Два солнца

Он всегда был таким. Сложное смешение разных видов наркотиков. Тяжелое психологическое порно. На рассвете город пах алкоголем и трупами. Даже если в нем не произошло ни одного убийства. Даже если в кабаках не было выпито ни одной рюмки. Но такого здесь не случалось. Находясь в таких заведениях он не боялся, что его узнают. Лорды не ходят по подобным местам. Но в ресторанах нет ни дешевого, бьющего в голову вина, ни дорогих наркотиков, которых не найдешь и в высшем свете, ни шлюх, готовых отдать свою душу (что уж там говорить о теле!) за пару солнц. Они были настолько противны, что от этого хотелось жить. И он жил. Вечер за вечером. Элегантный запой переходящий в полный алкоголизм. Только вместо алкоголя — ненависть. Сегодня зал был полон. Он никогда не был пустым, но сегодня… Не было даже кусочка пространства, на котором бы не сидели или стояли посетители. Только возле него было пусто. Привычно , в общем то. Он был чертовым богом этого места, превратившим задрипаный бордель-кабак в нечто большее. В культовое место, куда заглядывают только отморозки, извращенцы — те, для которых нет ничего ни святого, ни праведного. И, изредка, отчаявшиеся. Такие как он. Очень редко. Сегодня тут выступала новая девушка. Он не знал, что в ней такого и зачем распорядитель так упрашивал его посмотреть. Но пришел. Выступление еще не началось. Он сидел в дальнем конце зала, на возвышении, откуда было видно все. Козырное место, которое принадлежало только ему. — Желаете чего-то, лорд? — проворковал соблазнительный голосок подавальщицы. Шлюха, как и все тут. Он лишь брезгливо дернул рукой, а понятливая девочка уже исчезла. Как же тебя воспитывали, девочка? Отчего ты стала такой понятливой? Наконец, грянули фанфары, и гнусавый голос со сцены объявил, что сейчас появится очаровательная Белла, лучшая танцовщица восточного края Преисподней. — Белла значит, — хмыкнул он, опрокидывая пятый бокал самого крепкого пойла, которое только смогли найти тут. — Не разочаруй меня, Белла. Заиграла музыка. Странная, гремящая ритмом где-то в затылке, отдающая свою пульсацию всему телу. И девушка оказалась ей под стать. Высокая тонкая вампирша кружилась и извивалась, встряхивая небрежно сколотыми на затылке волосами. Вот она уже осталась в топе, сняла его, обводя напряженную грудь тонкими пальцами. Её темные глаза горели чистой, незамутненной ненавистью и яростью ко всему живому. И азартом. В своем танце она горела живьем и просила пламя не останавливаться. Музыка резко оборвалась, оставив в его груди ощущение потери, надлома. Холодок, словно сорвался с высокого утеса. Он подозвал распорядителя. Одно единственное слово: — Хочу. Этого не случалось уже очень долго. Никто из танцовщиц или шлюх не касался его. А теперь… Необьяснимое желание, жажда обладать. Властвовать конкретной душой, а не тысячами прогнивших сердец в этой забегаловке. Её привели очень скоро. Маленькая комнатка за сценой видела уже много разных сюжетов. Ни одного с ним. Вот и сейчас схватив танцовщицу за тонкую руку, он провел её в узкий проход в стене. Об этой комнате не знал никто, кроме него и распорядителя. И, конечно, редких «гостий». Комната была оформлена в бордовых и черных тонах. Она давила на вошедших, но один уже привык, а второй было все равно. Арабелла долго думала, не заигралась ли в этот раз. Никогла раньше она не позволяла себя заказать. Никто не коснулся её за все время выступлений. Зачем? Может, станет лучше? Эта мысль пронеслась в головах у обоих. Она нервно поправила шарф, скрывающий лицо, он хищно и властно улыбнулся. Не станет. Шарф в тот же миг полетел прочь, отброшенный твердой рукой. Он жадно впился глазами в её лицо, надеясь увидеть там тот же огонь, что и на сцене. Зря. Эту девушку можно было казнить за эти трижды проклятые пронзительные глаза. Она не отшатнулась. Наоборот, подалась немного вперед, утопая в горящем рубиновом взгляде. Такой же, как она. Не сумевший достойно умереть в свое время. Не научившийся жить. Ни для одного слова не было времени. За толстой стеной пульсировала музыка, пряно пах дым анитара. Прижав хрупкое изящное тело девушки к стене он жадно и грубо целовал пухлые, четко очерченные губы. Наслаждаясь их неопределенным и покорным сопротивлением. Она ещё цеплялась за что-то. Поздно. Пути назад нет. Оставалось чувствовать, как сильные руки властно шарят по телу, притягивают ближе. Он не отпустит свою жертву. И слава Дьяволу. Когда с её губ сорвался первый стон, она не поверила сама себе. Он только дьявольски усмехнулся. — Я знаю слишком много о сексе. — А о любви? — Ничего. Легкая ткань скрывающая тело полетела вниз. Рваный выдох неожиданного партнера был вполне достойной наградой. Хороша. Конечно. Как и всегда — безупречна. Она попыталась было шагнуть к нему. Короткий взгляд и её руки уже связаны за спиной. Он не хотел давать волю своей игрушке. Новой и пока еще желанной. Вампирша протестующе вскрикнула, рванулась. Нет, только не полностью отдаться в чьи-то руки. Это слишком! Слишком… Холодный пол обжег хрупкие лопатки. Нежную