***
Евстигнеев в очередной раз процеживает сквозь зубы громкое, злобно-шипящее «блять», после чего сбрасывает с себя наушники и резко откидывается на кресло, понимая, что этого делать не стоило, всего за долю секунды.Б У М.
Раздается грохот и из-под завала слышится очередное «блять», на этот раз больше похоже на грустное долгое «мяу», которое обычно можно услышать в марте под окнами. Ваня просто лежит и первые секунд десять даже не пытается выпутаться из проводов. Он вспоминает что-то из Лермонтова, про коней и людей, которые в кучу смешались на Бородинском поле. У него тут, конечно, коней нет, да и поля тоже, и человек один, но картина похожая. Потом вспоминает про дядю и про то, что он самых честных правил, но это уже из другой оперы. Спустя время Рудбой все же встает, потирая ушибленное все и тихо поскуливая, то ли от обиды на кресло, то ли из-за слитой катки, то ли оттого, что его косточки, и не только они, так пострадали. Он выключает до чертиков надоевший комп, осторожно кладет наушники на стол и потягивается, бросая злобный, полный ненависти взгляд на кресло. Доверия к этой катающейся штуковине больше нет, по крайней мере на сегодня, поэтому Ваня лишь фыркает, а после отправляется на кухню, доставая телефон из широких штанин. На самом деле из действительно огромных черных домашних штанин. Он проверяет Твиттер, Инстаграм, злоебучий лагающий Вконтакте, а после заходит в свой родной Телеграм, заглядывая в диалог окситабора, в котором Мирон и Женя перекидываются не очень-то и смешными английскими мемами, проверяет еще пару диалогов, а после листает ниже до слишком слащавого «Ваня входит без стука» и открывает переписку. Сердечко екает, когда Рудбой замечает синенькую надпись «online» и несколько секунд тупит, чувствуя, как кончики ушей краснеют, но вскоре наконец начинает набирать сообщение. — Привет, Вань. ИЕ Сообщение отправлено, и Рудбой смотрит на экран, ожидая когда одна галочка, сменится на две. На это уходит не больше десяти секунд. — Здарова, дядь. ИС — Вань. Хочу котика. ИЕ Звучит как-то мерзко, поэтому Евстигнеев решает уточнить. — Котика по вызову. ИЕ — Как мальчика, только котика. ИЕ Молчание в этот раз растягивается на минуту, но Ванечка терпеливый, Ванечка ждет. — Будет тебе котик по вызову. ИС — И мальчик тоже. Жди, дядь, мы с Гришей выезжаем. Готовь еду и свои тапки, Григорий тебя не особо жалует. ИС Ванечка чуть не пищит, отписывая лаконичное «Жду» и добавляя какой-то стикер с сердечком, но после возвращает телефон в карман штанов и отправляет свое тело приводить квартиру в божеский вид. Перед глазами Рудбоя плывут формулы и цифры, минут пять уходит на то, чтобы подсчитать, через сколько примерно будет его антихайповская тезка и пушистый друг. Проведя сложные подсчеты и заодно заправив диван, выясняется, что Светло будет минут через тридцать-сорок, так что Ваня спокойно выдыхает и принимается за вещи, раскиданные по углам. Не то чтобы он старался показать свою хозяйственность, его мальчик и не такой пиздец в хате видел, но если он простит «Последний день Помпеи», то Гришенька быстро все исправит и оценит. Обоссыт, если говорить по-русски. Минут десять уходит на равномерное распределение грязи по дому, еще пять на вымыть все чашки, которые скопились везде, а после наступает пиздец. Желудок Рудбоя урчит, и он понимает, что есть захочется не ему одному, поэтому он снова достает телефон, открывая знакомую программу и ища ближайший открытый ресторан. Справившись с этой задачей и получив подтверждение о заказе двух больших пицц и просто громадного сета роллов, Евстигнеев наконец спокойно выдыхает. После этого Ваня открывает холодильник и поджимает губы. Он достает из белого друга уже испортившиеся творожки, просроченный сыр, покрывшийся зеленоватой плесенью, а также банку непонятной красной штуки, которую мама заботливо оставила ему когда-то полгода назад. Рудбой с осторожностью выкидывает это в мусорный пакет, забитый почти до отвала, а после вытягивает его из ведра и завязывает, надеясь на то, что ничего из того, что он вытащил, не оживет. Отправив пакет в громкий полет по мусоропроводу, Ваня наконец решает заняться собой и открыть окно. Летний воздух врывается в комнату, ударяя в голову чем-то невероятно освежающим и приятным, но тем самым выгоняет оттуда хозяина, отправляя его в ванную, хотя бы умыться и сменить футболку, на которой красуется след от утреннего душа из кофе. Ваня выглядел неважно. Темные круги под глазами и