Во время дождя

      Душный сумрак, сгустившийся в комнате, был до того знаком, что хотелось обнять, а не пронзать его тело, невидимое, неподвижное, рваными звуками, напоминавшими отдалённо какую-то песню. Но двигаться не хотелось. А отложить гитару и встать с нагретого телом пола, чтобы открыть окно и проветрить, впуская недавно начавшийся дождь, — не хотелось тем более. Ему не хотелось в этот момент решительно ничего.       За исключением… За исключением.       Пальцы левой руки со скрипом двинулись вдоль по грифу, неверно прижали аккорд, а большой с правой нежно провёл по струнам, цепляя одну за другой, одну за другой, несколько раз подряд.       Его ноги не мёрзли, одетые в шерстяные носки и перепачканные чьей-то кровью и грязью штаны камуфляжной расцветки. Немного озябли плечи под лёгкой тканью застиранной вусмерть чёрной футболки с почти облупившейся, некогда яркой эмблемой любимой группы, но надеть что-то сверху, а главное — это «что-то» найти казалось чем-то из разряда фантастики.       По этой причине он возлежал на полу в тишине, опираясь спиной о походный рюкзак приятеля, странно пропавшего пару недель назад без звонка (ну ничего, вернётся придурок, не в первый раз), вытянув по полу длинные ноги, и тихо бренчал на гитаре упругой сгущающейся темноте.       Из неё мог явиться кто-то.       Шум за окном нарастал волнообразно, то заходился в истерике и барабанил в стекло, закрывая мутной стеной от взгляда соседний дом и деревья, которые в ясный день можно было не только увидеть, но и потрогать руками их тёплые лапы ветвей; то утихал, лишь немного шурша по зелёной листве, нагоняя тоску, прогоняя надежду.       Хотелось завыть с ним хором — тихо, протяжно, но, кажется, голос осип от непривычно длительного молчания. Он долгое время был дома один. Предстоял ещё один день тишины, пустоты и ни с чем не сравнимого одиночества.       Скука снова давала знать о себе обострением, как это было всегда во время дождя. В груди немного свербило от совершенно невнятных желаний, но что с этим делать — он даже не представлял. Препараты обычно давали успокоение, но ненадолго. Не помогал так же и алкоголь. Эффект испарялся, и бесцельная реальность ввинчивалась в основание черепа острым алмазным сверлом, накручивая на себя белые, скользкие нитки нервов.       Резкая вспышка света выхватила почти проглоченный темнотой натюрморт: кривую башню тарелок, ощетинившуюся ручками ложек и вилок, с огрызками яблок и обёртками от конфет на самой вершине, коробки и пакеты из-под фаст-фуда, пустые бутылки из-под вина и чего покрепче, стаканы с неизвестным содержимым, присохшим на дне, в дальнем углу вибратор в кондоме с кучкой когда-то влажных салфеток, так и не вымытый после использования. Сколько дней он вот так пролежал, кто его положил, да кто ж его помнит? Секс ему тоже не помогал, особенно если с собой. После накатывала тошнота омерзения, и не хотелось притрагиваться к себе, даже мыться. Он мог не делать это неделями.       Эрен зажмурился и досчитал до пяти, по венам медленно покатилось рычание грома, вызывая приятную дрожь, будто всё тело ласкали чужие руки. Спина немного прогнулась и заскользила по ткани набитого рюкзака. Упав на плечо, он неловко ударил гитару корпусом об пол. Раскат завершился глухим возмущённым звуком и мелодичным, печальным пением струн.       Раздался короткий звонок.       Вскинувшись и развернув лицо к двери, Эрен уставился на источающий вязкую черноту прямоугольник с едва заметно блестящей точкой глазка. Пол холодил щёку. Движения за дверью не ощущалось.       Надо же. Показалось.       И правильно, кто будет в гости ходить в такую погоду?       Но за порогом послышалось нетерпеливое шарканье толстых подошв о половик.       Может, он всё-таки пиццу заказывал и нафиг забыл, как с ним это часто бывало в последнее время?       Дождь припустил, и снова раздался звонок, прошивая теперь от макушки до пяток острыми, будоражащими уколами. Эрен как будто увидел гостя сквозь преграду.       Медленно и тихо спихнув гитару на здесь же лежащую зимнюю куртку, — так вот она где! — он подтянул к груди ноги, перекатился на колени, а после поднялся и совершенно неслышно подкрался к двери.       