***
Созерцая прекрасный летний день на крыше высокого здания, построенного кровью и потом людей, и вдыхая успокаивающий сигаретный дым, ты ощущаешь некую умиротворенность, чувствуя себя простым смертным со своими плохими привычками и своеобразными фетишами на природную красоту. В такие моменты, ты всем своим телом можешь ощутить несуществующее для бессмертных время и понять, что ты — ничто среди тех, кто подвластен самой смерти. Тех, у кого есть выбор. — Угостишь? — внезапно спросил сидящий рядом парнокрылый, с невинной чистотой смотря на созерцателя. — Не знал, что ангелы курят… — протянул пачку людских сигарет, нескромно ухмыляясь. — Это людской грех, — пояснил белоснежный парень, засовывая никотин между зубов. — А ты? Что нынче демоны забыли в мире людей? Испокон веков ангелы и демоны не блистали обожаньем друг к другу. Они были слишком разными, чтобы понять свою противоположность, словно инь и янь, кошка и собака, ночь и день. Именно они поддерживали баланс в мире, ведь без дня не будет ночи, а без лета — зимы. Всё имеет некий смысл, олицетворяющее существование всех миров. И поэтому, это редкость, чтобы ангел, сидя в людском мире, небрежно просил поделиться никотином, а демон, ухмыляясь, протягивал пачку недорогих сигарет. — Обидно, что люди не ценят такую красоту. — наблюдая за завораживающим малиновым закатом, вслушиваясь в пение летних птиц, произнес демон. — Был бы у меня выбор, я бы предпочел родиться простым, слабым человеком, который умрет в свои скудные пятьдесят лет с улыбкой до ушей, вспоминая жаркий летний день в глупом детстве. — Неужели бесчувственный демон влюбился в людей? — хотел подколоть смышленый ангел, но поняв всю серьезность этого разговора, тяжело вздохнул. — А вообще, я с тобой согласен: этот мир и вправду прекрасен. Но, увы, я не горю желанием существовать, как порочный человек. Это утомляет вечно быть зависимым от кого-то или чего-то. И ещё мне больше нравится зима. Это удивительно, когда облака падают на землю, а холод пробирается под кожу, оставляя крупицы чего-то родного. — Чего и стоило ожидать от ангела, — посмеялся парнокрылый, вспоминая, что весь мир ангелов — это сплошная омерзительная белизна и ненавистный холод, но, к счастью или к сожалению, со вкусами не поспоришь. — Пак Чанёль. — протянул он руку. — Бён Бэкхён. — лишь кивнул в ответ парень, тут же с виной шепча: — Прости, но правила — есть правила. — Ангел… — иронично посмеялся демон, сжимая мгновенно руку, которую мгновенье назад протягивал.***
Бэкхён всегда замечал в Чанёле некую закономерность. Он был чистокровным демоном, воспитанный себе подобными, но сколько бы порочностей он не имел, его взгляд, улыбка, мысли — всё было пропитанно тем, что не свойственно обыкновенной дьявольской натуре в рассказах. Он умел сопереживать, чувствовать, любить. «Он скорее подобный мне, нежели отвратным демонам» — подумал Бён, прежде чем осознал всю глупость своих невежественных мыслей. — Ты когда-нибудь задумывался, почему на Земле есть зима и весна? Почему солнце встаёт на востоке, а садится на западе и другого оборота не имеет, почему между небом и землёй пространство? — внезапно спросил Пак задумчиво. — Спроси у Бога, если так интересно. — отвязался от скучных вопросов Бэк, шмыгая носом в знак незаинтересованности. — Я демон, — напомнил Чанёль, обиженно ухмыляясь. — Мне не положено даже произносить его имя. В этот момент на душе Бэкхёна стало слишком тяжко, чтобы снова с такой же пофигистической физиогномикой отвязаться от противных ему вопросов. Солнце слишком ярко светило, а день был слишком прекрасен, чтобы испортить себе настроение фактической темой. Но, почему-то, в момент, когда солнце оказалось в зените, Бён вспомнил лицемерные учения, которыми он был вынужден жить испокон веков. — Бог любит всех. — тихо, будто боясь соврать, произнёс ангел. — Ты — сын божий. — Сын божий? — он посмеялся так, что в сердце вонзилась игла отчаянья. — Я ошибка, Бэкхён! Я не достоин даже говорить с тобой, чистым и невинным его творением. И Бэкхён промолчал. Будь то шутка или лишь мимолетная фраза, Бэкхён всё равно бы промолчал. Потому что это грустно смотреть на то, как ангел погряз в болоте чёрной смолы, пачкаясь тьмой и злобой. Он уверен, что Чанёль не раз скрещивал пальцы рук и молил Бога о его любви, не получая ответа в замен. От этой мысли на душе становилось ещё тяжелее. — Не волнуйся, — прорезал тишину демон. — Пусть я дефект творения, я всё же могу появляться в этом людском мире. Я рад даже этому. Однажды, когда солнце взойдёт на западе, когда небо и земля не будут иметь пространства, крылья окрасятся в чужой цвет. И тогда ангелы увидят всю красоту чертей, а демоны усмехнуться порочности ангелов.Тьма увидет в свете тьму, а добро познает зло.
