goodbye

             — Да кем она была?! НИКЕМ! Я её сделал! У неё проблемы с головой, не у меня! — Леонов кричит, срывая злость и отчаяние, и, наверное, обиду. На неё, на себя, на тренершу, на весь белый свет. А виноват только он один. Он сидит в номере отеля, согнувшись на кресле, как в раннем детстве, когда было тяжело и больно. Мама тогда сказала ему:        — Володюшка, терпи! Ты — моя звёздочка, ты — моё солнышко! — и потрепала мальчика по тёмным жёстким волосам. А маленький Владимир поспешно утёр слёзы с лица и послушно, как робот, следующий программе, помчался на городской каток, подхватив конёчки: тренироваться. А потом мамы не стало. И он не справился, просто больше не может. Он перегорел, затух, как спичка на сильном ветру, его больше никто не поддержит. Владимир уйдёт от проблем в никуда, уже по привычному сценарию. Только идиот может думать, что жизнь звезды идеальна. Сплетни за спиной, вечные надоедливые жуки-репортёры, и ноль процентов тайны личной жизни. Порой ему кажется, что обо всём в его жизни журналисты узнают даже раньше него самого. Они предугадали, что на пробах победит «провинциалка», и победила Надя Лапшина из далёкого снежного Иркутска. Надя! Леонова передёрнуло, как от удара током. Странное чувство: в сердце поселилась тупая боль, тянущая, совсем не такая, как в стёртых коньками ногах. От этой боли хочется вывернуться наизнанку, лишь бы унять её. Кого позвать, когда он будет подыхать от душевных ран? Надю.        — Убирайся из моей головы! — фигурист вскакивает и без промедлений даёт себе пощёчину, сразу же постыдно вскрикивая. Не сильный, не крутой, не… Убитый морально, подавленный, страдающий. Без друзей, без девушки и без цели в жизни. Все, кого он любил, ушли, бросили его.        — Чёрт возьми, почему именно она? — мужчина сползает на пол, жалкий и худой, как щепка. Он плачет, заливается, как маленькая девочка, разбившая коленку при падении с велосипеда. Владимир запускает худые пальцы в волосы, стискивает пряди руками, а затем проводит ладонями по лицу. «Хочу увидеть её.»        — Нельзя, нельзя, забудь! Нужен коньяк, — Леонов поднимается с пола и вытирает лицо ладонью, чтобы попытаться скрыть следы постыдной истерики. Он спускается в бар, пошатываясь и шмыгая носом, но с гордо поднятой головой — привычка. Леонов пьёт коньяк, надеясь заглушиться, чтобы отрубиться и проспать всю ночь в спокойном пьяном мареве. И ещё, как дополнение, забыть Лапшину и Горина. Сейчас, сидя около барной стойки и развернувшись вполоборота к окну, он мысленно прощается с Надеждой. Оказалось, что пустота на душе — не самое неприятное чувство. А потом, совершенно неожиданно, неподалёку раздаются частые шлёпающие шаги — кто-то идёт босыми ногами по плитке пола, и в проходе мелькает парочка, и слышится чей-то тихий смешок. Надя        — О нет, — Леонов ощутимо вздрагивает, и льдинка в бокале с коньяком звякнула о хрустальную стенку. — Слава богу. Саша и Надя прошли мимо, куда-то к большим окнам в холле, и даже не подумали заглянуть сюда, в полутёмное помещение, где пахнет алкоголем, к радости Владимира Леонова. Он не готов её видеть, боится не выдержать и окончательно сломаться. Надежда хихикает и тянется к начищенному стеклу ладошкой в шаловливом жесте, и не находит преграды, как это было с Владимиром: он был против мелких шалостей, но теперь Горин с улыбкой шлёпает свою ладонь рядом, оставляя ещё один потный след на стекле. Они находят развлечение: дышать на стекло и рисовать пальцами милые картинки, звёздочки и хоккейные клюшки. Лапшина влезает на подоконник и продолжает шалости, как вдруг Саша хватает её за талию и тянет на себя, стаскивая девушку на пол.        — А? — недоумённый возглас Нади так и не вырвался наружу. В нескольких шагах стоит хмурый и пьяный вдрызг Леонов. — Владимир? Леонов молчит, наблюдая за ней. Растрёпанные кудри, как бездна синего льда глаза, на щеках румянец и медленно затухающая улыбка. Любит, но бежит прочь, потому что он ещё сохраняет хоть какую-то жалость к ней и понимает, что она боится его, возможно, даже ненавидит. Но подыхать без неё, как пёс под забором, тоже незавидная участь.        — Не прощай меня, умоляю. — Владимир произносит это не задумываясь о своих словах, но Надя расслабилась и даже подошла вперёд, осторожно обойдя Горина.        Может обнимет?        Нет, не обнимет.        — Не волнуйся, не прощу, никогда не прощу. — Надежда разворачивается и гордо уходит прочь по осколкам его сердца. Этой ночью они попрощались навсегда.