Унизительно

В общем-то, крифф с тем, что джедаям привязываться нельзя. Так или иначе брать себе кого-то в ученики — тоже привязанность, ведь ты переживаешь за своего падавана, беспокоишься о нем и раз за разом во время важных миссий или испытаний возвращаешься мыслями к нему, волнуясь и не находя себе места. Крифф с тем, что любить тоже нельзя — любовь ведь бывает разной. Она может как поглотить тебя, толкнув на Темную Сторону, так и сделать сильнее, просто придав уверенности в том, что в этой Галактике на твоей стороне всегда кто-то будет, кто-то, кто улыбнется тебе, обнимет в важный момент, не даст сделать неправильный выбор. И просто будет рядом. Привязанности, думает Оби-Ван, это не так уж и страшно. Если бы еще не было так унизительно — то стало бы вообще хорошо. Но, наверное, это ему просто повезло. Так себе везение, усмехается Оби-Ван. В баре шумно, танцпол забит непонятно кем, музыка глухо отдается внутри, раздражая слух, но Оби-Ван никуда не уходит. Он сидит прямо у бара, покачивая в руке рюмку, будто раздумывая, пить ему или не пить. Выбор, конечно, очевиден, но он поглощен своими мыслями настолько, что почти не замечает ничего вокруг. Сила, конечно, помогает ему немерено: даже отвлекшись на собственные, недостойные джедая переживания, Оби-Ван не теряет связи с реальностью, продолжая чувствовать кипящую вокруг жизнь. В конце концов, он опрокидывает рюмку в себя, жмурясь на мгновение от горчащего на языке вкуса, и движением руки просит бармена повторить. Вообще, наверное, все не так плохо. Ему ведь удается держать себя в руках и не делать глупостей — не то чтобы в его возрасте вообще можно совершать такие лихие поступки. Оби-Ван усмехается этой мысли. Дело ведь и не в возрасте даже. Дело совсем не в этом. Просто он не может иначе, не научен, не привык. Никогда он не пойдет по головам и не станет портить чью-то жизнь своими навязчивыми желаниями. И раз уж за какие-то проступки Сила — или что там еще может быть — наслала на него такое искушение, то крифф с ним. Он опытный джедай, да и на свете этом живет не третий день. Переболеет, справится, переживет. В конце концов, проблема-то его и только его. Глупо винить кого-то другого. Он пьет снова и задумчиво смотрит на опустевшую рюмку. Ох не так джедай должен проводить свободное время, ох не так. Но от медитаций становится только хуже, и теперь он как никогда понимает Энакина, который не находит в них успокоения. Оби-Ван теперь тоже не находит — но проблема далеко не в медитациях. Увы. От созерцания блуждающих по дну рюмки огоньков — отражений того, что происходит за спиной Оби-Вана на танцполе, — его отрывает внезапное чувство тревоги или даже, скорее, настороженности. Оно похоже на легкое покалывание в затылке, оно не приносит дискомфорта, только отвлекает. И это даже неплохо — лучше уже это покалывание, чем бесконечные мысли об одном и том же. Но так ведь тоже продолжаться не может. Сила тянет Оби-Вана обернуться, посмотреть куда-то в сторону, и он осторожно подчиняется ее зову, зная, что ему нужно это сделать. Но, обернувшись, понимает, что нет. Не нужно. Нельзя было оборачиваться. И почему джедаи вообще всегда должны слушать Силу? В дальнем конце зала, скрытом более-менее плотной темнотой — в отличие от остального бара, освещаемого всполохами разноцветных огней, — стоит Энакин. Оби-Ван не спутает его ни с кем, даже если увидит только его руку. Вокруг Энакина — он видит — клубится Сила, а сам он вьется вокруг кого-то, кого Оби-Ван разглядеть не может. Разглядеть — нет, но он чувствует. Это Падме. И что они вообще здесь забыли? Оби-Ван усмехается. Энакину такие шальные идеи очень даже свойственны, но как же она согласилась пойти с ним сюда, на нижние уровни? Наверное, она действительно его любит. Смотрятся вместе они неплохо, Оби-Ван не может этого не признать. И Падме смотрит на Энакина так… Он действительно ей дорог, для этого даже не нужно пытаться понять, что же у нее внутри, чтобы увидеть ее привязанность. Энакину она тоже дорога. Возможно, немного иначе, потому что он, несмотря на то, что ему уже за двадцать, все еще такой ребенок — отчаянно ищущий себя и свое, вспыльчивый и горячий. Падме подходит ему, он — Падме. Ну, а место Оби-Вана примерно там же, где он сидит сейчас. На мгновение вспышка высвечивает и их укромный уголок, и Оби-Ван видит, как Энакин ласково проводит рукой по щеке Падме, как нежно ведет по ее коже, а она доверчиво закрывает глаза, поднимая лицо ему навстречу. Они оба еще такие дети, думает Оби-Ван, даром что одна — королева, а другой — джедай. Энакин скользит пальцами ниже, касается ее шеи и притягивает Падме к себе, целуя. Их снова окутывает тьма, и поцелуя Оби-Ван не видит, но — крифф бы побрал их с Энакином связь — чувствует. Энакин будто успокаивается, касаясь губ Падме, и Сила вокруг него затихает, перестает истерично виться, накрывая его с головой. Они Оби-Вана не видят. Еще бы, они ведь так заняты друг другом, и это даже хорошо. Было бы ужасно, если бы они заметили, как он разглядывает их с другого конца бара. Оби-Ван заставляет себя отвернуться и не смотреть на них. Это ведь не его дело, его тут и быть не должно. Хотя Энакина это тоже касается, но в его случае правила всегда уступают настойчивости и желаниям. Оби-Ван просит бармена повторить еще раз. Он, конечно, не собирается напиваться из-за того, что его падаван целуется с королевой в темном углу бара. Его такие вещи волновать не должны. Повод выпить скрыт в другом — в том ужасном факте, что Оби-Ван влюблен. Влюблен в Энакина, в своего ученика, в своего друга. Это куда серьезнее каких-то там поцелуев. Потому что Оби-Ван — не в его правилах врать себе — хочет быть на месте Падме. Он хочет сам узнать, каковы губы Энакина на вкус, как ощущаются его волосы под ладонью или как он отреагирует, если накрутить его падаванскую косичку на палец. В общем-то, думает Оби-Ван, крифф с ними, с привязанностями. Лишь бы это не было так унизительно.