Гость недовольно вздохнул и перестал терзать кнопку звонка. Тонкие пальцы нырнули в карман, поймали брелок и вынули связку ключей, позвякивая, быстро выбрали нужный. Ключ вошёл в скважину с волнующим характерным металлическим звуком и перевернулся два раза. В это же время хозяин жилища неслышно задвинул щеколду, блокируя замок. Ключ выскользнул из щели. Медленно опустилась ручка, но дверь гостю не поддалась.       — Чёрт бы тебя побрал, — послышался голос снаружи. — Я знаю, что ты не спишь! Открой ебучую дверь, или я её вынесу на хер! — мужчина шипел, а Эрен где-то в воображении видел, как отливают ртутью глаза.       Сердце возликовало: он больше не будет один!       Прижавшись к двери щекой и мечтательно улыбаясь, он погладил ободранную обивку. Резкий удар снаружи заставил его отпрянуть и улыбнуться ещё шире.       Ого! Что-то будет. Он не в настроении.       Эрен ударил в ответ по мягкой обивке с торчащим из прорезей синтепоном. Звук получился смазанный и совершенно не впечатляющий.       — Сука, открой, или я тебя этой же дверью прибью!       И он подчинился: лязгнув задвижкой, впустил недовольного человека.       Чёрные волосы вымокли до сосулек. Капли воды с них падали на паркет, белый плащ и ботинки, стекали по бледному от раздражения лицу за высокий ворот толстого джемпера. Он выглядел как воплощение дождя. И пах точно так же.       Эрен смотрел на него, запоминая каждую чёрточку: тоненькие морщинки в уголках глаз, ресницы — не очень длинные, но густые, тонкие брови, красивый прямой нос, высокие скулы, поджатые губы, упрямый подбородок, за который хотелось схватиться пальцами, чтоб удержать на месте для поцелуя. В том, что его незнакомец откажется поцеловаться в прихожей, Эрен даже не сомневался. Он знал наизусть этого человека.       Это ведь он его выдумал.       Гость смотрел в ответ с явным неодобрением, щуря глаза сквозь подступающий мрак, как будто пытаясь увидеть, что в голове у хозяина дома.       — Какого хера ты тут творишь? — разразился он наконец.       «Ты весь мокрый, разденься, простудишься», — подумал Эрен, но так и не произнёс это вслух.       — Совсем охуел на своих колёсах? Так я тебе быстро вправлю мозги! — Голос противно лязгал от злости, хуже, чем та задвижка, но Эрен бежать от него не стремился, как и вытолкнуть гостя вон, он обхватил его шею, слегка наклонился и поцеловал.       Он страшно соскучился по ощущениям.       По-собственнически притягивая к себе, Эрен вдавил мужчину в обивку двери, а прервав поцелуй широко улыбнулся прямо в лицо. Гость печально и обессиленно выдохнул. Он больше не возмущался и не угрожал, лишь попросил:       — Не беси меня.       Эрен его отпустил и послушно встал у стены, глядя, как тот снимает с себя мокрый плащ. На удивление, вся остальная одежда оказалась намного суше, почти идеальная. Обувь снимать гость отказался, весьма справедливо, но всё же обидно, предположив, что полы Эрен мыл в последний раз месяц назад. Закончив с плащом, гость прошёл в комнату, словно заранее знал, где и что искать, и достал из комода фен.       — Надо же. Я думал, ты его пропил.       — Я пропиваю только свои вещи. — Эрен снова улёгся на пол и, подобрав с куртки гитару, начал побренькивать.       — Как, например, кровать? — Гость сел на стул.       За его спиной на полу сиротливо лежал двуспальный матрас со скатанной почти до середины простынёй и бесформенным коконом из подушек и одеяла.       — Она сломалась, пришлось разобрать и вынести на помойку.       Мужчина резко к нему повернулся. Он явно хотел бы съязвить про то, что помойка уже в квартире и относить никуда не требовалось, но его занимал совершенно другой вопрос.       — И от чего же она сломалась?       — Жан здесь тусил две недели назад. Кого-то ебал так активно, что подвернулись ножки.       — Уж не тебя ли?       Эрен вздохнул и покачал головой: угораздило же придумать такого ревнивца. Что ж, зато ему больше не было скучно.       — Надеюсь, ты это дерьмо в углу разберёшь хотя бы?       — Это не дерьмо, а творческий беспорядок. И, кстати, во время грозы электричеством лучше не пользоваться.       