Второй шанс

Лязг металла – и на серых стенах появляется рисунок из алых пятен. Росчерк катаны – и безжизненным мешком оседает еще один кусок дерьма. Уже седьмой на сегодня. Хорошо. Так погани станет меньше. Мышцы ноют, и это стало таким привычным. Пару дней, недель, месяцев? Когда я перестал обращать внимание на дикие перегрузки? Смешно для того, кто еще в детстве переступил предел человеческих возможностей. Еще один. Животное. Легко уклоняюсь от неуклюжей атаки и вспарываю сверху донизу: от правого бока и до грудной клетки. Окатывает фонтаном горячей крови. Морщусь и отступаю. Останавливается, и куски разорванных внутренностей буквально выпадают из него. Белые, склизкие. Падает на колени, путается в собственных кишках и все еще тянется ко мне. Скрюченные судорогой пальцы. Жаждет вцепиться мне в горло, разорвать его. – Мразь… – произношу совсем негромко. Острое лезвие описывает полукруг, и гнилая башка этого ничтожества отлетает назад, отскакивает от стены и катится. Катится, как футбольный мяч, как кочан капусты. С мерзким чавкающим звуком плюхается в багровую лужу. Самое место для такого ничтожества. Обтираю кровь с лица тыльной стороной ладони. Душ… Скорее бы смыть с себя ошметки этого дерьма. Мельком оглядываю куски плоти в расплывшихся багровых пятнах – теперь уже точно переулок мертвенно пуст. Мгновение – и все меняется. Ощущаю еще чье-то присутствие, внутри меня все словно сжимается и воет. Это чувство я ни с чем не перепутаю. Бросок – и сталь катаны распарывает воздух там, где долю секунды назад был «человек». Легко исчезает, как и всегда. Удар за ударом. Не отражает их, нет. Ускользает призрачной тенью. Так быстро, что даже лица разглядеть не могу. Бесит! – Прекрати играть со мной, Нано! – кричу в бешенстве. Ответом только ледяное дыхание фантома за спиной. Да где же ты, мразь?! – Решил почтить меня своим визитом? Тогда какого хера прячешься? – Ты так устал. Иначе почему так дрожат пальцы? Сука! Этот голос… внутри все льдом покрывается. Господи, когда я уже смогу… – Катись к дьяволу! – Когда-то белое окрашено красным. Ты в отчаянии. Спокойно. Дышу сквозь стиснутые зубы. – Чего тебе? – Ты так же слаб. Размытое пятно – и появляется прямо передо мной. Как всегда, равнодушный, пустой. Глаза цвета самой смерти, словно душу из меня тянут. Если она у меня есть. – Ошибаешься. – Ты серый. В тебе нет ни абсолютной ненависти, ни всепрощающего милосердия. Ничего, кроме страха и отчаянья. Тебе никогда не стать сильным. Не переступить через эту грань, которая окрасит тебя… – Заткнись! Отступаю назад, в тень. Так легче. – Ты страшишься света, но и ночь не окрасит тебя в черный, как бы ты ни хотел этого. Ночь не окрасит белесые проблески. Ты не утопишь собственную слабость в крови этих несчастных. Прикрываю глаза на мгновение. Так, спокойнее. Я все еще контролирую себя. Я – не он. – Зачем ты пришел? Потрепаться? – Ты ходишь по краю, мой мальчик. – А ты, значит, предупредить меня решил? Как трогательно. – Кто еще будет развлекать меня, как не ты, глупый ребенок? – Пасть закрой. – Ты так и не вырос, Шики. Твои игры с Арбитро… Он больше не нуждается в тебе. – О чем ты? А райн?! Или ты сам будешь бегать к нему с кейсом? – Ни ты, ни я. Есть кое-что… новое. Мертвое. Морщусь. Снова эти загадки. Туманные полунамеки. Я уже сыт ими по горло. – Что, даже не попытаешься убить меня? – Тебя это задевает? – отвечаю в том же тоне. – Ты не задумывался, почему он так интересен тебе, твой маленький мышонок? Дергает. Не могу сдержать болезненной гримасы. – Тебе интересно, кого я трахаю? С каких это пор? – Ты почти десять лет пытаешься убить меня. Это сближает, не находишь? Брови удивленно ползут вверх. Ну надо же, а ты, оказывается, можешь и не