Plum Blossoms

      Было свежо, однако ветерок не вызывал дискомфорта. Шарф Шото медленно развевался от легких порывов воздуха, а руки были глубоко погружены в широкие карманы пальто. На щеках и кончике носа выступал румянец от приятного холода. Сегодня он собирался пойти к Мидории. Ему не удавалось встретиться с ним всю неделю, ибо скоро начнется учеба, и Старатель требовал от него ежедневных тренировок. Пройдя через тьму раздражения и злости, выходные все-таки наступили, и Тодороки не упустил эту возможность.       Ему нравится думать, что сейчас их отношения с Мидорией стали куда ближе, чем раньше. Да, они все еще оставались друзьями, но совсем не так, как когда-то. Теперь между ними гораздо меньше преград. И больше людей. Он сжал губы. В конце дороги, где стояла больница, опадали розовые лепестки расцветающей сливы, иногда запутываясь в волосах Шото. Он подошел ближе к открывающимся дверям и зашел внутрь. И как только он увидел ресепшн, в уме сразу же всплыли воспоминания о визите к матери после Спортивного Фестиваля. Белые вылизанные помещения, неподвижные лица медицинского персонала, все это было очень знакомым для Тодороки.       Он думал об этом, пока ехал в лифте на верхний этаж, параллельно воспользовавшись возможностью промыть руки антисептиком. Лифт издал короткий звон и открылся, выпуская его. Коридоры были пусты и безлюдны, не считая пару столов, предназначенных для отдельных комнат. Шото смотрел прямо своими разноцветными глазами, не отвлекаясь ни на одну из дверей и помещений.       Тодороки вдруг осознал, что после многочисленных посещений матери, он необычно охладел к клиникам и, в принципе, перестал думать об их предназначении. Но, дойдя до палаты своего друга, он понял, что это было ложью. В тот момент, Изуку был повернут к нему затылком (да, теперь они называли друг друга по имени, а не фамилии, что было непривычным для Шото), чистые белые бинты окружали его голову, переплетаясь с пушистыми зелеными локонами. Его взор был устремлен в сторону окна, откуда был отличный вид на деревья цветущих слив. Шото хотел бы знать, о чем же он думал.       Вдруг в его поле зрения появилась медсестра, которая толкала тележку к выходу из палаты. Шото узнал её — она ухаживала за Изуку почти все время. Вспоминая об этом, он встретился с ней взглядом и благодарно улыбнулся. Девушка ответила неловкой улыбкой, излучая дружелюбие.       — Ты вернулся! — сказала она радостно. — Тебя давно тут не было. А он спрашивал о тебе, знаешь…       — Правда? — он удивленно поднял брови.       Она кивнула и продолжила толкать тележку из комнаты, смотря на Шото через плечо.       — Память ещё не вернулась, однако его речь явно улучшилась. Ему пока трудно говорить, но, может, ты сможешь его разболтать. Только помни о терпении, дорогой.       — Мм, — Шото утвердительно кивнул и наблюдал, как медсестра продолжила путь и скрылась за поворотом коридора. Он проследил за ней, потому что чувствовал себя неуверенно. Он сглотнул и снова повернулся ко входу. Изуку не шелохнулся. Хоть его нынешнее состояние было намного лучше, чем пару недель назад, Тодороки все равно чувствовал то неприятное сжимающееся чувство внутри, при виде Мидории в желтоватой больничной пижаме и с марлей на голове. Шото снова сжал губы и шагнул в палату, постучав пару раз по открытой двери.       Изуку всё так же не двигался, не разговаривал. Сердце Тодороки пропустило удар, и он зашел в помещение; он очень надеялся, что слова девушки были правдивы.       Он не знал, что сказать. Обычное «здравствуй» казалось скучным, но Шото и не считал себя особо уникальной персоной, поэтому он остановился на этом варианте.       — Здравствуй, Изуку.       Он подумал, что произнеся имя, он добавит яркости в предложение.       Изуку не ответил, однако Шото и не надеялся на какую-либо реакцию. Он вздохнул, взял стул, одиноко стоящий у двери, и поставил его возле кровати, чтобы сесть рядом.       Взгляд Тодороки оглянул тощую фигуру Изуку. Спустя недели, его тело стало более слабым и худым. Шото надеялся, что тот ел хоть какую-либо еду, хотя смотря на ответственность здешнего персонала, об этом волноваться не стоило — пусть они и сомневались в способностях Исцеляющей Девочки. Мидория все еще неподвижно смотрел в окно, его руки лежали на его же коленях. Он был похож на статую, если забыть о небольшом росте и сгорбленных плечах. Он не всегда такой — Шото встречался с его глазами пару раз после инцидента, но тот часто не мог сконцентрироваться на вещах, медленно и неразборчиво говорил время от времени… ему до сих пор больно. Доктор сказал, что это последствие психологической и физической травмы.       Травмы.       Дыхание Шото прервалось, и он опустил глаза на свои колени. Разъедающий стыд был невыносим.       — Изуку… — сказал он мягко. Тодороки подался вперед, положив свои локти на его колено, держа его голову в своих ладонях. Парень все еще не двигался, и Шото почувствовал знакомую влагу в глазах. — Изуку… — сказал он снова, найдя теплую ладонь Мидории (ту самую, которую он повредил ради Шото) и нежно её сжал.       Сегодня он снова ничего не сказал.

