Скромник
Я урод, урод, УРОД! Не смотри! Моё лицо! МОЁ ЛИЦО! НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ!!! ААААААААААА! Ты ушел? Я не вижу тебя. Я убил тебя? Я съел тебя? Я вижу кровь. Это к лучшему. Никто не должен видеть. Никто не должен знать. Они боятся. Я вижу их страх, они пронизаны им. Их дрожащие коленные суставы, тремор в руках и трепещущий голос – все это выдает их страх передо мной. Они не видели меня, но знают, какой я урод. Они приходят через разные промежутки времени. Никогда не угадаешь, когда откроется дверь. Они приходят в оранжевом. Их называют «класс D». Они – расходный материал. Они не смотрят на меня, пока им не скажут. Они закрывают глаза или отворачиваются к стене. Для них я мерзок даже так. Они не знают, но догадываются, какой я. Когда им командуют посмотреть на меня, или подойти, все они кричат. От страха, омерзения, презрения. Они гадят и мочатся под себя. Я чувствую, как во мне растет ненависть. Они все ненавидят меня, они ненавидят моё лицо, они говорят, что я урод. Я хочу, чтобы они перестали так говорить! Я НЕ МОГУ ЭТОГО ВЫНЕСТИ! АААААААААА! Тогда я хочу сделать с ними всё, чего заслуживают эти ублюдки, всё, что только смогу. У них такие вкусные внутренности. Я хочу сожрать их, СОЖРАТЬ! Уничтожить всех, кто увидит меня, не оставить ни кусочка тех, кто может рассказать обо мне. Никто не должен видеть! Был ли я таким всегда, или что-то (кто-то?) сделало меня таким? Сколько себя помню, я был неказист, тощ и ничтожен. Меня держат здесь ради забавы, они считают, что такое убожество должно находиться в клетке. ОНИ насмехаются надо мной. Они проводят опыты. Они отправляют ко мне других, чтобы рано или поздно я их убил. Неужели, именно я – чудовище? Я жалею себя. Каждый день, минуту, секунду. Я рыдаю, представляя, как они издеваются надо мной, как их тошнит от чувства мерзости. Я слышу всю грязь, которую они говорят обо мне. Я не хочу быть таким. Не хочу, чтобы они видели меня. Не хочу, чтобы даже одна душа знала, какой я. Убожество. Грязная отвратительная тварь. Я не могу говорить. Или думаю, что не могу. Но я могу плакать. Слезы мокрые и холодные, но они приносят мне недолгое облегчение. Я здесь целую вечность, и мне не сбежать, если только кто-то снаружи не увидит моё лицо. Моё омерзительное лицо. Не смотрите на меня. Я не жажду напрасных жертв.Лидия
Моё имя – Лидия Блэквуд. Я – ученый фонда SCP. Не могу сказать, что это – та работа, к которой я стремилась всю жизнь и ради которой грызла гранит науки. Здесь нет возможности ошибки, здесь лишь тотальный контроль и постоянная угроза жизни. Но здесь прилично платят. Весьма прилично. Для моей семьи эта работа – высшая степень везения, ведь после университета устроиться «ведущим специалистом» в «государственную контору» – сродни выигрышу в лотерее. Естественно, ни они, ни ближайшее окружение не знают, чем занимается моя компания. Это один из пунктов трудового договора. И знаете? Я абсолютно согласна. Если люди узнают, с чем мы сталкиваемся, с чем боремся и что исследуем – мир накроет хаос. Недавно я наткнулась на один интересный объект под названием SCP-096. Это существо гуманоидного вида, выше двух метров ростом. Оно имеет непропорционально длинные руки и худощавое телосложение. Тело существа лишено пигментации, на глазах бéльма, но никто не знает, действительно ли оно слепо. Известно, что стоит человеку посмотреть на его лицо, объект сразу впадает в состояние крайней агрессии и убивает увидевшего. Не имеет значения, увиден ли объект в реальности, на фотографии или видеозаписи, SCP-096 нападет на увидевшего или же будет искать его. Фонд выяснил, что существо чувствует свою жертву на любом расстоянии и способен преодолеть любую преграду на пути к ней. Его не сдерживают никакие материалы и вещества, оружие также бесполезно. Он развивает невероятную скорость и имеет нечеловеческую силу, находясь в состоянии агрессии. После убийства жертвы, SCP-096 приходит в спокойствие и пытается добраться до своего места обитания. Наши называют его Скромником. Иронично. По какому-то нелепому стечению обстоятельств, меня направили именно на этот объект. Я не могу объяснить, но мне жаль его. Точнее, нет. Я сочувствую ему. Наверное, именно поэтому мне пришлось стащить карту