Повезло

Завтрашний день обещал быть приятным. Во-первых, последний переход до Конохи, во-вторых, подходит к концу пусть и нужная, но такая занудная миссия по обходу форпостов. Да и погода радовала: несмотря на самый конец лета, сильных перепадов температуры не было, а ночи бархатные и теплые; даже передвигаться было одно удовольствие. Может и стоило расположиться на ночевку еще час назад, но близость к Конохе подстегивала, что ему, Изумо, темнота? В нечисть и приведений он давно не верил, а полная луна озаряла все нежным светом. Ну, еще километра три-четыре, пообещал он себе, и все-таки надо вздремнуть, чего, в самом деле, нестись как угорелому? Везде спокойно, тревожащих новостей нет, так что в родной деревне до завтра подождут. Следуя заданному графику, через полчаса Изумо спрыгнул на землю и начал осматриваться в поисках места для ночлега. Пожалуй, между корнями того дерева, оно будет самым подходящим. И в этот момент зашуршали кусты метрах в двадцати. Машинально Изумо отметил, что ветра нет, возможно, какое-то животное. Шум переместился вправо и несколько ближе. Уже напрягшись, он уловил движение и с другой стороны. И это было очень странно, насколько он знал, вокруг Конохи не было стайных хищников, кроме волков, но сейчас лето и добычи сколько угодно. Зачем им подходить настолько близко к человеку? А если это не волки, значит… Изумо прижался к дереву и выхватил кунай. А если просто путники? Тогда логичнее было бы выйти под защиту шиноби, а не прятаться. И почему с разных сторон? А если все-таки враги, то Изумо крупно попал: шел он не скрываясь, и как давно следят, и за ним ли, с уверенностью определить не мог. Мысли в голове лихорадочно метались. В следующее мгновение самые скверные опасения подтвердились, из темноты с двух сторон от него появились явно шиноби, отраженный свет луны блеснул на протекторе — ошибиться было невозможно. Военных действий Коноха ни с кем не вела, по крайней мере, три недели назад, но появившиеся свои намеренья обозначили сразу — в Изумо полетел кунай. Он увернулся от первой атаки и просто чудом ушел от второй, короткий меч рассек воздух в паре сантиметров от ворота его жилета. Нападавшие не издали ни звука и, наверное, только поэтому Изумо услышал еще что-то, не то тихий рык, не то писк, не то свист. И вот тогда он осознал, что это очень плохо, очень, — отражая кунаем удар меча, — если их здесь больше, то вряд ли он сможет уйти одним куском. И ведь сигнал не послать — слишком далеко от деревни. И кстати, почему не нападет второй и не показывается третий, или сколько их там? Уворачиваясь от очередной атаки меча, Изумо ушел в перекат, а вскочив на ноги, столкнулся нос к носу со вторым. «Отбегался», — отстраненно подумал он. Ситуация была фатальной. Время замедлилось, он понимал кто что делает, а вот среагировать не успевал. Противник спереди замахивался кунаем, целясь под кадык, туда, где не сходится воротник жилета. И правильно, зачем бить в воротник — соскользнет. Изумо сам не понял, что он делает, в Академии никогда такому не учили, он ударил незащищенной рукой кунай, направленный ему в горло, рукав немедленно намок горячим, а справа у плеча свистнула сталь. Тогда-то и стало понятно, что второй собирался отрубить ему руку. Какие-то доли секунды безумный поступок помог выиграть, но что теперь? И он уставился на противника, который был перед ним: молодой парень, наверное, ровесник. И глаза, безмерно растерянные. И то, как он смотрел на кровь, текущую из руки Изумо… Изумо был почти готов сказать: «Перестань! Зачем это нужно?» — но тут голова парня странно дернулась, а из глаз его вылезли… ветки? Набухающие кровавые почки превратились в крохотные лепестки, а потом еще одна ветка обхватила руку с кунаем, сжалась, и Изумо услышал треск ткани и крик, только, похоже, кричал не этот парень. Может он и хотел бы, но когда он распахнул рот, оттуда вывалился спутанный клубок веток, небрежно стряхивая на землю язык и, кажется, несколько зубов. Изумо сглотнул и перевел взгляд