Другие

      На следующий день, когда Кива проснулась, Кенни уже не было в комнате. Исчезли пальто и шляпа, и девушка поняла, что мужчина ушёл в город. Лекарство в увеличенной порции подействовало весьма благотворно. Сон был крепким и освежающим, и девушка чувствовала себя несколько получше. Лежать, впрочем, надоело, и она решила попробовать сесть на край кровати. И спустя минут десять это удалось. Двигалась девушка осторожно, прислушиваясь к сигналам тела, выделяя движения, которые доставляют ей меньше боли. Сидя девушка обратила внимание на тумбу. Дверца, которую она незамедлительно открыла, прятала за собой одну из её старых рубашек и книгу, слегка заляпанную кровью. Находки обрадовали Киву, словно придали ей внутренних сил. Девушка вытащила рубашку, разглядывая её. Это не была любимая её одежда, но безусловно самая чистая из тех, что у неё оставались, наверное, поэтому Кенни и принёс именно её. Выцветший зелёный цвет, слишком большой размер, но девушка надела её, это придало немного прежнего тепла и спокойствия. Взгляд остановился на книге. Кива вспомнила, как сидя в собственной крови, ей стало обидно, что она не успела прочесть ту до конца. Было неприятно оставлять это чудное и новое занятие неоконченным. «У меня будет время её прочесть», — но мысль не обрадовала, скорее, принесла оттенок тоски и боли. Ведь было и то, чего она не успеет больше никогда. Осколки её небольшой семьи. Сейчас эти осколки вонзились ей в душу. Возможно, было бы лучше, если бы она не видела их смерти, но она видела. Это изменило её, она не могла ощущать эту перемену так же ясно как в тот день, когда лежала у себя дома, истекая кровью. Тогда всё казалось таким ясным, чётким, понятным, доступным. Сейчас же такого не было, было лишь что-то новое, к чему стоило стремиться, но в нынешнем состоянии понять всего этого не получалось. Словно смерть, уходя, забрала с собой некий светильник, и дорогу в лабиринте сознания придётся искать по памяти, в темноте. В том, что она найдёт путь к пониманию этой новой части себя, девушка не сомневалась, а вот в том, сможет ли перешагнуть через те воспоминания, сомнения имелись. Кива погрузилась в глубины памяти, не в силах противостоять этому зову. Она помнила, как убежала от Кенни, растерянная и слегка обезумевшая, как бежала к месту встречи, стараясь быстрее попасть к своим товарищам, к столь необходимому теплу. Вскоре она успокоилась и перестала бежать, ладонями стёрла слезы и быстрым шагом направилась дальше. Но вдруг что-то заставило остановиться. Звуки драки, вопли, команды, прорывающиеся сквозь общий шум, и несколько выстрелов. Вместо того чтобы кинуться прочь, девушка, ни секунды не раздумывая, кинулась к зданию, откуда и шли звуки. Тревога, страх за друзей вместе с чувством, что им нужна помощь, направляли её.       То, что она увидела, вывернув с переулка, сразу же выдернуло девушке кусок души. Какую-то её часть, за которую она цеплялась многие годы. Военные в форме, украшенной знакомыми нашивками в виде единорогов, добивали людей на улице. Но одно ей бросилось в глаза, и дальше она могла видеть только это. В этот момент звук словно исчез из этого мира. Она смотрела как кто-то, лицо этого человека она так никогда и не сможет вспомнить, прикладом добивает ещё живого Метта. Она чётко помнила, как выгнулось тело мальчика, как потухли глаза, смотреть на это не хотелось, но она не могла отвести взгляда. Багряная ярость застила глаза, в тот момент Кива действовала по зову инстинкта, по зову крови. Пары прыжков ей хватило, чтобы добраться до, ничего не ожидающего, мужчины. Мгновения хватило, чтобы убить его. Эмоции полностью вышли из-под контроля, иначе она никак не смогла бы объяснить этот неконтролируемый порыв. Она не понимала, что делает, как делает, тело двигалось само, подчиняясь импульсу силы из спинного мозга. Полицейские растерялись, не ожидая нападения со стороны улицы, и это позволило ей проскочить внутрь окружённого здания. Там дела обстояли несколько лучше. Ей не пришлось своими глазами наблюдать, как жизнь покидает ещё двоих. Вилл и Джош уже лежали и не двигались. Очевидно, первые выстрелы и прикончили их. Лёгкий хаос, все двигались, кто-то дрался, кто-то пытался выбежать. Она же пыталась найти двух оставшихся, а когда увидела, устремилась к ним. На её пути вставало несколько людей, коих она, не задумываясь, убила ножом, который стал в тот день продолжением руки. Кива пробилась сквозь царившую путаницу из