Простые садовые качели

У меня много историй. Некоторые заканчиваются счастливо, некоторые счастливо начинаются. Никогда не знаешь, где тебе повезет. И я не знаю. Конца у моей истории еще нет, а начиналась она так... * * * — Макс, у тебя скоро появится морщина, если ты будешь так хмуриться. Прямо на переносице, — заметил Джуффин, когда я в очередной раз недоверчиво посмотрел вслед убегающему на задание Мелифаро. — У меня уже есть одна, шеф, на противоположной стороне тела, — автоматически отшутился я, — и я хочу себе вторую для симметрии. Не лучшая моя шутка, но Джуффин улыбнулся, потрепал меня по плечу и расщедрился на три Дня свободы от забот — для снятия напряжения. «Книга Огненных Страниц» отпускала меня с большой неохотой. Конечно, я начал изнывать от скуки на следующее же утро, но героически развлекал себя чем мог: вытащил из Щели между Мирами несколько кассет с новыми фильмами, бутылку кьянти и три розовых зонтика; покатался на водном амобилере и даже съездил за город, навестить спальню Фило Мелифаро. К вечеру третьего дня ноги привели меня к дому Шурфа. Я давно его не видел и слегка соскучился, поэтому легкомысленно решил, что и он тоже скучал. Сначала я раздумывал, не кинуть ли пару камешков в окно, но пристыдил себя. Да и Безмолвная речь не понадобилась — лай обрадованного моим приходом Дримарондо разбудил всю округу. Было довольно поздно. В домах на Левом берегу обычно ложатся спать вскоре после ужина, и не было видно других огней, кроме теплого света уличных фонарей. Вдалеке пела какая-то ночная птица, которую не сбил с взятой ноты даже громкий собачий лай. Шурф вышел ко мне в домашней скабе, но в дом приглашать почему-то не стал. Он был чуть более серьезен, чем обычно, если я смог правильно прочитать его каменное лицо. В саду я, как обычно, облюбовал качели, Шурф забрался на удобную — исключительно для него — ветку дерева. Дримарондо, вволю пообнимавшись со мной несколько минут, вспомнил, что он воспитанный пес, и тактично удалился куда-то вглубь сада. А я и правда не мог понять, зачем примчался к Шурфу на ночь глядя. — Я знал, что ты придешь, Макс. — Мне не показалось, все-таки Шурф был серьезнее обычного. — Что-то случилось? — Это я должен у тебя спрашивать, что случилось. Но я и так знаю. Все всегда знали обо мне больше, чем я сам. Пора бы уже привыкнуть. Я вздохнул и поежился: свежий вечерний ветер забрался под мое легкое лоохи. Я покосился на Шурфа — он всем своим видом показывал, что ему удобно и тепло. А мне точно не хватало пледа. — Я знал, что ты придешь. Но не хотел, чтобы это случилось так рано. Я еще не готов, — Шурф был мрачен. — И ты не готов, — добавил он немного погодя. — Шурф, ты чего? — спросил я на всякий случай с опаской. — Тебе свойственно забывать важные вещи, Макс. Ты еще помнишь, что ты Вершитель? — Да-да, мои желания исполняются. До сих пор не пойму, почему я никак не пожелаю, чтобы мои волосы оставались одной длины. — Так или иначе, рано или поздно, — добавил он веско. — Так ты думаешь, я захотел что-то не то? И это опасно? Для тебя, да? Шурф молчал. Он сидел, прижавшись спиной к дереву, словно к спинке самого уютного кресла. Качели успокаивающе поскрипывали, ветер стих, и стало заметно теплее. — Однажды ты захотел меня, Макс, — голос Шурфа вырвал меня из полудремы, и я чуть не свалился с качелей. — Н-не п-понял, — чуть заикаясь, сказал я. — Ты захотел меня, когда узнал, что я из кейифайев. Ну да, я тогда был очень удивлен такой неожиданной новостью, возможно, даже обрадовался — все-таки не чувствовать различия между мужчинами и женщинами должно быть довольно забавно. Впрочем, именно от Шурфа и следовало этого ожидать, от кого еще — не от Мелифаро же. Но желать?.. — Ты знаешь, я такого не помню, Шурф, — я растерянно пожал плечами. — Ну допустим. — Это было мгновенное желание: просто узнать, каково это — быть со мной. Но вселенная уже приняла его к исполнению. И для меня все изменилось. Великие Магистры, вот уж чего я точно никогда не хотел и уверен, что даже не мог захотеть — навредить Шурфу. В сумерках было плохо видно его лицо, но мне показалось, что выглядит он здоровым. Впрочем, мы же не виделись несколько дней, могло случиться что угодно. — Тебе больно? — на всякий случай уточнил я. На секунду я был уверен, что Шурф усмехнулся. — Нет, Макс. Моя драма заключается в том, что теперь я живу с той, кого я не люблю, но портить ей жизнь считаю делом недостойным. Леди Хельна? Мне нравилась жена Шурфа — она была милой, гостеприимной и очень симпатичной. И писала хорошие стихи — как-то мне довелось