Костер

Небо над головой — темно-фиолетовый бархат с мелкой хрустальной крошкой далеких звезд. Ночь пахнет пылью и горькой травой. Алые искры от костра взлетают вверх и теряются во мгле; трещат дрова, вдалеке печально вскрикивает какая-то ночная птица. Эйдан не знает, где он находится и как оказался здесь. Секунды назад ночь просто проросла через его кровать в отеле, обняла его за грудь, зашептала на ухо нежные свои песни. Эйдан закрыл глаза и исчез. Теперь Эйдан не знает, но слышит костер. Всполохи у него красные, как дикие цветы. А в небе над ними ночь, и больше ничего. Эйдан не слышит чужих голосов, шагов и даже взмахов ресниц. Он один дышит под ночным небом, пока бархатная темнота наполняет его голову. Костер пляшет возле него, вздымает к звездам горячие руки, смеется. Он-то свободен, он может петь и дразнить ночную синь, хрустеть травой, обжигать сухую землю. А Эйдан не может пошевелиться, словно он камень и всегда лежал здесь, глядя в звезды. Слезы сами собой набегают на глаза, но на самом деле это только звездная пыль. Эйдан где-то об этом читал. Он моргает, и серебряные дорожки сбегают к вискам. Сейчас Эйдан такой же темный, как небо, и тоже блестит мелким серебром. А если звезды — это тоже немного плач? О ком тосковать ночи? Эйдан слышит костер. Тот горит, тот ложится ему на край лица красными пятнами, отнимает у ночи и темного неба. Эйдан спит и видит страшные сны. Ночь никогда не кончается, только уходит. Иногда уносит кого-то с собой и держит на груди, будто любит. Эйдан жалеет о многом, что не сказал. И о сказанном тоже, только намного больше. Он жалеет себя, ему нужно, ему просто необходимо, чтобы кто-то погладил его по голове и простил. Кто-то, кто вообще может простить. Эйдан слышит костер. Он почти настоящий. — Мне всегда нравился огонь по ночам. Это так первобытно, — хмыкает из темноты Дин. Конечно, никто больше не смог бы найти. В свете костра Дин красный: глаза и волосы, улыбка, джинсы на коленках. — Я так виноват, — шепчет Эйдан. — Ты был виноват, — кивает Дин. Он долго смотрит в небо, будто считает искры от ночного костра, потом вздыхает. — И я был виноват. Каждый был. Эйдан моргает, разгоняя серебро со своих глаз. Ему не надо смотреть, чтобы видеть лицо Дина. Тот улыбается костру, и пламя пляшет в его глазах. — Я потерялся, Дин. Я так хочу найтись. Где я, Дин? Как ты меня нашел? Собственный голос кажется ему шорохом сухой горькой травы под ночным ветром. В горле у Эйдана сухо и жарко. — Я никогда тебя не терял, — улыбается Дин, и костер одобрительно гудит. — Просто ты не знал этого. — Не знал. Скажи мне, ты настоящий? — Это тебе решать. Дин смеется и склоняется к нему сквозь красные перья с дымным пологом. Эйдан помнит вкус его губ так хорошо, словно все было только вчера. — Я верю в тебя, Дин. — Очень хорошо, — шепчет он, — а теперь поверь в себя. Это очень легко, Эйдан. Дыхание Дина пахнет ночью и травяным дымом. Оно обжигает горло сильнее, чем алкоголь. Они сплетаются пальцами всего на мгновение, пока костер не прогорел до угольев. Эйдан закрывает глаза, улыбаясь. Он разглаживает складки отельного пледа и знает, что это не был сон. Эйдан знает, что ему делать дальше, прямо за следующим вдохом. Это действительно очень легко. Эйдан слышит и видит костер, красный костер под бархатным ночным небом, а его искры взлетают вверх и путаются у Дина в волосах. Ночь облегченно вздыхает и идет дальше, касаясь пустыми руками метелок сухой травы. Вдали плачет какая-то птица.