***
— Это было предсказуемо, — шипит сквозь зубы Эрик, чувствуя на своей пояснице чужие руки. Сладкие движения омеги, уже помеченного своим альфой… Т’Чалла смог выдержать многое, вытерпел каждое ругательство, вылетающее в эту ночь из уст грубого альфы. Не верится, что такой, как Т’Чалла смог влюбить в себя бездушного, как казалось на первый взгляд, убийцу. В его мире правят деньги, король был уверен в этом. — Просто представь, как твоя жизнь изменится после того, как ты будешь жить здесь, а не в тюремной камере, — Т’Чалла шепчет слова на ухоЧасть 1
17 марта 2018 г. в 21:14
Если в твоих жилах течёт королевская кровь и ты уверен, что сможешь с нею совладать, подняв руку на короля в честном поединке, ты будешь и глупцом, и героем одновременно, но народ не будет считать тебя таковым — скорее, безумцем, желающим взойти на трон.
— Как же мне тебя жаль, — Т’Чалла смотрит на своё отражение в окне, через которое видно множество огромных высотных зданий, больших и поменьше улиц. Сейчас жители Ваканды спят, смотрят седьмой сон, но не их король. В его голове витают мысли только о его альфе, который сейчас сидит на самом нижнем уровне в камере, прочно закреплённой дверью из непробиваемого вибраниума: даже если он захочет сбежать — ничего не выйдет.
Как король, Т’Чалла обязан держать пленника взаперти до тех пор, пока тот не покается в содеянном, но как брат — поддержать его, хотя бы предпринять попытку. Он более чем уверен, что всё пойдёт по наклонной и скатится вниз, если даже не попытаться что-то предпринять. Главное — не упасть в его глазах.
Ночной визит короля к своему пленнику не сулит ничего хорошего, но, повесив на всякий случай ожерелье пантеры, Т’Чалла медленно спускается по лестнице. Везде стоит стража, много охранников — в некотором счёте, можно выдохнуть полной грудью и быть уверенным в том, что, предприняв любую попытку бегства, пленник завершит её неминуемым задержанием. Каждый раз, когда Т’Чалла приближался к камере своего брата, душа его трепещет, совесть не дает нормально собраться, и ожидание того, что через несколько минут он увидит нахальное лицо Н’Джадаки, который сразу же окатит его всевозможными грубыми фразочками, уже давно заученными наизусть, ранящими сильнее любого ножа, теснится в груди.
Если бы король знал о том, что у него есть брат, всё могло бы измениться. В сердце Н’Джадаки не было бы столько злобы на родную семью, а Т’Чалла не был бы гоним совестью, что его двоюродный братец сидит сейчас не за королевским столом, спит не в королевской палате, как подобает родственникам короля, а лежит в тёмной камере, как безумец, посмевший захватить по праву принадлежащий Т’Чалле трон.
Громко выдохнув, король проходит к камере, и один из стражников быстро набирает код, бросив лишь: «Зачем, Ваше Величество?». Повернув голову, Т’Чалла умиротворенно приподнимает уголки губ, как бы успокаивая своей собранностью, и, когда мерзкий пищащий звук замолкает, проходит внутрь. Тяжелая атмосфера, угнетающий свет ламп из коридора — они душат, словно удавка, и Король видит силуэт: крепкое тяжелое тело, свернувшееся на жесткой койке.
Эрик не спал. Он прекрасно слышал, как входит в его камеру Король, как он, бросив взгляд на его фигуру, тут же отводит глаза.
— Извините, Ваше Величество, — если не с упрёком, то с гадкой усмешкой наигранно извиняется Н’Джадаки, сжав руки в кулаки, напрягаясь всем телом от ощущения бродящего взгляда по его спине, — с чего это вы решили посетить мою, — он переворачивается на другой бок, приподнявшись на локтях, окидывает взглядом помещение, — уютную камеру.
— Хватит, — шепчет Т’Чалла, но его почти не слышно. Спина выпрямляется, король чувствует, как его тело под взглядом брата становится ровным, плечи расправляются, а на лице появляется спокойная полуулыбка. Он не растерял своё «чувство юмора», — я не хочу снова потерять дорогого мне человека, я не хочу снова потерять тебя.