быть отморозком. – Вали ты к дьяволу, Нано. Разворачиваюсь, чтобы уйти. У меня нет ни сил, ни настроения для еще одной бесполезной попытки прирезать его, а раз так, то зачем тратить время? Мгновение – и я спиной ощущаю каждый ебаный кирпич в кладке стены. Катана с жалобным лязгом падает на асфальт. Запястья плотно сжаты, а перед глазами – его глаза. Безумные. Как много лет назад, когда мы столкнулись впервые. Не страх, ужас сковывает каждую клетку моего тела. Конечности леденеют. – Пусти… сука. – И этот хрип – мой собственный голос. – Ты жалок, великий Иль Рэ… Нет, не насмешка. Вообще никаких эмоций в голосе. И это еще больше выводит меня! Бесит!!! Буквально впечатывает меня в стену своим телом, так близко, что я выдохнуть не могу. Пытаюсь отодвинуться, чтобы горячее дыхание не касалось моей шеи. Тщетно. – Этот мальчишка… Знаешь, почему именно он? – Случайность, не более… Какого хера я отвечаю ему?! Ты прав, я жалкий. – О нет. Случайностей не бывает. Всем руководит своенравная особа, и имя ей – судьба. Именно она управляет нитью твоей жизни. Она окрашивает ее… – Прекрати… Его губы вот-вот коснутся моей кожи. Нет. Не надо. – Ты выбрал его потому, что он – отголосок силы. Силы, которой ты страшишься. Он – часть меня. Ничтожно слабая. И поэтому власть над ним так важна для тебя. Это все, на что ты способен. Тебе никогда не превзойти меня, маленький глупый ребенок. – Заткнись! Не называй меня так! Отпусти! – Плохой мальчик. Разве так просят? Нет! Никогда! Я не унижусь! А губы, словно чужие, шепчут: – Пожалуйста… – Вот так. Умница. Холодная ладонь касается моей щеки, гладит, а я каждое мгновение умираю от снедающего меня ужаса. Все внутри мечется и кричит, кричит на сотни голосов. Исчезает так же внезапно, как и появился, а я все стою, не могу поднять голову. Не могу проглотить это унижение. Шаги. Безумный, противный смех, как металлический скрежет. Несколько силуэтов. Смутно вижу их из-под длинной челки. Не помню, когда я успел оказаться рядом с одним из них. Стискиваю чужое горло и даже сквозь кожаные перчатки ощущаю, как бешено бьется пульс. – Жалкий… Пальцы вгрызаются в плоть. – Кусок… Сжимают твердый кадык. Горячая кровь стекает по пальцам, пачкает запястья, струится под браслетами, окрашивает локти. – Дерьма. *** Красный… Сколько у него оттенков и полутонов? Темно-бордовый, вишневый – цвет венозной крови, той, которая так медленно струится. Светлый, кирпичный – цвет черепицы в доме, где я когда-то жил. И блядско-розовый – цвет стен в этом долбаном кабинете. Глаза режет. Ненавижу. Не только красный. Все эти гребаные оттенки. Поэтому я всегда выбираю черный – цвет ненависти, единственное, на что я способен. – Шики, пара минут! Ну будь лапочкой! – Он улыбается и исчезает за дверью, помахивая розовым боа. Пижон. Молча огибаю стол и падаю в его кресло. Убить его не могу, что толку напрасно сотрясать воздух? Пока не могу – такое маленькое, но важное уточнение. Выдыхаю и представляю, как хребет ему вырву из задницы, а сверху эти ебаные перья намотаю. Для эстетики. Успокаивает. Закрываю глаза и откидываюсь на широкую спинку кресла. Что бы ни говорил Арбитро, а «пара минут» – это верные полчаса, а то и больше. Невольно вспоминаю слова Нано: «Он больше не нуждается в тебе». Так ли это? А если так, то как скоро ты попытаешься выкинуть меня? Пара недель, дней, часов? Надоело. Устал. Заебался я! Я иду против всех, на моей же стороне нет никого. Никого, кто открыто или тайно не желал бы моей смерти. Что-то шуршит, подползает ко мне и утыкается в колено. – Почему ты здесь, Кау? Не глядя тянусь и ерошу волосы мальчика. Трется, толкается макушкой в ладонь. Урчит. – Что, так нравится? Редко тебя просто трогают? Чуть кивает. Наблюдаю, как