***

      Шото услышал голоса в конце коридора по дороге назад. Он тут же их узнал и посмотрел на свои наручные часы, чтобы проверить время. Время посещения скоро закончится. Парень сглотнул и в последний раз окинул взором Мидорию, который все еще сидел в своей кровати, — руки лежали на коленях так, будто никогда не знали прикосновений — смотря на темные ветки дерева и розовые опадающие лепестки сливы. Шото подался вперед, чтобы закрыть дверь, и снова надел на себя маску безразличия.       Он шел долгими и аккуратными шагами, все ближе приближаясь к голосам.       — Тодороки-кун!       Шото поднял взгляд так, будто удивился их неожиданному приходу.       Урарака приветливо помахивала ему, все еще в своей униформе и черных чулках. Он ответил ей таким же жестом, оглядываясь на более высокую фигуру позади девушки.       Бакуго.       Тодороки нахмурился, сразу же вспоминая мягкий голос Изуку и это «К-каччан!».       «Каччан» угрюмо кивнул Тодороки. Он был в той же униформе, что и Урарака с Шото, с тёмным пальто и однотонным шарфом. Его бледные, колючие блондинистые волосы были такими же непослушными, как и обычно, однако флюоресцентные лампы будто упрощали его обычное напряженное выражение лица. Тодороки знал, что случившееся с Изуку так же задело и Бакуго. Он ответил парню таким же кивком, когда они дошли до предела слышимости друг друга.       Урарака, с широкими и задорными глазами, заговорила первой.       — От жеш, так ты нас опередил! Долго был с ним?       Тодороки сидел в палате с Мидорией больше трех часов.       — Нет, — ответил он.       Голова Бакуго подалась вперед.       — И ты уже уходишь, ублюдок? — сказал он обвинительно, зло сжав зубы.       Глаза Тодороки подавленно опустились к полу и он вздохнул.       — Он уснул, когда я пришел к нему… — ответил он тихо. — Медсестры сказали, что будет лучше его не тревожить, — когда он снова поднял взгляд, веселые черты лица Урараки словно рассыпались в прах. Когда он оглянулся на Бакуго, то понял, что его слова повлияли и на него.       — Тч, — пробормотал блондин, смотря за плечо Тодороки и замечая закрытую в палату дверь. — Чертов Деку… — эта фраза звучала скорее мило, чем злостно.       Это раздражало.       — Время посещения скоро подойдет к концу… — сказала Урарака. Тодороки заметил, как ее нижняя губа побелела и задрожала, однако в следующий же момент она улыбнулась. Девушка игриво толкнула Тодороки в руку. — Чувствуешь, наверное, себя счастливчиком, да? Деку-кун, скорее всего, выглядит так мило, когда спит.       Тодороки улыбнулся ей по другим причинам.       — Можно и так сказать.       Красные глаза Бакуго бурили в Шото дыру очень долгое время. Его лицо было непроницаемым, однако все еще веяло враждебностью.       — Значит, придется прийти завтра, — рыкнул он, наконец-то переводя взгляд с Тодороки на Урараку.        Она нахмурилась, пряча руки за спину.       — Д-да! — воскликнула она. Тодороки было интересно, кого же она хотела убедить в своем энтузиазме. — До встречи, Тодороки-кун! — она и Бакуго повернули назад. Тодороки в последний раз встретил красные глаза, прежде чем тот повернулся к нему спиной полностью и пошел с Ураракой в противоположном направлении, говоря о том, как они завтра точно придут раньше, чем Шото. Мягкий голос девушки упрекнул его в том, что это не соревнование.       Тодороки считал иначе.       Он пошел по коридору в сторону лестницы, чтобы избежать неловкого молчания в лифте. Он почувствовал что-то приятное и знакомое в груди, теплый дымок восхищения щекотал его левую сторону. Воспоминания перенесли его обратно на Спортивный Фестиваль, когда Мидория пробудил ту его часть, которая, возможно, осталась бы захороненной и дальше.       Ноги Тодороки несли его в лазарет. Сухость охватила горло. Он все еще дрожал от матча и долгого использования огненной причуды, но он отложил все беспокоящие его вопросы на потом, ради Мидории.       («ЭТО ТВОЯ СИЛА!»)       Он сумасшедший, подумал Тодороки. Помогать своему противнику стать сильнее… Какая ему с этого выгода? Он пытался понять, размышляя, но в итоге остался ни с чем. Мидория не получал никакой пользы, допрашивая Шото, однако он продолжал не переставая. Даже осознавая, что это поставит его в невыгодное положение, он все равно давил на непоколебимость Тодороки, пока это не превратилось в глупое ребячество. Формула убеждения была проста. Шото не был своим отцом — соответственно, эта сила принадлежала только ему.       Шото посмотрел на свою руку изучающим взглядом. Старик встретил его после матча, светясь гордостью. Это не должно было волновать Шото больше, чем нужно было, но… все, о чем он мог думать, это слова Мидории, выражение лица, с которым он их кричал, и его голос. Он не дал внятный ответ отцу в тот день, всего-лишь озвучил свои мысли. На этом все и закончилось.       Он все еще был в том, что осталось от его одежды, запах подожженной ткани неприятно щекотал ноздри. Мидория был унесен и госпитализирован быстрее, чем у Шото был шанс что-то сказать (хотя, паренек все равно был без сознания, так что в этом было мало смысла). Шото не хотел начинать следующий матч с Бакуго без того, чтобы поблагодарить его. Ладонь вычертила невидимую линию вдоль стены, пока парень шел по коридору. Он смог услышать взволнованную и мрачную обстановку в лазарете. Парень замедлил шаг.       — Ты в порядке?!       Шото остановился возле дверного проема, слыша голоса Теньи и Урараки. Похоже, они постарались встретиться с ним настолько быстро, насколько позволяло время. Тодороки прислонился к стене, прислушиваясь.       — Эй, ребят… А что насчет следующего матча?       Мидория…       Он хотел войти, но парень не мог найти слов для разговора. Шото слышал ответ Теньи, мягкий смех Мидории, и еще более мягкий стон дискомфорта. Он слышал, как Урарака боготворила его действия, бесхребетные высказывания Минеты, добродушные шутки Тсую. Шото не понравилось то чувство, которое осталось после услышанного.       Это показывало, что у Мидории уже были люди, которые заботились о нем.       Ему не нужен был Шото.       После возмущения Исцеляющей Девочки, Тодороки медленно повернул в другую сторону и направился к комнате отдыха, чтобы не прослыть подслушником.       Мидория спас Шото. Тодороки надеялся, что сможет отплатить ему когда-нибудь.       Шото все еще улыбался, выходя из больницы, надеясь, что его присутствие с Изуку можно было назвать помощью.       Он не говорил со своим отцом, когда пришел домой. Он просто пошел к себе в комнату и закрыл дверь. Улыбка спала с лица, но он старался вспомнить все маленькие приятные моменты жизни, чтобы не впасть в уныние. Например, воспоминание о тепле ладони Изуку.       Тодороки скинул с себя пальто и открыл шкаф, чтобы повесить его… однако блеск серебристого ящика занял его взор. Пальто упало на пол, он сглотнул. Шото вытащил ящик, сделал пару шагов назад, чтобы сесть вместе с ним на край футона. Парень подтянул под себя ноги, пока пальцы изучали поверхность маленького контейнера. Тодороки не открывал его с тех пор, как произошедшее отобрало у Изуку память.       Большой палец пролез под обод и его рука медленно подняла крышку ящика. Глаза смотрели на ободранную окровавленную ткань и помятую серебряную часть маски. Костюм Деку. Шото слегка прикоснулся к потемневшему куску металла, словно он мог в любой момент разложиться и рассыпаться. Он знал, сколько эта одежда значила для Изуку.       Сколько значило для Изуку быть героем.       Но… правая рука Шото схватилась за одеяло футона… Именно то, что он был героем, чуть не убило его. Именно геройство украло у него память. Геройство это то, что в будущем могло украсть Изуку у Шото. Дрожь; он резко хлопнул крышкой по ящику и кинул его в другой конец комнаты так, будто та обожгла его. Он упал спиной на футон и вглядывался в деревянный потолок.       