Особенно ты

Каждый, кто рядом, все понимает. Почти сразу — это видно по лицам, по улыбке Окойе, по смешинкам в глазах Шури. Но никто ничего не говорит. Все лишь загадочно молчат. Никто не нарушает этот миг осознания, полный открытий, оцепенение с ноткой смущения, страх, удивление — все одной кучей. Все это в Т'Чалле словно стихия, он замирает, чтобы с ней совладать, застывает, как камень, и теперь знает, что не способен и глаз оторвать… от Баки. Красное с синим до пят, словно мягкое пламя, чистое, теплое, ветру покорное, одеяние такое до боли знакомое и отчего-то чужое. Т'Чалла не верит, что человеку, перенесшему столько горя, будет так мирно на бескрайнем просторе, полном свободы… Будет уместно в красном и синем, босиком по траве, под хохот мальчишек... но Баки поворачивается, и Т'Чалла ловит его взгляд. Отчего он не видит в нем человека, что пришел так недавно, без руки и без сердца и с дырой вместо памяти, загнанного зверя, уставшего убегать. Т'Чалла смотрит в глубь омута, двух сизых льдинок и не чувствует холода — ему жарко как никогда. Ему душно от ворота, от расстояния, от невозможности подойти ближе и просто руку подать. Но Баки, похоже, смекает, что происходит и почему всем так весело, глядя на Т'Чаллу — а Т'Чалла не может ничего им сказать. На лице Баки лежит тенью улыбка, и Т'Чалла оттаивает, смотрит по сторонам, старается не терять лица. — Не цепеней, — тихо шепчет Окойе, в ее голосе радость и девичий задор, словно она и не генерал вовсе, а такая же шумная, юная, как нынче принцесса — Т'Чалла помнит Окойе такой. — Я никогда… — заговаривает Т'Чалла, но замолкает. Отчего отрицать ему как-то не просто, прямо сейчас, глядя на Баки… Т'Чаллу ловят с поличным, все, кто тут рядом, и, наверно, пора быть честным с самим собой. Он теряет дар речи и почти даже не дышит, и воздух горячей росой оседает на коже, как после сезона дождей. — Что-то не так? — задает вопрос Баки, и Т'Чалла вздыхает и почему-то не может придумать, как не выдать себя еще больше и ответить честнее. Его как в клешни заковывает паника, и он чувствует ужас, будто сорвался с большой высоты. — Все прекрасно, — он отвечает и себя ловит на мысли, что, словно мальчишка, хочет добавить совсем неуместное «особенно ты».