Ламповый кетчер

Переключатель щёлкает вхолостую. В темноте раздается глухой вздох, и Зоно лезет за телефоном. — Так и думал, — мрачно констатирует он, свеча фонариком в пустой патрон от лампочки. Лицо у него, как всегда, рельефно, как на картинах Микельянджело, и так же эмоционально, как шедевры Вангога. Харуичи держится невозмутимо. Это несложно, когда челка перекрывает половину лица — стоит только не улыбаться, и дело сделано. Маэзоно спрыгивает с табуретки, пару секунд молчит, потом бросает на младшего Коминато взгляд — зрачки-миндалины, сурово сжатые губы и сдвинутые брови, точнее их отсутствие, на миг порождают в Харуичи сомнения. Насчет зрачков-миндалин он не уверен, но уж слишком подозрительным выглядит этот взгляд. Вот уже четыре дня подряд Зоно-семпай пытается поймать вора лампочек. Харуичи нервничает каждый раз, когда Зоно спускается с табуретки и вот так вот с сомнением смотрит на него. Но каждый раз он остаётся вне подозрений. А началось все ровно пять дней назад, вечером, в пятой комнате. — И это было совсем не страшно, — заявил разочарованно Курамочи после очередной кровавой сцены. — Да… — пробормотал позеленевший Савамура. — Просто слишком много крови. Ре-сан молчал. Кажется, ему просто нравились кровавые сцены, и это пугало больше, чем сам фильм. Харуичи сидел на полу у кровати и лениво наблюдал за происходящим. Фуруя, сидевший рядом, то ли действительно заснул, то ли притворялся, лишь бы не видеть происходящего на экране. От него веяло теплом, и из-за этого клонило в сон. Кажется, никого фильм особо не впечатлил. Те, кто не хотел его смотреть, уже давно ушли. Исашики сослался на кучу домашней работы, на что Реске ответил, что у него есть ещё один диск, и они обязательно посмотрят его вместе, когда Джун закончит с домашкой. Судя по мрачному бормотанию, тот не очень был рад этой новости. Миюки смылся сразу же, как его два «любимых» питчера отвлеклись от соревнования «Кому достанется Миюки на завтрашней тренировке», и даже доброй ночи никому не сказал. Нори-семпай исчез как-то незаметно. Харуичи не удивился бы, если бы он все ещё был где-то в комнате. Впрочем, те, кто ушёл, немногое потеряли. Фильм и в правду оказался не очень — кроме рвотных позывов Эйджуна во время особенно неприятных сцен, смотреть здесь было не на что. Харуичи подумывал сдвинуть с себя Фурую и тоже уйти, но тут он заметил кое-что необычное. У Зоно-семпая, сидевшего на кровати напротив, было странное выражение лица. Одно из тех лиц Маэзоно, по которым, если не знаешь ситуацию, нет никаких шансов определить, что за ними прячется. Чтобы понять это, Харуичи потребовалось немного времени и ещё парочка кровавых сцен, во время которых Эйджун вопил: — Он ему отрежет руку! Он сейчас ему отрежет руку! За что получил ребром ладони по голове от Рё-сана и локтем в живот от Курамочи — просто не повезло ему в этот раз оказаться между этими двумя. Харуичи не мог бы сформулировать словами, какое было в этот момент лицо у Маэзоно, но слова Эй-тяна определенно сюда подходили. Оно точно говорило что-то вроде: «Он сейчас ему отрежет руку!!», только в отличие от Эйджуна, в голосе которого звучало возмущение и несогласие, на лице Маэзоно читалось именно беспросветное: «ААААААААААА!!!». В том по-буддийски спокойном исполнении, на которое был способен только этот человек. На пару секунд Харуичи даже задумался о том, что Маэзоно наверняка проявит идеальную выживаемость в условиях всеобщей паники, но потом усомнился. Тем же вечером Коминато решил проверить, не обманули ли его глаза. — Да, не очень оказался фильм, — проговорил он, когда они уже легли. Зоно что-то буркнул. — Если задуматься, то в реальной жизни бывают истории намного страшнее, — как бы невзначай продолжил он. — Ну… наверное, — протянул Маэзоно. Судя по голосу, его не особо интересовала эта тема. Когда Зоно-семпай говорил так, он скорее хотел