Шото не мог не воспринимать потерю памяти Изуку как возможность — возможность Шото спасти Изуку. Они часто поддерживали друг друга после Спортивного Фестиваля, но впервые Мидории не придется играть роль мученика. Тодороки не даст ему. В тот день, когда его друг чуть не погиб, он проиграл. Изуку был слишком упрям. Он не слушал его, ему было все равно на свои травмы, ему было все равно, что будет с Шото, когда он потеряет его.       — МИДОРИЯ! — закричал Тодороки, который бежал за зеленым пятном с искрами, окружающие его ноги. Шото понимал, что ему нужно остановить его до того, как будет слишком поздно. Здание впереди было все в огне, обломки железа и угольная пыль витали по всему воздуху. Тодороки знал, что вдохнул много пепла, что было опасно для здоровья, но Мидория стремился к более оригинальному способу повредить свои легкие. — МИДОРИЯ! — снова послышался его крик. Молодой герой впереди все еще не слушал его, подпрыгнувший капюшон свидетельствовал о том, что он был намерен снова прыгнуть дальше. Шото ускорился, широко открыв глаза. Он схватил руку Мидории. — ИЗУКУ! — проревел он поверх сирен, поверх криков, поверх горящего огня и маниакального смеха в глубине вспыхнувшего здания.       Наконец-то, герой остановился.       — Ты что, суицидник?! — рыкнул Тодороки, суровее, чем он представлял. — Ты не можешь пойти туда, Изуку, — успокоил он свой тон. — Просто подожди подмоги. Помоги мне донести раненых гражданских…       Изуку повернулся к нему со сжатыми губами. Его друг улыбался, и, несмотря на тяжелое дыхание, Шото тоже улыбнулся ему. Потом Мидория резко выдернул свою руку из его захвата.        — Шото… — сказал Мидория, покрытый кровью, пеплом и грязью. Его правый глаз начинал распухать. — Я доверяю тебе жизни гражданских.       Глаза Шото никогда еще не открывались так широко.       —Т-ты что, серьезно?! Мидория…       — Изуку.       Рот Шото открылся и затем снова захлопнулся.       — Изуку… не делай этого, — он оглянулся на здание за спиной друга. Громкое падение куска бетона подняло на воздух еще больше дыма, взъерошивая волосы Изуку. Вход внутрь полностью завалило. Шото посмотрел обратно на Мидорию с еще большим беспокойством, а руки сжались в кулаки. — Просто останься! С… Со мной!       Глаза его друга сузились в жалости.       — Шото… Я… — он запнулся, пробормотав что-то, что Тодороки не мог разобрать.       — Что?       — Я… — он качнул головой. — Позже.       — Изуку…       — Шото, там Всемогущий, — сказал он с новой волной напористости, словно эти слова были самым неопровержимым аргументом. Мидория начал пятиться назад, не разрывая с Шото зрительный контакт. — У меня нет времени! Я задержу их, пока не придет поддержка, ты знаешь, где я! Я доверяю тебе, Шото! — он снова надел это лицо, лицо «Деку», с которым он кричал на него еще на Фестивале — кричал использовать его силы на полную мощность.       На короткое мгновение, Шото подумал, что это лицо он придумал специально для него.       Не найдя слов, он скривил губы в взволнованном выражении, показывая, что это плохая идея, но Мидория, слабо помахав на прощание, повернулся назад и исчез в зеленой вспышке.       Побитое тело Шото дрогнуло и качнулось назад, пока он наблюдал за дрожащим от напряжения месивом из здания.       Кашель, горящие легкие и слезящиеся глаза. Шото не мог думать ни о чем, кроме Мидории… у него было ощущение, что он позволил своему другу пойти на верную смерть.       Крик резко вытащил его из размышлений, заставляя посмотреть назад на женщину, заточенную в круге из огня. Кристаллы льда появились на правой руке Тодороки, он окинул еще одним взглядом горящие обвалы, в которые зашел Изуку. Он нахмурился и сделал один шаг в их сторону. Может… он еще мог…       Женщина закричала еще громче на помощь и парень, сжав зубы, побежал в её направлении. Изуку, все-таки, доверил ему спасти этих людей.       