Рубеж

      Они двигались стремительно. Генрих постоянно куда-то заворачивал, и девушка уже не знала где они находились. Наконец они остановились. — Где ты живешь? — неожиданно спросил парень. Греттель посмотрела на него, но не встретилась с ним взглядами — Все там же. — Чуть слышно проговорила она. Как он мог вот так просто говорить с ней, после столь долгого отсутствия? Вести себя так, будто ничего не было. А может так оно и есть? Может она все сама себе напридумывала? Или же все — таки было, но слова оказались ложью? — Не ожидал, что ты останешься жить там, — молчание. Юноша задумывается о чем-то. Его брови сведены вместе, а взгляд сосредоточен в одной точке. Ветер треплет волосы, и девушке становится не по себе то ли от холода, то ли от ситуации. — Ладно, — красноволосая вздрагивает от неожиданно нарушившего тишину голоса, — мы слишком далеко от твоего дома, да и небезопасно возвращаться обратно. Кто знает может тот тип был не один. Поэтому, — юноша закашлялся, и как показалось девушке в свете тускло-желтых фонарей, покраснел, — ничего не остается, как пойти ко мне домой. Глаза расширились, голова медленно стала поворачиваться в сторону говорящего. — Что? Нет-нет, я п-пойду домой, — девушку охватывало так много эмоций, что мысли путались, и ей было сложно собраться, — ты и так мне помог, спасибо. Красноволосая стала разворачиваться, чтобы уйти, но Генрих крепко схватил ее за руку. — Греттель, послушай, я понимаю, что ты в растерянности, и вообще вся ситуация кажется тебе странной, но за тобой следили, тебя пытались убить. Кто-то все еще может там находиться и поджидать тебя. Я совершил много ошибок, и их все не исправить, но дай мне возможность исправить хоть что-то. Сердце бешено колотилось, казалось, что все это происходило во сне. Неужели все станет как прежде? — Хорошо, показывай дорогу. Юноша подошел чуть ближе и заговорил полушёпотом — Разрешишь взять тебя под руку?       Глаза округлились, в них вспыхнули огоньки, лицо осветила улыбка. Красноволосой показалось, что Генрих смутился? Вот так новость, прежде она никогда не видела его таким. Ну, разве, что в самом начале их знакомства. Девушка подставила локоть в знак согласия.       Они шли долго. Снег падал мелкими крупинками на волосы, одежду, дорогу. Они медленно кружились в своеобразном танце. Свет фонарей становился все ярче. Дорога перестала быть узкой и грязной. Теперь они шли по ровному асфальту. — Мы пришли. Девушка оглянулась. Они оказались у подножия больших домов. Вокруг было много деревьев, среди которых, можно было разглядеть небольшое озеро. — Красиво, — завороженно проговорила Грет.       Они двинулись к одному из многочисленных подъездов. Внутри было светло. Светлые стены и пол из светло-серого камня делали пространство более большим и приветливым.       Генрих стал подниматься по лестнице, ведя за собой девушку. Юноша жил на самом последнем этаже. Здесь было много дверей одинакового цвета, и, дойдя до двери, что находилась в середине, юноша открыл ее.       Квартира была небольшой, состояла из двух комнат и кухни. Стены спальни были темно-бежевого цвета. На одной из них, где располагалось большое окно, висели различные фотографии в рамках. Рядом стояла длинная перекладина для вещей и комод с виниловыми пластинками, а сверху небольшие черные полки с книгами. Напротив находилась кровать заправленная белым пушистым покрывалом с черными маленькими подушками. Вверху висели большие круглые фонари, кроме них еще одним источником света был светильник рядом с постелью. Генрих зажег фонари, и комната озарилась мягким светом. — Так уютно, — проходя к окну, сняла пальто Грет. Находясь здесь, девушка чувствовала себя в безопасности. Словно укутывают в одеяло из ваты. Приглушенный свет действовал успокаивающе.       Тут ее взгляд упал на комод с пластинками. Она подошла и стала аккуратно перебирать их. При виде одной из них, девушка замерла, ее рука слегка дрожала. — Ты все еще хранишь ее? — голос звучал удивленно. Генрих подошел к ней со спины. Он наклонился так, что его дыхание касалось шеи девушки. — Конечно, это моя самая любимая пластинка.       Грет держалась из последних сил. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить свое часто забившееся сердце. Девушка прекрасно знала все уловки парня, но устоять перед ними становилось все труднее и труднее. Тут рука брюнета осторожно взяла пластинку, невзначай касаясь пальцев Грет, и поставил пластину в подготовленный патифон. Приглушенный шум нарушил тишину в комнате, а затем из-под иглы раздалась медленная мелодия. — Потанцуешь со мной? — протягивая руку, улыбался Генрих. В свете фонариков его темные волосы переливались медью, серые глаза блестели. Греттель медлила. Она не была уверена в том, что действует правильно.       «Что же ты делаешь?» — нервное покусывание губ, — «И что творю я» Девичья рука легла в раскрытую ладонь. Чужие сильные пальцы легли на талию, притягивая к себе. Девушка положила голову на грудь юноши.

Люби меня, люби Жарким огнем Ночью и днем, Сердце сжигая. Люби меня, люби, Не улетай, не исчезай, Я умоляю

— У тебя все так просто. Ты взял и исчез, я думала, что больше тебя не увижу, научилась быть без тебя, а теперь.… А теперь мы танцуем у тебя дома под пластинку, которую я тебе когда-то подарила. — Грет замолчала, но после продолжила, — ты ведь исчезнешь вновь? Я права? Ты снова оставишь после себя лишь пустоту?       Голос почти сорвался на крик. Из глаз брызнули слезы. Девушка зажмурилась, стараясь не разреветься. Чувства норовили выйти наружу. Тут лица коснулись чужие руки. Пальцы Генриха приподняли подбородок девушки. Его губы жадно впились в губы Грет. Поцелуй был требовательным и немного грубым, из-за чего ощущался привкус крови. Сердце бешено билось о грудную клетку, стремясь вырваться из нее. Их любовь, как и поцелуй, была страстной, но в тоже время приносила страдания.