людей и шума, Ал и Джим успели её заметить. Никто ничего не говорил, всех объединил поток. Они начали отступать к окну, но в итоге дошла только Кива. Видела она, как в остальных попали пули, в тот момент она, оглушённая инстинктом, даже не почувствовала, что одна пуля попала и в неё. Девушка не двигалась с места, пока не проводила последний вдох товарищей, не осознала их необратимую смерть. Затем внимание переключилось, она вдруг заметила, что живых людей осталось не так много, и что врагам стало проще в неё попасть. Тело приняло решение само, не оставляя хозяйке времени на обдумывания. Девушка видела людей за окном, но это не остановило её. Обезумевшая, гонимая известным только ей ветром, она выпрыгнула в окно. Осколки стекла вспороли кожу на ногах, но это не помешало на ходу ей сбить и ударить ножом человека. Удачно приземлиться ей помешала острая боль в животе, и вдобавок она неудачно упала на левый бок. Резко вскочила, не обращая уже ни на что внимания, и рванула к видневшемуся переулку. Слышались выстрелы, крики, впрочем, уже отдалёно. Две вспышки боли в животе на миг залили её сознание, но скорости она не сбавила.       Дальше воспоминания покрывала серая дымка. Кива помнила, как бежала, пока не стало совсем плохо, какой болью отдавался каждый вздох. Остановилась, привалившись к стенке, вытащила осколки стекла из ног, поцарапав ещё пальцы до кучи. Рубашка на животе взмокла от пота и липкой крови, внезапно девушка закашлялась, выплёвывая немного алой жидкости. В какой-то момент подумалось, не проще ли вернуться и позволить добить себя, умереть вместе с семьёй, но инстинкт неумолимо гнал её домой, в безопасность. Внутренний голос хотел жить. Дальнейшие воспоминания оставались размытыми, но ни сил, ни желания проявить их не осталось. Боль утраты теперь дала о себе знать. Ударила с задержкой, возможно, потому что сейчас Кива могла такую боль вынести, сохранив целостность рассудка. Девушка сидела без движения, даже не пытаясь сдержать свои слёзы. Спустя время она встала, не обращая внимания на тяжесть и ноющие ощущения во всём теле, взяла стакан с тумбы, подошла к столу, на котором виднелся графин. Вода заглушила давящее и обжигающее чувство в горле. Стало лучше? Нет, сейчас она вновь и вновь проживала тот день.       Когда Кенни вернулся, то застал девушку тихо плачущую на краю кровати. Он, конечно, догадывался, почему она может плакать, но не пребывал в мирном настроении, чтобы в лучшем случае проигнорировать это. Прошёл к столу и положил на него бумажный пакет, который достал из-за пазухи. Вид плачущей девушки злил и раздражал, он не для того её подобрал, чтобы она хныкала как маленькая. Это напрочь опошляло и портило то, что он в ней увидел. Нужно выбить эту блажь из неё пока не поздно, пускай привыкает к этой новой жизни. Кенни подошёл к Киве, та всё не поднимала головы, видимо ощущая нависшую над ней угрозу. — Что такое? Что ты тут устроила?       Голос с стальными нотками не предвещал ничего хорошего. В нём слышалась холодная и осознанная ярость, девушка помотала головой, всё так же не поднимая её, стараясь не шевелиться. — Ну-у, отвечай, малявка.       Кива знала, что лучше ей ответить самой и не злить мужчину ещё больше, чем уже разозлила своими слезами. Она смогла выдавить из себя ответ, молясь, чтобы слова не сделали хуже. Получать трёпку от него не хотелось. — Вспоминаю друзей, думаю, почему так произошло.       Не смогла сказать: «Вспоминаю смерть друзей», потому что чувствовала, что от этого начнёт плакать сильнее. Собственно, Кенни её ответ и не особо был нужен. Он взял её за шею, вынуждая поднять на него глаза. — Вот как. А теперь ответь мне, какого хера ты тут сидишь и плачешь? Только унижаешь себя.       Кива внутри закричала: «Потому что мне больно, я совсем не знаю, что с этим сделать!», но не решилась что-либо ответить вслух. — Не ищи причин, почему так произошло. Просто иди дальше, ты это умеешь. Помнится, так ты и переступила через тот раз, когда я выебал тебя в твоём же доме.       Мерзкая усмешка заставила внутри похолодеть. Да, ведь она просто приняла это как данность, но смерть друзей… Она разлепила губы: — Смерть это совсем другое. — Да ну? Не велика разница, те же обстоятельства судьбы, которые не можешь изменить. Ты ведь не задавалась вопросом, почему я так сделал, ты просто приняла это. А впрочем, хочешь знать, почему?       