Но Тодороки не смог спасти его.       Шото тер свои глаза до покраснения, игнорируя боль. Он слышал громкий бас отца где-то вдали в доме, и, перевернувшись на бок, скрючился в позу эмбриона. А что если бы к Изуку вернулись его воспоминания? Добродушная медсестра говорила, что это возможно, но явно без сильной уверенности; процесс может занять годы, и даже так вернется не всё. Но если бы вернулись… Мидория продолжил бы снова бежать прямо в опасность.       Снова убегая от Шото.       Сейчас, Изуку помнил только лица некоторых людей, но он не мог понять кто они и почему он их помнит. Все было в беспорядке.       Он не помнил Всемогущего, не помнил произошедшее, не помнил, что с ним случилось.       «Произошедшее», очень продуманная атака злодеев (в ней всё было продумано до самых маленьких мелочей), резко изменило восприятие мира Тодороки. Символ Мира умер в том горящем здании. Целеустремленный герой Деку был избит до полусмерти (хотя некоторые травмы были явно работой его причуды. Шото думал, что он прошел через это, но уровень использованной силы был выше нормы для него), а остальные герои, класс А и Б, были выведены из строя… некоторые, по крайней мере.       Это была величайшая победа для злодеев и колоссальный проигрыш для Юей, и каждого героя Японии в принципе. Даже Старатель был… потерян после этого события, никто, кроме Шото, не мог более точно это описать. Его старик, наконец-то, стал героем номер один, но даже он понимал, что цена явно была слишком высокой.       Кстати говоря… Тодороки услышал свое имя, снова, потому он закрыл глаза и притворился спящим, ожидая прихода отца.       Он скучал по их жизни в общежитии больше, чем когда-либо, но он поклялся больше не разделять её с Мидорией, если это снова причинит ему вред. Если амнезия не сможет призвать Тодороки к действию, то в состоянии не будет и космос.

***

      Встав пораньше, Шото направлялся в больницу. Он был в том же пальто и шарфе, темные круги под глазами были словно нарисованы маркером. Наступив на лепесток сливы, он зашел внутрь после того, как автоматические стеклянные двери открылись и, в следующий момент, закрылись за его спиной. Регистраторша подняла на него взгляд и лучезарно улыбнулась.       — Вау, да ты уже его четвертый посетитель за сегодня! — сказала она. — А прошло только десять минут! Ох, у этого бедного, милого мальчика столько заботливых людей…       Глаза Шото сузились, и он произнес без размышлений.       — Ему нужен только один.       — Ты что-то сказал, солнце? — спросила она, что-то записывая на компьютере и громко стуча своими ногтями по клавиатуре.       Шото подошел к ресепшену, нервно сглатывая. Скорее всего Урарака и Бакуго… Он схватился за край стола.       — Нет, — прочистив горло и выровняв плечи, ответил он. Ему очень хотелось спать, ему действительно не стоило ложиться так поздно. Он поправил свою челку и ясно взглянул на регистратора. — Вы проверили меня в базе?       — Да! Можешь уже идти.       Шото двинулся с места раньше, чем женщина закончила предложение. И он тут же наткнулся на главную медсестру Изуку за дверями лифта — он зашел внутрь. Она выглядела слегка удивленно, но в конце концов улыбнулась. Она чем-то напоминала Урараку.       — Снова тут как тут, в рань и при параде?       Он кивнул.       — Обычно я бы противилась новым посетителям после той наплывшей толпы с его матерью и теми двумя… но, кажется, ты оказываешь на него какое-то позитивное влияние, — она снова усмехнулась и Шото пропустил удар.       — Вы… — его голос был тише, чем следовало. — Правда?       Она кивнула.       — Конечно! Думаю, тебе тоже нравится его компания. Он поговорил немного с мамой и тем мальчиком, может заговорит и с тобой?       Шото посмотрел вниз на свою обувь. Ему это не понравилось.       («К-Каччан!»)       