сказать: «Заткнись уже, Коминато, и давай спать», — фраза, которую Харуичи ещё ни разу не слышал от него благодаря своему умению подбирать слова. Но в этот раз он не остановился. — Знаешь, Миюки-семпай недавно рассказал мне, что в этой комнате раньше жил кетчер. Его звали Кайдо Кунимори, слышал о нём? Зоно помедлил. — Понятия не имею. — В общем, это произошло семь лет назад. Его соседом был питчер, который в том году стал асом команды Сейдо. Вместе они были отличным бэттери, они всегда были на одной волне, понимали друг друга с полуслова. Они обещали друг другу, что выиграют Кошиэн, станут чемпионами. Кайдо обещал своему напарнику, что у них все получится. «Только доверься мне!» — сказал он, и питчер доверился. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Противники оказались намного сильнее, чем они ожидали, и они не смогли победить. Питчер обвинил во всём Кайдо, хотя вся остальная команда понимала, что каждый из них делал ошибки, из-за которых они в конце концов проиграли. Но ас был с этим не согласен. Главной ошибкой он считал своё решение довериться кетчеру. Прошло какое-то время, и все начали замечать в поведении Кайдо странности. Сначала все думали, что это из-за проигрыша, но прошло слишком много времени, чтобы это было так. Кайдо был человеком, который быстро приходил в себя. Он предпочитал учиться на ошибках и не жалеть о том, что уже невозможно изменить. Однажды он признался товарищу по команде, что его преследуют кошмары. Точнее он не знал, кошмары ли это, или всё происходит на самом деле. Именно поэтому он боялся возвращаться в эту комнату. Ему казалось, что каждую ночь его партнёр, ас, с которым он играл на протяжении полутора лет, стоит над ним с ножом и собирается убить. Кайдо не мог понять, происходит ли это в реальности или во сне. Окружающее казалось нереальным, но тем не менее, он никак не мог проснуться из этих снов или как-то от них избавиться. Он попробовал поговорить со своим соседом, но тот сказал, что не имеет понятия, о чём он, и никогда такого не делал. Они даже поссорились немного из-за этого, но неважно, что происходило днём. Ночью убийца с ножом всё равно продолжал появляться над ним. Кайдо пытался сменить комнату, но когда вахтёрша пришла сообщить ему, куда его переселяют, она уже не нашла его живым. Он повесился прямо на этом проводе. Для пущей уверенности Харуичи указал на потолок. Одинокая лампочка тянулась из него, вися на неровном проводе. Атмосфера в комнате царила напряженная. Было весело. — В его предсмертной записке говорилось: «Это моя ошибка. Ас не должен был доверять мне». Никто так и не узнал, действительно ли его напарник пытался его убить, или он просто сошёл с ума, но после смерти Кайдо его сосед ушёл из клуба, а потом и вовсе перевелся в другую школу. Здесь его больше никто не видел. Зато имя Кайдо Кунимори вспоминают часто. Особенно те, кто жил в этой комнате после него. Говорят, что временами здесь начинают пропадать лампочки. Это он их забирает, сообщая о том, что находится здесь. Он ищет слабых людей, тех, кто не верит в свои силы. Говорят, когда лампочка разобьётся, вместе со светом исчезнет и человек, за которым пришёл этот кетчер. Темная комната была наполнена зловещей тишиной. Харуичи хорошо помнил главное правило страшных историй: не смеяться, когда их рассказываешь. Ему всегда казалось, что не делать это сложно, но оказалось, что это просто. Стоило только вспомнить, как Рёске пугал этой историей в детстве, когда они переехали в новый дом, и смеяться вообще не хотелось. У них в комнате из-под люстры трещина тянулась. Так Рё-сан ещё любил приговаривать, что именно из неё тёмные духи приходят в этот мир. Историю, конечно, пришлось немного переделать, всё-таки Рёске рассказывал про прошлых жильцов того дома — замужнюю пару, что никак не вписывалось в мужское общежитие Сейдо. Но суть не в деталях. Суть в