Вспомнив тот момент, когда на скале пантеры, выходящей из горы, полной вибраниума, Т’Чалла вновь чувствует на руках призрак тёплой крови брата, то, как она, разливаясь струйками по броне, стекала вниз. Это было ужасное ощущение. Потеря, очередная потеря родного, пускай и недавно появившегося человека. Он ощутил на своих руках королевскую кровь, он был уверен, что убил брата, но вовремя успел притащить его в лабораторию сестры и залечить раны под предлогом того, что не хотел убивать кузена. Та лишь фыркнула, но сумела восстановить его, и теперь, благодаря Шури и современным технологиям, Эрик сидит здесь.
— Я не просил тебя лечить меня, я хотел достойно умереть, — выплевывает Н’Джадаки, резко вскочив с кровати. Его глаза блестят звериным огоньком в слабом свете всего секунду, но затем темнеют, когда он видит на шее ожерелье. — Боишься меня, да?
Замерев на долю секунды, Т’Чалла разворачивается к брату, закрывая ожерелье королевским кафтаном, но уже поздно. Эрик заметил его сразу, еще когда развернулся и осмотрел фигуру брата, стоящего в центре камеры, с ног до головы.
— А должен? — голос Т’Чаллы звучит уверенно, как будто ничего и не было, как будто ничто ему не грозит. Незначительная часть сознания всё-таки дрогнула, отдаваясь пробегающей стайкой мурашек по всему телу. Король всё так же уверенно стоит, выдерживая презирающий взгляд со стороны Н’Джадаки, который, сжав кулаки, готов нанести удар, но не делает этого, сдерживается. Громко выдохнув, Эрик присаживается на край кровати, отворачивается к стенке, накрывается одеялом и закрывает глаза.
Ощущение взгляда на спине появляется вновь — то самое знакомое каждому чувство: будто в коже прожигают дыру, — а затем — неожиданное прикосновение руки. От этого Н’Джадаки немного вздрагивает, но, быстро поёрзав, притворяется, что это лишь совпадение. Разумеется, он знает, что король не мог прийти к нему с простым «я не хочу тебя потерять» или же простым желанием увидеться.
— Зачем пришёл? — глухо спрашивает Эрик, сдерживаясь, чтобы не вставить в речь парочку его фраз, но потом лишь расслабляется, когда Т’Чалла усаживается рядом, и кровать под ним заметно прогибается.
— Я хочу тебя завтра увидеть. Нет, не здесь, завтра тебя переселят в другую комнату, разумеется, под охраной. Я не хочу, чтобы мой брат сидел здесь. Понимаю, что твои мотивы, безумные планы, как бы меня свергнуть с трона, завладеть короной, не испарились, и ты всё ещё желаешь стать королём Ваканды, я могу тебе это дать, но в несколько иной форме, — Т’Чалла произносит последнюю фразу тихо, но Эрик все равно слышит. Разумеется, зрелый омега так и хочет почувствовать себя свободным от этого бремени в виде кучи взглядов альф в его сторону, и Н’Джадаки почему-то сам не против такого расклада: он знал, что король рано или поздно сам придёт сюда без охраны, без назойливой кузины, которую Н’Джадаки так ненавидит, — совершенно свободный. Почему бы не воспользоваться тем, чего тебе уже давно хочется, да ещё преподносят на серебряном блюдечке с голубой каёмочкой?
— Т’Чалла Удаку, — Эрик смотрит на брата через плечо, встретившись с его большими, наивными глазами. — Мой король, правитель Ваканды, брат, а также сын братоубийцы, — последнее слово он произносит так, будто рычит. Каждый раз, когда Н’Джадаки встречается с глазами брата, он видит в них ошибки своего прошлого, что тогда, оставшись один на площадке с ребятами, не смог помочь отцу.
— Хватит этих формальностей, — Т’Чалла встаёт с кровати, окинув помещение взглядом, подходит к двери и, остановившись, бросает что-то невнятное, неразборчивое, а затем уходит, и тяжёлая дверь камеры снова захлопывается. Слышится назойливый писк, режущий слух, а потом — снова тишина. Она давит на уши, в них начинает звенеть, и ощущение взгляда, прикосновение к спине всё ещё не проходят. Может, обещание, что Эрик снова увидит короля, но теперь уже в несколько иной обстановке: без камер, тюремных замков и запретов.