ниже, такие же нежные древесные ветки, разрывали брюшину противника. Остро запахло какой-то мерзостью, пожалуй, больше всего это было похоже на желчь, кровь и дерьмо. И в этом гадстве на все голоса за спиной пели птицы. Какие птицы ночью? Изумо повернулся. Тот, что нападал на него с мечом, похоже, уже больше никому неприятностей не доставит, хотя бы потому, что в грудине против сердца у него дырка, а из дырки торчит рука, а на руке лежит какой-то комок, похожий на плохо приготовленный шмат жареного мяса. И тоже запахи — сливаясь с теми, за спиной, они создавали просто адскую смесь. Изумо замутило, он бы сблевал, только труп мечника жизнерадостно попросил: — Скинь, прилипло. — Что? — Изумо смотрел в быстро стекленеющие глаза и приоткрытый рот. — Вот это, — над плечом убитого, показалась маска АНБУ, — и у тебя ладонь свободна, а я с трупами обниматься не люблю. — Это сердце? — зачем-то спросил Изумо. — Ну, надеюсь, что не промахнулся и не желудок. Похоже, АНБУ пребывал в весьма веселом расположении духа. — Давайте я, семпай, — возле Изумо появился второй АНБУ, держащий в руке оторванную конечность второго из нападающих, — вот сейчас мы чужими лапками, — и в самом деле начал сошкрябывать ладонью мертвеца, сердце второго мертвеца. Оба АНБУ рассмеялись. — Вот ты придурок, — сказал один, стряхивая труп с руки. — Разворотил этому всю башку, а он ведь, похоже, гендзюцу использовал. Парень, — потряс он за плечо Изумо, — что он делал, помнишь? — Сейчас, — пообещал Изумо, — все расскажу, — и метнулся в кусты блевать. Это были не первые трупы, которые Изумо видел и, наверняка, не последние, но способ убийства был слишком жестоким. Может это так принято у АНБУ или они знакомы и попросту решили «штабную крысу» уесть показав как все бывает на самом деле. Но уже через несколько минут, от души проблевавшись, Изумо раскаялся в этих мыслях. Бойцы сидели на поляне, тихо переговариваясь, впрочем, особо не скрываясь. — Вот тебе надо было так брюхо ему вспаривать, мало тебе головы разворотить? Теперь говном от тебя воняет. — Вот и неправда, — вторая маска возмущенно блеснула в свете луны, — ветки всегда самоочищаются, а вот ваша рука в жареном мясе. — Мясо пахнет приятно. — Да, вы вот только забыли соли и перца на ладонь насыпать. — Разговорчивый ты стал. Чего вдруг свои техники использовал? — Да ну вас, миссия на две недели, дорога на неделю, этих три дня гоняли по зигзагу, устал я. Как быстрее и проще, так и сделал. — Психанул, что ли? — Вы-то сами чего с чидори на него полезли? — Ты еще мои действия обсуждать будешь? Лучше б ручей нашел и помыться сходил. — А вы бы сами, семпай, сходили. — Что, плохо пахну? — На месте ваших собак, я бы с вами не разговаривал. — И чем пахну? — Козлом. — А за козла ответишь. Оба опять расхохотались. — Эй, ты там не уснул? — спросил тот, что «пах козлом». — Ты чунин, джонин? Изумо вытер рот ладонью и подумал, что сейчас, пожалуй, пах немногим лучше. — Давай, выходи, тебя перевязать надо. — Иду, иду, — Изумо выбрался на поле боя, давя очередной рвотный позыв. — Так что там все-таки про гендзюцу, — АНБУ принялся за перевязку. — Не было, — признал Изумо. — Семпай, надо ему антидот вколоть, а то вон как тошнило, а гендзюцу не было. Изумо безропотно согласился на антидот, пускай лучше думают про яд, чем слабаком считают. А сделав укол Изумо, АНБУ с торчащими над маской белыми волосами уколол себя и позвал напарника: — Давай и ты, если не гендзюцу, значит, яд. Что-то мы... слишком тут разрезвились. И идти надо, — поднялся он. — Ты оружие их забери, фиг его знает, чем они тут потравили, вдруг базового будет недостаточно. И приберись. — Да, семпай, — отозвался тот. Не прошло и десяти секунд, как на месте боя выросли мощные кусты. — Вот так будет хорошо, — кивнул тот, с белыми волосами, — кусты быстро съедят. Классно все-таки с тобой, следов не остается. — Да, семпай. — Что ты заладил: «Семпай, семпай»? Вполне можешь звать меня по имени. Ну, когда этого, — покосившись на Изумо, — в госпиталь отведем.