доступа, открывающую его комнату. Я не знаю, смогу ли я выйти оттуда живой, заметят ли меня или же расстреляют на выходе. Мое любопытство и дух авантюризма сильнее здравого смысла. Я боюсь этого объекта, но нет ничего сильнее желания познакомиться с ним поближе. Господи, я сумасшедшая. Сердце колотилось всё сильнее с каждым шагом, пока я приближалась к местонахождению SCP-096. Видеокамер там нет, значит, были все шансы остаться незамеченной. Я подобралась вплотную к двери, за которой находится оно. Вдох, выдох. Прижала карту. Пути назад нет. С закрытыми глазами я вошла внутрь и наощупь закрыла картой дверь. Щелчок. Я дошла до ближайшего угла и уткнулась в него носом. И наконец, мои органы чувств очнулись. В нос ударил противный запах тухлой крови, экскрементов и чего-то ещё, не разобрать. Чистили здесь просто ужасно. Но было и другое, заставлявшее колени предательски дрожать. Я слышала его дыхание, шаги, как он переминался с ноги на ногу, но самым диким и пробирающим до глубины души был плач. Человеческий, со всхлипами и подвываниями, плач несчастный и безутешный. Он разрывал мое сердце на части, я была готова обернуться и броситься успокаивать существо, как в голове что-то щелкнуло и вернуло меня в реальность. Он – убийца, а не жертва.Скромник, Лидия
У людей два пола. Я думаю, особь, которую ко мне отправили – женского. Она тоже боится меня. Она не одета в оранжевый. Почему? Все, кто приходят сюда – одеты в оранжевый. На ней белый халат и строгий костюм под ним. Наверное, так выглядят ученые, я слышал из их разговоров. Здесь никогда не было ученых, почему сейчас? Я слышу, как его плач становится тише, а это значит, что пока я не смотрю на него, мне ничего не угрожает. Кто он, откуда он появился? Всегда ли он был таким? Мысли копошатся в голове, как черви в этом углу. Здесь не только они, но я предпочитаю просто не смотреть. Что я могу сделать? – Привет? Я серьёзно сказала это вслух? Интересно, слышит ли он хоть что-нибудь? Никому доподлинно не известно, как и то, зряч ли он. Он снова начал всхлипывать громче. Черт, кто меня вообще за язык тянул? Эта тварь сидит в противоположном углу комнаты, ноет и скребёт пол, судя по звуку. Чего я ожидала, конструктивного диалога? Она со мной разговаривает. Когда я смотрю на нее, мне хочется есть. Но ведь я не убиваю ради забавы, не убиваю из-за голода. А сейчас всё моё естество так неистово жаждет сгрызть хрупкое тело и вытереть слюни этим чертовым белым халатом. Нет, такого никогда не было. Я должен держать себя в руках, но если она посмотрит на меня… Если только одним глазком… Посмотри на меня, умоляю… Меня начинает нервно потряхивать. Я знаю, он ждет момента, когда я обернусь. Он не двигается и смотрит на меня. Что он видит? Силуэт, пятно, или его зрение всё же подобно орлиному? Стоит ли пытаться завести с ним диалог, надеяться на более-менее внятный ответ? Может, есть система знаков или бормотаний, которые он использует? А, черт с ним, была – не была. – Меня зовут Лидия. Я ученый этого комплекса, я бы хотела получше изучить тебя. Ты не против? Меня никогда не спрашивали. Более того, никто не обращался ко мне так. Я не раз слышал грязные ругательства и выкрики в свой адрес. Почему эта со мной вежлива? Нет, я слишком хорошо их знаю. Это проверка, опыт, сейчас она повернется и перед тем, как я ее убью, она громко оповестит всех, какое я чудовище. Я хочу сожрать эту дрянь. Никто не должен видеть. Я могу воспринимать его рыдания вперемешку с рычанием как положительный ответ? Сомневаюсь, если честно. Стоило ли вообще приходить сюда? Наверное, я смогу уйти, если найду дверь. Абсолютно не помню, в какой она стороне. Пусть будет направо. Есть, это без сомнений оно. Карта. *пип* Отлично, теперь закроем дверь и бегом в душ. *пип* Когда я выходила из комнаты, на миг показалось, что моих волос что-то коснулось. Наверное, я просто перенервничала. Уже на входе в душевую, мою руку перехватила сотрудница. – Какой гадостью от тебя несёт? – Она скривилась и закрыла нос рукой. – Месячные, – буркнула я и, освободив свою руку, скрылась в желанной комнатке. Она приходила ещё несколько раз. Она боялась меня, но приходила, и каждый раз рассказывала о чем-то новом: о себе, своей семье и жизни, о том, чем занимаются мои тюремщики, «фонд». О