Поднявшись по лестнице, Т’Чалла смотрит на закрытую дверь камеры, в которой сидит его брат. Завтра он сможет посмотреть на него без охраны за плечами, которая печется о его жизни, боясь, что безумец снова нападёт, на руках Н’Джадаки не будет оков, сковывающих движения. Будут только они, один на один, и тишина.
Весь последующий день король не покидает своей комнаты, ходит напротив окна, размышляя, думая о том, что может произойти, что именно сказать брату, когда тот войдёт в королевскую комнату. Каждая клеточка в теле трепещет от предвкушения будущего разговора. Всё может пойти не так, как ему хочется, далеко не так. Он уже один раз ошибся, в следующий раз такого не будет.
— Я так долго ждал этого момента, отец, — шепчет Т’Чалла, облокотившись лбом о стекло, и смотрит вниз. Вакандцы, давно уже разобравшись со своими делами, идут домой, к своим семьям, к любимым. Закатное зарево освещает лишь крыши высотных домов, красит в яркий красно-оранжевый свет. Каждый закат в этой стране уникален, поражает своей красотой и душит таинственностью, заставляет смотреть на солнце долго, пока не заслезятся глаза, затем приходится их отводить, протирать руками и снова наслаждаться красотой природы. Каждому в этом мире уготовлен второй шанс, каждый сможет сделать то, чего потом не простит всю свою жизнь, будет жалеть, корить себя, но потом, осознав, что в своей жизни уже ничего не изменишь, смирится.
В коридоре слышатся тяжёлые шаги, каждый из них отдаётся звоном тяжёлой брони, наручников, ударом копья о пол, но сейчас всё резко замирает — мгновенная тишина, — и в комнату заходит Н’Джадаки, руки закованы, а позади стоит стража, ожидающая приказа. Одним движением указав, чтобы они сняли наручники, король подходит к пленнику, а воительницы, развернувшись, покидают комнату.
— Я так долго ждал этого момента, брат, — снова повторяет фразу Т’Чалла, обращаясь к Эрику, но тот не отвечает, лишь грубо смотрит на короля, не отрывая взгляда — смотрит волком. Этого и стоило ожидать. Грубый и жестокий альфа, а перед ним уверенный, спокойный омега. Король тщательно скрывал свою натуру, опасаясь, что рано или поздно кто-нибудь появится, но теперь… Он будет рад положить конец их временной войне. — Я говорил, что обещаю тебе трон, но несколько иным способом, таким, который освободит нас обоих.
Удивленно вскинув брови, Эрик проводит по королю взглядом. Пронзительно, не отрываясь, не упуская ни единственной складочки, ни единственного еле заметного шрама на его теле. Он выглядит уверенно, наверное, так и должен казаться своему народу король, но внутри любого уверенного в себе человека находится ранимое нутро, которое сейчас у брата, судя по частым вздохам, трепещет от предвкушения.
— Идём, — взяв Эрика за запястье, Т’Чалла подводит кузена к огромному окну, через которое можно увидеть столь фантастический закат, — огонь и вода, солнце и море. Это прекрасно. Наконец, ты увидишь самый потрясающий закат.
Глаза Н’Джадаки начали слезиться. Каждому хотелось увидеть что-нибудь прекрасное в своей жизни, исполнить свою мечту, и у Эрика получилось. Он смог увидеть закат, каждый лучик солнца, отражающегося от блестящего стекла высоток. Это поистине незабываемое зрелище.
— Я показал тебе то, чем прекрасна наша страна. Просто представь, ты, будучи мальчишкой, не мог вообразить себе то, что будешь стоять в этот день, в этот вечер здесь и любоваться столь прекрасным зрелищем. Просто представь, ты воплотил в реальность сказки отца. Разве не этого ты хотел? Поверить, что каждое слово отца — правда? — Т’Чалла обходит Эрика со спины, проводя рукой по плечам брата, чувствует, как тело его расслабляется под руками. Видит, как тот уже спокойно дышит, но всё так же смотрит на зарево — словно завороженный. Для него это что-то неописуемое.
