже Коул выбивал на вечеринках время для сетов Джеймса. Рид шутил, что они поменялись ролями, но особо его это не беспокоило. Благодаря выступлениям, они всё больше времени проводили вместе: на работе, в студии или просто на афтопати, куда их вдвоем нередко приглашали. Оба друга были довольны тем, какой оборот начала принимать их жизнь и карьера. А вот встречи с Уайаттом приходилось теперь откладывать, отменять, переносить, чтобы не упустить всё новые и новые возможности, льющиеся как из рога изобилия. Благо, любовник всё понимал, как деловой человек отдавая предпочтение карьере, а не личной жизни. Или Коулу хотелось, чтобы так было. Теперь уже редкие встречи проходили намного быстрее: времени на долгие беседы и распитие бутылки Уайатт не тратил — стакан виски, выпитый залпом, и он тащил Коула в кровать, брал несколько раз за ночь, грубо, жёстко, не слушая ни стонов, ни мольбы. В этом было что-то первобытно звериное, а хриплое предоргазменное дыхание Уайатта Коулу даже хотелось записать, но он не решался. Спрашивать, в чём причина таких перемен он не решался тоже. Работа, возможно, или что-то в личной жизни, той самой, куда Коул лезть не собирался. Сны после таких ночей были сумбурными и рваными. Всё в том же цирке Коул, нет, не Коул — Филлип, теперь был совершенно один. Финеас, мужчина в алом камзоле снял его навсегда, бросив собственное творение, не желая больше разрываться между ним и семьёй. А тому, чьими глазами на этот мир смотрел Коул, шоу без его шоумена было не нужно, сколько бы процентов ему ни было обещано. И каждое утро чувство тоски и утраты щемило сердце так сильно, что было невозможно отличить сон от реальности. Уайатт оставался с Коулом всё реже, пока совсем не перестал этого делать, собираясь и уходя чуть ли не сразу после того, как кончил. «Дела, наверное», — думал Коул, которому только и оставалось, что дожидаться через пару дней новой смс с адресом отеля, которая приходила неизменно… *** … Как и в этот раз. Они должны были встретиться завтра. Сегодня же ночью Коул возвращался из очередного клуба, решив, против обычного, срезать дорогу через центральный парк. — Уайатт? Уайатт, это ты, что ли? — спросил Коул, не в силах разглядеть скрытое тенью лицо. Но прозвучавший голос не давал возможности ошибиться. — Привет, котёнок, — Коул инстинктивно отступил, хмурясь, пытаясь понять, что его настораживает. Это было не ласковое прозвище, которым его обычно звал Джеймс, нет, это было что-то в самом тоне адвоката. — Что… — Так ведь он тебе называет, да? Вздрогнув всем телом, диджей неосознанно отшатнулся, будто застигнутый на месте преступления. Уайатт в пару шагов значительно сократил разделяющее их расстояние. — Ты ведь не думал, что я не узнаю? Ты ведь у меня умный мальчик, верно? — адвокат заложил руки в карманы пиджака, произнося каждое слово медленно, растягивая его своим тихим, сладким голосом. — Тебя это не касается, — отмахнулся Коул. Джеймс был и останется только его делом. Может, он и правда собственник, но как бы оно ни было, Уайатт в это вмешиваться не должен. — О, правда? Меня не касается то, что со мной ты ради денег и связей, а с ним — для удовольствия? — не сулящая ничего хорошего ухмылка появилась на тонких губах. — Почему это тебя волнует, чёрт побери? Мы встретились-то только для того, чтобы перепихнуться и разойтись. В этом ведь и смысл списка. Так откуда эта ревность, Уайатт?  — Коул отступил снова, сохраняя расстояние. Что-то подсказывало ему, что сейчас нельзя позволять любовнику приближаться. — Оттуда, что всё это уже давно вышло за пределы контактов. Мне бы тоже хотелось оставить это трахом на несколько ночей, но не получилось. Я смирился с тем, что ты забил на меня ради выступлений, но с этим ублюдком я мириться не собираюсь. — Не забывайся! Ты не имеешь на меня никаких прав, и никогда не имел. Тебе должно быть плевать, с кем я и где. Прихожу на твои зовы, как проститутка, — будь счастлив, зачем усложнять? — А ты и есть проститутка, Коул. Разве нет? Трахаешься со мной, получаешь за это подарки и деньги. Утром уходишь к другому, с которым трахаешься просто потому что хочешь. И тебя всё устраивает. Меня тоже устраивало, до недавнего времени. До тех пор, пока всё это не перешло границы. Уайатт тяжело и устало вздохнул, словно сомневаясь в том, что