услышать их в авторском исполнении. Подумав пару минут, я пришел к выводу, что леди Хельну я бы тоже не хотел обидеть. Потом до меня наконец дошло, о чем мы вообще говорим. — Погоди, Шурф, речь же шла только о желании… м-м... тела. Почему ты уверен, что разлюбил свою жену? Шурф говорил со мной мягко, будто с неразумным ребенком: — Макс, твое второе желание, точнее сказать, первое, с которым ты прибыл в Ехо — «любите меня». Мы все полюбили тебя. И я. Только теперь иначе. Я молчал, оглушенный свалившейся на меня правдой. Шурф тактично не прерывал мои размышления. Стараясь не слишком пялиться, я осторожно рассматривал его из-под ресниц. Мне никогда не нравились мужчины — в сексуальном плане, конечно, и Шурф не был исключением. Но его веское «так или иначе, рано или поздно» повисло надо мной, как приговор. Так ничего и не решив, я спросил: — А что дальше? Шурф легко соскочил с дерева, разгладил невидимую складку на скабе и так же мягко произнес, глядя мне в глаза: — Сейчас тебе пора домой, Макс. А остальное — рано или поздно, так или иначе. Не сегодня. Он уже скрылся в доме, когда я неловко слез с качелей, потирая затекшую задницу. Я так ничего и не понял, только смотрел на закрывшуюся за ним дверь. Мне показалось, или только что это невозможный парень признался мне в любви, а потом просто ушел? Будь на месте Шурфа девушка, я бы ни за что не отпустил бы ее просто так, без поцелуев. Я тут же представил поцелуй с Шурфом — как кладу руки на его костлявые плечи, поднимаюсь на цыпочки и вытягиваю губы трубочкой. Я заржал так, что лесная птица все-таки предпочла умолкнуть. И с чего Шурф взял, что я его захотел? Размышляя над этим всю обратную дорогу, я и не заметил, как добрался до Дома у моста — а вовсе не в Мохнатый дом, где мне полагалось выспаться. На спинке кресла Джуффина дремал Куруш, больше никого в Управлении не было. Я вздохнул, нежно погладил буривуха по голове и устроился спать в шаткой конструкции из кресла из двух стульев. Сон мой был таким же неспокойным. * * * — Тебя когда-нибудь любили безответно? — О! — Меламори выдернула руку и села в постели. — Нет, Макс. — А ты была влюблена без надежды? Меламори нахмурилась. — Мы, конечно, не договаривались обсуждать прошлое друг друга… — Просто «да» или «нет», милая. Ну или стукни меня чем-нибудь. Меламори замолчала на мгновение, потом решительно встряхнула головой. — Я скажу, если ты пояснишь, чем вызван твой интерес. — М-м-м… — я замялся. Я понятия не имел, как ведут себя влюбленные мужчины, но о девушках кое-какое представление имел. Исподтишка я стал наблюдать за Шурфом — за тем, как он разговаривает со мной, не трогает ли украдкой мою одежду, не смотрит ли мне вслед, не подливает ли мне камры… Как обычно; нет; нет; как обычно, нет. В его поведении ничего не изменилось, и я почти решил, что его признание было отголоском моей разбушевавшейся после прочтения «Книги Огненных Страниц» фантазии. Но продолжал быть настороже — не только по отношению к Шурфу. Джуффин посмеивался над моей паранойей и терпеливо выслушивал мои жалобы на дурные сны. Но время шло, и я постепенно расслабился. Мелифаро оставался все той же жизнерадостной задницей; Шурф был самим собой — не такой задницей и куда менее жизнерадостной, по крайней мере с виду; Кофа все без устали таскал меня по трактирам, а мятежные Магистры нет-нет да показывали свой нос в Ехо. Моя леди носилась по городу на новеньком амобилере и частенько навещала меня в спальне Мохнатого дома. Признание Шурфа постепенно выветрилось у меня из головы. В тот момент я больше думал о Меламори. Что-то изменилось в наших отношениях, и меня это смущало. Мы притерлись к друг другу — я с удовольствием кормил ее мороженым в любое время дня и ночи, а она прощала, что я терпеть не мог сладкие ликеры. И хотя я все еще вдохновенно пялился на ее профиль в свете луны, делать мне это удавалось не слишком часто. Мы никак не могли съехаться окончательно: ее вещи занимали значительное место в моем доме, и даже кое-что из моего барахла перекочевало в ее жилище, но совместным наше проживание никак нельзя было назвать. Иногда мы не виделись целыми днями, лишь изредка перебрасываясь приветами по Безмолвной речи, а бывало, каждый день ужинали в ближайшем трактире и наслаждались долгими пешими прогулками по Ехо. Засыпали рядом от усталости, — и занимались любовью в выпрошенный у Джуффина День свободы от забот. Наверное, меня беспокоило, что Меламори была со мной, но никогда не принадлежала мне до конца. «Это свойственно всем женщинам, Макс, они же птицы, — говорил мне Куруш, когда