том, что после этого рассказа Маэзоно определённо напрягся. — Маэзоно-семпай, а ты видел… чтобы из этой комнаты пропадали лампочки?.. Маэзоно прокашлялся и перевернулся на другой бок. — Нет, не замечал, — ответил он с невозмутимостью, похожей на ту, что была на его лице, когда Савамура кричал: «Он сейчас отрежет ему руку!!». — Да и вообще… не стоит верить историям Миюки, Коминато. На следующий день Харуичи без задней мысли сказал брату: — Должно быть забавно разыгрывать Зоно-семпая? У него такое смешное лицо, когда он пугается. Рёске посмотрел на него точно, будто ему только что подкинули идею. — Не знаю, — ответил он, — не пробовал. А ты что, видел его напуганным? Далее последовала короткая история с вкраплениями ностальгии по старым дням и фразами о том, что, когда Харуичи был меньше, он и тени своей боялся. Услышав предысторию, Рё-сан заулыбался. Он уже представлял лицо Зоно и задумался над тем, что, как минимум, Джун и Курамочи тоже должны это увидеть. И с тех пор в комнате начали пропадать лампочки. Издеваться над собственным семпаем Харуичи было как-то совестно, но с другой стороны, Рёске очень редко с таким воодушевлением начинал заниматься чем-то с ним вместе, так что младший решил воспользоваться этим шансом. К тому же, хоть ему и было совестно, наблюдать за тем, как меняется в лице Маэзоно-семпай каждый раз, когда обнаруживает пропажу очередной лампочки, было донельзя весело. Ещё одним просто невероятно большим преимуществом было попадание в клуб издевательств над ближними, в котором Харуичи был единственным первогодкой. В первую очередь, потому что издевались обычно как раз-таки над новенькими. Услышав историю из первых уст, Курамочи посмеялся, а потом неожиданно посерьёзнел и сказал Рё-сану: — Чем больше я о нём узнаю, тем больше вижу в нём твоё влияние. Судя по лицу, это не было комплиментом, но Рё-сан остался вполне доволен. Спустя несколько дней над Маэзоно всё ещё потешались. Теперь в курсе были все, кроме виновника торжества. Курамочи и Маэзоно как раз дышали свежим воздухом и ждали Миюки, чтобы вместе пойти в ванную, когда Кента осторожно поинтересовался: — А ты слышал… историю про лампового кетчера? Главное правило в розыгрыше над другими людьми, не смеяться, когда они ведутся. Курамочи собрал всю силу воли в кулак и как можно более непринуждённо ответил: — А, эту. Конечно, кто её не знает? — Понятно, — мрачно ответил Маэзоно. — А что? — спросил Йоичи как бы невзначай. — Кстати, это же в твоей комнате произошло, только не говори мне, что… — В своём внутреннем мире он уже получил «Оскар». — Лампочки начали пропадать? Маэзоно мрачно кивнул. — Жесть, — сказал Курамочи очень серьёзно. — Я слышал, что несколько лет назад такое уже происходило. Говорят, призрак того кетчера забирает жизнь у живущих в этой комнате. Искоса бросив взгляд на друга, Йоичи уже хотел рассмеяться в голос, но очень вовремя появился Миюки. — О чём разговариваете? Курамочи обернулся, указал на Маэзоно и воскликнул: — Представляешь, в его комнате исчезают лампочки! — На его лице было написано всё вплоть до «Миюки, срочно, спасай ситуацию! Я больше не могу сдерживать смех!», и, посмотрев на лицо Маэзоно, Казуя прекрасно понял почему. — Ого, — обеспокоенно ответил он. — И давно это продолжается? — Около недели, — ответил Кента ещё более мрачно. В зависимости от степени мрачности лицо Маэзоно приобретало новый рельеф и структуру. Они часто ловили эти выражения, но в этот раз было что-то невообразимое. — Ужас! — воскликнул Миюки, прикрыв рот рукой и едва сдерживая хохот. — Значит, осталась неделя… — В смысле? — обеспокоенно выпалил Маэзоно. — Я же говорил, такое уже было! — вмешался Курамочи. — Разве ты не помнишь, как Тецу-сан рассказывал нам эту историю в прошлом году? — Да, да, я тоже там был! — согласился Миюки. — Это ведь он впервые рассказал нам, что у тех, у кого в комнате пропадает