Проигнорировав его сентенцию, мужчина воткнул вилку в розетку и щёлкнул двумя рычажками, делая воздух горячим и сильным. Вода с тонких жидких волос полетела в разные стороны.       Неприятный шум в голове мешал Эрену сосредоточиться на мелодии, пришлось отложить гитару и подтянуть к груди ноги.       Чего только с грёбаной скуки не выдумаешь. Не успел этот гость появиться, уже устанавливал правила, оскорблял его, ревновал. И ладно бы к кому — к Жану! Но было и то, что всерьёз волновало кровь: его удивительная уверенность в каждом слове, резкость, при этом какая-то утончённость. Откуда он только такой? Из каких чёрных дыр его подсознания? И ведь обратно не затолкаешь, не выгонишь, так и придётся терпеть.       Шум в голове резко затих, оставив после себя протяжное и звенящее эхо.       Гость сидел неподвижно, держа фен в руках, и смотрел в окно на бушующую грозу. Во всей его позе — поникших усталых плечах и наклоне тёмной головы — было столько тоски, сколько Эрену и не снилось.       Совесть зашевелилась в глубине его сердца и начала пробиваться наружу сквозь толстые стенки ритмично сокращающейся мышцы, раскалывая, разрывая их, словно яичную скорлупу. Эрен подумал, что было жестоко с его стороны придумывать эдакого человека и обрекать его на бесконечные муки сожительства с праздным и непутёвым своим создателем. Ему ведь совсем больше некуда деться. Он и не существует больше ни для кого.       Будто услышав мысли его, гость резко вздрогнул и отложил фен на заляпанную поверхность трюмо.       Эрену захотелось его обнять, так сильно и неконтролируемо, что, двигаясь в полуприседе, он почти уже ощущал руками крепкие узкие плечи. Почему он такой маленький и хрупкий, что его так и тянет обнять и от всех защитить? И всё-таки хрупкость эта, Эрен почти был уверен, являлась лишь маской.       Он обнял и камнем повис на шее. Сердце забилось в груди часто-часто, когда по своим замёрзшим предплечьям он уловил движение тонких пальцев.       — Ты такой холодный, — задумчиво прошептал человек, похожий на дождь. Он всё ещё пах сбитыми ливнем почками тополей и промокшей пылью. Эрен зарылся носом ему за ухо и поцеловал, жадно вдыхая любимый запах.       — Мне было так одиноко, — признался он шёпотом, трогая носом короткие волосы у основания черепа.       — В этот раз я пришёл, чтоб остаться, — совершенно спокойно, почти обречённо ответил гость.       — Это замечательная новость! — В груди его вспыхнула радость, Эрен довольно прикрыл глаза. — Теперь ты со мной насовсем?       — Получается, да.       Они переговаривались тем самым интимным шёпотом, что согревает сердца после долгой разлуки.       — Как хорошо! — Эрен стиснул мужчину в объятьях и снова ослабил хватку, из рук всё же не выпуская. — Ты такой красивый! — выпалил, разглядывая профиль.       Оба одновременно взглянули в тройное зеркало. Лица их были освещены только на половину. Левая, светлая сторона гостя, нравилась Эрену куда больше: хотя тот казался теперь совершенно вымотанным и безучастным, в глазах его теплилась нежность и радость, в створке налево в уголке губ едва угадывалась улыбка.       Правой же стороны гостя парень боялся. Она была сплошь из тени, и Эрен совсем не хотел на неё смотреть, опасаясь, что тень повернётся к нему и оскалится как бы в ответ, беззвучно смеясь. Чтобы не думать об этом, он обнял мужчину ещё сильнее, целуя уже остывшие волосы.       — Как твоё имя?       Гость, повернувшись анфас, растерянно посмотрел в упор. Эрен прикрыл улыбкой щекочущий страх расправы и охотно подставил щёку, когда нерешительная рука, скользнув по лицу, схватила за грязные, спутанные волосы.       — Ривай я, тупица. Совсем мозги высохли, — проговорил напряжённо мужчина.       — Рива-ай, — Эрен нежно потёрся кончиком носа о запястье. — Пожалуйста, не ругайся. Ты такой хороший, когда не ругаешься. — Поцеловал голубоватое переплетение вен. — Когда и ругаешься — тоже хороший, — и подмигнул.       — Хватит молоть языком, — утомлённо ответил гость, но в голосе и во взгляде уже ощущалась определённая тяжесть. — Поставь, пожалуйста, чайник. Я ужасно устал.       