— Я так долго ждал этого момента, и что? Стою здесь, чувствую твой сладкий аромат и как поехавший смотрю в одну точку, — развернувшись к королю лицом, Эрик обводит рукой шею брата и притягивает к себе. В его глазах, в больших и расширенных от интереса зрачках, он видит собственное отражение. Когда-то, будучи ребёнком, он видел такое же отражение в полных радости отцовских глазах. А потом этот несчастный случай. Н’Джадаки никогда не хочет его вспоминать, хочет забыться, потонуть в новых ощущениях, постараться не повторять ошибок, которые когда-то совершил.
Почувствовав, как на шее сцепились ладони брата, Т’Чалла наклоняется вперёд, поддаваясь чувствам и интересу. Н’Джадаки же всегда руководствовался эмоциями, когда убивал, когда радовался, — и сейчас, когда впервые ощущает на своих губах губы брата, короля Ваканды. Сложно поверить, что он, будучи таким уверенным в себе, не выбрал себе парочку ещё несколько лет назад, ждал именно его, Эрика? Нет, чепуха. Слишком глупо.
В очередной раз по телу бежит стая мурашек, когда Н’Джадаки опускается ниже, медленно, дразнит, но так возбуждающе водит руками по телу, будто он тут хозяин, чёртов альфа. Ещё доля секунды, и Т’Чалла чувствует на своей шее чужие зубы, то, как они прикусывают кожу чуть ниже уха, оставляя знак. Метку, означающую многое, теперь у омеги есть альфа, теперь король помечен каким-то наёмником из большого города.
Каждый поцелуй, каждый укус, остающийся след на груди, шее, ключицах, где только прикасались губы Н’Джадаки, где он оставлял метки, которые вскоре зарастут, где его похотливые руки скользили по каждой части тела, даже самой сокровенной, которой прежде касался только сам король. Слишком уверенный в себе король в народе стал таким чувствительным и нежным в постели.
своему альфе брату. Каждый хочет почувствовать прекрасное, увидеть невообразимое, вдохнуть пряный аромат восхитительного, такого, как Эрик, долго держать в стенах дворца нельзя, такому, как Эрик, нужна сладостная свобода.
Н’Джадаки стоит напротив окна, через которое можно увидеть восходящее солнце. Оно красиво, как и закат. Фантастическое зарево, огненное, которое нельзя увидеть ни в едином краешке этого мира. Именно этим Ваканда прекрасна.
— Просто представь, что закаты не всегда прекрасны, как рассветы, — успокаивающе мурлыкает, как кот, король, слегка игриво прикусывает мочку уха своего альфы, притягивая к себе и обнимая. Сладкие объятия, полные любви и заботы. Он уверен, что в Эрике проснутся старые, давно заснувшие в его сердце эмоции, которые он так любит тщательно скрывать. Не показывать, какой он на самом деле. Стать охотником для добычи.
— Я так долго верил в отцовские сказки, король, что сам утонул в них и перестал видеть прекрасное, — навряд ли Эрик назовёт когда-нибудь Т’Чаллу по имени как любовника, скорее будет придерживаться формальностей: несмотря на их кровные узы, в каждом из них течёт королевская кровь. Если так можно взойти на престол и получить корону, пусть так оно и будет. Кузен так и не поверит в то, что тому нужна только лишь власть. Верно, коротать время можно и в объятиях брата, но потом их нужно в подходящий момент разорвать. Перестать идти на поводке эмоций.
Но потом Н’Джадаки ни за что себя не простит за то, что покинул дом. Дом? Нет, здесь его не примут, будут считать за короля-угнетателя, который заполучил власть через ложь. Это место никогда не станет его домом, его родиной. Здесь можно получать деньги, может, ради этого он здесь.
— Чёртов король, — рычит Эрик, но это выглядит наигранно, не со злобой, скорее обычная «дружеская» шутка. Если так нужно делать, играть в любовников, нужно просто поверить в это, не запутаться самому в своих чувствах. Не стать наживой собственных эмоций. Не стать слишком привязанным к другим, к своему омеге, к своим людям, поверить в то, что это уже не игра.
Т’Чалла прав. Всё это, каждый лучик солнца, отражающийся от стёкол высоток, красно-жёлтое, огненное зарево. В Ваканде прекрасны не только закаты, но и рассветы. Они такие же загадочные, фантастические, они напоминают о свободе, о сказках отца, в которые так долго верил Эрик Киллмонгер — и, скорее всего, верит до сих пор.