он ластится, из-под прикрытых век. Тянется выше и опирается ладонями на мои колени. Уже хочу скинуть его на пол и дать хорошего пинка, как малыш находит пальцами мое запястье и цепляет тонкий ремешок. Вот оно что… Запах наверняка остался. Хотел бы я знать, почему просто не выкинул его. Я не ищейка, чтобы чувствовать запах или еще что, но блять… Гребаный кусок кожи. Почему я отпустил тебя, а, глупый мышонок? Пара крепких затрещин – и присмирел бы. Но я не хочу принуждать тебя. Слишком приторно подчинение после того, как ты добровольно… Черт, даже не знаю. Хочу тебя… испуганного, такого искреннего, томного, разомлевшего от моих ласк, податливого от удовольствия, а не побоев и страха. Ину снова тюкается под руку, напоминая о себе. Перебираю белые прядки, и меня дергает при мысли, что кто-то может хотеть подобное. Искалеченного ребенка. С маленьким худым тельцем, немого, с уродливыми шрамами. Цепляю маску на его лице, стягиваю ее на лоб. Черная хирургическая нить аккуратными стежками петляет между длинными ресницами. – Хочешь, я прекращу это? Мгновение – и все закончится. Больше никакой боли, унизительного подчинения. Замирает, и мордочка приобретает мученическое выражение. Хочешь, я же вижу. Какой-то шум в коридоре. Топот ног. Что, папочка потерял свое драгоценное дитя? Кау беспокоится и спешно натягивает маску обратно на лицо. Пятится и забивается в угол. Лязгает замок на соседней двери, кто-то дергает его панически, истерично. Я пропускаю что-то интересное? Или же… В кабинет врывается нечто. Заполошное, нервозное нечто. Мое. Закрывает дверь. Сглатывает. Делает шаг вперед. Замирает. Испуганный. Еще шаг. Бледный. Еще ближе. С темными кругами под глазами. Ближе. Огибает стол, останавливается. Понимаю. Боишься. Снова шум и лязг дверной ручки. Каратель, дикая кошка с наточенными коготками. С удовольствием наблюдаю, как ухмылка медленно выцветает на его лице. Не ожидал. – Шикичи… Любимый… И ты тоже здесь, да?.. – Сказано так кисло, что лимон бы обзавидовался. Перевожу взгляд на мышонка. – Что ты здесь делаешь? Сжимает кулаки и упорно изучает взглядом мой подбородок. Не рискует подняться выше, посмотреть в глаза. Что ты боишься там увидеть? Нет, не так… Что ты боишься НЕ найти в моем взгляде? – Я задал тебе вопрос. Уголок разбитого рта дергается. Наклоняется еще ниже. Краем глаза наблюдаю за Гунджи – он непредсказуем, нельзя оставлять его без присмотра. Мало ли что взбредет в его взлохмаченную голову? Снова шаги, на этот раз спокойные, размеренные. Скрип ручки. – Шики, ты не представляешь, что задержало… И замолкает. Еще как представляю, проблядская ты мразь. Не справился с искушением и решил урвать лакомый кусочек? Только чрез мой труп ты получишь его, гнида. – О… Твоя зверушка тоже здесь? Как неожиданно… – Не то слово. Думаю, это ТЫ расскажешь мне, что делает здесь МОЯ зверушка… – Он был один. Ты наигрался, я думал. Оставляю это без ответа. Опять же – бессмысленно. Потому что он прав. Хоть меня и корежит от одной только этой мысли. Но ты ушел от меня сам. Выбирай сейчас, мышонок. Снова. – Нагулялся? Всего в метре от меня. Близко, так близко, что вижу, как у него подбородок дрожит. Арбитро, кажется, перестал дышать в ожидании ответа. Еще бы, такая игрушка. – Прости… те, хозяин, – хрипло, едва слышно давит из себя последнее слово. И я прощаю. В который раз прощаю его очередную отвратительную выходку. Но накажу. Чуть позже. Бросает беглый взгляд на Арбитро и медленно, не разрывая зрительного контакта, опускается у моих ног. Физически чувствую, как ломается его внутренний стержень, его гордость. Моя глупая рыбка. Мне не нужен послушный раб. Но это потом, а сейчас… – Арбитро, я жду. – Э… Я ошибся? С кем не бывает? Ты же простишь