не выдерживал моих пространных размышлений на эту тему. — Они вьют гнездо, но гнездо принадлежит им, а не они — ему». Я хохотал и протягивал ему очередное пирожное. И думал о Шурфе. Если Куруш прав, то нам с Шурфом завести общее гнездо не светило. Что бы тогда держало нас вместе? У меня не было ответа, да и Куруша я не спрашивал. … Я снова взял руку Меламори в свою и осторожно погладил тонкие пальцы. Я знал, что она спросит, и, конечно, не был к этому готов. Выдать тайну Шурфа я не хотел бы ни за что на свете. Чтобы ни крылось за его словами, озвучить их кому-то было бы предательством. — Тогда давай оставим этот разговор. Я был неприятно удивлен ее холодностью, но признавал, что она имеет на это право. — Давай, — выдохнул я с облегчением и потянулся обнять ее крепче. И тут случилось странное. На мгновение мне показалось, что я прижал к себе твердое мужское тело: длинное, худое, но не такое уж костлявое. Я сдержался, чтобы не оттолкнуть Меламори, и просто аккуратно отодвинул ее от себя. — Ты чего? — спросила она обиженно. — Прости, милая, что завел этот разговор. Больше не буду лезть в твои страшные тайны, — игриво сказал я, хотя внутри все сжалось. — И я не буду лезть в твои, — Меламори серьезно посмотрела на меня, — обещаю. Мы долго молча лежали в темноте, размышляя каждый о своем. Я думал о том, что несколько минут назад обнимал — я был уверен в этом — Шурфа. И еще о том, что ничего неприятного в этом не было. * * * — Я люблю приносить Мелифаро завтрак в постель, — громкий шепот Кенлех был слышен по всей комнате. — Правда, потом так неудобно вытряхивать крошки, да и камра так быстро остывает… При этих словах Мелифаро покраснел, а сидящая рядом с Кенлех леди Хельна улыбнулась. — А мне завтрак в постель подает Шурф. И знаешь, дорогая, с камрой те же проблемы. Они рассмеялись. Да, я снова завел традицию собирать вечеринки в Мохнатом доме. А все оттого, что не знал, чем бы еще заняться. Сначала происшествие в спальне не выходило у меня из головы. Моя неуемная фантазия просто проявила себя в ненужный момент, вот и все — утешал я себя. Утешать Меламори причин не было: я был уверен, что она ничего не поняла. Сам же я пребывал в растерянности, скрыть которую не смог ни от сэра Джуффина, ни даже от сэра Кофы. Шеф решил, что я просто засиделся в Ехо и мне надо проветриться, и отправил меня в Гажин на несколько дней, велев даже не сметь показываться раньше, чем через полдюжины дней. В Гажине я озверел от скуки — ну скажите на милость, как можно найти ошибку в отчетах, которые составляют призраки? — и от плохой камры, и примчался в Ехо ровно наутро седьмого дня. Тогда меня в оборот взял Кофа — и мы отправились в длительный загул по трактирам под предлогом проверки поваров на использование разрешенных ступеней Очевидной магии. Напроверявшись на славу, я вырубался спать прямо в кабинете, едва успев пододвинуть Курушу коробку с пирожными. И Кофа, и Джуффин видели, что со мной что-то не так, но причинами не интересовались. Наверное, у них были свои версии, а может, и вовсе заключили пари — с них бы сталось. Меламори редко уделяла мне время. Она возилась с Хейлах и Хелви; все трое проводили много времени у Сотофы. Она не посвящала меня в свои планы, как и я ее — в свои. Мы встречались часто, но все больше — мимолетом. Мне вдруг стало казаться, что мы расходимся в разные стороны, и при редких встречах я долго не выпускал Меламори из объятий. В этот вечер мы собрались не полным составом — кому-то надо оставаться на дежурстве, но Шурф, как обычно, пришел с леди Хельной, и та хихикала в уголке с Кенлех. Меня это почему-то раздражало. И улыбчивая Хельна, и вежливый Шурф. Он не делал ничего особенного — держал жену под руку, усаживал в кресло, предлагал напитки. Он вел себя, как подобает порядочному мужу — вот это и выводило меня из себя. И еще то, что леди Хельна была безупречна: она искренне всем улыбалась; редко, но удачно острила, нашла пару теплых слов для каждого. Все были ей очарованы, все, включая меня. Меня разрывало: мне нравилась леди Хельна, но почему-то не должна была. Меня злила теплота в голосе Шурфа, когда он обращался к ней, осторожные прикосновения к ее руке, внимание и нежность, которым он ее окутывал. В один момент я вдруг признавался себе, что все это должно быть моим. Потом яростно отвергал эти мысли и просто злился на Шурфа. Я не понимал, чего я от него хочу. Он имел полное право быть нежным с своей женой. Но не на моих глазах. Или совсем не имел права? Или имел право быть нежным только со мной? Чушь какая, говорил я себе. Я