людях, их слабостях, желаниях и чувствах. Рассказывала легенды и сказки, ее голос дрожал, но она не останавливалась. Она хотела мне рассказывать, а я хотел слушать. Я был зависим от ее слов, и не сразу заметил, что слушаю ее в тишине. Никакие звуки не нарушали чистой человеческой речи. Я не плакал. Когда-то, она сказала, что я не могу быть некрасивым. Что такой благодарный слушатель как я – прекраснее многих. Что внешняя оболочка – это не красота, красота намного глубже, она – скорее духовное, чем материальное. Я не верю ей. Я долго думал об этом, но не могу даже представить, что такой как я имеет наглость назвать себя не уродом. Но ее голос – певучий, ласковый и невероятно проникновенный. Я не слышал таких голосов. Я не могу видеть ее лица, но более чем уверен, что по человеческим меркам она очень красива. Меня не заботили подопытные крысы, приходившие в мою камеру – все они были грязными в душе и желали лишь одного – насмехаться надо мной. Я убивал их, как и всегда. Моя комната становилась всё грязнее, и убирали ее всё хуже и хуже. Я ждал, когда в эту вонючую конуру придет женщина по имени Лидия и расскажет мне что-то новое. Но она не приходила. Я скрёб ногтями стены и выл, я стал жалок и зависим от единственного ничтожного человека, которых обычно пожираю, не оставляя ни единого куска сочащегося мяса. Она не приходила. Я рвал оранжевых людей, стоило им только бросить взгляд, я не давал им даже осознать, что они умирают. Ярость заполняла мое нутро, чувство никчемности и ненужности, понимание того, что я снова был предан и обманут, подстёгивало вгрызаться в их обмякшие тела, заливая пол слезами и кровью. Однако, я ошибся. Когда дверь в мою комнату снова открылась, два охранника повернулись спиной и встали снаружи по обе стороны от входа. Казалось, мою Лидию впихнули в проем насильно, пинком. Она упала и сразу же отползла в свой любимый угол. Узнал я ее тогда только по запаху. Её волосы были обрезаны, а шея и руки покрыты синяками. Она была слаба и тихо всхлипывала, но самым страшным для меня было не это. Она пришла в оранжевом. И тогда, кажется, я понял. Её не приводили силой, она не была их расходным материалом. Она приходила сама, никто не знал, что она здесь. Но похоже, что-то пошло не так, и ее поймали. «Он не плачет. Это уже прогресс, это хорошо, ты большая молодец, Лидия», - мысленно говорила я себе и вытирала предательски катящиеся слёзы. - Скромник, ты помнишь, я рассказывала тебе сказки? Сегодня я расскажу тебе последнюю. О красавице и чудовище. Она говорила что-то, но слова лишь отдавались эхом где-то далеко, я хотел глотать каждое, но не мог понять ни одного. Что-то сломалось внутри, когда я увидел ее забитое и жалкое тельце, я пытался снова поймать образ сумасшедшей, вбежавшей в мою камеру около года назад, но картинка дрожала в такт ее тихим сдавленным всхлипам. Я видел в ней что-то невероятно знакомое. Я видел в ней себя. Когда я отчаялся и разочаровался в этих людях, мире, ко мне пришла она – и дала почувствовать себя кем-то важным. Важным для неё. Плевать на всех остальных, но если она заставила меня стать счастливее, достойна ли сейчас быть такой несчастной? Казалось, сейчас он меня не слушал, но слушал ли он меня вообще когда-нибудь? Уверена, что да. Понимал ли – другой вопрос, но я чувствовала, что он относится особенно ко мне. Я бы хотела посмотреть на него, даже если он проглотит меня живьём, всё равно. Меня и так скормят любому другому объекту, зачем тянуть? Пускай это будет хотя бы мой… друг? – И тогда чудовище обернулось прекрасным принцем, и жили они долго и счастливо, - закончила я. – Мо… ри… Я дёрнулась в ужасе. Раньше я не слышала от него членораздельных слогов, но вот сейчас он сидел прямо за моей спиной и пытался что-то сказать? Как это возможно? Как фонд пропустил его речевые способности? Как я пропустила? – Смот… ри… Он хочет, чтобы я обернулась? Он знает, что я желаю его увидеть? Как? Что?.. – О… бер… нись… Я разре… шаю… Тебе. Если мне суждено погибнуть сейчас – я отдамся во власть судьбе, и более не стану избегать участи. Бесполезно постоянно бежать, ибо рано или поздно каждого из нас настигнет конец. Нервно сглотнув, я развернулась на 180 градусов. – Ты не урод, Скромник. Ты просто не такой как все.