Она не особо хотела слышать это, но он наклонился ближе, и теперь она могла ощутить идущие от него запахи алкоголя, табака, чего-то приторного, мускуса. Ещё она чувствовала это незримое давление на себя. — Я захотел потрахаться, а зачем идти к шлюхе, когда мимо проходит девочка, с которой так и тянет позабавиться. Разбавляет будни. Знаешь ли, ничто не доставляет большего удовольствия, чем чужой страх и подчинение — , он улыбнулся, скорее всего, смакуя воспоминания. — Да-а, я бы не отказался вновь ощутить это. Ты отличалась от своих дружков, ты не такая как эти отбросы, поэтому проделать такое с тобой так манило.       Она молчала, обдумывая его слова. Теперь ему осталось только закрепить эту простую истину в её голове: — И ты знаешь, что это повториться и не один раз, — он надавил ей на горло большим пальцем, — что будешь делать с этим? Рыдать всякий раз, как что-то причинит тебе боль, так же как и сегодня?       Кива спокойно смотрела на него, находя все доводы логичными, но на мгновение блеснул огонёк в глазах, который она быстро погасила, не давая его распознать. Девушка наконец ответила: — Нет, я не буду плакать.       Кенни хмыкнул и чуть сильнее сжал горло, жадно всматриваясь ей в лицо. — Поэтому заруби себе на носу, малявка, если будешь ныть и хныкать, то от тебя ничего не останется. И будь уверенна, что я буду первым, кто раздавит такого человека.       Удовлетворившись подчинением и спокойствием в её взгляде, он отпустил девушку. Это определённо то, что нужно было: давить на неё психически. Задавить все эти порывы человечности, они ей совершенно не нужны, она должна это понять. И щадить её в этих небольших уроках жизни он не собирался. Кенни, сняв с себя пальто и шляпу, сел в кресло. Краем глаза он следил за ней, как она утирала рукавом слёзы, как начала дышать ровнее. Вроде взяла себя в руки, иного он и не ждал. Аккерман потянулся к пакету, достал оттуда еду. Настроение пришло в относительную, хоть и хрупкую, норму. Девушка наверняка была голодной, ещё бы, она не ела несколько дней. Зная, что Кива уже успокоилась, мужчина, не оборачиваясь к ней, сказал, даже скомандовал: — Умница, а теперь принеси мне бутылку, найдешь в комоде.       Не было нужды наблюдать за ней, чтобы знать, что она встаёт и осторожно, стараясь не причинить животу боли, идет к комоду, открывает первую полку и достаёт бутылку с вином. Девушка подошла к столу и поставила на него бутылку темно-зеленого стекла, и в нерешительности замерла, не зная, что делать дальше, на что имеет право. Всё так же, не смотря на неё, Кенни махнул рукой по направлению к стулу, потянулся к бутылке и начал открывать её. — Что встала? Садись и ешь.       После эмоционального выплеска и этого малоприятного разговора аппетита не было, но поесть нужно, поэтому Кива прошла к стулу и осторожно села, принимая наиболее комфортное положение. Тем временем Кенни зубами вытащил пробку из бутылки и начал разливать содержимое на два стакана. Девушка смотрела за тем, как мужчина пододвинул один стакан к ней, и сказала: — Я не хочу. Не думаю, что смогу выпить всё. — А на твоём месте я бы попросил ещё порцию. Лекарства сегодня не будет, вино заглушит боль. — Ясно.       Девушка не подумала об этом, и этот довод показался ей логичным. Она отхлебнула и нашла этот напиток лучше того, что пила в трактире, впрочем, лучше была и еда: более сытная, более вкусная. Киве даже не пришлось в себя заталкивать её, она ела почти с удовольствием, раскаты прошедшей истерики давали о себе знать. Какое-то время они молчали, девушка выпила половину своего стакана, Кенни наливал себе третий. Кива вспомнила, что от мужчины уже несло алкоголем, когда тот пришел, сложила это с тем, что мужчина не собирался останавливаться в этом занятии сейчас. Любопытство взяло верх, и она с улыбкой спросила: — А не много ли тебе?       Кенни рассмеялся, выливая последнюю каплю в свой стакан. Расслабленно посмотрел на неё, даже с неким одобрением: — Мне этого даже мало будет, малявка.       Кива попыталась прикинуть, сколько вообще бутылок нужно, чтобы мужчина захмелел. Определенного ответа не нашлось в голове, его поиски прервал голос Кенни: — Люди сильно меняются, когда смерть коснётся их напрямую. Не меняются лишь дураки и мертвецы.       Либо вино всё же сделало своё дело, либо лекция Кенни вправила ей что-то в мозгах, либо всё вместе, но девушка не ощутила ничего плохого, задавая следующий наглый вопрос: — И как же она тебя повлияла? — Да не очень-то, словно я всегда был таким. На тебя сильней.       