***
Бэкхён никогда не питал любви к человеку. Наоборот, ему они казались омерзительными и непонятными. В первый раз в людском мире он оказался чисто из-за скуки прожитых тысячелетий. Ангел устал от правил и невинности. Наверное, это одна из причин почему в тот раз именно он заговорил с противоположным себе демоном, который так похож на ему подобного. И в один момент, когда Бэк увидел на крыше здания повседневно курящего демона, он не пошёл по рутинному алгоритму, садясь рядом с ним и прося угостить неправильным никотином, а лишь продолжал стоять позади него, рассматривая каждую извилину, каждый жест, каждый вдох. Красота этого существа завораживала. От крепкой спины, от чёрных, словно смоль, крыльев, перья которых развевались на ветру, в груди разжегся огонь, что будто сжигает его изнутри. Сделав глубокий вдох, в глазах ангела появилась искра, моментально превращавшаяся в крупицы слёз. Этот момент был прекрасен, ведь сумерки смогли донести глупому ангелу, что его небо, его солнце, что встает на востоке, его отчаянный мир — это всего лишь один грешный демон, чей голос затрагивает душу, что давно застыла в бесконечности. — Чанёль… — с тоской и поражением произнёс Бэкхён, давясь огрубевшим воздухом. — Ты поздно, — повернулся задорно Чанёль, как вдруг улыбка спала с его уст, поражаясь беспокойством. — Что-то случилось? Слёзы ангела — это самое редкое явление во вселенной. Самая чистая, самая прозрачная вода, что на ветру облачается в мелкие кристаллы. Слёзы невинно-чистых существ означает лишь то, что сердце ангела затронули чувства, которые приближают их к сущности людей. Любовь несет за собой пороки, которые просто не свойственны белоснежным ангелам — Я не знаю… — закусывал губу от сжигающей боли в области груди Бэкхён. — Я правда не знаю! Чанёль уж был собрался, чтобы обнять, утешить хоть как-то это светлое дитя, но он не хотел очернять это создание нарушением писанных правил, поэтому демон лишь молча смотрел на то, как звук кристаллов, ударяющихся о поверхность, доносились до ушей, выращивая чувство беспомощности. Бэкхён видел всё: рассветы и закаты, смерть и рождение. Он повидал многое, путаясь в лживом розовом мировоззрении. Ангелы и демоны были созданы задолго до людей, и все эти чужды, как тоска и радость, были непонятны бесчувственным противоположностям, которые лишь следуют нравоучениям. Но Чанёль давно познал эмоции. Он был дефектом с первых мгновений своего существования. Созерцание, желание любви Бога — всё это он имел с самого первого своего вздоха. Поэтому некое «превращение» ему не было понятно и не было близко. Огонь в груди не затихал, а лишь больше порождал чувство чего-то необычного. Бэкхён рухнул на землю, протирая свои красные от воды глазки. Слёзы уже не стекали с лица, а носик уже не шмыгал грустно. Чувство опустошенности и одновременно осознание чего-то важного заставили ангела усмехнуться. И появилось лишь желание прикоснуться к этому дьяволу с сердцем ангела, который всё это время с тоской наблюдал за плачущим ангелочком. — Ты не такой уж и красивый, когда плачешь — грубо посмеялся Пак, желая хоть как-то разбавить напряженное настроение. В один момент Бэкхён понял, что смех этого демона был похож на дождь. Он также приносил тоску и мрачность в сердца многих. Ангел уверен, что у обладателя этого смеха в его вечности лил сплошной ливень, и с тем, что чувствует Бён, когда его смех касается слухового аппарата — чепуха со сравнением с тем, что каждый раз ощущает Чанёль. Когда ангелочек протянул свою белоснежную руку к Чанёлю, демон встрепенулся, с силой взмахнул два крыла, и подлетел к грустному Бёну, что так отчаянно желал прикоснуться к запретному дьяволу. Это было некий зелёный свет для непересекаемой черты. И когда грубые, но такие тёплые пальцы Чанёля коснулись ладони Бэкхёна, в груди исчезла пустота, заменяя неким тёплым чувством, которое согревало холодную душу ангела.***