Эрен посмотрел на мужчину сквозь зеркало, прямо в подсвеченную серым светом, льющимся из окна, левую половину лица, и нервы слегка надорвались под острым лезвием взгляда — он усмехнулся, но тут же сжал губы крепче, чтобы не выглядеть ещё большим ничтожеством и дураком.       — Прости, он сгорел.       — Что значит, сгорел?       — Как-то мы упились с Жаном в хлам, я его попросил сделать чаю, а этот придурок взял чайник и тупо поставил его на плиту, — Эрен всё же не выдержал и усмехнулся. — И газ зажёг.       Он пару секунд помолчал и продолжил, хотя по выражению лица мужчины уже понимал, что лучше заткнуться.       — Когда я почувствовал вонь и дотащился до кухни, там уже горела вытяжка, то ли копоть прихватило, то ли пыль. Еле потушил. Ау-утс-с-с, — гость схватил его за волосы и потянул резко вниз, заставляя опуститься на колени. Эрен попробовал извернуться и посмотреть в лицо, но ему не позволили.       — Сидеть! — скомандовал голос сверху, и Эрен склонился, больше не предпринимая попыток вырваться на свободу.       — Таскаешь в дом всякую шушару, трахаешься непонятно с кем, ещё и квартиру пытался спалить? А если бы ты погиб?       Эрен засмеялся, хотя в груди всё дрожало от острого возбуждения, и голос в любую секунду мог сорваться на стон.       — Да ни с кем я не трахался тут, о чём ты?       — Вон тот хер в углу кто оставил? Обычного мало, уже полуметровый в себя пихаешь?       — Да брось! Ты же знаешь, что я не такой! Мало ли друг переночевал. Не знаю, чего он тут делал. А мне просто лень за ним убираться было. Я думал, он сам приедет и сделает всё, а он запропал. Меня даже не было здесь, когда они это… На кухне я спал! — Дав петуха, его голос затих в предвкушении неминуемого наказания, но Эрен собрался и заговорил почти что спокойно. — Ривай, ну пожалуйста, я же не вру. — Он поднял на сей раз лицо и посмотрел в глаза гостю — тёмные на тёмном лице, они вызывали ужас и дрожь во всём теле.       — Врёшь, — пощёчина обожгла огнём, тот час же распространившимся по всему телу. Эрен прерывисто выдохнул и потянулся к своему паху.       — Руки за спину убрал, — жёстко приказал Ривай, глядя с презрением. — Трахался с кем-то ещё? Отвечай!       — Нет. — Дыхание срывалось, хотелось потрогать себя, но ему было строго запрещено, и на это раз Эрен прекрасно помнил, чем его непослушание окончится.       — Опять врёшь?       Пощёчина звонко легла на вторую щёку, вышибая любое желание спорить, по телу прошла короткая судорога.       — Клянусь тебе, нет! Я клянусь тебе — нет! Только если я сам…       — Помоечный извращенец, — с довольной ухмылкой проговорил Ривай, сильнее оттягивая за волосы на макушке, до боли в шее.       У Эрена кровь подступила к лицу, щёки болезненно запылали. Облизав пересохшие губы, он попытался сглотнуть, но рот и глотка его чуть не склеились от недостатка слюны. В уголках глаз непроизвольно собрались слёзы, но он всё равно улыбался.       — А ну-ка. — Ривай встал со стула и потащил его за собой, не обращая внимания на то, успевает ли Эрен перебирать ногами. Коленки застучали по полу, передвигаться так быстро было немного больно.       — Посмотри, что за свинство ты тут развёл? Разве так дорогого гостя встречают? А? — Он с силой тряхнул парня за волосы, и по щекам того побежали слезинки.       — Я не успел приготовиться! Я тебя не ожидал! Отпусти меня, пожалуйста, мне больно, — взмолился он, потея подмышками и спиной. Вдоль хребта неприятно и медленно заскользила тяжёлая капля.       — Что значит, не ожидал! Я звонил тебе, кретин! Не моя вина, что ты не заряжаешь телефон! — Ривай продолжал трясти его за волосы, Эрен переступал на месте, стараясь держать равновесие, но всё-таки поскользнулся на скользком паркете и шлёпнулся на пол плашмя с разъехавшимися ногами.       — Моя! Моя вина! Я очень виноват перед тобой, я всё исправлю! — Цепляясь пальцами за крючки на высоких ботинках, штанины, жарко шептал он. — Я весь исправлюсь! Только не дёргай меня за волосы — больно!       — А мне не больно видеть тебя в таком состоянии? Сколько дерьма ты успел сожрать, пока меня не было? Что, колёса уже не спасают?       — Мне было скучно.       