***
— Ты никогда не смотришь на женщин. Блик в уголке его глаза: — Что? Толпа подбирается слишком близко: Мария чувствует напряжение Джейсона и склоняет голову к его плечу, следя за его взглядом, чтобы угадать кого он выслеживает, научиться видеть то, что видит он, но не получается видеть у неё. Она научилась подавать голос в открытых комнатах и в толпе, примешивать акцент к родному языку, становясь американским туристом, жителем Франции, итальянским студентом так же естественно, как дышать. Сливаться с миром, который Джейсон строит для Них. — Ты смотришь только на мужчин. Не на женщин. Мария может чувствовать, что он считает именно так, обвивая руками её плечи. — Это так. Не смотрю.***
Ему нравится тяжёлый барабанный бой в сабвуферах на полу, вибрирующий под её босыми ногами, взбирающийся вверх к её крепкой заднице; она думает о клубах Берлина, вечеринках в пригороде Гамбурга с американскими студентами и «о покурить» с французскими туристами. Ранний вечер с улицы дышит лёгким бризом, приносит из кухни в гостиную потрясающий аромат, и она следует за запахом готовящейся утки крадучись, перекатываясь с носка на пятку, так, как Джейсон учил её. Но он замечает Марию ещё до того, как она возникает в дверном проёме. Он готовит. Мария научилась этому от своей бабушки, возносясь к самым ранним из своих воспоминаний, и она учила Джейсона делать так, как делала её бабушка, говоря тем же самым тоном, которым та наставляла её. И часть Марии считает это верным путём заполучить что-то, принадлежащее только ему. Ему истинному. Другая часть спорит в мыслях: всё это потому, что она — это она, и большего ему знать не нужно. Всё же и то и другое. Она даёт ему и то и другое, она даст ему всё, что он захочет. — Подгорит, — молвит она, глядя на таймер, который он не установил. Он никогда им не пользовался. Прежде чем устремиться к потолку, взгляд голубых его глаз внимательно обводит женскую фигуру с ног до головы. Он говорит на ужасном немецком: — По пять минут с обеих сторон… нет, подожди, совсем не так, ты должен сделать вот так и поместить это в духовку… Ты должен… о, просто позволь мне сделать это… — Я не говорила этого. Я не говорила так. Уголок его губ вздрагивает, когда он смотрит на неё: — Ещё как говорила. Ну, теперь пришло время вынимать его. Мария подождала, пока Джейсон выложит утку на стол, и прежде чем он начинает изучать результат, она опережает: — Дай остыть. Она тянет его за собой, до тех пор, пока Джейсон не сдаётся, до тех пор, пока пространство между ними не сокращается до предела. — Потанцуй со мной. И это что-то совсем иное, чего он не знает совсем. Он знает и вальс, и польку, и сотню других вещей, названий которых она, скорее всего, даже не слышала — формальные движения, заученные до уровня рефлексов. Он не делает этого и даёт себе положить руки на её бедра, и прижать её так тесно, что она оказывается между его ног, полностью уничтожив пространство между ними. Он следит за её медленными покачиваниями и слушает рассказ о том, что когда ей было шестнадцать, Мария моталась по клубам с фальшивым удостоверением личности, у неё был двухнедельный роман с музыкантом, во время которого она научилась играть на гитаре. — На гитаре? — он смотрит на неё немного свысока. Во всём виноват рост. Он пытается скрыть улыбку. — Я не была слишком хороша в этом деле, — она чувствует, как его ладони скользят по её бёдрам, взбираясь вверх, повторяя полукружья груди под тонким хлопком одежды. Затаив дыхание, Мария впивается ногтями в его спину. Прямо сквозь рубашку. Она чувствует, как Джейсон с силой стискивает её бёдра. Думает. Всегда думает и… даже сейчас, изучая её, чтобы знать, чему она хочет научиться. Всё, что ей нужно от него — чувства. — Не думай, — шепчет Мария, стискивая его затылок. И она чувствует, как он медленно расслабляется, касаясь её так же неспешно. Он никогда не бывает беззаботным. С ним никогда не бывает легко. Он никогда не даёт ей гарантий, которые она дала бы ему свободно. — Мария, — выдыхает он в её шею, а она закрывает глаза, когда его пальцы путешествуют по её рёбрам, спине, спускаются к её попе. От всего этого перехватывает дыхание. Откинув голову, она касается его губ. Затем чуть выгибается, всё ещё чувствуя тепло его рук, отмечая места, в которых он её коснулся, запоминая их. Он многое делает не думая, основываясь на тренировках и инстинктах. Он не мог понять карты прикосновений, но она запоминает и отмечает их в уме: места, где другой Джейсон Борн будет искать оружие. Она усмехается его удивлению, утягивая его за руки в кухню: — Голоден? И она верно никогда не перестанет удивляться тому, как легко может заставить его смеяться.***
Первые дни всегда одинаковы, когда они приходят: привычки Джейсона становятся её собственными. Такими же чёткими, как и его ум. Он убирает комнату, пока она тренируется говорить так, как требует он: репетируя болтовню жены, туриста, ученика, любовницы, чтобы посетить дюжину очевидных и не очевидных мест, оставить там свои бумаги. Те места, которые укажет он. Она знает, куда идти, что должно и не должно быть найдено, что не имеет значения. — Это не так. Он смотрит на неё, откладывая стопку сложенной одежды. Из них двоих он кажется более домашним. Это необходимость. До его появления Мария и не знала, что бельё может быть сложено так аккуратно. — Так что это такое? Любой другой человек попробовал бы прорваться в её мысли; Джейсон ждёт, пока она это переживёт. Она подходит к кровати и смотрит на него, чтобы убедиться в очевидных вещах. Он кивает, скрестив руки под подбородком, глядя ей в живот. И нет простого пути спросить его об этом. — Хочу научиться пользоваться оружием. В их доме три пушки. До сих пор она просто смотрела, как он чистит их, систематично и регулярно, как часы. Как проверяет на наличие повреждений. Она наблюдала за тем, как он клал их обратно. И когда он уезжал, она вынимала их один за другим, изучая металл, чувствуя его вес в своих руках, вспоминая, как Джейсон держит их так, будто они являются продолжением его тела. Мария вытирает их перед тем, как вернуть на место, но она не так хороша в этом, как он. Мария предполагает, что он, возможно, уже знает о том, что она делает. Джейсон не останавливается, всё ещё сворачивая яркие рубашки, приобретённые ей в Лиссабоне (о, там она говорила совсем без акцента). Он заканчивает начатое перед тем, как повернуться. Она наблюдает за тем, как он просчитывает и отбрасывает сотни вариантов за считанные секунды, проверяя возражения против острого ума, видящего преимущества, даже если человек ненавидит их. Он бы мог купить безопасность для неё, ценой собственной жизни, но такой возможности у него нет. Она любит мужчину, делящего с ней постель, но прямо сейчас ей нужен человек, который может взвесить «за» и «против». Который сможет перестать видеть только её и увидеть в ней то, что она из себя представляет: ответственность, которая должна быть активизирована. — Ты когда-нибудь пользовалась пистолетом? — спрашивает он облокотившись о комод, оценивая её взглядом, как тогда в Цюрихе, отмечая её сильные и слабые стороны. И она думает, что никогда не узнает его так же хорошо, как знает её он. Качает головой отрицательно: — Нет. Окинув её с головы до ног, взгляд голубых глаз устремляется куда-то вдаль. Она застывает, осознавая, что он прикидывает её рост и вес, используя телесные воспоминания: прикасался к ней, когда занимался с ней любовью. И он находит решение. — Мы не можем начать это здесь, — наконец озвучивает он то, что она и ожидала услышать. И проблема вовсе не в пистолете, они оба об этом знают. Он заключает. — Мария, тебе не обязательно… И она встаёт на колени, едва поборов улыбку молвит: — Я хочу. И он подходит к ней, целует, с поразительной страстью, затем отступает. — Доступно десять видов оружия. Я расскажу и покажу как пользоваться. Затем ты покажешь это мне.***
Он замечательный любовник: она удивляется, обвивая пальцами спинку их кровати, задыхаясь на пике удовольствия, прежде чем перестаёт соображать совсем. Думать обо всём этом, если они натренировали его и в этом тоже.***