просто представляю, как бы вел себя Шурф со мной, если бы тот разговор в саду и правда был. И тут я понял, что банально ревную. Прямо посреди вечеринки меня бросило в жар и холод одновременно. Я даже открыл рот, чтобы выдать какую-то дежурную шутку, но понял, что не могу — почувствовал во рту горечь. Язык жгло так, будто я был готов подавиться своим знаменитым ядом. Я выскочил из зала и рванул на улицу; долго сплевывал яд прямо за порогом, не сделав и пары шагов в сторону, а затем вытирал рукавом непрошеные слезы. Когда за спиной раздалось вежливое: «Макс?» — я был счастлив, что это Кофа. Он протянул мне стакан воды, дал продышаться и похлопал по спине. — Готовься, Макс. Завтра на закате сходим с тобой в одно место. Все как-то было недосуг туда тебя вести, но кажется, время пришло. Ты готов. Я благодарно улыбнулся. — Нужно какая-то особая форма одежды? — Пожалуй, если ты пойдешь в Мантии Смерти, будет даже лучше... Мы медленно, шаг за шагом, возвращались в дом, и я чувствовал, насколько мне стало легче и сложнее одновременно. * * * — Макс, ты не слишком занят? Надо сказать, мы с Шурфом практически не общались с той встречи в саду. Даже на вечеринки его обычно приглашал не я, так что вызов был для меня неожиданностью. — Вот-вот отсижу себе задницу в кресле. Это занятие, конечно, требует большой самоотдачи, но я готов тебя выслушать. Голос Шурфа в моей голове был привычно сух: — Я зайду ненадолго. У меня есть для тебя подарок. Отбой. Леди Хельна на наши посиделки больше не приходила, да и сами вечеринки вскоре сошли на нет. Работы было мало, все больше рутина — кражи, мошенничества да таможенные досмотры. Джуффин гонял меня на все мелкие дела, говорил, это нужно, чтобы я перенимал опыт администрирования. И откуда взял такое слово, в кино, что ли, где мелькнуло? Я откровенно хандрил. Много шутил по поводу и без, имел неосторожность запретить что-то Меламори — конечно, с обратным эффектом. Она и вправду обиделась, и несколько дней мы не разговаривали, что не сильно улучшило мое душевное состояние. Пил камру литрами, но даже фирменные булочки мадам Жижинды не помогали. Я никак не мог смириться с тем, что способен на ревность. Мысль о том, кого именно я ревную, я старательно от себя отгонял. Вечер был таким же унылым, как и вчерашний, и позавчерашний, и все вечера за последнюю дюжину дней — пока меня не настиг этот осторожный Безмолвный зов Шурфа. Я тут же вскочил с кресла и заметался по кабинету. Сорвал тюрбан, попытался пригладить волосы, но явно неудачно — Куруш посмотрел с неодобрением — и надел его обратно. Кажется, криво. Послал курьера в «Обжору» за свежей камрой. Глотнул бальзама Кахара — вот уж не знаю, зачем. Нервы у меня были натянуты, а сна и так не было ни в одном глазу. Сам факт подарка меня не слишком удивлял — в Ехо все то и дело обмениваются сувенирами. Но раньше Шурф мне ничего не дарил, да и повода я никакого не видел. Он вошел в дверь одновременно с курьером. Мы чинно расселись в кресла, я махнул рукой в сторону кувшина с камрой и подноса с какой-то снедью: — Угощайся. — Спасибо, Макс. Шурф вежливо захрустел пирожком, а мне кусок не лез в горло. — Макс? Все в порядке? — Прости, Шурф, что-то я не в форме. Хотя бальзам пил, — я показал на маленькую керамическую бутылочку. — Я поэтому и пришел. Ты и правда не в форме. У меня все заныло от плохого предчувствия: неужели Шурф опять будет напоминать мне десять раз в день о дыхательных упражнениях? Нет, на подарок этот никак не тянет, несмотря на — тут я постарался спрятать мысль поглубже — несмотря на то, что он чаще будет со мной разговаривать. Но Шурф достал из кармана лоохи маленькую глиняную чашку, копию своей, только у этой было дно. — Это тебе. Я взял чашку, стараясь не соприкоснуться с ним пальцами. Из-за этого неуклюжего маневра она чуть не оказалась на полу, я успел подхватить ее за мгновение до катастрофы. — Извини, — я виновато посмотрел на Шурфа, — я случайно. — Макс, она зачарована от разбивания. Кажется, я покраснел. Остатки моего интеллекта валялись на полу, его я подхватить не успел. — О, она похожа на твою. Только целая, — теперь я понятия не имел, как реагировать на подарок Шурфа, и точно был похож на пациента Приюта безумных. Или на влюбленную барышню. — Целая. Я покажу, как сделать отверстие, и у тебя будет собственная дырявая чашка, — терпению Шурфа можно было позавидовать. Эх, почему он не выбрал работу целителя, цены бы ему не было. — Показывай, — деловито сказал я и попытался обойти его справа. Там на столе почему-то стояла жаровня, множество чашек и тарелка