Время, когда роса стонет под испаряющим солнцем, а облака тоскливо скучают по морю. Время придумали серьёзные люди, чтобы отсчитывать мгновенья. Часы, дни, года — всё это лишь иллюзия. Вселенная не подвластна времени, которым так дорожат ничтожные люди. Единственное, что имеет смысл — это мгновенья, которые растворятся в забвении через множество тысяч лет. Но в мгновенье чего-то необъятного, Чанёль ощутил то прозрачное время, о котором лепечут романтики поэты. Именно в этот момент он невольно подумал, что между ангелом и демоном разница состоит лишь в цвете крыльев и воспитании. Если бы демона воспитывал светлый ангел, Пак уверен, что его глаза были бы настолько чисты и заворожительны, как у Бэкхёна. Его улыбка также ярко сверкала невинностью мыслей, а речи были бы настолько прозрачны и наивны, что хотелось слышать их всю оставшуюся вечность. Всё, что различало их — это лишь крылья, которые заставили провести между ними жестокую черту. — Мне всегда было интересно, — разрушил тишину Бэк, стряхивая пепел с бумажного никотина. — Что будет, если ангел и демон влюбятся? В смысле… Мир же не рухнет. — А что? Легкая ухмылка показалась немного оскорбительным жестом со стороны ангела. Нет, не потому что Чанёль подумал, что Бэкхён усмехается над ним, нет. Просто в этой усмешке было что-то столь грустное и тоскливое, что противоречит ангельской натуре. Боль — это, своего рода, ошибка Бога. Побочный эффект боли — грусть. Но Пак бы соврал, если бы сказал, что грусть была не к лицу этому вечно позитивному ангелочку. — Скажи честно, — ветер будто разбавил эти тихие слова. — Ты же тоже чувствуешь это? — Да. Ветер пьянил их обоих. Гул чувств раздавался по всему людскому миру, куда они, на протяжении всех пяти лет, каждый день встречались в необговорённых местах. Они просто знали где находиться их такая родная, но запретная противоположность. Каждое их слово, что заседало в памяти, словно в лёгких ядовитый никотин, было незаконным, но легкое касание таких пушистых, нежных, словно у дитя, рук горячей щеки демона навели вновь на мысль, что ангелы не настолько чисты и правильны, как рассказывают в детских сказках. Ангелы иногда тоже бывают порочными, а демоны тоже умеют влюбляться. Поцелуй — это что-то вроде слов «я люблю тебя». Поцелуй может быть робким и чистым, а может быть грязным и страстным, но между небом и адом, невинностью и пошлостью стоит черта невозможного. Он был ни ангельским, ни демонским. Он был их. Только их. Наверное, только так можно было описать их первый и самый запоминающийся поцелуй в момент, когда хрустящие облака роняли маленькие капли грешности, которые стекали по разноцветным крыльям противоположностей. И Бэкхён осознал, что сатирическое значение противоположности — это любовь. — Демон влюбился в ангела… — посмеялся Чан. — Как в старой доброй детской книжке. — Старой доброй книжке. — эхом проронил ангел.***
Высота сорок этажей завораживала, смешивая страх и восторг воедино, создавая новый химический элемент. Небо было превосходным. Такое небо бывает только несколько раз в год, когда солнце окутывает холод, когда день тоскливо улыбается, тихо шепча: «Увидимся завтра.» В это время небо покрывается нежно-розовым цветом, будто ваниль размазали по гладкой поверхности неба, создавая легкий привкус чего-то сладкого и необыкновенного. Даже воздух кажется сладким. В это время особенно хорошо мечтать. Мечтать о будущем или о настоящем. Созерцать что-то волшебное. Состояние души. Сигарета с привкусом солнца добавляло некую изюминку в этой атмосфере. Этот момент, когда лёгкие заполняются солнцем, когда с крыши сорокаэтажного здания ты можешь свесить свои ноги, когда на твоих ляжках небрежно отдыхал ангел, когда его волосы беспорядочно лежат на демонических одеяниях, когда ты тонешь в этой атмосфере, медленно задыхаясь. — Чанель, — полушёпотом произнёс Бэкхен, пряча свои слова под звуки города. — А что, если нас разлучат? — Где бы ты ни был, я найду тебя, — эхом повторил он, медленно наклоняясь, чтобы коснутся нежных губ, заключая контракт. — Я сделаю всё, чтобы