Звуки застыли в комнате. Эрену на мгновение показалось, что дождь и тот затих, и всё, что с ним происходило, — закончилось. Но пальцы Ривая так медленно и болезненно сжали несчастные волосы и потянули наверх, что ещё немного и скальп от черепа оторвался бы сам. Ему плюнули прямо в лицо — густо, противно, при этом до обморока приятно, и отпустили, швырнув на рюкзак.       Эрен едва не свернул себе шею, неловко упав головой вперёд, и, кажется, расцарапал щёку застёжкой. Он лежал неподвижно, как мокрый тюфяк, его руки и ноги немели от вожделения. Всё, чего он хотел, — это быть растоптанным и униженным странным красивым гостем с таким редким именем. Он слышал, как тот снимает ботинки и брюки, как звякают пряжки и молния. Дыхание над собой, где-то почти из-под потолка. Казалось, Ривай почти растворился во тьме, слившись с нею. Но пара шагов, и Эрену наступили на спину.       — Что, тебе снова скучно? — Мужчина вдавил пятку между лопаток, парень, кряхтя, застонал. — Или ты только рад, когда я тебя оставляю в покое? Так могу совсем уйти и больше не приходить.       — Нет! — Эрен так резко вскинулся, что гость его чуть не упал, но парень крепко схватил его за лодыжку и удержал на месте. А после трепетно принял ступню в ладони и жарко, с чувством, поцеловал. — Нет. Пожалуйста, не покидай меня. Я не хочу, чтобы что-то с тобой случилось.       — Что со мной может случиться? — с притворным спокойствием спросил Ривай, но в голосе чувствовалась настороженность.       — Ты уйдёшь, — Эрен нахмурил брови и поднял к нему лицо, — и исчезнешь. Тебя же не существует на самом деле. Это же я тебя выдумал.       Ривай ему улыбнулся, едва приподняв кончики губ, и Эрен, увидев его улыбку, сам улыбнулся во всё лицо, но его снова пнули и повалили на пол, а в следующее мгновение ступня надавила на горло поперёк.       Эрен схватился за ногу и попытался дёрнуть её в какую-то из сторон — бесполезно, он начал царапаться и долбить кулаками в икру — ещё меньше толку, нога лишь сильнее давила, лишая незаменимого. В глазах плыли пятна: белые с красными на фоне священного полумрака дождя. Но тут затрещал гром, как будто порвали сухую старую ткань прямо у микрофона, одновременно с ним вспыхнула молния, и гость его отпустил.       Эрен шумно задышал, хватая ртом как можно больше воздуха и рефлекторно держась за горло, его разбирало кашлять, но тогда он снова не мог дышать, поэтому приходилось себя как-то сдерживать. Глотку саднило. Глаза жгло невыплаканными слезами. Но сильнее всего Эрен чувствовал собственный член, что пульсировал адской ноющей болью, требуя немедленного внимания.       Ривай наклонился над ним и медленно произнёс:       — Эй, извращенец, да у тебя колом стоит, — ухмыльнулся довольно он и наступил на оттопыренный гульфик.       Эрен заныл и попытался свернуться калачиком, но его развернули, схватив за обе ноги.       — Смирно лежать! Руки к полу прижал и не дёргаешься.       Сопротивляться чужой, более крепкой воле он не посмел. Тяжело и быстро дыша, как после бега, слизал капли пота над верхней губой и застонал в голос, готовый кончить, когда Ривай надавил на пах, словно втаптывая в грязь окурок.       — Пожалуйста, перестань!       — Что именно перестать?       Тело гостя, его лицо, белели из полумрака, как настоящие, но в голове у Эрена всё равно не укладывалось это странное происходящее.       — Тебя просто нет! Ты не существуешь! Ты без меня ничто! — захрипел он сорванным голосом, жмурясь так сильно, как только мог, чтобы избавиться от наваждения. Если ему это всё мерещилось, то очень странно, должно быть, он выглядел со стороны.       — Я смотрю, тебе всё неймётся. — Голос, почти ласковый, расползался под кожей дурманом. Эрен хотел его силы и власти, боялся и ненавидел одновременно, это действительно напоминало безумие.       Ривай отпустил его ноги, пятки со стуком удались об пол, и, крепко схватив за шиворот, перетащил и бросил, как куклу с фарфоровой головой и конечностями, на матрас. Эрен почувствовал себя разбитым на части: руки и ноги валялись в разных концах, и пальцы на них совершенно не шевелились. Его охватила паника. Слабый, практически парализованный собственным страхом, скованный похотью, Эрен лежал на грязном матрасе, выставив задницу кверху и не имел ни малейшей возможности пошевелиться. В нос вкрался не самый приятный запах. Только теперь пришла в голову мысль, сколько недель он не менял постельное бельё.       