мне, э-э-э, эту маленькую оплошность?.. Оборачивается и, судя по лицу карателя, взглядом обещает поиметь без вазелина. «Киска» исчезает и тихонько прикрывает за собой дверь. Ну еще бы, папочка зол. Одергивает цветастый галстук и нервно улыбается мне, поправляет боа. Затянуть бы как удавку, и, сука, наслаждайся асфиксией. Ты же любишь извращения. Мое внимание привлекает дрожащий комок справа. Дергается и едва задевает мое бедро плечом, тут же отскакивает и бледнеет. Все-таки боишься меня. Не хочу. Цепляю за худое плечо и рывком поднимаю с пола. Шипит от боли. Вырывает руку и едва не посылает меня куда подальше. Так и вижу, как тонкие губы кривятся. Играешь послушного песика? Восхитительно. Отодвигаюсь назад и опираюсь на спинку. Медленно оглаживаю свои бедра, приглашающе хлопаю по коленям: – Иди ко мне… Арбитро замирает в кресле напротив, в глазах загорается алчный огонек. Я устрою представление, которого ты так жаждешь. Мышонок быстро облизывает губы. Соскучился? Осторожно, словно пробуя горячую воду, ставит колено между моими ногами. Нависает и выжидает. Не отрываясь, наблюдаю за выражением его лица, обхватываю за бедра и, дернув, усаживаю к себе на колени. – Люблю, когда ты сверху, рыбка. Заваливается вперед и упирается в мою грудь ладонями. Так близко. Стягиваю перчатку и осторожно обвожу контуры свежей гематомы на скуле. Морщится, но терпит, не отстраняется. Еще ближе, неуверенно, нервничает. Чего ты боишься? Я не оттолкну тебя. Словно читает мои мысли. Рывок – и сминает мои губы. Жадно. Неистово. Дух захватывает. Обхватывает мое лицо, и я послушно запрокидываю голову, позволяя ему углубить поцелуй, скользнуть язычком поглубже. Мой сладкий мальчик. Ты нужен мне. И плевать на все пламенные речи Нано. Ты – мой. Потому что я так хочу. Потому что этого хочешь ты. Кресло достаточно широкое, чтобы ты мог втиснуть ноги по бокам от моих бедер. Глажу напряженную спину. Шипишь прямо мне в рот – должно быть, задел один из новых синяков. Сколько неприятностей ты словил на свою маленькую попку за эти двое суток? Нехотя отстраняется, смотрит на меня. Этот поцелуй вышел почти робким, целомудренным… по сравнению с теми, к которым я привык. Нет, не так. К которым ты приучил меня. Теперь расплачивайся. – И это все? Я разочарован. Понимающе хмыкает. На этот раз медленнее. Кончиком языка цепляет мои губы, дразнит. Отвечаю тем же. Совсем низко… теплый, приоткрытый ротик. Дразнит меня, раз за разом отступает на шаг назад, а я подхватываю, продолжаю эту игру. Чертова имитация поцелуя. С ума сводит. Стискиваю светлые прядки на затылке и силой тяну ближе. Хватит, не могу больше. – Нечестно… – Зато действенно. Удивляешь меня снова, мышонок. Буквально заставляешь меня захлебываться тобой, не даешь ни глотка воздуха. Только ты. До удушья, болезненной эйфории. Я увяз в тебе. Низкие хрипы вместо вздохов. Цветные пятна перед глазами. Ошарашенный взгляд Арбитро. И Акира тоже замечает его. Выгибается и вопросительно смотрит на меня. И в серых глазах словно разряд пробегает. Что ты задумал, коварный мыш? Хотя нет, я и так знаю. Обхватываю его за талию, другой рукой стягиваю куртку, и он послушно помогает мне. Вот черт. Только ты, маленький сучоныш, можешь выглядеть так развратно с почти детским румянцем на скулах и смущенно закушенной губой. Приподнимается и устраивается боком, прижимаясь к моей груди. Проходится пальчиками по ткани футболки, цепляет цепочки крестов. Выгибается и с блядской улыбочкой сжимает меня между ногами. Маленькая дрянь. – Здесь нельзя, мышонок. – Хочу тебя. Что, прямо вот так, в лоб? – Боюсь, Арбитро обкончается, так что потерпи немного… Морщится и вцепляется в толстую цепочку, тянет вниз. Улыбаюсь прямо ему в губы: – Похотливая