с одиноким пирожком. Ничего из этого зачаровано не было, так что мы тактично прекратили разговор, пока уборщик наводил порядок. Я чувствовал себя странно. С одной стороны, мне хотелось как можно лучше показать себя перед Шурфом, с другой — не выставить себя окончательно идиотом. Цели, в принципе, были похожи, но первая казалась мне совершенно недосягаемой. И опять же, не все ли равно, каким меня сегодня увидит Шурф, если он и так знает меня любым? Я окончательно запутался, когда понял, что наступила тишина. Уборщик ушел, а Шурф смотрел на меня выжидающе. Я прочистил горло: — Кхм, Шурф. И что именно я должен делать? — Во-первых, Макс, не разнести Джуффину кабинет. Он не оценит, — а я иронию оценил, но, кажется, Шурф не иронизировал. — Это непременное условие? Боюсь, я могу не справиться… — меня было понесло, но Шурф поднял правую руку — в перчатке! — и я заткнулся. — Во-вторых, сосредоточиться и просто повторить за мной, — он сделал какой-то замысловатый жест рукой, и ничего не произошло. Я послушно попытался изогнуть кисть, но тоже ничего не произошло. Шурф повторил движение медленнее, делая акцент на каждой его части, но я не смог повторить и половины. Как всегда в таких случаях, мое тело казалось мне большим корявым бревном. Минут через пять упражнений я взмок. Вызвал курьера со свежей камрой, но не стал ее пить и решительно бросился в дальнейший бой. Шурф терпеливо повторял свой фокус раз за разом. Все было бесполезно. Тело не сдавалось, рука окончательно стала ощущаться куском дерева. Стадию гнева на себя я уже прошел и как раз перешел к торговле: уговаривал руку выполнить жест — между прочим, вполне приличный! — всего пару раз, я же не собирался открывать лавку дырявых чаш на продажу, — когда Шурф подошел ко мне ближе и дотронулся до предплечья. Рука тут же обмякла. Если бы она могла — вздохнула бы с облегчением. — Макс, ты зажимаешься здесь и здесь, — Шурф подтверждал свои слова легкими прикосновениями. — Расслабься и позволь руке двигаться без напряжения. — Легко сказать, — я пыхтел как паровоз и заметно злился. Уже не на руку, на Шурфа. Он стоял непозволительно близко и в то же время был непростительно далеко. — Дыхательные упражнения? — вежливо подсказал он. И я сдался. Десять минут спустя я был спокоен и расслаблен. Рука моя словно сама по себе взлетела в воздух и повторила требуемый жест. Хорошо, не с первой, но и не с десятой попытки. — Дальше? — Сосредоточиться, Макс. Смотри на чашку, проведи рукой и... Он не успел договорить, как я вперился взглядом в несчастную посудину, вскинул руку и через мгновение опять вызывал уборщика. Мелкой керамической пылью были покрыты все поверхности в кабинете, включая нас с Шурфом и Куруша. Еще какое-то время спустя я небрежным жестом испарил испорченную камру. Тонкая пленка пыли покрыла кувшин изнутри, так что пить нам опять было нечего. Шурф молча смотрел на мои подвиги, а потом достал из кармана лоохи еще одну чашку, копию первой. — Ты понял, в чем была ошибка, Макс? — спросил он меня так ласково, будто я и правда сбежал из Приюта безумных. — Наверное. — Попробуешь еще раз? — Ага. Я сосредоточился и расслабился одновременно, взмахнул рукой и с изумлением уставился на результат своего колдовства: чашка была идеально лишена дна. Край был ровным с точностью до миллиметра. Я восхищенно поднял глаза на Шурфа, тот невозмутимо поправлял лоохи. — Поздравляю, Макс. У тебя получилось. Не злоупотребляй возможностями дырявой чаши… — Он не договорил и махнул рукой. Что-то звякнуло. — У тебя там еще чашки, — догадался я. — И сколько? — Достаточно, Макс. Сэр Джуффин предполагал, что ты остановишься на пятой, я — что на третьей. Я расплылся в улыбке. — Но никто из нас не предполагал, что проблема будет не в сосредоточенности, а в простом мышечном усилии. Я расхохотался. — Спасибо, Шурф. — Не за что, — он уже стоял в дверях, когда продолжил совсем тихо. — Пей из нее иногда камру по утрам. — Шурф? — я не был уверен, что мне не послышалось. — Спокойной ночи, Макс, — и он закрыл дверь. Утром я пил из его чашки камру. Он все-таки нашел способ подать мне ее в постель! * * * «Я буду рядом, — сказала Меламори как-то утром и ласково растрепала мне волосы. — Я тебя поддержу». Я ничего не понял в первое мгновение, а потом огляделся. В нашей спальне больше не было ее вещей. Я вылетел за Меламори, впопыхах кутаясь в плед, но ее уже нигде не было. На Зов она не отвечала. Я влип в переделку с путешествием в Харумбу, и все понеслось кувырком. Мне стало не до любовных переживаний. Из меня перла дурная сила, с которой