За последнюю фразу девушка уцепилась, она сама ощущала перемены, но пока не могла понять какие. — А ты можешь сказать как именно?       Как ей показалось, мужчина окинул её серьезным взглядом: — Посмотри на себя, сама всё поймешь, — он провёл рукой по волосам, приглаживая их, — Черт возьми, ты не выглядишь напряжённой, хотя я только что тебе пригрозил очередным насилием, и ты знаешь, что это не пустые угрозы. Не думаю, что раньше ты вообще заговорила бы со мной, скорее попыталась бы игнорировать. Кстати твоего имени я до сих пор не знаю, хотя ты ночуешь в моём доме.       В этот раз рассмеялась Кива, ей это показалось смешным. В самом деле, случилось много, а он до сих пор не знает, как звучит её имя, как-то невежливо с её стороны. На её веселье Кенни никак не прореагировал, думал о чем-то своем. Девушка, глядя в почти опустевший стакан, сказала негромко: — Меня зовут Кива, но не думаю что тебе это важно. — Правильно думаешь, малявкой была, малявкой и останешься.       Дальше они сидели молча. Не нужны были слова, чтобы понимать друг друга, ведь было общее понимание. Кенни мог бы ей напомнить, что она жива не просто так, что всё придётся отработать. Но он был уверен в том, что сама девушка это прекрасно понимает и даже не возражает. Это избавляло от ненужного разговора и добавляло ей ещё одну положительную черту. Кива молчала, потому что чувствовала, что всё важное уже было сказано и вслух и мысленно. Ей следует собраться и взять себя в руки, идти дальше. Молчаливую гармонию прервал Кенни: — Всё, пора спать, завтра есть дело.       Он встал и направился к кровати. Девушку этот факт чуть смутил, но мужчина не дал ей время раздумья: — Ложись на кровать, сегодня не трону.       Эта фраза не вызвала облегчения, скорее волну неприязни, но спорить было глупо. Кива медленно встала, и направилась к другой стороне кровати, держась подальше от мужчины, который развалился на ложе. Девушка легла на здоровый бок с самого краю, так было легкое чувство безопасности. Одну руку она свесила, вторую по привычке подложив под голову. Засыпать так было… в лучшем случае непривычно, да и один стакан вина не сильно справлялся с болью в животе. Но вскоре она уснула легким и дерганым сном.       Следующий день Кива провела частично на кровати, частично делая дела по дому, по мере сил. Если она думала, что Кенни пошутил насчет бытовых моментов, то она жестоко ошиблась. Кенни счел, что раз девушка уже и ходит и ест, то может заняться и порядком в доме. Мытье полов, уборка пыли, стирка, отдраить стены во второй комнате, которая оказалась ванной, вычистить ножи от засохшей крови — всё это легло на Киву. И она без особых возражений выполняла эту работу, иногда чертыхаясь на Кенни за его небрежность. Впрочем, его её маленькая злоба даже забавляла, когда он с самодовольством читал газету и наблюдал за тем как работает девушка, радуясь, что в кои-то веки, этим всем занимается не он. Для себя он решил её не иметь, пока у девушки не пройдут травмы. Зная свой нрав и его последствия, снова нести её, с раскрывшимися ранами, к врачу не хотелось.       Прошло несколько недель, всё начало заживать, и скоро должно было пройти, Кива ощущала себя хорошо. Она стала выходить во двор, возобновляя постепенно нагрузки на тело. Она знала, что скоро её навыки понадобятся, хотя Кенни ни разу не наблюдал за её тренировками, и ни разу не сказал вслух, что она будет выполнять для него поручения. Восстановление шло тяжело, но это не раздражало как раньше. Девушка видела в этом возможность исправить некоторые недочеты в подготовке. Думала увеличить гибкость и добавить мышцам силы, правда это дело не быстрое. С некой долей сожаления Кива обнаружила, что нигде не видит своего привычного ножа, пришлось иногда одалживать оружие из коллекции Кенни. К сожалению ни один из тех ножей не лег в руку, но делать было нечего. Иногда Кива читала книгу, которую Кенни принес из её дома, но не так часто как ей хотелось.       В тот день, когда это равномерное течение дней было прервано, Кива, сидя на полу и ругаясь сквозь зубы, отчищала нож от пятен крови, и, уже появившихся, пятен ржавчины. Потом она бы натерла лезвие промасленной тряпкой, но её занятие прервал Кенни, заходя домой. Девушка тут же подняла выжидающий взгляд на него, а мужчина в свою очередь смотрел на неё, словно оценивая и прикидывая что-то у себя в голове. Наконец что-то решил и сказал ей: — Бросай это дело, у меня есть работа для тебя.