бл… Затыкает мне рот прежде, чем я успеваю закончить. Весьма грубо затыкает, зубами впиваясь в мои губы. И снова, почти до удушья. Горячий язык ловко вылизывает мой рот, дразнит нёбо, пытается пробраться поглубже. Постанывает и не дает мне перехватить инициативу. Отчаянно борется, сплетает свой язык с моим и так часто цепляет зубы, что этот поцелуй приобретает такой желанный металлический привкус. Безумие. Ты хотел прямо здесь? Потом не плачь, глупая рыбка. Тянусь к его штанам. Приподнимает бедра, поскуливая и помогая расстегнуть ремень. Да что ты со мной делаешь… Пальцы обхватывают твердый, почти каменный член. Коротко вскрикивает и фактически имеет меня в рот языком. Грубо толкает его в глотку, отпихивая мой в сторону. А эти стоны… Накрывает мою руку своей и насильно задает нужный ритм. Сучка. Весь – кусок натянутых нервов. Вжимается, трется об меня. Слюна стекает по подбородку. Даже не замечает этого. Что это? Хорошо поставленный спектакль или тебе действительно так сносит крышу? Один взгляд в мутные, с расширенными зрачками глаза – и ответ очевиден. Но это только на секунду. Губы саднят, его опухли и покраснели. Держит мой взгляд. И ни на секунду не отпускает мою кисть. Обязательно спрошу, каково это – дрочить моими пальцами, а после поимею. Если ты не выебешь меня раньше, развратный малыш. Хриплый стон. О черт. Буквально стискивает себя, впиваясь острыми коготками в мои пальцы. – Шики… Я просто кожей чувствую, о чем ты просишь. Тянешься, услужливо подставляешь нежную шею, в которую я с силой впиваюсь зубами. Болезненный хрип и сладкий, полный животного наслаждения стон. О дьявол… Горячая влага оседает на пальцах. Начнешь ерзать – и я убью тебя. Потому что я не могу позорно кончить в штаны, как неопытный мальчишка. Сейчас я близок к этому, как никогда. А все это растрепанное чудо… с детской мордочкой и блядским взглядом. Вытягивает мою испачканную руку. Нет, ты же не собираешься?.. Все так же, не отрывая взгляда, подносит кисть к губам и осторожно, с тонкой улыбочкой, прикасается к испачканным пальцам языком. Медлит, а после уже увереннее втягивает их в рот, один за другим. После вылизывает ладонь. Не могу отвести взгляд, а тугая пружина внутри живота закручивается плотнее. Маленький садист, ты ответишь за это. Проблема в том, что ты, похоже, совсем не против, а разве это наказание? – Ненасытный. Неужели тебе мало? Вместо ответа втягивает в рот сразу два пальца. Сжимает их и гладит язычком, чуть выпускает, и снова. Только идиот бы не смог провести аналогию. – Я тебе член в глотку по самые гланды вобью… Довольно урчит. Да ты издеваешься?! Куда делся маленький мыш, краснеющий от одного только взгляда? И что это за чудовище, которое фактически грозится сожрать меня с потрохами? – Э… Шики… Это все просто прекрасно, но… Бля. Арбитро. Точно. Давит из себя одну из своих фальшивых улыбок – хиленькая какая-то она, а в голубых глазах мелькает зависть. Зверушка пришлась по вкусу? Еще бы, такой сладкий малыш, а что он вытворяет… Наглядная демонстрация пришлась очень кстати. Теперь столешницу грызть будешь. – Приведи себя в порядок, – бросаю небрежно и тут же ставлю мышонка на ноги. Взгляд хозяина «Игуры» тут же жадно изучает его, словно лапает. После находит глазами Ину. Уверен, ты сравниваешь их сейчас. Но разве может жалкое, забитое существо сравниться с совершенством? С моим совершенством. Так что прибереги свои похотливые взгляды. Перегибаюсь через подлокотник и поднимаю с пола кейс. Акира скользит по нему взглядом, словно без интереса, но… не обманешь, не меня. Чемодан ложится на стол и от легкого толчка скользит вперед, прямо в руки масочника. Смотрит на него, улыбается, кивает мне и убирает под стол. Нет, не так. УБИРАЕТ ПОД СТОЛ. НЕ ОТКРЫВАЯ. НЕ ПРОВЕРЯЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ КАПСУЛ. Ты был прав, Нано. Я больше не нужен. Еще одним опасным противником за спиной стало больше. Итак, снова: сколько? Дней, часов или счет пошел на минуты? Но пока… что мне стоит сделать вид, что все так, как и должно быть? Поднимаюсь с кресла, привычно подхватываю катану. Делаю это чуть медленнее, чтобы Арбитро успел подумать: а стоит ли делать глупости? Натягиваю перчатку. И киваю застывшему мышонку. – Не кашляй, Битро. *** – И что ты сейчас устроил? – спрашиваю, стоит нам только оказаться на улице, под прикрытием стен старых домов. На треп нет времени, но… три минуты, Шики. Только три минуты. – Тебе не понравилось? – Когда это ты успел стать законченной нимфоманкой? – Прекрати отвечать вопросом на вопрос. – Ты первый начал. – И первый же закончу. Толкает меня и проходит вперед. Ты все еще кое-что должен мне, мышонок. Хватаю за плечо, тем самым заставляя остановиться. – Больше ничего не хочешь мне сказать? Лицо искажается, тонкие губы кривит судорога, прячет глаза, избегает моего взгляда. – Прости… Меня словно переклинило, я увидел Кейске и… Эй! Какого хера я снова извиняюсь?! – Предыдущие извинения не засчитаны. Выдыхает, выворачивается и подходит ближе, вплотную. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Такой послушный. С чего бы это? – Ты снова это делаешь. Прекрати… – шипит сквозь зубы, отводя глаза. Ну что… Тянусь к его лицу, осторожно оглаживаю острые скулы. Расслабляется, прикрывает глаза… и тут же едва не падает от коварного подзатыльника. Возмущенный вопль заставляет меня улыбнуться. Потирает макушку и явно собирается послать меня ко всем чертям. Не время. Просто сгребаю его в охапку и прижимаю спиной к своей груди, наклоняюсь к шее. – Поигрались – и хватит. Слушай внимательно: сейчас ты тащишь свою маленькую попку в нейтральную зону и сидишь там, желательно окопавшись так, чтобы даже я тебя не нашел. – Почему? Устало закатываю глаза. – Потому что я так сказал. Или утонешь в дерьме, которое сейчас начнется. – А ты, значит, нет? – На удивление, его голос звучит очень холодно и спокойно. – Беспокоишься обо мне? С чего бы это? – Ты заебал. Можешь ответить прямо?! – Могу. – Ну так сделай это! – Арбитро больше не нужен райн. – Но ты же Иль Рэ! Не знаю, наркобарон и прочая чушь в этом духе… Именно, чушь собачья все это. – Хрень все это. Меня заменят послушной куклой, которая будет Арбитро ноги целовать, а теперь есть еще и ты, Акира. После твоего шоу в кабинете… он желает заполучить тебя в свою коллекцию еще больше. – Вот черт. Мог бы остановить меня. – Мог. Трусь носом об его ухо. Замирает. Сжимает запястье удерживающей его руки. Проходится пальцами по намотанному на перчатку ремешку. – Тогда почему ты просто не уйдешь из Тошимы? – Есть одно незаконченное дело. – Не расскажешь? – Нет. – Я хочу остаться с тобой. – Нельзя. – Потому что ты придурок? – Может, и так. – А дальше что? Когда ты разберешься со своим «делом»? Хотел бы я знать. Столько лет… Кончится ли это когда-нибудь. Не знаю. Не знаю, что ответить. Столько этих гребаных «почему» и «что дальше». – Но ты же найдешь меня, так? Притащишь назад и все такое? – Скорее всего. Сиди тихо, ладно? – Мне кажется или ты просишь, а не приказываешь? Да ты просто тянешь время, маленький поганец! Стискиваю его и хорошенько встряхиваю. – Заткнись и вали отсюда. Отпускаю и легонько отталкиваю. Отступаю в тень, в переулок. Иди уже давай. Несколько метров молча пятится, после срывается на бег и уже не оборачивается. Я присмотрю за тобой, одним глазом, а может, и двумя, кто знает. Но в одном ты прав: я притащу тебя назад. Слежу за фигуркой в черном, пока она не становится едва