лампочка, остаётся две недели. Из-за этого некоторые даже комнату меняли. — Но у одного чувака ничего не вышло. В новой комнате у него тоже пропадали лампочки. Говорят, он перевёлся в другую школу… — Хотя я слышал, что он покончил с собой, потому что даже в новой школе лампочки не переставали пропадать, — закончил Миюки, улыбнувшись. — Да вы меня дурите, — раздражённо бросил Маэзоно. — История-то настоящая, кого хочешь, спроси, — сказал Курамочи, — но тебе что, реально страшно? Задав этот вопрос, Йоичи не выдержал и всё-таки рассмеялся. Миюки последовал за ним. — Так и знал, что это вы! — раздражённо бросил Маэзоно. — Хватит ерундой страдать! Они наконец дошли до ванной. — Кья-ха-ха, да с чего ты взял вообще?! — Делать нам больше нечего, что ли?! — добавил Миюки, тоже смеясь. Этим разговором семпаи лишили Харуичи большей доли удовольствия. В следующие разы, вхолостую хлопая по выключателю, Маэзоно говорил, что это опять «эти идиоты», и, кажется, искренне в это верил. — Но у него было такое лицо, мы не смогли удержаться! Ай! — оправдывался Курамочи, когда Рё-сан схватил его за ухо. — Надо придумать что-то другое, — предложил Миюки. — А то! — рыкнул Джун, дав ему оплеуху. — Взяли и всё испортили! — Хм… У меня есть идея, — вдруг выдал Харуичи. Его идеей очень сильно загорелись. Даже Каваками поучаствовал — притащил откуда-то страшную красную бабочку, которая идеально вписывалась во всё сумасшествие происходящего. У Миюки забрали очки (на время), но больше всего пострадали волосы Курамочи. — И почему я вообще?! — Заслужил, — заявил Рё-сан. Одним словом, выглядело это всё не очень. Прилизанные волосы с ровным пробором прямо посередине, очки и рубашка с дурацкой бабочкой — даже Миюки, видевший всё не очень чётко, укатывался со смеху. — Миюки тоже там был! — заявил Курамочи, раздражённо указав на него. — Миюки слишком симпатичный, — ответил Рёске. — Да, его лицо слишком узнаваемо, — согласился Джун, — Маэзоно сразу поймёт, кто это. — А твоё как раз подходит для этого, — добавил Миюки, беззвучно смеясь. — И не симпатичное, и не узнаваемое! — Убью, — процедил Курамочи, но Рё-сан не дал ему сдвинуться с места, заявив задумчиво: — Остался последний штрих… — Да, ты прав, — сказал Исашики, стоя рядом, скрестив руки на груди. — Ему нужно дорисовать брови. — О! — воскликнул Рёске и полез за маркером. — Э? В смысле «дорисовать»?.. Подождите… Не успел он ничего сказать, как Рё-сан уже успел провести по линии бровей один раз. — Рё-сан, это же смываемый маркер?.. — Ага, конечно, — кивнул Рёске, посмеиваясь. — Нет, правда… Рё-сан… — Да, надо сделать их потолще, — командовал Джун. — И подлиннее, — присоединился Миюки. — Так ты точно утратишь последнюю симпатичность и узнаваемость! Курамочи попытался достать его ногой, но Казуя увернулся и, смеясь, вернулся на кровать. — Коминато, хоть ты скажи что-нибудь в мою пользу! — Прости, Курамочи-семпай, но в таком образе довольно сложно назвать тебя симпатичным! — не удержался Харуичи. На фотке это вообще не было похоже на Курамочи. Миюки еще добавил пару фильтров, чтобы сделать фотографию старой и после распечатывания, последняя узнаваемость в этом лице исчезла. Правда, они еще долго смеялись прежде, чем показать это Маэзоно, а Курамочи — полночи отмывал маркер со своего лба. — Смотри, что я в шкафу нашёл, Маэзоно-семпай, — сказал невинно Харуичи. — Интересно, кто это? Маэзоно посмотрел на фотографию и нахмурился. — Не знаю, может, кто-то из прошлых жильцов оставил? — протянул он. — На Курамочи похож, — заявил он после паузы. — Хм, и правда, — согласился Харуичи, немного занервничав. — А я и не заметил. После обеда Маэзоно всё-таки решил поинтересоваться у капитана. — Значит, уже фотография? — невозмутимо ответил Тецу. После чего вздохнул. Тяжело так, мрачно. — Сначала исчезают лампочки. Когда они начинают исчезать, остаётся две недели. Потом