устало-измученный вид делали его больше похожим на зомби-бомжа, но с этим ничего не поделаешь. Быстро умыв лицо и сменив ткань на более чистую, Рудбой наконец услышал механически-ненавистную, но такую ожидаемую трель звонка. Он наспех вытерся полотенцем с ярко-зеленым динозавром, а потом отправился открывать, чувствуя, как его уши снова краснеют. На пороге, как и ожидалось, стоял как всегда очаровательный Светло с пакетом в одной руке и трясущейся переноской в другой. — Ну привет, дядь. Ты котика по вызову заказывал? Светло улыбается, и от этого действительно становится светло. И еще тепло. Рудбой, произносит довольно тихое «Привет, заказывал. Проходи», а после пропускает парня в квартиру, забирая у него из рук пакет и осторожно, как-то нервно косится на переноску. Доверия к ней еще меньше, чем к креслу, но Евстигнеев молчит, доставая из пакета миски, лоток и пару игрушек. Все это быстро расставляется в свободном коридоре, а после Ваня наконец позволяет себе обнять Светло. Переноска оказывается на полу, пока Евстигнеев тепло касается Вани, прижимая к себе и целуя в висок, на что получает лишь тихий смешок и теплые ответные объятия. Наслаждаться ими приходится недолго, переноска в очередной раз дергается и раздается громкое «мяу», больше похожее на злобно-шипящее «блять». Хозяин переноски улыбается, выпутываясь из крепких рук Евстигнеева, а после садится рядом с переноской и открывает ее. — Гришенька, вылезай, — произносит Светло, но кот его, видимо, игнорирует. Переноска перестает трястись, но вылезать животное не спешит. — Кис-кис-кис, — чуть тише и более слащаво зовет Ваня, наблюдая за реакцией. Молчание Гриши длится тридцать секунд, и Рудбой уже начинает подумывать о том, что кота, собственно, и нет и что его молодой человек просто притащил бешеную переноску, но тут Светло применяет безотказную тактику. — Блять, вылезай, засранец, или я тебя оттуда вытряхну. Рудбой хочет что-то возразить, сказать, что это как-то грубо, но не проходит и пяти секунд, как Гриша выбирается из переноски и лениво, нагло потягивается, недоверчиво косясь на Фаллена. Последний же бесцеремонно берет кота на руки, а после подходит к Рудбою и оставляет смазанный легкий поцелуй на его щеке, которая как всегда не выбрита. — Дядь, вот тебе котик, — произносит Светло, отдавая Гришу, — Тискай, пока он тебя не сожрал, а я ему еду и воду верну в миски, а то проголодается и все, пиздец. Ваня кивает, забирая мягкого и пушистого Гришеньку, а после поворачиваясь к Светло и невесомо чмокая его в губы, которые как всегда немного шершавые. — Потискаю. Спасибо, что так запарился, — отвечает Евстигнеев, а после отправляется на кухню, почесывая Гришеньке мягкое пушистое пузико. Кот, собственно, не против, в руках мужчины все же теплее и удобнее, чем в душной, неприятной переноске. Тут тоже потряхивает, но не так сильно, да и гладят осторожно, нежно, с любовью. Гришенька начинает мурлыкать, щурится и тыкается носом куда-то в сгиб руки, потому что запах приятный, да и привычный. От хозяина всегда так пахнет, когда он домой возвращается. Тряска прекращается, так как Евстигнеев садится за стол и теперь остаются лишь руки, тепло и мягкие поглаживания и почесывания за ушком. Гриша нагло извивается, подставляясь под длинные пальцы и все мурчит, потому что нравится, потому что хорошо. Кота снова берут, как ребенка, переворачивая животиком к верху и теперь гладят мордочку, почесывают шейку, и Гришеньке так нравится, что он в долгу не останется. Спустя несколько секунд острые зубки впиваются в указательный палец, который оказывается слишком близко к мордочке. Впиваются белые иголочки точно в яркое «Y» из того самого вызывающего «PLAY HARD». Гришенька тоже играет жестко. Ваня издает громкое «блять, Гриша», но злиться долго не может, понимает, что надо тискать, пока эту задницу пушистую вообще держать можно. Суровый взгляд кота, который следует после упоминания его имени, усмиряет Рудбоя, поэтому он убирает руку, снова возвращая ее на теплый животик и продолжая почесывать его. Идиллия, которая только появляется в его отношениях с котом, разрушается ураганом «Светло», который врывается на кухню с разговорами о том, что Евстигнеев совсем за собой не следит, не ест, не спит и вообще, такими темпами скоро станет моделью в «Типичной Анорексичке». — Дядь, я к тебе такими темпами перееду, потому что ну ебаный в рот, ты себя вообще видел? Светло вроде бы шутит, но Евстигнееву, видимо, не хватает чувства юмора.