различимой, а потом и вовсе сливается с очертаниями улиц. Небо светлеет, словно выцветает, из черного становится серым, скоро и вовсе окрасится в розовый, а после – в багряный. Краем уха улавливаю какую-то возню. Здесь, недалеко, в ближайшем переулке. Рукоять катаны удобно ложится в ладонь, ножны отлетают в сторону. Очередная гниль, а значит, не займет много времени. Огибаю стену. В глаза тут же бросается беспорядочно сваленная груда тел. И больше ничего. Кирпичные стены и пара ржавых штырей, должно быть, от мусорных баков. Подхожу ближе. Надо же, четыре куска дерьма – и у всех вздувшиеся вены. Передоз? Двое судорожно хватают воздух, еще пара корчится рядом. Хрипят и давятся грязно-желтой пеной. Омерзительно. Но… никогда не видел подобного. Или же ни одна из моих жертв не жила так долго? И все это – всего лишь еще одно последствие райна? Плевать. Мусору место среди мусора. Сталь вгрызается в плоть, словно нож входит в масло. Один за другим, все они затихают. Багровая лужа растекается по асфальту, подбирается к моим ногам. Отступаю. Я и так достаточно испачкался, избавляя это подобие человека от страданий. Пора сваливать. Достаточно уже задержался. Кто знает, как скоро «папочка» найдет подходящую кандидатуру на мое место? Останавливаюсь. Скрежет. Словно ногтями по стеклу. Что за?! Едва успеваю уклониться. Со спины. Не может быть. Один из жмуриков. Тот, с дырой в грудной клетке. Вот хрень. Промахнулся? Краем глаза замечаю, что еще один встает, а потом и следующий… Они все. Закатившиеся зрачки, тягучая желтая слюна. Холодный пот прошибает. Они. Не. Могут. Быть. Живы. С такими ранами. Отступаю назад, увеличивая дистанцию. Что бы это ни было, нельзя пустить его ближе чем на длину лезвия. Очерчиваю полукруг, катана со свистом рассекает воздух, и они все словно просыпаются. Все разом, синхронно. Один бросается в лобовую. Наклоняюсь, а «тело» с громким треском врезается в стену, оставляя на ней багровые пятна. Ухожу вправо и сношу часть лица ближайшему из «трупов». Кусок скулы болтается на порезанных мышцах, обнажая нижнюю челюсть. Никакой реакции, даже не замечает покалеченный кусок плоти. Неотрывно следит за мной немигающими глазами. Зажимают меня в кольцо, медленно приближаясь. Всего лишь куски мяса, не больше, а значит… Финт – и катана вспарывает одного из них, глубоко прошивает бок и окрашивается кровью. Черт. Снова отступаю на шаг назад, к кирпичной стене. Блядство, совсем плохо. Позволил зажать себя. Теперь сразу двое. Откидываю одного, а второй прошивает мое плечо зубами, вцепляется и просто вырывает кусок. Не чувствую ничего, словно это не моя рука оказалась в пасти мрази. Цепляю за волосы и со всех сил прикладываю о стену. Хруст. Дергаюсь. Сначала терпкий запах крови, а уже потом тягучая боль парализует правую руку. Горячие капли струятся по запястью, стекают на асфальт. И им всем окончательно срывает крышу. С трудом отбиваюсь, то и дело чувствуя острые зубы, которые пытаются отхватить кусок побольше. Несколько минут, и истекаю кровью. Отвратительные рваные раны. Сука. Кольцо сжимается. Замахиваюсь, оставляя торс открытым, и перерубаю шею тому, кто ближе, с покореженным лицом. Медленно, с чавкающим звуком голова заваливается назад, что я вижу перерубленный позвоночник и струйки темной крови, бьющие вверх. Заливает одежду. Шагает. И падает. Отлично, еще трое. Короткий рубящий удар. Вторую мразь отпихиваю рукой и по инерции отлетаю назад. Спиной врезаюсь в кирпичную кладку, но не это главное. Главное – это металлический штырь, который прошил левый бок. Задыхаюсь, пальцы судорожно вцепляются в гарду. Пытаюсь сделать шаг вперед, снять себя с этой херни… Удар. Тело наваливается сверху и пальцами вгрызается в рану, словно