не было никакой возможности совладать. Ну вы знаете эту историю, я рассказывал. Не все, конечно, а основное: про неуловимого Хабба Хэна и про то, как я с ним все-таки встретился. Про то, как мы с Шурфом обменялись Тенями. Тот, первый, Обмен Ульвиара был самым странным событием в моей и без того богатой на приключения жизни. Сколько раз я слышал — да и сам говорил: «Побудь в моей шкуре, узнаешь», — но вот побывать в этой самой чужой шкуре было незабываемо. Я узнал Шурфа как самого себя или так, как узнать самого себя невозможно. Задним числом я подумал, что мне должно было быть стыдно — за то, что я ревновал, за то, каким представлял наш поцелуй, за какие-то мелкие, недостойные мысли. Когда Шурф сбежал в мир пустынных пляжей, я сразу решил, что он разочаровался во мне. Я же, наоборот, был совершенно очарован. Он был и Безумным Рыбником, и Мастером Пресекающим ненужные жизни, и между этими двумя крайностями он был еще кем-то другим. А я был просто Максом. Вершителем-болваном, по правде говоря. Когда же я посмотрел на себя глазами Шурфа, я наконец принял правду. Он любил меня и ничего не хотел взамен. Он был нежно привязан к своей жене и не оставил бы ее, даже если бы я попросил, а леди Хельне и в голову бы не пришло, что Шурф ее не любит. У меня долго не укладывалось в голове, как можно любить человека, но не стремиться разделить с ним постель. Но я вспомнил, что мне втолковывал Джуффин о Хабба Хэне: надо просто искать его, не желая найти, — и понял, что здесь речь о том же. После Обмена мы не обсуждали то, что узнали друг о друге. Я был не настолько благороден, честно. Я боялся сорваться, боялся заставить его быть со мной вопреки всему, потому что любовь Шурфа была как шкатулка Гравви. Я боялся, что если открою ее, никогда не смогу выпустить из рук. Я не был готов делить с Шурфом постель, но принять его чувства я уже созрел. И еще была Меламори. Ничего удивительного, что несколько дюжин дней спустя после первого Обмена мне приснились слова Шурфа: «Моя драма заключается в том, что теперь я живу с той, кого я не люблю, но портить ей жизнь считаю делом недостойным». Драма это была или нет, но Меламори я больше не любил. И что с этим делать, не знал. Не знал я также — Великие магистры, я хоть в имени-то своем был уверен? — что я чувствую к Шурфу. Мы еще несколько раз обменивались Тенями, и каждый раз я не хотел возвращаться. Стесняться себя я практически перестал, но старательно контролировал эмоции и хотел хоть как-то соответствовать Шурфу. Мне было далеко до него и в объеме знаний, и во многом другом, и было смешно пытаться дотянуться. Конечно, я не бросился проситься в библиотеку Иафаха или там учиться распознавать тысячу специй на вкус. Да и в Королевскую высокую школу было записываться поздновато — не то чтобы я об этом не задумывался… На третий, кажется, обмен, я наконец догадался, что нужен Шурфу таким, какой есть. И несколько дней ходил потом с дурацкой улыбкой. Меламори — наблюдательная леди, и было бы странно, если бы она не заметила происходящих со мной перемен. Когда мы вечером встретились в Управлении после ее утреннего побега, она тепло обняла меня и еще раз повторила: «Я поддержу». И загадочно добавила: «Найду тебя везде, помнишь? Из любого болота вытащу». Я рассмеялся, Джуффин покачал головой, а Мелифаро закатил внеплановую вечеринку. Веселились все, даже я. Мне было больно, но совсем не так, как после нашего расставания наутро Квартала Свиданий. Бывало и больнее. * * * Щелк — и сэр Джуффин улыбается: «Макс, да ты молодец!» Щелк — и голова Меламори на моем плече. Щелк — и Луукфи роняет чашку с камрой. Щелк — и Кофа протягивает мне тарелку с куском пирога Чаккатта. Щелк — и тяжелые руки Мелифаро на моих плечах: «Я запомню тебя». Щелк — и Шурф говорит: «Я люблю тебя». После ухода Меламори я потерял и все остальное. Пропал Джуффин, потом меня занесло в Тихий город. Я выбрался из него, потеряв еще часть себя. А уж в родном мире мне пришлось совсем несладко. Я не люблю его вспоминать. Я словно спал. А когда действительно ложился спать, то видел сны про Ехо. В моих снах улицы города были пусты, но это была иная пустота, чем во время эпидемии анавуайны. Я бродил знакомыми маршрутами — от трактира к трактиру, от Дома у Моста к замку Иафах, от Анмокари к Мохнатому дому. Я не был один. Вдали мне слышались голоса и пение птиц, Хурон мерно разбивал волны о прибрежные камни. Пахло какой-то стряпней, так вкусно и знакомо, но я ни за что не мог разобрать, чем именно. Двери и окна домов были закрыты, но я знал, что Ехо не умер, что он