Он прикусил внутреннюю сторону своей щеки. Медсестра продолжила, не подозревая об висящей над головой подростка метафоричной темной тучке.       — Я бы порекомендовала принести что-то важное для него, что-то, что могло бы ему напомнить о прошлом или старой жизни. Его мать принесла ему фото и, похоже, это сработало…       Он резко поднял голову.       — …и он не отпускал ее с того момента. Так что, если у тебя есть что-то, что могло бы ему помочь вспомнить… принеси это, хорошо? — лифт дошел до этажа и остановился. Она слабо помахала окаменевшему Шото, прежде чем выйти из кабины. Двери закрылись, лифт продолжил ход.       Когда он дошел до нужного этажа, Тодороки вылетел из него, на полной скорости помчавшись к палате с прекрасным видом на сливовое дерево.       Шото расслабился увидев Изуку, дымок прохлады вышел из-под его губ.       Изуку сидел по-турецки на своих одеялах в пижаме с вертикальными полосами, верхние пуговицы его пижамы не были застегнуты. Он что-то держал в своих руках.       Тодороки, без стука, зашел внутрь.       — Все… могущий…       Шото застыл, услышав от Изуку имя человека, который чуть не стал причиной его смерти. Глаз парня нервно дернулся, пока тот подходил к Мидории, который еще его не заметил. Длинные ресницы его друга находились совсем недалеко от веснушек, пока глаза были зачарованны фотографией, которую он держал.       Шото, уже находясь возле кровати, подался вперед и закрыл ему глаза ладонями.       Изуку даже не среагировал.       Тодороки слегка приподнял его голову.       — Угадай кто? — прошептал он ему в ухо. Шото не убирал руки, боясь снова потерять Мидорию в той фотографии. Изображение с Деку и Всемогущим, подписанная самим павшим героем.       Розовые лепестки неторопливо падали за окном, но легкий и прохладный порыв ветра взъерошил сливовые ветки, из-за чего те застучали по раме.       — Шо… чан?       Шото резко отдернул руки от его глаз, в удивлении закрыв свой рот. Его голубой и серый глаз встретился с большими зелеными глазами. Его губы расплылись в улыбке.       —Да, — выдохнул Шото. — Это я.       Изуку, похоже, забыл про фотографию в своих руках, а в глазах появился блеск любопытства, пока руки повторили жест Шото, мягко прикасаясь к багровой коже. Тодороки застыл, но не отступил. Брови Мидории изгибались так, будто он пытался что-то вспомнить.       — Я… — его слова оборвались на половину пути. — Я не помню… многое, Шото… — осторожно произнес его друг.       Тодороки улыбнулся.        — Все хорошо, — прошептал он. Парень сел на кровать, напротив Изуку. Его рука двигалась от изгиба веснушчатой щеки до кудрявых волос. — Что ты помнишь обо мне?       Изуку улыбнулся.       — Что мы друзья. Так?       Наступило мгновение тишины, круги под глазами Тодороки словно стали еще темнее, после чего он произнес.        — Так.       Друзья. Звучало тускло и плоско, но Шото был готов это принять. Он все равно никогда не был яркой личностью.

***

      Снова дома, Тодороки прямой стрелой направлялся прямо к своей комнате, взяв тот самый серебристый ящик. Он думал о словах медсестры.       — Так что, если у тебя есть что-то, что могло бы ему помочь вспомнить… принеси это, хорошо?       Трава шуршала под его ногами, когда он вышел во двор. Брови сведены, взор решителен. Открыв крышку, Шото скидывает все содержимое в яму на заднем дворе. Фотография Урараки, Изуку и Теньи вылетают последними и парень словил её, поставив ящик на землю. Он смотрел на изображение, отблескивающее лучи солнца. Улыбка на Изуку была той же, что и сегодня в больнице. Шото улыбнулся и кинул фото в костер. Она опала на окровавленный и порванный костюм, пока Тодороки не поднял руку и не усилил огонь. Горячий красный и желтый цвета плясали перед его глазами, создавая треугольную тень на всем взгляде Шото.       Шото сказал прощай Деку, самоотверженному герою, беззвучно поклявшись защищать Изуку, его единственного… друга.