человек находит фотографию того самого кетчера. После этого остаётся недолго. Говорят, он приходит в ту же ночь и забирает душу этого человека. Порой лицо Тецу-сана внушало больше страха, чем призраки. — Кстати, насчёт фотографии, — невзначай вспомнил Харуичи вечером. — Я узнал на вахте, оказывается, это действительно фотография того кетчера. Женщина, работающая там, до сих пор помнит эту историю. Конечно, всё складывалось не в пользу Маэзоно. Но с другой стороны он думал: кража лампочек началась после истории Харуичи, Харуичи нашёл фотографию, и если призрак и придёт за кем-нибудь из них, то именно за Коминато. Эта мысль успокаивала. Не то, чтобы Маэзоно недолюбливал своего кохая, но что-то ему подсказывало, что в случае опасности, он особо бы не пытался его спасти. Конечно, все принимали его за дурака, но для дурака Маэзоно слишком много понимал, и попытки испугать его этой историей уже начинали надоедать. Поэтому он заснул быстро и без труда. А проснулся посреди ночи от звука бьющегося стекла и какого-то бормотания. Сначала он даже не понял, что происходит. Со стороны стола были слышны стуки и скрежет бьющихся лампочек. Маэзоно встал и вгляделся в тот угол комнаты, но из-за темноты ничего не смог разглядеть. — Эй, Коминато. — Мм? — сонно пробормотал Харуичи, привстав на кровати. — Ты же тоже слышишь это? — Что? — Харуичи зевнул. — О чём ты, Зоно-семпай? Зоно почувствовал, что теряет дар речи. Мурашки прошлись по спине, когда он разглядел тёмный силуэт, движущийся из того самого угла, откуда доносились звуки. Чем ближе он подходил, тем яснее Маэзоно осознавал, что это тот самый кетчер с фотографии. Синий свет, падающий из окна, освещал рельефные черты его лица, ловя самое мелкое изменение. — Включи свет, — спокойно сказал Кента, хотя его лицо давно приобрели другой рельеф. — Ладно, — протянул Харуичи медленно, — сейчас… — но выходить из-под одеяла не спешил. — Слушай, ты же тоже его видишь? — спросил Зоно на всякий случай. Харуичи, уже севший на кровати, бросил взгляд в ту сторону, куда, выпучив глаза, смотрел Маэзоно, чуть нахмурился и ответил неуверенно: — Нет… А кого я должен там видеть? — Включи свет, — ещё раз процедил семпай. Харуичи лениво поплёлся к выключателю. Комнату продолжал наполнять звук разбивающихся лампочек, а кетчер подходил всё ближе и ближе. В паре шагов от Маэзоно он заговорил, протягивая руки в его сторону и мрачно и жутко растягивая каждое слово: — Кайдо… Я пришёл за тобой… Пойдём со мной… Я заберу твою душу, кья-ха-ха-ха… Где твоя перчатка?.. Кья-ха-ха-ха… Ты обещал пройти на Кошиэн, пройди же со мной по ту сторону смерти, кья-ха-ха-ха…-ха! Вдруг призрак задрожал, схватился за живот и опустился на колени, засмеявшись до боли знакомо. Вслед за этим смехом последовал ещё больший хохот в несколько голосов. Харуичи включил свет. — Мог ещё продержаться, Курамочи! — раздражённо заявил Джун, прятавшийся с Миюки на верхней койке. — Да, — согласился Рё-сан, сидящий в углу рядом со столом. В руке у него был молоток, а на столе валялись осколки лампочек. — Хотя у меня всё равно лампочки закончились. — Кья-ха-ха, но вы же не видели, как изменилось его лицо, когда я позвал его с собой! — воскликнул Курамочи валяясь на полу. — Я отлично видел, — заявил Миюки, — даже заснял! — Я тоже, — присоединился Харуичи, подняв руку. — Правда, не очень хорошо видно, темно всё-таки… Когда все ушли, шкала мрачности лица Маэзоно давно преодолела все свои пределы. А рельефность превзошла по гениальности лучшие архитектурные шедевры. — Коминато, … — А, ну это… — перебил его Харуичи, — брат меня подговорил, и я не смог отказаться, — заявил он, мило улыбнувшись. — Спокойной ночи, Маэзоно-семпай, — и накрывшись одеялом, он повернулся к стене. — Ага. Спи спокойно, пока можешь. Вступая в клуб издевательств над ближними, нужно запомнить важную истину: в этом деле победителей нет.