***
Все прекрасное происходит спонтанно. Лучшие рисунки получаются именно глубокой ночью, когда вдруг ты сталкиваешься с вдохновением, судорожно хватаешь его и смотришь в глубокие очи, подобные океанам и бескрайним галактикам. Картины выходят насыщенные красками и твоими чувствами, словно нечто живое, новое неизведанное. Ты рисуешь и смеешься, плачешь и дышишь, но создаешь. Лучшие фотографии получаются в самый неожиданный момент, когда никто не позирует, а солнце еще даже не думало окрашивать небо. Ты просто успел запечатлеть улыбку незнакомой девушки или момент, когда жаворонок вспорхнул с ветки сирени, оставляя после себя легкое колыхание листьев. Это фотографии нечеткие, размазанные, но такие завораживающие и полные жизни, и ты не ждал, что они получатся такими. Лучшие тексты получаются только лишь после особенного щелчка в твоей голове. Расслабься, включи хорошую музыку и ни о чем не думай. Строчки на бумаге появятся сами собой, и из твоей головы польется водопад красочных мыслей. Не напрягай извилины, чтобы связать пару слов, ведь настоящие писатели пишут от души, а не от мозга, хоть разум и никто не отключал. Не гонись за музой, она сама придет к тебе и подарит целый мир, полный красок и цветов, написанный тобой же. Лучшие люди приходят в нашу жизнь тоже спонтанно, когда ты их не пытаешься найти, ни о чем не думаешь. Это происходит само собой; Красная нить постепенно распутывается, соединяя родственные души и указывая им истинный путь. Все прекрасное происходит спонтанно. Нужно лишь немного подождать.***
Меня зовут Ким Тэхен, мне 36 лет. История, рассказанная мною, будет повествовать о том времени, когда мне было всего лишь 16 лет. История о неправильном мальчике, который случайно встретил свою судьбу.***
Начиналось все постепенно и тихо, почти незаметно. Как будто в ясный солнечный день медленно наползала туманная дымка. Сначала солнце заслоняет прозрачная пелена тумана, она понемногу сгущается, но солнце еще продолжает светить, и только когда солнце скрылось, в воздухе повеяло холодом, а птицы перестали петь, ты неожиданно замечаешь, что происходит вокруг. Я всегда был тихим и неприметным, пытался преуспеть в учебе, ни с кем особенно не водился, любил в одиночестве помечтать. У меня было несколько друзей. С одним парнем, моим лучшим другом, мы были очень близки, но большой компании у меня никогда не было. В младших классах дети меня невзлюбили и не принимали в свою компанию. Неприязнь классных товарищей не переходила в грубые выходки, она проявлялась тихо, в тех повседневных мелочах, которые незаметно убивают твою веру в себя: с тобой просто никто не дружит, никто не приглашает разделить общее веселье, тебя всегда оставляют одного, словно так и надо. В средних классах мне отчасти тоже пришлось испытать нечто в этом роде. То у меня вдруг в волосах оказывалась жевательная резинка, то компания школьников уходила, стоило мне только войти в помещение, другие отодвигались от меня или громко смеялись надо мной. Коллективные задания, которые нужно было выполнять, работая в группе, были для меня кошмаром, и переменки я часто простаивал в одиночестве. Это началось давно и продолжалось долгое время, но постепенно я начал замечать, что все чаще остаюсь один и что мое внешнее одиночество начинает проникать мне в душу. Спросите, почему? Я был другим. Я был пустым. Мы живем в мире, в котором твой внутренний цветок виден, как его хозяину, так и истинному предназначенному ему судьбой. Я же имею дефект- мой цветок души. Его просто нет. Я в который раз вглядываюсь в зеркало, смотрю на свой искрящийся силуэт, омываемый закатным солнцем, вглядываюсь в собственные глаза цвета пенистого капучино, волосы, что причудливо взъерошены и отливают молочным шоколадом. Я весьма стройный, с пластичной худощавой фигурой, пропорциональные утонченные черты лица, украшенные густыми ресницами, прямыми темными бровями, весьма аккуратным носом и причудливыми не особо пухлыми губами, что потрескались от постоянного облизывания и недостатка влажности в воздухе. Все это завершают две прекрасные родинки, одна из которых едва заметна и украшает кончик моего носа, а другая расположилась на правом нижнем веке. Наверное, вы бы назвали меня красивым, и правда, девушки неоднократно обращают на меня внимание и даже парни. Но узнав, что я в корне отличаюсь от их представлений и более того не обладаю цветком души, сразу же уходят, не оглядываясь. Как говорится: «Не судите книгу по обложке.» Я смотрю дальше, медленно веду взглядом ниже, огибаю шею, спускаюсь до груди и… под сердцем лишь необъятная и устрашающая пустота, цветок, что должен жить в моей душе, так и не появился, что, впрочем, для меня уже не ново. Я неправильный, не такой, как остальные. Пустой. Что-то такое случилось в моей жизни, после чего мое одиночество изменилось: теперь я был одинок не только потому, что не с кем было общаться, и я-своеобразная ошибка природы, а потому что общению мешал поднявшийся туман, и одиночество стало частью меня самого. В школе я продолжал получать более-менее хорошие отметки. Я встречался