Птичий король

      — У нас с тобой получилось бы что-то?       — Нет, извини. Несколько шагов делают в полном безмолвии, и Модестас не выдерживает, почти кричит:       — А с кем бы у тебя получилось?! В ответ лишь оценивающий взгляд Сергея — рассматривает словно прикидывает, доверить ли литовцу свой секрет.       — Ни с кем и никогда, — в звенящей тишине режет слух особенно остро. Белов передергивает плечами и, криво усмехнувшись, идёт дальше, оставляя ошарашенного друга за спиной. Паулаускас действительно удивлён, и даже неприятный осадок от отказа уходит на дальний план, уступая осознанию, что до жути правильный Сергей Белов не оставил в своём сердце места для тёплых чувств, заняв его баскетболом, и, кажется, тоннами хрустально-белого льда, сделавшего обладателя такого сердца хладнокровным и неприступным. Модестас, сколько помнил себя, всегда был влюблён. В девушку, которая помогала ему с учёбой, в парня, которого видел каждый день в автобусе по пути в универ, в песню, строки которой казались чертовски точными, в повесть, где герой был целеустремлён и энергичен. Влюбленность как своего рода необходимость, в её эйфории и желание что-то делать появляется, и тепло растекается по телу. А если никого не любишь, то в чём смысл? Тупая, ноющая боль пронзает тело, обещая надолго поселиться и напоминать о себе каждый раз, когда взгляд Сергея так и останется непроницаемым и колючим в то время, как у остальных запляшут задорные искорки. Модестас нагоняет приятеля уже у входа в гостиницу, и до конца дня они не проронят ни слова.

***

Модестас покупает увесистые книги, миндаль и даже пару раз дурацкие статуэтки в виде безликих спортсменов. Всё это с толикой надежды и глупым видом протягивает Сергею, ожидая хоть крупицу реакции, но его лицо остаётся беспристрастным. Он сухо благодарит друга и отказывается от неумелых подарков. Паулаускас таскает его в книжные, круглосуточные бары и даже в парк развлечений. Белов нехотя соглашается, но чувствует себя явно неуютно среди пёстрой толпы людей.       — Меня не надо исправлять, — обрывает очередной выпад со стороны литовца. — Слышишь, Модь? Со мной всё в порядке. Паулаускас долго разглядывает мужчину и осознаёт, что пора бы уже кинуть это дело. Он сам не заметил, как всё превратилось в игру под названием "выбей из Белова хоть какую-нибудь эмоцию". Внезапно приходит понимание того, насколько чужой человек сидит совсем рядом. Наверное, он никогда его по-настоящему и не знал. Не знал, о чём он думает, когда остается один; что делает, когда очередная боль схватывает колено, а никого рядом нет; как ведёт себя, когда уверен, что на него никто не смотрит. Да, холод Сергея обязан где-то дать слабину, что-то должно случиться, чтобы корочка льда треснула. И Модестасу придется смириться, что этой причиной станет не он.       — Сходишь со мной в книжный? Просто так, — запинается. — Мне надо. В магазинчик недавно привезли сказки на литовском с яркими рисунками. Не то чтобы Модестас так любил сказки или детские книжки, но лучшего варианта на родном языке не было, а знакомые с детства буквы вызывали ностальгию и солнечные воспоминания о матери. Отдавая отчет, как нелепо может смотреться молодой человек ростом под два метра, листающий красочные страницы, Паулаускас берёт с собой невозмутимого Серёгу, который уж точно не будет смеяться с такого зрелища. Предусмотрительно оставив приятеля около раздела с классикой, Модестас бережно снимает миниатюрную книжонку с полки, раскрывая где-то посередине. Натыкается на картинки стаи ужей и несчастной Эгле, властного короля и его статной дочери-принцессы, простодушного волка и хитрой лисицы. Зачитавшись давным-давно любимой сказкой про птичьего короля, юноша еле отрывается от крупных строчек, чтобы обернуться на голос продавщицы, и, глядя поверх её головы, видит Белова. Тот уверенно опирается об один из стеллажей (странно, что он ещё не получил замечание) и улыбается, смотря прямо на него. Модестас сдавленно выдыхает, чувствуя, как ноющая боль, к которой он настолько привык, что уже не замечал, начинает отступать. Улыбка на губах Сергея продолжает цвести.