пытается вскрыть меня, как праздничный пирог, чтобы добраться до начинки. Ладонью упираюсь ему в лицо, пальцами нажимая на глаза, вдавливаю их внутрь черепа – никакой реакции, все еще пытается отхватить кусок горячей плоти. Отталкиваю, и тут же еще один цепляется за руку. О черт! Фактически жрет мои пальцы, отгрызает их от рукояти. Не разожму – и можно попрощаться с верхними фалангами. Оружие с жалобным лязгом падает на грязный пол. Теперь это просто бесполезный кусок металла, до которого я не могу дотянуться. Тягучая ледяная боль от раны в боку медленно расползается, охватывает поясницу, стекает ниже. Эти существа почти висят на мне, отталкивают друг друга, пытаются подобраться как можно ближе к незащищенному торсу и рукам. Один у лица, метит в шею. Так близко, что вижу вздувшиеся капилляры в глазницах. Почти причмокивает, в кровь раздирает собственные губы, рвет их зубами и жадно втягивает в рот выступающие красные капли. Животный голод. Пытаюсь отодвинуться хоть немного. Все тщетно. Это мерзкое, обезображенное собственной жаждой крови нечто прижимается ртом к моему горлу и медленно, словно наслаждаясь моей агонией, зубами вспарывает плотную кожу. Присасывается к ране, а я почти теряю сознание. Не от боли – от омерзения. Ворот футболки намокает от крови и слюны этой твари. Я не могу сдохнуть вот так, в грязном переулке, истекающий кровью, разорванный на куски. Не могу. С трудом высвобождаю левую руку. Пальцы не слушаются, запястье словно в огне. Упираюсь ею в грудь мрази, которая прокусила мне шею, а теперь буквально глодает плечо, медленно, смакуя каждый кусочек откушенной плоти, вылизывает рану и снова рвет зубами мышцы. От ключиц и до кончиков пальцев правая рука парализована адской болью. Нервные окончания, не прекращая, сигнализируют о повреждении и тем самым сводят меня с ума. Медленно, кусок за куском они растащат меня по переулку, сожрут все. Черта с два. Подавишься, мразь. Вложив в удар всю ярость, на которую я только способен, вцепляюсь пальцами в брюшину твари. Сломанные пальцы тут же отзываются феерической болью. Перед глазами темнеет. Еще сильнее. Отвратительный, чавкающий звук. С трудом пробиваю мышечный слой и жировую ткань, и только тогда «это», всего на секунду, отрывается от меня и тупо пялится на месиво из внутренностей, которое стискивают мои пальцы. Дергаю и откидываю ошметки кишок и желудка в сторону. И снова, едва сдерживая подступающую агонию, разрываю образовавшуюся полость еще больше. Чужая мертвая кровь смешивается с моей, заливает брюки и даже шнуровку тяжелых сапог. Ну же, еще немного… Под пальцами – хребет этой твари. Изо всех оставшихся сил, ну же… Хруст. Просто заваливается на бок, как мешок мусора. Безучастно, не меняя выражения лица. Еще двое. Подступают вплотную – единственную преграду, заставляющую их держаться в стороне, я только что убрал сам. Двое, а у меня уже нет сил. Больно. Каждая клетка моего тела, каждый сустав, каждое нервное окончание – все стонет и вопит от невообразимой боли. Дергаюсь, откидываю тела и едва не кричу, делая шаг вперед. Проклятый кусок железа наконец-то покидает мое тело. Ноги не держат, падаю на колени. Снова прижимают к стене, с силой прикладывая затылком о кладку. Все в красных пятнах. Уже не чувствую, но слышу, как хрустит что-то. Кажется, ребра… мои. Сползаю ниже. Тянут, заботливо укладывая на залитый кровью асфальт рядом с обезглавленным телом. Треск ткани, грудь обдает холодом. Снова волна боли накрывает, а единственное, что я вижу перед собой, – это изуродованное лицо с лоскутами свисающей кожи. Тело немеет. «Но ты же найдешь меня, так? Притащишь назад и все такое?» Прости, мышонок. Глаза, кажется, открыты. Не знаю. Темно. Черный… У него нет оттенков.