твоя улыбка также сияла ярче солнца. Ванильные облака захватили небо. Это был первый шаг и их концу вечности. Первый и маленький шаг к их взаимопониманию. Пак всегда будет помнить этот запах ванильного неба, сигарет со вкусом солнца и блондинистые пряди волос его Бэкхена. — Что ты со мной делаешь? — полушепотом спросил Бэкхён, взглядом жертвы, влюблённого в хищника. — С каждым днём я влюбляюсь всё сильнее в тебя. Шум города был бесподобен, сливаясь с лёгким весенним ветерком, принося с собой очаровательный аромат свежих цветов. Они были счастливы в каждом сне, в каждой улыбке, в каждом слове. Желание, чтобы это продолжалось вечно развеялось в бесконечности. — И каковы ощущения? — спустя, довольно, длинную паузу спросил также тихо Чанёль, боясь потревожить ту идеальную ауру. Если честно, Бён никогда не относился к Богу с особым уважением. Ему казалось отвратным то, что какой-то создатель смотрит на своё творение сверху вниз, тешась их ошибками и грехами, хоть как-то веселя своё жалкое самолюбие. Бог — единственный самый настоящий лицемер из всех существ во вселенной. Думаю, эту черту от него унаследовали ничтожные люди, которые, прежде чем плюнуть тебе в лицо, улыбнуться и скажут, что таковы обычаи, скрывая своё истинное желание нагадить тебе в тапки. — Будто тонешь в темном океане, — вернулся мыслями Бён. — Чувствуешь спокойствие и умиротворение, но в то же время испытываешь страх осознания того, что в этом океане есть опасные хищники. — Это плохо? — Это чертовски невероятное ощущение. Каждый вздох, каждое мгновенье, каждая мысль принадлежала одному порочному демону — Чанёлю. Бэкхён просто не мог проживать свою скучную бесконечность, когда рядом нету такого желанного Пака. Искушение приводит к зависимости, а зависимость к сумасшествию. Но ангел согласен променять свои крылья, отдать всё, что у него имеется, лишь бы этот демон улыбнулся и сказал слово «люблю».***
— Да мне насрать, веришь?! — раздался на весь небоскреб крик, ругательством режущий слух чистого ангела. — Теперь я понимаю, что всё это было неправильным. — Ты о чём, Чанёль? — с дрожью в голосе спросил непонимающий Бэк. — Что ты говоришь? Бэкхён до самого конца не понимал, что именно могло так сильно разозлить этого демона. От счастья до боли всего один шаг, один пробел в тексте. Несносные мысли липнут к сердцу, вызывая бурю негодования. И если вдруг раньше Бён Бэкхён думал, что их разлучить может только вечность и правила, то теперь он не отрицает факт того, что всё же Чанёль никогда, возможно, и не любит ангелочка с наивностью мыслей. Уж лучше это была вечность или правила. — Мы слишком разные… — произнёс демон, будто утопая в собственных суждениях. — Давай больше не будем встречаться. В тот момент два мощных чёрных крыла воспарили в небе, оставляя маленького Бэкхёна в одиночестве с кучей вопросов и восклицательных знаков. В тот момент солнце стало светить чуточку бледнее, а звёзды померкли, растворяясь в океане черноты. Это мгновенье заставило Бэкхёна понять, что всё же между ангелом и демоном разница не в крыльях и воспитании, а в сущности каждого из них. В этот же день, возвращаясь в свой белоснежный мир, ангела с разбитым сердцем схватила стража архангелов. «Донос — самое отвратительное, что только может сделать существо» — подумал Бэкхён, познав настоящие эмоции. И на секунду, ангел подумал, что ужасно хочет курить. Зависимость к чему-то не делает нас слабыми или порочными, а лишь помогает осознать, что желание наполнить свою пустоту щепоткой зависимого — это лишь маленький шаг к смирению своей опустошенности.***