кожу шеи довольно ощутимо прикусили, заставив пискнуть и замереть. Закрыв глаза так, что они, казалось, не откроются уже никогда. Ещё один поцелуй. На этот раз неторопливый, глубокий, но все такой же диктаторский. Сейчас у неё не было своей воли и, понемногу, она начала этим наслаждаться. Неужели, наконец нашла, что искала? Он улыбался, разрывая поцелуй. Не самая приятная улыбка. Такая же редкая, как и хорошее настроение. Девочка-девочка. Ты слишком хороша для шлюхи. Но прожжена насквозь. Продолжая изучать её тело, он  спустился ниже, прикусил сосок, заставляя выгнуться на полу. Сквозь натянутую кожу невозможно красиво проступили линии ребер Как хорошо чувствовать! Быстро стянув с себя одежду он снова опускается рядом с ней, мечущейся на полу. Её тело просит, чтобы его наконец взяли. Прекратили мучить. Она отдается этому телесному зову не думая о последствиях. Завтра все вернется на свои места. Здесь её никто не узнает. Кожа к коже, и она замирает на секунду. Мгновенная слабость, крушение стен и жесткий толчок. Переворот взглядов. Огонь внутри и — да! — Давай! Пожа…луйста. Он никогда никого так не трахал. Его никто никогда не просил не останавливаться. Сумасшедшая чертова шлюха. Идеальное податливое, но своевольное тело, которым хочется владеть. Грубые, пожалуй даже слишком, толчки. Почему она не сопротивляется? Почему он чувствует себя живым? Она тянется за поцелуем, беспомощно раскрывая припухшие губы. Это слишком. Отстранившись, он переворачивает её на спину, ставя на четвереньки. Снова входит и она судорожно вздыхает, уже не пытаясь думать о чем-либо, кроме члена в себе. Её длинные волосы так прекрасно ложатся в руку. Потянув её за длинные локоны, вынудив запрокинуть голову, он ускоряет темп практически до невозможного. Она кричит. Ни единой пошлой фразы. Больше ни одной мольбы. Чистый звук, затыкающий ему глотку. Когда она вздрагивает всем телом и судорожно скребет пол длинными ногтями он не верит. Не верит в то, что девушка под ним испытала сильнейший оргазм. Сокращающиеся стенки влагалища давят на член, пульсируют на нем и, сделав еще несколько толчков, он кончает. Непонятная горечь в горле, блаженная слабость в теле. Она снова лежит на спине. На её горле — жесткая рука. Сжимает, поглаживает. Он приподнимается на локте, притягивает её, целует. Уже не так безумно. Властно, с ноткой благодарности. Спасибо за жизнь, девочка. Её хватит ровно на час. Лежать на полу больше не так удобно. Подхватив её на руки, он опускается на кровать, натягивая на них покрывало. Она расслаблена как никогда. Какой хороший попался партнер. Интересно, очередной отморозок или просто любитель доступных девочек? Нет. Слишком хорош. — Кто ты? Он так надеялся не услышать этого вопроса, что задал его сам. — Белла. Танцовщица. — Врешь, — тихий выдох сорвал это слово с его губ. Хотя надо было молчать. — Ни одна шлюха не может так гореть. Она только вздохнула, удобнее устраиваясь в его руках. Пусть думает, что хочет. Но: — А ты? — Леон, — Последовал незамедлительный ответ. Он поджал губы, глядя куда-то вбок. Пытаясь найти в этой комнатушке ответ на этот вопрос. Кто он? — Я — Арабелла. За правду благодарят. Она всегда видела правду. Именно поэтому никто не мог рассмотреть её лжи. Купаясь в похотливых взглядах сброда рядом со сценой, она наслаждалась их беспомощной злостью. Обидой на то, что никто из них не сможет обладать ею. Обязательное условие контракта в каждом заведении. Танцовщица — не шлюха. А сегодня? — Скажи, Леон, какое самое сильное чувство? Он даже не думал. Зачем медлить, если ответ очевиден? — Ненависть. Она улыбнулась до невозможности горькой улыбкой. — Это всего лишь форма любви. Впервые за много лет, он захотел пустить в себя чужую боль. Оказывается, она не горела. Она сгорала, маскируя пытку под шоу. У ее губ был привкус пепла. Таких больше не найдешь нигде. Все по-другому на этот раз. Без надрывной жестокости. Давящая, сковывающая воля одного, податливая нерушимость другой. Судорожные вздохи, рваные стоны, исступленные ласки. В этой комнате не наступит рассвет. Как и в их душах. Он проснулся раньше. Аккуратно встал с кровати, стараясь не потревожить её, свернувшуюся под пледом диким котенком, проникшую ему под кожу. Такую же потерянную как и он. На столе лежало два солнца. Стандартная плата элитным шлюхам. Так противно, что хотелось отгрызть себе руку, которая положила их туда. До того, как он понял. Он уже потянулся забрать монеты, но девушка шевельнулась. Приоткрыла глаза, но в комнате уже никого не было. Не сказать, чтоб она расстроилась. Эта бездна теперь надолго будет с ней. В ней сохранится тепло его властных рук и обжигающие рубиновые глаза где-то там, с обратной стороны ребер . Откинувшись на спину, она снова закрыла глаза. К Дьяволу все. А он шагал по солнечным улицам Преисподней. Сегодня не хотелось спрятаться от шума и толпы, куда-то делась бессильная злоба. По привычке засунув руку в карман, он удивленно достал оттуда что-то холодное. На ладони лежали два солнца, которые все еще пахли её духами.