— Быстрее, — велит он, когда она вытирает отпечатки пальцев с комода. В мгновения её разум извлекает на поверхность всё, что отмечал, наблюдая за Джейсоном. — Не думай об этом. Всё должно оставаться на уровне инстинктов. У тебя в голове целый список, и нужно время, которое ты не можешь себе позволить, размышляя о том, чего ты коснулась. — Костюмер, — говорит Мария, а не «очевидно», потому что когда Джейсон такой, он невосприимчив к её гневу или сарказму. Кровать. Стол. Кресло. Сделано? Она снова пробегается по воображаемому списку, останавливая себя за миг до того, как он может догадаться. Во всяком случае, так она предполагает. В любом случае, значения это не имеет, и она должна сделать это всё равно, потому что Мария не уверена. — Стакан на столе. Ящик, откуда ты его вытащила. Ещё… Ещё… — её сознание замирает; игра окончена, что подразумевает… нет-нет, стоп. — Окно. Оконное стекло, когда уйдёшь. Это заключительный штрих. Она разворачивается, чтобы увидеть его в дверном проёме, со скрещенными на груди руками. — Итак? — Джейсон изгибает бровь. — Что ж. Можешь стереть всё, когда мы уйдём. Господи Иисусе, у неё уходит целый день на то, что он может сделать за пятнадцать минут. — Это награда? Его внезапная улыбка ярче солнца: — ТЫ хотела учиться. Теперь выйди, чтобы мы могли проделать это снова. И теперь сделай это быстрее. Когда она отправляется по магазинам, кладёт наличку в карман и в лифчик под грудь. Ещё немного лежит в сумке. Вор не станет искать в трёх местах. Как правило. Но если он это сделает… — Носи это, — велит Джейсон, вставляя что-то в её причёску на затылке. Это яркая деревянная палочка, узором своим необыкновенно подходящая к её юбке и рубашке — замысловатым рисункам на простом фоне. Он стоит у зеркала за её спиной и тянется к её руке, пока Мария не чувствует это хорошо. — Вытащи это. Она делает это и видит заострённый наконечник и плоские края. Быстро достать, ударить в пах, в шею, уйти как можно скорее. Прикрыть волосы шарфом, выбросить сумку и продолжать идти. Не оглядываться. Сдвинув это, она внимательно изучает своё отражение: американский турист в чужой стране. — Как мне следует говорить? — осторожно спрашивает она, вслушиваясь в ритм собственного голоса. Она слушала голос Джейсона часами, вычитывала из книг, приобретённых в порту, когда они прибыли на это место, сосредотачивалась на формулировке каждого слова, сленга, когда Джейсон останавливался, чтобы объяснить ей контекст, проговаривал одни и те же пассажи, после того, как был понят тон. Она смотрела на НЕГО: как он двигался, разговаривал, не позволяя усомниться в том, что он — американский турист, проводящий отпуск в чужой стране. — Отлично, — хвалит он. — Осталась одна мелочь. Она видит, как Джейсон идёт к комоду, а возвращаясь, протягивает левую руку. Она задаётся вопросом, когда он только успел купить кольцо и скользит взглядом по сверкающему золотому кругу. Она надеется, что Джейсон не услышал её тихого вздоха. Она покупает фрукты, названий которых не знает совсем и притворяется, что не понимает ничего, кроме английского, когда просит продать хлеб, а потом бессмысленно пялится на цыпленка, не имея чёткого представления, что делает, чувствуя только тепло металла, обхватившего её палец. Она возвращается в уютный домик на берегу океана, не оставляя следов на песке. — Что ты купила? — спрашивает он, устраивая пакеты на столе, переводя взгляд на океан, волнующийся за окном. Она оборачивается и открывает рот, чтобы сказать что-нибудь и скрыть свою растерянность, но вместо этого пялится на его руку, сжимающую фрукт, точнее на золотую полосу, сомкнувшуюся на безымянном пальце. Отодвинув пакеты в сторону, она отнимает у него плод, бросает его через плечо, и притягивает Джейсона к себе. Она раздвигает ноги, и прижимает его к себе, удерживая его бёдра. Она чертит языком, повторяя контур его губ, а вовлекая его в глубокий поцелуй, чувствует привкус кофе. Её руки возятся с застёжкой на его штанах, бельё скользит между пальцев. Освободив его от всего лишнего, она приподнимает юбку и неловко пытается освободиться от собственных трусиков. — Джейсон… — молвит она, обескураженная внезапным приливом тепла настолько, что не заботится, как это прозвучит. Его пальцы блуждают в её волосах, путаются. Резко оторвавшись, он клеймит горячими губами её шею, а свободной рукой задирает рубашку и сжимает её грудь, поглаживая