просто дразнит и прячется от меня. Сны были моим спасением. Я существовал в унылой реальности, каждый день погружаясь в ее рутину, а по ночам возвращался туда, куда мне уже не было возврата. По утрам я ни о чем не жалел. Разве что о том, что не могу сразу же после пробуждения снова лечь спать. Сны про Ехо и правда не мучили меня. Тоску, поселившуюся в моем сердце, нельзя было назвать мукой. Если мне не спалось, я перебирал в голове воспоминания — как камешки на четках. Щелк… Не имело значения, что он так и не сказал мне прямо. Не имело значения, что у меня больше не было шансов услышать его признание. У меня была фантазия и множество воспоминаний — о его улыбке, которую я видел на Темной стороне; о его сосредоточенном, напряженном лице — во время охоты на Махлилгла Анноха; о его пении под моими окнами; о его голове на моей подушке — сколько снов мы разделили вместе… Самые темные из воспоминаний — про обмен Ульвиара — я старательно прятал от себя. Однажды, когда я устал перебирать четки воспоминаний, в мой сон о Ехо пришел сам Шурф. Он стоял на смутном знакомом перекрестке где-то в Старом городе и просто молча смотрел на меня. Я знал, что это сон, поэтому с легкостью поступил так, как ни за что бы не сделал наяву: несколько раз обошел вокруг него, с каждым кругом приближаясь все ближе и ближе, пока не уткнулся носом в его белый лоохи. От Шурфа пахло пряностями и соленым ветром, будто он только что сошел с торгового корабля. Сам Шурф не двигался, стоял памятником самому себе, когда я все-таки беспомощно разревелся в его плечо. Вот уж чего точно не могло произойти на самом деле! Я обнимал его, ревел и глотал сопли, пока вдруг не понял, что Шурф протягивает мне кусок какой-то ткани. Это привело меня в какое-никакое чувство, и я шумно высморкался. Мой сон все-таки, чего мне было стесняться. Шурф смотрел на меня с мягким любопытством, но по-прежнему не говорил ни слова. Когда я успокоился, он просто взял меня под локоть и потащил за собой. Мы приземлились за столик невесть откуда взявшегося тут трактира, передо мной появился кувшинчик с камрой и чашка — моя, собственноручно продырявленная чашка, по которой я так скучал. Я отвлекся на мгновение, чтобы налить себе камры, а когда поднял глаза, Шурфа на соседнем стуле уже не было. Я вскочил и, опрокинув кувшин, столик и оба стула, выскочил на улицу. Ехо был пуст и безмятежен, но я знал, что где-то там прячутся мои друзья. И Шурф. Это был первый из множества снов, в которых мы встречались. Иногда это был мир песчаных пляжей, иногда — пустынный же Кеттари, один раз мы нашли друг друга в кабинке канатной дороги. Но чаще, конечно, это был Ехо. Мы словно заново проходили путь нашего знакомства. Нельзя сказать, что общение наше было плодотворным. Мы редко обменивались даже дежурными фразами: «У тебя все хорошо?» — «Да». Я больше не ревел и вообще относился к Шурфу как к воображаемому другу или привидению — не пытался потрогать, взять за руку и даже лишний раз посмотреть в глаза. Мне хватало его молчаливой поддержки рядом, его спокойствия. Сам он тоже не прикасался ко мне и ничего не рассказывал. Мне казалось, что ему надо отдать много сил, чтобы вот так, телесно, быть со мной. Наверное, я путал его с Теххи. Как бы то ни было, после снов о Шурфе мне было легче переносить реальность. И так было до того вечера, когда ко мне в окно залетел буривух. Меламори нашла меня, сдержав обещание. После ее появления снов о Шурфе больше не было. * * * — С каких это пор ты носишь бело-голубые одежды? — С тех пор как вступил в Орден. — Ничего не понимаю. — Привет, — высунулась из-за моего плеча Меламори. — Рад тебя видеть, — ответил Шурф и улыбнулся. Мы основательно обосновались у Франка. Спален хватало на всех, кофе Франка и еда Триши были превосходны, делать было решительно нечего, кроме как шляться по Городу и пялиться на чудеса. Мне никогда не дышалось так свободно. Конечно, я скучал по Ехо. Но все откладывал и откладывал пригласить Шурфа, потому что… Нет, не трусил — или да, трусил. Себя я оправдывал, что не хочу ему мешать, что прошло столько времени, что… Открытку отправила Меламори. Когда Шурф зашел в кафе Франка, Меламори пряталась за мной, но я бы с удовольствием поменялся с ней местами. А еще лучше обернулся бы туманом. Или слинял в сад. В саду хорошие качели, я пробовал. И гамак. Все эти глупости проносились в моей голове, когда я смотрел на Шурфа. Он будто стал старше — тени залегли у глаз, губы были сомкнуты жестче. Но белое с голубым лоохи Ордена Семилистника? И я не нашел ничего умнее, чем спросить про