Тоска по солнечному свету, по еле уловимому запаху цветущих ромашек весной, по глубокой тьме в мгновенье ночи, по дождю на белоснежных ладонях. Тоска по его улыбке, по его нежным, но запретным касаниям, по его чистому взгляду, который не свойствен ни одному демону. Тоска пожирала ангельское сердце, заставляя спросить себя бесчисленное количество раз: «счастье ли это?» Но если бы Бэкхёна поставили бы перед выбором, он бы выбрал его. Он изначально сделал выбор. Ещё в тот момент, когда его улыбка не была такой родной, а черные, словно уголь, крылья навивали страх. Просто тогда Бэкхён увидел в нём что-то особенное. Он смотрел на мир ни взглядом ангела, ни взглядом демона. Наверное, именно это было толчком в его безудержной влюбленности. Холод раздавался по всему телу, будучи находясь в заточении в четырех стенах. Но мысль о том, что он где-то живёт и дышит, заставляет Бэка стерпеть все невзгоды и лишь дождаться кротчайшего мгновенья, когда сможет вновь увидеть этого созерцательного демона, чья улыбка была в сто раз ярче хмурого солнца на Земле. Бэкхён сразу распознал легкие шаги по ангельской башне, что шли так трепетно и осторожно. Дух перехватило, а в глазах засверкала искра надежды, которая уже давно не посещали голубые глаза, полные сдавливающей грусти и страданий. Подбежав к прозрачной, будто стекло, стене, Бэкхён сразу начал высматриваться обладателя легкой походкой. — Бэкхён? — неожиданно отозвался ангел, найдя тут же заточенного влюбленного. — Бэкхён, господи, это ты? — Чунмён! — вскрикнул счастливый белоснежный парень. — О, дорогой Чунмён, ты единственный, кто пришёл ко мне! — Милый Бэкхён, что с тобой стало? — с сочувствием смотрел на него друг, прислоняя тонкие пальцы к ледяной поверхности стены. — Скажи, я смогу что-то сделать? — Чунмён, прошу, помоги! — от безысходности пролепетал ангел. Как бы он хотел не ввязывать доброго Кима, обстоятельства давили на него. — Неважно как, даже если мне суждено погибнуть, даже если я вечность проведу в заточении, спаси его. — положил руку на живот парнокрылый, закусывая свои алые, искусанные до боли губы. Как бы иронично это не звучало, у этого измученного разлукой с любимым ангела, сейчас под сердцем находится жизнь, подаренная демоном. Пусть сейчас это маленький комочек чего-то неизведанного, но Бэкхён знал, что этот полуангел-полудемон ребёнок будет иметь такое же доброе сердце, как у Чанёля и такие же белоснежные крылья, как у него самого. И когда луна будет сиять ярче солнце, все полюбят это ненавистное Богом дитя и поймут, что демоны — это что-то вроде чёрных людей: цвет души нельзя определить по коже. — Ох, Бэкхён, мой бедный Бэкхён, прошу, очнись, — в миг разрушил надежды влюбленного ангела. — Ты не понимаешь всю суть вещей. Я знаю, что сейчас тебе больно, как я знаю. Прости меня, но прошу, прими наказание. Может, оно позволит тебе осознать нечто большее! — Они тебя прислали… — с болью в голосе будто простонал Бэк, отходя от стены на несколько шагов. — Бэкхён, хватит! Прими своё наказание и исповедуйся перед Богом! Я уверен, что… — К чёрту Бога!***
Вечная белизна в раю необыкновенно давило на Бэкхёна. Сидя на коленях перед высшими ангелами, Бён ощущал родной холод, что стал ему невыносимо омерзительным. Много, что поменялось с момента встречи с этим демоном: мироощущение, отношение и чувства. Но даже при таких обстоятельствах, когда любимый отвернулся, а ты стоишь на краю смерти, ангел не жалел ни о чём. Он был счастлив… Нет! Он был чертовски счастлив, что на его пути встретился добрый демон, который угостил никотином и научил любить. Бэкхён пожертвует всеми снами и сладкими грёзами, лишь бы смог всего один раз увидеть улыбку своего демона. Пространство между небом и землей, на самом деле, не имеет большое расстояние, но стоя на людской земле и поднимая свою голову высоко вверх, небо кажется чем-то недостижимым. Будто бездна, в которую падаешь без приземления. Между небом и землей — вот как можно описать любовь ангела и демона. — Ангел, Бён Бэкхён, совершил великий грех, познав эмоции и, что ещё хуже, влюбился в дьявольское существо, от которого сейчас вынашивает плод, что принесет страдания во все миры. — голос архангела не был грустным или оскорбленным. Он был пустым, как все присутствующие ангелы. — Так как ангел не признает свою вину, наказание неизбежно. Поскольку минула смерть искусителя-демона, Бён Бэкхён