затвердевший сосок. Она хочет кричать. Он шепчет что-то по-французски, скользя губами по её коже. Слишком быстро, чтобы понять. Он оставляет синяки на её шее, поднимает юбку выше и скользит пальцами между её ног. Что-то падает на пол. Возможно тот самый цыплёнок. Что-то с периферии сознания подсказывает ей, что теперь отпечатки пальцев придётся стирать и со шкафов, но ей всё равно: она обвивает его талию ногами и чувствует его член внутри, прежде чем попросить об этом, но сейчас уже слишком поздно. Она готова… — Пожалуйста, Джейсон, по-жа-лл-с-тта, — тёплая кожа солоновата на вкус; он совершал пробежку вдоль пляжа, пока ожидал её возвращения… и это кольцо, означающее принадлежность ей. И Бог свидетель, она никогда не думала о браке с ним, но это уже так. Каждый день, когда она смотрит на него, она принадлежит ему. Она хочет сказать ему: он — всё, чего она ждала доселе, что она отказалась от всего. Потому что уже не может жить без него, что он стоит этого. Что она сделает это снова, снова, снова, если это то, что необходимо, чтобы быть с ним. Он скрещивает ладони за её спиной, прижатой к дверце шкафчика, снова целует Марию прежде чем отстраниться. Он смотрит ей в глаза, двигаясь внутри неё, пока она тихо всхлипывает от накатывающего наслаждения, пульсирующего внутри её тела, наблюдает, как что-то подобное летней молнии вспыхивает в её глазах, когда она сжимает его, приходя в себя настолько, чтобы держаться на ногах. Она всё ещё вздрагивает, когда несколькими мгновениями позже его пальцы переплетаются с её. Мария чувствует, как содрогается его тело, а Джейсон стонет у неё на плече. И она осознаёт, что его большой палец повторяет окружность кольца на её безымянном пальце. И только спустя несколько минут он отстраняется, чтобы дышать, всё ещё не покинув её уютного тепла. Раскрасневшийся и мокрый, со спутанными, прилипшими ко лбу волосами, он смотрит на неё удивлённо. Затем роняет взгляд, и она видит своего цыпленка на полу. — Выходи, — выдыхает она, обнимая его за плечи, напрягаясь внутри и чувствуя, как его член становится твёрдым. Вновь. Обхватив его лодыжками, она двигается, а его руки скользят по её клитору, лаская рядом со своим членом. — В постель. Значительно позже он нарезает фрукты и украшает ими её тело, кормит её из собственных рук. Она будет носить отметины его пальцев и губ в течение нескольких дней, когда придётся идти в город. Когда не будет хотеться ничего более чем вернуться домой (если считать Джейсона и дом синонимами), чувствовать головокружение и глупо улыбаться всем, кого она только увидит. — Медовый месяц? — симпатичная продавщица спрашивает осторожно. На английском. Расплачиваясь Мария смеётся: — Да.***
— План «С», живо. Одна смена белья, скатанная и упакованная в маленькую, едва ли большую, чем кошелёк сумку. Сначала идёт легкая одежда. Нет, сначала обувь, затем рубашка, штаны, нижнее бельё, без которого она не может жить (так, во всяком случае, думает Джейсон). Паспорт в кармане вместе с наличкой. Но большая часть в сумке и ещё немного в туфлях под пяткой. На всякий случай. Она останавливается в задумчивости, затем перекладывает карту наверх: путешественник, который потерял свой багаж. Помада во внутреннем кармане, предварительно оплаченный мобильный телефон, во внешнем. В следующий раз она справляется с этим быстрее, механически позволяя руководить собой. Она кладёт оружие, обёрнутое в пару носков так, чтобы не препятствовать доступу к курку. Она убирает волосы, заплетая их в косу, прежде чем завернуть и пронзить деревянной шпилькой, чтобы удержать их на месте до тех пор, пока она не соберёт всё нужное в кухне и не вернётся в комнату. — Я говорю: мусор это, — молвит она, осматривая загроможденные временными вещами поверхности, которые пропадут, когда они покинут это место. Она поднимает взгляд на Джейсона. — На самом деле. — Я просто думал: почему ты двигалась именно так, — отвечает он, глядя, как она раскладывает на полу ткань и складывает туда все то, что им не пригодится. — Ты оставляла посуду неделями, не так ли? — Почему ты думаешь, что она моя?***