с лучшим другом, ходил в кино, занимался живописью и слушал музыку. Я пытался улыбаться, строил планы на будущее. Но при этом я стал чаще гулять по вечерам, долго бродил, погруженный в мысли обо всем и ни о чем, иногда уходя далеко от дома, и порой почти начисто забывал, где же в это время бродил. Я часто думал о смерти, в разгар лета залезал на гору с трамплином и воображал себе, как бы я полетел с вершины и приземлился бы в другом месте, где-нибудь там, откуда уже не возвращаются обратно. Кажется, чуть ли не в каждом сочинении, которое приходилось писать в средней школе, за исключением разве что конкретных фактографических заданий, я кого-нибудь убивал. Впрочем, даже задания на конкретную тему получались у меня очень мрачными. Я стал еще молчаливее и много слушал музыку. Я много читал, зачастую очень тоскливые и тяжелые книги, наверное, слишком тяжелые для шестнадцатилетнего подростка. Я стал страшно взрослым и страшно ребячливым, и сам не мог понять, кто же я на самом деле. В девятом классе я попросил себе в подарок на рождество учебник латинского языка и набор масляных красок. Мои мысли все больше и больше запутывались, я увлекся писанием дневника и живописью, много копался в себе, пытаясь найти ответы на вечные вопросы. Я переживал подростковый возраст, а тинейджеры, как правило, отличаются перепадами настроения. Они мучаются оттого, что отчасти остаются детьми, отчасти уже стали взрослыми, так что самокопание и резкие перепады настроения для них вообще нормальное явление, которое не должно быть поводом для тревоги. Но более всего меня убивало то, что я не такой, как все и мне не суждено любить и быть любимым. Потому, что в душе нет ничего кроме прожигающей пустоты. Я впадал в отчаяние, когда слышал разговоры одноклассников: «Представляешь, у моего парня такая прекрасная роза под ребрами, кроваво-красная! Я просто в восторге…» Все они говорили об одном, как хорошо любить, как прекрасно жить, когда у тебя есть истинный, предназначенный тебе судьбой. В такие моменты я просто уходил. Уходил домой и плакал в подушку. Долго, мучительно. Через некоторое время слезы перестали градом литься из глаз. Опухшие глаза и потрескавшиеся обветренные губы приобрели ярко-красный оттенок. Мои жизненные силы были на исходе, меня будто скинули с высокой скалы в бесконечную пропасть, без шанса на выживание. Быть морально убитым — одно, а эмоционально — другое. Боль и отчаяние становились все сильнее, и, в конце концов, мне не осталось другого выхода, как пробовать смириться с этим. На следующий день я бессовестно сбежал с уроков, непрерывно шагая домой, я раздумывал лишь об одном. «Как жить, когда вместо цветка зияющая дыра внутри?» Холодный воздух развевает мои тёмные пряди, демонстрируя бледный широкий лоб и открывая прекрасный вид на изысканные черты лица. Город такой хмурый и серый, пустынный и забытый, словно люди здесь давно не живут. Он нагоняет смертельную тоску, что сию секунду хочется взять и спрыгнуть с каменного моста, что долгой нитью тянется меж берегами. Погода пасмурная, но солнце всеми силами пытается пробиться сквозь толстенные грозовые тучи. Если посмотреть вокруг, то можно увидеть небольшие каменные домики, что несмотря на плохую погоду, смотрятся все также изысканно, высокие, лысые деревья, что случайно разбросаны меж улиц и зданий, изредка виднеются длинные уличные фонари угольного цвета. Взглядом я провожаю неприметные магазины, что совсем недавно были забиты очередями людей, закрытые прилавки, что буквально считанные минуты назад зазывали покупателей, громко демонстрируя, по их словам, необыкновенные и редкие вещицы. Хоть улицы и переполнены различного рода постройками, жилыми домами и кафешками, они все равно пусты. Совсем, как я. Я продолжаю идти, смотря себе под ноги, считаю шаги, и как вдруг… врезаюсь в какого-то незнакомого парня. Я поднял свою голову, на которой были небрежно разбросаны молочно-шоколадные волосы, и взглянул на него, стоявшего прямо передо мной. И в тот момент я не поверил своим глазам, я даже перестал дышать. «Нет… Этого не может быть…» Я, словно выпадаю из реальности, когда вижу отчетливую желтую гортензию, обвившую ребра парня напротив, и мне кажется, что желтый теперь мой любимый цвет. Мальчишке напротив было лет семнадцать — восемнадцать, сразу же я стал пленником его очаровательных миндалевидных глаз; на нем: черный свитер, светлые протертые джинсы с огромным количеством дыр, темно-бардовая куртка и шапка багряного цвета, чуть прикрывающая роскошную темную швелюру. Волосы незнакомца, которые были под головным убором, имели чернильный оттенок с серебристым переливом. Губы алые или даже красные, столь изысканной формы; нижняя губа полнее верхней и в полной мере придает изюминку этим изящным чертам его белоснежного лица. Он был до безумия хорош собой. Его глаза черного кофе уставились в мои, и от смущения я опустил их. Я не понимал, почему вижу цветок души этого прекрасного незнакомца, который так сладко пах свежими яблоками и корицей, что приятно щекотали ноздри. «Это должно быть какая-то ошибка.»