приговаривается к изгнанию из рая в мир людей с изъятием крыльев и ребёнка. Ангельские способности и бессмертие остаются при наказуемом. Такова воля Божья! — Смерть демона? — усмехнулся со страхом ангел, смотря в глаза архангелу. — Я вас не понимаю… — Мгновением ранее, демон Пак Чанёль, самовольно скоротал вечность. — пояснил судья с совершенным безразличием. Вы когда-нибудь испытывали боль, что отдается в каждой клеточке вашего бренного тела? Когда вы ощущаете, что в одно мгновенье у вас отобрали всё, не оставляя ничего взамен. Когда весь мир становится таким ненужным и пустым. Когда жгучая боль разрушает твою светлую душу изнутри, очерняя твоё мировоззрения. День сменила ночь; страх — боль. В такие моменты невольно вспыхивает мысль, что всё-таки в каждом желанным присутствует доля сказки, что является некой платой за прекрасное. И задолго до боли и страданий существовала любовь, которая их же и породила. Созданные правила не показывают пальцем на плохих людей, а лишь закрывают глаза на одну самую важную суть всех живых: всем свойственно ошибаться. Боль — тоже ошибка Бога, которую Он не признает. Беспощадная боль породила страдающий крик, окутавший весь людской мир. Этот звук нельзя услышать простому человеку, но каждый житель этой полюбившей Богом Земли, ощутил невесомую тягу где-то глубоко в груди, принося лишь тоску и печаль. Этот крик и эти слёзы обратились в стихийные бедствия. Этот крик и эти слёзы хоть как-то заглушали невыносимую боль, что затронула не только душу, но и разум. Поэтому, надеюсь, счастливые люди простят, если немного несчастный ангел оплачет своё нестерпимое горе.***
Небеса всегда держат своё слово: без крыльев, без ребёнка, без любимого. Осталось лишь чертовое бессмертие и вечное одиночество, которое обратилось в самое главное наказание небес. На самом деле, Бэкхён отдал ребёнка и крылья по собственной воли, не имея сожалений. Без него всё кажется ненужным и пустым, не имеющий смысла. Если бы дитя осталось с ним, оно бы напоминало ему о таком родном Пак Чанёле, что умел когда-то любить. Пусть и не самого ангела, но этого ребёнка, который так и не смог обрести жизнь. Можете называть Бэкхёна бездушным эгоистом, но это было его решением. Глупый Бог не смог обделить даже забвением, что, возможно, стало бы неким обезболивающим в этом тяжелом столетии без демонической улыбки. Что было бы, если бы Чанёль увидел нынешнего ангелочка с красными кругами под глазами, не имеющий цели и желания? Он бы посмеялся. Бэкхён уверен, что он бы посмеялся, выкинув какую-нибудь дурацкую шутку, над который бы ангел был вынужден солидарно посмеяться, подумав: «Юморист из тебя, как из кота собака». Это было счастьем, расплата которого оказалась слишком велика. О, боже, как Бэкхён скучает по нему. Сидя на обшарпанной скамейке, наблюдает за скучными прохожими, он искал черты, схожие с этим демоном. Его прекрасные уши, похожие скорей на эльфийские, чем на демонические, его прекрасные огромные глаза, наполненные добротой и грустью, его улыбка, что была намного ярче, чем у Бэкхёна! Да, ярче! Будь то ночь или холод, она мгновенно становилось солнцем, что освещало и согревало сердце ангелочка. А ещё он скучает по его голоску, что вечно лепетал всякие философские фразы, которые заставляли сердечко Бёна биться сильнее. Одиночество поглощало с ног до головы. Желание прикоснуться, ощутить его тепло, услышать такое неизведанное слово: «люблю». Бэк ни раз представлял, как Чанёль держит в руках их светлое дитя, смотря на Бэкхёна тёплым взглядом, отражающий любовь и заботу. Все говорят, что время лечит, но у ангелов нету понятие времени. У них есть лишь мгновения, которые он проживает в любви к нему. Скуривая по пачке в день, Бэкхён старался вспомнить каждые минуты, проведенные с ним, каждые слова, каждую улыбку и еле уловимые взгляды. Никотин стал единственным напоминанием о нём. Такое чувство, будто если сигареты исчезнут из жизни бывшего ангела, то Чанёль будет казаться лишь сном. Всего лишь