— Почему ты не следишь за женщинами? — спрашивает она по возвращении. Она знала, что он предполагал вопрос, проникая в его сознание. — Я могу одолеть женщину, — да, он думал об этом! — Это не имело бы значения со снайперским оружием. — Возможно. Не посылай кого-то обладающего единственным умением. Они отправят кого-то, кто сможет драться со мной так же хорошо, как и стрелять в меня. — Он открывает шкаф, и Мария видит, что под слегка задравшейся рубашкой возникает рукоятка ножа. — Но если ты не смотришь… — Потому что они не думают об этом, — он оборачивается, откидываясь на стойку. — Не так много женщин занимается подобной работой. И не так много мужчин. — Но… — И если бы они решили сделать это, то сделали бы как-то по-особенному. — Соблазн, — говорит она со знанием дела. Его губы вздрагивают, когда она пересекает комнату, виляя бёдрами. — Как я сказал. Очень по-особенному, — его взгляд фокусируется на её бёдрах. — И они должны были бы зависеть от моей глупости, если снова возвращаются к силе, работая так близко. Или быстро, — говорит он, подбираясь всё ближе к ней, пока она не оказывается в зоне доступа. Руки на её бёдрах удерживают её неподвижно, а в его глазах проблёскивает что-то непонятное: — Встань на колени. Она поднимает бровь. — Пожалуйста. Кусая губу, чтобы не улыбнуться, она подчиняется. Наблюдает за ним, когда он изучает её вновь. — Встань. И она снова слушается Джейсона. — В чём состоит твоё преимущество? — Кроме зубов? — сладко молвит она и прикасается к волосам. — Стилет в… — Нет. Ты в конкретном положении и атакуешь первое место, которое он защищает. Его пах. Вот здесь, — он обводит вокруг собственного бедра, пользуясь её рукой, укладывая её на теплую ткань. Она думает о том, что может ощутить его пульс. — Бедренная артерия. Он истечёт кровью, если не получит помощи, но есть шанс, что он последует за тобой. — Нога, — повторяет она медленно. — Затем бедро, затем сматываться, прежде чем он меня вырубит. — Допустим. Некоторое время он размышляет об этом, и Мария видит признаки этого процесса. Она не может одолеть противника, и её физическая сила никогда не будет сопоставима с теми мужчинами, которые могут охотиться на них. Она знает, как бежать: Господи Иисусе, она гораздо сильнее погрязла в событиях, чем могла на это рассчитывать. Она знала где и как можно спрятаться. Как спрятаться на виду у всех, всего в нескольких шагах. Как раствориться в толпе, исчезнуть в комнате, за спиной единственного человека. — Встань, — приказывает он внезапно. Вздрогнув, она встает. — Покажи мне, что предпримешь. — Я не… — хмурится она. — Ты в толпе и какой-то парень схватил тебя, — он немедленно переходит от слова к действию, двигаясь так быстро, что она цепенеет, прежде чем осознаёт, что делает Джейсон. — Он говорит, что если ты пикнешь, то он вышибет тебе мозги. Представь себе пистолет в его руке. Что ты сделаешь? И она представляет эту толпу и Джейсона, в роли того парня, что приставил пистолет к её виску. Вспышка паники настолько сильна, что она почти начинает бороться. И это ошибка. «Подумай, — молнией проносится мысль в её голове, — это не по-настоящему… но может случиться в любой из дней». Его губы возле её уха: «Что ты предпримешь?» Она нервно облизывает губы, и в мгновение ока перед её глазами проносятся: уходящий Джейсон, пуля, пронзающая его голову, две жизни… в один миг… Она резко наступает ему на ногу, лишает его равновесия, разрывает его хватку. Но он опережает, хватая её и прижимая к полу всем своим весом, прежде чем Мария успевает предпринять что-либо ещё. Но она сломала его. Удивила. А если она смогла удивить ЕГО, то и других, конечно, сможет. Он «щёлкает» возле её уха: — Тебя только что убили. Но у тебя была одна секунда, чтобы попытаться это изменить. Я покажу тебе, что нужно с этим сделать. Позволь им увидеть твой страх. Но никогда не показывай, что ты знаешь, как рулить ситуацией. Он садится рядом с ней, когда она поднимается. Локти прижаты к полу, всё тело болит, всё тело в синяках, но оно счастливо. Они не смотрят на женщин. — Завтра, — говорит он, когда она седлает его, заглядывает в искрящиеся глаза, когда его руки массируют кожу бёдер, — мы будем тренироваться. Возможно так и должно быть.