Хлюпнул и выпустил воздух полу-пустой тюбик смазки.       — Сухо. Ну ладно.       — Ривай? — Его охватила паника и эйфория. — …Ты ведь не собираешься…?       — Ещё как собираюсь, — гость подтвердил его опасения и желания и резко прижал его голову к дурно пахнущему матрасу, как только Эрен предпринял попытку дёрнуться. — Скучно тебе было? Ну вот, теперь будет не скучно. Лежать, я сказал! — Голос хрипел, отдавая команды, а руки держали так, словно Ривай был как минимум вдвое сильнее хозяина дома.       С задницы грубо сорвали штаны прямо вместе с трусами, не расстёгивая ремня. Пряжка прошлась по тугой напряжённой плоти, царапая и обжигая холодом металла. Эрен закусил губы, чтобы не вскрикнуть, и застонал, ощутив свободу.       — Фу! Сколько времени ты не снимал с себя это дерьмо? — проворчал недовольно Ривай.       — Может, уже заткнёшься и трахнешь меня? — прошелестел с придыханием Эрен, сдаваясь. Неважно, каков его гость — придуманный или нет, — ему удалось распалить залитый дождями костёр внутри, заставить Эрена чувствовать себя шлюхой, клянчащей крепкий член, и получать от этого удовольствие. Призывно вильнув задом на тихий хмык, он прогнулся в пояснице насколько возможно и затаил дыхание в ожидании.       — Грязная, блудливая свинья не достойна моего внимания.       Воздух со свистом покинул лёгкие, как от удара в солнечное сплетение. Боль от обиды пронзила сердце, и на глаза навернулись слёзы.       — Но на твоё счастье здесь, у тебя в уголке, кое-что завалялось, — и гость ударил его длинным искусственным членом по заднице.       — Нет, — не веря себе, прошептал Эрен. Он хотел подняться на руках, но пальцы скрутило от судороги — тело по-прежнему не собиралось сопротивляться. — Нет! Не надо, пожалуйста!       Плотная гладкая, полусухая головка вдавилась в крепко сжавшийся анус, до боли натягивая нежные ткани, вот-вот готовые лопнуть.       — Не надо!       Ривай убрал член, смачно сплюнул на чуть приоткрывшееся отверстие и протолкнул полголовки внутрь, ввинчивая, словно бур. Эрен почувствовал, как обжигает болью внутри, и всё его тело стремится навстречу в страстном желании ощущать пусть и такое грубое удовольствие. Кровь прилила к лицу, он закусил губу, но слегка соскочив зубами на выдохе, неосторожно пробил себе слизистую. На языке появился немного кислый привкус железа.       Толстый искусственный член проехался по простате, и перед глазами вспыхнули звёзды. Эрен завыл от желания, резко подался назад.       — Ещё, — он почти перестал дышать, превратившись в сплошной сгусток похоти. — Ещё! — почти прокричал он.       — Не смей мне командовать, слышал, ты? Знай своё место, шалава!       — Да не спал я ни с кем, кроме тебя, идиот! — Разозлившись, сорвался снова и заскулил, получив кулаком в болевую точку, нога затряслась, немея. — Ривай! Я скучал по тебе! Я люблю тебя! И никого не хочу, кроме тебя! Ну пожалуйста, а-а-а-а-ах! Ах! А-ах! М-мх! Да-а-а!       Казалось, в оргазменной судороге ему выворачивает все суставы, но это было настолько приятно, что стон вырывался снова и снова.       — Достал меня, сука. Сказал же — не зли! Не хотел тебя трахать, всё равно вынудил. Ну-ка! — Шлепок заставил опять задрать задницу, и настоящий, живой член ворвался в неё без предупреждения сразу по самые яйца.       Эрен орал не переставая, пока его жёстко драли, вдавливая в вонючий, липкий от спермы матрас, а после, когда его отпустили, свалился на бок, стоная и тяжело дыша. Гость отбросил завязанный в узел кондом и упал обессиленно рядом.       — Иди сюда, пиздюк, — он схватил Эрена за шиворот и, подтащив к себе, пристроил под мышкой.       Обнимать его, голого и исхудавшего было приятно, как и слушать голос, медленно уплывающий вдаль…       — Ты иногда ведёшь себя, как мудак. Вот и получил по заслугам. Доволен? Я же тебе говорил: не беси меня. А ты что творишь? Эрен… Ты спишь?.. Ну спи.       …Как и получать от него поцелуй. Контрольный. В голову.