улыбающимся демоном, что в мгновение прекрасного отпечатался в памяти, словно чернила на листе, Из-за дня в день, Бён падал с самого высокого небоскреба, вонзал в себя нож и даже сжигал заживо, но всё было настолько тщетным, что уже превратилось в жалкое разбавление скуки. Бессмертие — тоже форма наказания. Но, возможно, когда-нибудь, когда солнце встанет на западе, ангел сможет скоротать свою вечной, и улыбающийся Чанёль встретит его с той же светлой улыбкой, что он когда-то имел. Его крылья обретут необыкновенную белизну, а руки крепко-крепко обнимут страдающего Бёна, шепча на ухо: «я скучал». Но в это же мгновенье, Бён вспомнил, что никогда больше не встретит Чанёля. После смерти ангелам и демонам некуда больше идти. Они растворяются в облаках, что плывут по бескрайнему небу. — Чанёль! — крикнул от всей души ангел. — Прошу, забери меня! Мир мне кажется адом, Чанёль! Прошу тебя! Я скучаю!!! Ничего не проходит бесследно. Каждый грех будет обращён в тысячи страданий. Мир стал слишком жесток и Бэкхён словил себя на мысль, что-то самое «добро», за которое отчаянно борются ангелы, не существует. Бывает лишь боль и цинизм. Самолюбие — форма цинизма, которую не искоренить никогда. И когда демона больше не стало, самолюбие каждого потешилось тем, что грешный ангел получил своё самое жестокое наказание, которое забрало у него самое важное в вечности. Если честно, бывший ангел с трудом научился материться. Иногда даже заставляет себя исподтишка выбросить пару грязных слов на ветер, чтобы хоть немного позлить идеалистичного Бога. Возможно, божество даже не слышит его, не видит, просто выбросил из своей коллекции «прекрасное творение». Будь то несколько дней или сотни тысяч, Бён не упустит шанс позлить того, кто забрал у него всё. Не сказать, что Бэкхён скучает по дому — ничего не сказать. Да, как бы это больно и обидно не звучало, но Бэкхён скучает по своей родине, что пропитана белизной. По улыбчивым друзьям, по крыльям и по мгновеньям, когда крылья рассекают влажные облака, когда легкий ветерок освежающе бьет по лицу. Но даже если ему бы предложили вернуть время, то Бён бы поступил совершенно по такому же алгоритму. Потому что он скучает по Чанёль больше, чем по всем этим мелочам беззаботной жизни. Он готов отдать всё и даже больше, лишь бы увидеть его улыбку, прикоснуться. Благодаря сотням лет на Земле, Бэкхён понял, что помимо любви, у него проснулись обостренные повадки человеческого отродья. Когда ты своими глазами наблюдаешь рождение маленького человека: такого чистого и невинного, будто сам ангел пал с небес. А через полвека Бён замечает его в одном из дешёвых баров. Старое, разочарованное жизнью то невинное дитя, что когда-то светло улыбалось родной матери. Раньше эти жизни не заставляли ангела и дрогнуть, но теперь, наблюдая за этой картиной, сердце кровью обливается. Это одна из причин того, почему Бэкхён решил отгородить себя от людей. Когда сердце Бэкхёна чуть затянулось, в его вечность вновь вторгся неожиданный сюрприз, что заставил бывшего ангела вновь вскрыть былую рану. — Здравствуй, дорогой, — внезапно из тишины безлюдной улицы послышался голос друга-ангела. — Как ты? — Ну здравствуй, — обкалил взглядом Бён Чунмёна. — Что же такого случилось, что ты решил повидать меня спустя столько веков? Бэкхён не был доволен его появлением, но и не был зол. Да, по началу его охватила ненависть к другу, но потом пришло осознание, что всё к лучшему. Если бы Ким помог Бэкхёну, то сам бы в итоге пострадал. Как бы это не звучало, но в какой-то степени бывший ангел рад, что Чунмён стоит перед ним живой и здоровый, и с ним всё в порядке. — Я виноват, что не навещал тебя, знаю, но на то есть причина… — загадочно произнёс ангел с крыльями. — У меня для тебя есть кое-что. — Увы, мне ничего не нужно. — произнёс с заботой Бэк, разворачиваясь спиной к другу. — Возвращайся домой, Чунмён, пожалуйста. — Я прошу, просто взгляни, — жалобно просил Чунмёг. — Это последнее желание Чанёля. Одно имя заставило Бэкхёна обернуться и увидеть перед собой знакомый силуэт. Это силуэт Чанёль. Этот фантом казался ему настолько реальным, что невольно у Бэкхёна потянулись ручки к такому родному и желанному демону. Убедившись, что это всего лишь иллюзия, Бэкхён вздохнул, агрессивно кусая губы, чтобы не заплакать.