собирался сделать. Тишина окутала их обоих, стоящих в нерешительности и смотрящих друг на друга. — Веришь в жизнь после смерти, Коул? — будто между прочим поинтересовался адвокат. Юноша нахмурился, взглядом спрашивая, не рехнулся ли его любовник на фоне ревности. — Я не про рай или ад. Я — про переселение душ или как это называется правильно? «Точно рехнулся», — решил Коул, но отступать боле не стал. Если его любовник действительно двинулся, то не стоит лишний раз его провоцировать. Только спокойствие. Здесь может помочь только оно. — О чём ты, Уайатт? — О чём? Неужели ты не понимаешь? Ты ведь… — он замолчал на мгновение. — Не говори, что ты не видел их. — Кого? — недоумевал Коул. — Сны. Эти проклятые сны! — выдохнул Уайатт, прикрывая глаза. — Я вначале думал, что брежу. Или спятил окончательно. Да вот только все эти проклятые сны были слишком реальны, чтобы списывать их на алкоголь. Значит, либо они действительно были, либо я сошёл с ума. Юноша не знал, что ответить. Попытаться переубедить Уайатта, что все эти сны, какими бы они ни были, ничего не значат? И соврать самому себе. Или поддержать его заблуждение? Может, они вместе сходили с ума? Говорят, безумие заразительно. — К-какие сны? — Те сны, где ты не мог быть моим! — горько ухмыльнулся адвокат. — Я никогда не имел на тебя прав. Ни тогда, ни сейчас. Хотя, знаешь, пожалуй, в этот раз мне повезло больше. Я хотя бы мог спать с тобой. Коул скривился и хотел уже сказать что-то еще, но не посмел: Уайатт медленно достал из-за пазухи пистолет с глушителем и направил на оторопевшего юношу. — Тогда я только и мог, что смотреть и мучиться от невозможности тобой владеть. В той жизни, если это и была другая жизнь, я ни на что не мог рассчитывать. Мерзко, больно и глупо. Отвратительное ощущение. Сердце безумно колотилось, опережая пресловутые сто двадцать восемь ударов, и не слушало никаких уговоров. Коул понимал, что нужно уходить, убежать, скрыться. Но даже пошевелиться не мог. — И сейчас, когда я, наконец, подумал, что получил того, кого желал ещё с чертовой прошлой жизни, когда это проклятое чувство перестало отравлять мне жизнь, я узнаю, что у меня нет на тебя никаких прав… Так зачем терять время? — он снял пистолет с предохранителя. — Чёрт, Уайатт, ты серьёзно?! — прикрикнул Коул, только сейчас понимая, какая в действительности опасность ему угрожает. — Убери ствол, прошу тебя. Мы сможем договориться. — Договориться? — мужчина смотрел на любовника с невыразимой и незнакомой Коулу болью. — О чём? Будешь со мной по чётным дням, а со своим дружком — по нечетным? Глупостей не говори. Юноша отступил снова, мотая головой. Мысли безудержным потоком роились в голове. Сбежать, успокоить, надавить на жалость, пообещать всё, что ему захочется. Сделать хоть что-то! — Нет, я… я буду с тобой. Только с тобой. Буду твоим, если хочешь. — Да, разумеется. Под дулом пистолета, — хрипло рассмеялся Уайатт. — Нет, нет, — замотал головой Коул. — По доброй воле! — Смеёшься, да? — вскинул бровь мужчина. — Да ты сбежишь при первой возможности. То, что могло быть, Коул, ты откровенно похерил. Ну, что ж, такова твоя природа… А такова — моя. С этими словами он нажал на спусковой крючок. Новый выдох хрипом сорвался с губ. Дышать стало безумно тяжело, так, словно грудь вместо воздуха наполнили расплавленным свинцом. Коул медленно опустил взгляд, замечая, как на футболке расплывается чёрное в неверном свете луны пятно. Он притронулся к нему пальцами, ощущая на них тёплую влагу, а после поднял взгляд на подошедшего вплотную Уайатта, перед тем, как рухнуть на колени. В черных глазах, цветом не уступающих кровавому пятну, мелькнуло что-то болезненно яркое, мимолетное. И Коул узнал чужой взгляд, тот взгляд, который предназначался Филлипу, а не ему. И тогда все мысли кончились, осталась одна. Самая верная, правильная, единственная. — Тогда… — юноша неуверенно улыбнулся, чувствуя, как скопившиеся капли крови, выступая за грань губ, тонкой полоской спускаются по подбородку. — Тогда я тоже… хотел быть с тобой… Быть твоим. Но не мог… Уайатт судорожно вздохнул, так, словно весь воздух украли в одно мгновение, и ответил на улыбку. — Нам не повезло уже в двух жизнях. Быть может, в третьей мы будем счастливы, Филлип, — произнёс он и пустил ещё одну пулю — прямо в центр узкого лба.