***

      Эрен проснулся голый на голом матрасе.       Завал из угла исчез, гитара стояла в чехле на специальной подставке, куртки нигде не было видно.       В ванной в режиме отжима шумела стиральная машина, на кухне — вода. Слышалась песня по радио, ей вторил голос, который у Эрена ассоциировался с самым сильным и смелым, тёплым, заботливым, нежным — его человеком.       Кое-как усевшись, парень зевнул и посмотрел на окно. Судя по положению солнца, времени было ближе к полудню. Он осторожно встал и оглядел себя в зеркало: ни синяка, ни царапины. Аккерман, как всегда, аккуратно работал, не оставляя следов.       Ступая по чистому полу босыми ногами, Эрен сначала зашёл отлить, а после отправился в душ, где трижды намылил голову, прежде чем нанести кондиционер, а кожу до скрипа надраил мочалкой.       Выплыв на кухню приятно пахнущим и довольным, в халате, он застал Аккермана стоящим к нему спиной у плиты и готовящим завтрак. На нём была чёрная эренова рубашка — постиранная. Закатанные рукава на узких плечах выглядели слегка мешковато, но в целом Риваю шло. Бледные бёдра смотрелись особенно соблазнительно на фоне тёмной кухонной мебели.       Почувствовав взгляд спиной, Аккерман обернулся.       — Привет, — улыбнулся Эрен, слегка прислонившись лбом к косяку, в висках застучало, но он не подал и виду.       — Привет, — улыбнулся в ответ Ривай. — Садись, сейчас будет завтрак готов.       Эрен уселся и посмотрел в коридор: его камуфляжные брюки уже почти высохли, как и футболка, но в ней он вряд ли поедет. Хотя оставлять тоже жалко.       — Как ты? — спросил его Аккерман.       — Отлично. Только башка раскалывается, — от этих слов виски сдавило сильнее.       — Выпей таблетку.       — Сама пройдёт, — отходняк всегда был тяжёлый. Эрен уже привык к этой боли и намеренно избегал приёма препаратов, способных купировать состояние. Так он себя наказывал, так он себя принимал — вместе с болью. Мазохист — он и в Африке мазохист. И Аккермана всегда провоцировал только по этой причине.       — Тц. Мученик. — Ривай отложил лопатку, сделал огонь под сковородкой потише, достал из-под стола ящик с медикаментами и растворил аспирин в стакане. — Пей, — он поставил стакан на стол и вернулся к шкварчащим на сковороде бекону и овощам. Эрен с большим интересом следил, как Ривай держит яйца перед тем, как слегка надколоть, разделить скорлупу на две части и выложить содержимое на сковородку. У Эрена целый желток получался в одном случае из десяти, у Аккермана почти в ста процентах случаев, если чья-то наглая морда не отвлекала укусами за загривок.       — Тебе идёт эта рубашка. — Эрен смотрел на него по-собственнически жадно. Он слишком соскучился, чтобы вести себя как-то иначе.       Ривай оглянулся и одарил его нежной улыбкой.       — Я вчера не слишком жёстко? — спросил он слегка погодя, не отрывая взгляда от содержимого сковороды.       — Нормально. — Эрен задумчиво наблюдал за листьями берёзы, дрожащими на ветру. — Мог бы и жёстче.       — Хм. И правда соскучился.       Вкусно запахло едой, заурчало в желудке.       — Значит, закончил с делами? — Вчера ему не захотелось вдаваться в подробности, и так всё было понятно, но всё равно уточнить не мешало.       — Да, можем двигать. Контракт оплачен. Средства надёжно припрятаны. Билеты купил, документы в порядке.       — Отлично. А ствол? — Самое важное.       — Там, где его никто никогда не найдёт. — И Эрен уверен был, что никогда и никто. Потому что это Ривай. Он всё всегда делал правильно. Так, что почти за пятнадцать лет его никто не разоблачил. Самого безупречно чистого наёмника.       — Ещё лучше.       Аккерман разложил ароматную яичницу по тарелкам посыпал сыром и зеленью, перцем и поставил на стол. Эрен не двинулся с места, чтобы взять вилку.       — Ты меня вчера немного напугал. — Ривай сел за стол, поделившись прибором. — Часто у тебя потери памяти?       — Да нет никаких потерь, я просто дурачился. — Эрен от нетерпения принялся за еду, не дожидаясь, когда остынет.       — Хорошенькое дело, — возмутился Аккерман, звякнув вилкой о тарелку. — Я чуть в штаны не наложил.       — Поэтому сейчас без них бегаешь? — Эрен обожал его смущать, особенно когда у него получалось.       — Поговори ещё! Про чайник наврал, я боялся на кухню зайти, думал, тут всё черным-черно. Жана какого-то выдумал. Можно подумать, я твой рюкзак не узнаю после того, как ты мне в магазине весь мозг проел! — запоздалые догадки вызывали у Эрена смех, парень под кайфом частенько придумывал собеседников и творил всякую дичь. — Торчок-самоучка. Запомни: продолжишь и там хернёй страдать, я на тебя время тратить не буду, просто прибью вот этими вот руками и выкину в океан.       — А сможешь? — Они были вместе тысячу лет, а Эрен всё так же любил этот острый опасный взгляд.       — Не зли меня, Йегер, — Ривай наклонился немного вперёд и прищурил глаза. — И не забывай, кто я такой.       — Ты тоже не забывайся, — с лёгким холодом в голосе произнёс Эрен, напоминая, кто в их отношениях главный, и добавил немного ворчливо: — Совсем от рук отбился.       — Прости, — Ривай поджал губы, взял его руку, поднял и коротко поцеловал.       Эрен погладил пальцами по щеке и ущипнул легонько.       — Извинения приняты, — ставить последнюю точку в спорах так же была его привилегия. — Кстати, вкусная вышла яичница, — он примирительно улыбнулся и положил в рот ещё кусочек. — Приятного аппетита.       — Взаимно, — Ривай улыбнулся в ответ и тоже принялся за еду.       Он был старше Эрена лет на десять, но в такие моменты, особенно после заданий, разница в возрасте между ними стиралась, и выходила наружу истинная натура Ривая — нежная и чувствительная, пылкая и сладострастная. А Эрен был человеком, приручившим этот огонь. Чтобы держать его крепко, не обжигаясь, требовалось немало уверенности в себе и видимого спокойствия, не очень-то свойственного молодой и буйной натуре. Но парень справлялся.       — Фуф! Я объелся. — Аккерман тяжело вздохнул и поставил пустую тарелку в раковину. — Пойду-ка посплю. День ещё есть.       — Чая не хочешь?       — Не влезет. — Он наклонился и поцеловал очень близко к губам, дразня.       Эрен схватил за рубашку и, притянув обратно, впился губами в упрямый рот. Было приятно его целовать, брать вот такого — слегка упирающегося и дерзкого.       Отпрянув, Ривай пошатнулся, даря пьяный взгляд.       — Я тебя жду.       Шлёпнув по ляжке легонько, Эрен его отпустил.       Шаги затихли в тени коридора. Скрипнула и щёлкнула замком дверь.       Стрелки часов переползли отметку полудня.       Не спеша прикончив свой завтрак, Эрен заварил чаю, а выпив его, помыл посуду. Он выключил радио, в квартире повисла уютная тишина. Вернувшись обратно в комнату, задумался о том, что ему делать дальше и, расчехлив гитару, присел на матрас.       Перебирая струны, он думал о вечном госте своём, том, что всегда приходил неожиданно спустя сотни лет ожидания. Вдали от него дни тянулись годами, и сердце болело от дикой тоски. Отпускать каждый раз, не зная, вернётся к нему или нет, было сродни отпиливанию ноги, которая больше, скорее всего, не вырастет. И Эрен сходил без него с ума, упивался и ел всё, что под руку попадалось, и разводил свинарники, и готовился выйти в окно, умерев накануне раз двести внутри. Но гость каждый раз приходил. И воскрешал его болью и унижением. Так, как любил это Эрен.       — Долго тебя ещё ждать?       Из дверного проёма свисала темноволосая голова.       — Ой! Я разбудил? Прости, — Эрен поспешно отложил гитару на матрас и встал, чтобы подойти ближе. Он снова чувствовал себя по-дурацки робко, как накануне вечером. Видимо, те таблетки имели какой-то долгоиграющий эффект. — Я думал, ты уже спишь, не хотел тебя беспокоить.       — Больше всего меня беспокоит только твоё отсутствие в койке. — И, улыбаясь всё так же, Ривай взял его за пояс халата и потащил за собой в маленькую, вторую, комнату.       — Слушай. А ты это… — Эрен смотрел, как мужчина расстёгивает рубашку, и бешеное желание закипало в нём с новой силой. — Ну… В настроении? — Он почесал затылок, ероша волосы.       — М-м-м, если как обычно, то почему бы и да? — Аккерман повёл плечом и рубашка спустилась до локтя.       Таким вот Йегер любил его больше всего, соблазняющим и жарким. И больше всего такого нравилось подчинять.       — Тогда на колени, — отдал он приказ, ухмыльнувшись. — И не забудь ошейник.