Привет. Как ты? Всё также сидишь на высоких зданиях и куришь запретный никотин? А я ведь знаю, что теперь всё иначе. И не кажутся сладкими сигареты, и облака уже не те. А, Бэк? Ты ведь помнишь… Ты, конечно, всё помнишь. Помнишь улыбки наши, поцелуи. Помнишь взгляды, слова и мгновенья. Да, я не сказочный поэт, а это обращение покажется тебе пустым и грубым. Пусть. Пусть я эгоистичный демон, пусть ты, возможно, меня ненавидишь. Пусть. Я всё приму: всю злость и обиду. Ведь любить за двоих труднее. Боль нести одному — вот что реально грустно. Быть может, ты подумаешь — не любил? Не знаю к лучшему это или я сделаю лишь хуже, но я любил. Любил больше солнца, больше горьких сигарет, больше нашей не ценимой вечности. Я рад, что всё так произошло. Если бы не умер я — тебе бы пришлось тяжелее. Если бы я не соврал — тебе бы пришлось больнее. Всё к лучшему, в этом я уверен. Я жалею лишь об одном. Жалею, что я не сказал тебе ранее насколько сильно я тебя люблю. Как был счастлив встретив тебя. Жалею, что это бремя пришлось нести тебе одному. Прости меня, прошу, прости. Я тебя люблю, Бэкхён. Прости. Когда-нибудь мы вновь встретимся и нас не разделит уже ничего. В этом я уверен! Прощай, Бэкхён. И прошу… Будь счастлив.
Это послание сквозь века заставили Бэкхёна разрыдаться в клочья. Старая рана снова заныла с удвоенной мощью. — Прости, Чанёль, я не смог быть счастливым. И всё же, Бэкхён счастлив. Хоть последний раз Бэк смог увидеть его долгожданную улыбку, его глаза и прекрасные уши. Услышать его голос. Это дорогого стоит. Пусть и недолго, но Бэкхён ощутил, будто его самый дорогой человек рядом: рассказывает ему очередную философию с сигаретой во рту, шутит и смеется. Жаль, что это всего лишь иллюзия.***
Наверное, спустя столько времени, Бэкхён окончательно опечалился, раз решил посетить столь ранее ненавистное и отвратительное место: церковь. Всё здесь настолько странное и человеческое. Даже иконы. Бог — это не какой-то человек с именем Иисус. Бог — это свет, это отец всего живого. Он может быть в любом воплощение: бабочке, цветке и даже человеке. Бэкхёна всегда смешило то, что люди отчаянно молятся Богу в человеческом обличие, но никто не молится ни цветку, ни бабочке. Можно ли это назвать эгоизмом? Или… Расизмом? — Ну привет, папа, — прошептал с долей обиды бывший ангел. — Я пришёл. Ты меня ждал? Наверное, первое, что я хочу сказать тебе — это обыкновенное «прости». Прости, что я испытываю столько боли. Спасибо, что помогаешь её мне преодолеть и помочь найти новый смысл жизни. Спасибо. Но пап… Мне так больно! Я до сих пор люблю этого демона, я так сильно его люблю. Я ненавидел тебя, но одновременно так скучал, пап, — шмыгнуло носиком измученное дитя божье, одновременно испуская еле сдерживаемые слезы. — Я отвернулся от тебя тогда, когда ты был со мной. Ты всегда был со мной, так ведь? Знаешь, а я только теперь, спустя столько лет, осознал, что на самом деле ты нарочно послал мне Чанёля. Ты так хотел, чтобы я осознал, что на самом деле каждый ангел и каждый демон изначально подобны человеку. В каждом из нас есть добро и зло во всех его проявлениях. В архангелах, которые тешились моим наказанием, в Чанёле, что ради ангела отдал жизнь, я понял. И ты никогда не переставал любить Чанёля, нет! Ты лишь желал послать ему меня и дать понять, что даже жизнь какого-то демона бесценна, ведь даже демоны созданы добром, и воспитаны злом. Прости, что я так поздно осознал это. Спасибо, что позволил мне понять. Ты всегда был со мной, Сухо. — Да, сын мой, — послышался в ушах такой родной голос друга. — Вы все мои дети и я никогда не перестану любить вас. — Я знаю. — улыбнулся ангел. — И это была моя исповедь тебе.