цвет одежды. От ответа я был не в меньшем шоке, чем Меламори — от улыбки Шурфа. Еще бы: смеющийся сэр Лонли-Локли — редкое зрелище в любом мире. Триша кинулась готовить кофе, Франк оглядел Шурфа снизу вверх и усмехнулся, а я все переваривал новость о вступлении Шурфа в Орден. Совсем нескоро я смог улучить момент, чтобы спросить его о том, что волновало меня не меньше цвета его лоохи. — Вы расстались, Шурф? Из-за того, что в Орден нельзя вступать женатым? — Она ушла, Макс. Еще до этого. Она очень умная леди, как и… — и он кивнул в сторону Меламори, которая мешалась под руками Триши. — Тут есть сад или мне показалось? — Есть, конечно, — растерянно пробормотал я. — К столу, — весело закричала Триша, — пирог с козьим сыром и садовыми сливами не умеет ждать! Я заметил, как от предвкушения Шурф глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Позже. Я не могу обидеть хозяйку, — и он решительно устремился к столу. Я пожал плечами и пошел следом. Можно было никуда не торопиться. * * * После пирога, долгих разговоров и кофе, собственноручно приготовленного Франком, мы наконец выползли в сад. Был поздний вечер, тянуло прохладой, фонарь над дверью покачивался и разбрасывал по земле веселые желтые тени. Я забрался на качели. В задницу как-то неприятно впилась перекладина, и я заерзал в поисках удобного положения. Пока я возился, Шурф устроился на соседнем дереве с таким удобством, будто это было дерево из его сада. На его коленях возились щенки тумана, тыкаясь прохладными носами в ладонь. Ленивый ветерок слегка подтолкнул мои качели, и они знакомо заскрипели. Шурф негромко засмеялся. Дежавю. Говорить не хотелось, будто все слова уже были сказаны до нас. — Еще не поздно, Шурф? — наконец спросил я. Если честно, я был готов молчать с ним хоть до утра, но просто замерз, а плед из дома захватить не догадался. Шурф посмотрел на меня мягко, как тогда, и также мягко ответил: — Даже не рано, Макс. Я встряхнул головой, пытаясь привести в порядок мысли. — Не рано? Но… Не понимаю. — Макс, — Шурф расхохотался. — Иногда ты не понимаешь шуток. — Ты со мной шутишь? — я был в восторге и в ужасе одновременно. И да, все равно ничего не понимал. Шурф отпустил щенков, спрыгнул с дерева и протянул мне руку. Я наклонился к нему и чуть не упал с качелей. — Макс! — в голосе Шурфа слышались неодобрение и смех одновременно. — Ты когда-нибудь научишься слезать с качелей? Ты такой неловкий. — Ну, до Луукфи мне далеко, — философски ответил я и, слезая, оперся на его руку. Задница все-таки затекла. Мы опять замолчали. Шурф стоял близко и по-прежнему держал меня за руку. От него шло ровное тепло, и я опять был готов молчать до самого утра, но долго не выдержал. — Ну хорошо, — сказал я. — С «рано или поздно» мы теоретически определились. А «так или иначе»? Шурф с видимой неохотой выпустил мои пальцы. — Макс, — он стал убийственно серьезен. — М? — я искал предлог снова взять его за руку, но пока ничего не приходило в голову. — Выслушай меня, — я поднял на него глаза. Шурф был бледен. — Макс, помни, что ты могущественный колдун. Может, сделаешь дыхательные упражнения? — Я держу себя в руках, Шурф, если ты об этом, — на самом деле я был готов взлететь, так мне было легко. Я догадывался, о чем он хочет сказать. У меня было много времени подумать. Шурф продолжил, осторожно подбирая слова: — Тогда, у меня в саду… Я должен был поступить как друг, но поступил... неправильно. Нужен был еще один якорь, чтобы держать тебя в Тихом городе, Макс. Я рассказал тебе о твоем желании, которого не было. — Тогда не было, — я рассмеялся и взаправду чуть не взлетел. — Шурф, думаешь, я не догадался? Не в Тихом городе дело, хотя именно там я все и понял. — Ты знаешь? — Шурф смотрел немного виновато, но с вызовом. — Просто ты захотел кое-что, Шурф, ты же из кейифайев. Кое-кого, — уточнил я и постучал пальцем по своей груди. — И вселенная исполнила твое желание, — добавил я пафосно. На лице Шурфа было написано такое удивление, что я чуть снова не расхохотался. — Ну или один Вершитель исполнил, — я наконец нашел повод взять его руку. Он крепко сжал мои пальцы в ответ, а потом отпустил. — Сейчас я иду спать, Макс, — сказал он с какой-то новой интонацией, которую я не слышал раньше. — Иду спать, — повторил он и, сделав пару шагов, уже закрывал за собой заднюю дверь. Он опять просто ушел? Этот парень просто сведет меня с ума. Уже свел, поправил я себя и пробурчал: — Нет, ну почему все-таки «даже не рано»? — Макс, как ты можешь быть таким невнимательным? Не рано, потому что до утра еще далеко. ...Конец?