***
Мел тихо скрипнул по поверхности паркета, оставляя на ней свой белый след. Эльза не слишком-то беспокоилась о чистоте пола — всё равно всё уберёт прислуга (иначе за что ей платят?). Не волновалась она и о чистоте своей юбки, которая уже, наверное, пропиталась грязью от всех ползаний по земле. Нет, единственным, что сейчас занимало внимание Эльзы, было то, что она так сосредоточенно чертила на полу зала. В отличие от большинства людей, Эльза с детства видела их — потоки сверхъестественной энергии, витающие повсюду в воздухе. Будучи ребёнком, она очень обижалась на взрослых, называющих её рассказы выдумкой, и недоумевала, как они могут не видеть всего того, что их окружает. Однако, став старше, Эльза осознала, что её способность — редкий дар, и приняла мудрое решение скрывать его. Его, но не увлечённость всякого рода заклятиями и мистикой. Она достаточно хорошо осознавала положение семьи Либкнехт в обществе, чтобы понимать: отец позаботится о том, чтобы его дочь могла свободно заниматься, чем хочет, и чтобы это всё не вышло за пределы их дома. И Эльза активно пользовалась этой привилегией. Книги по чёрной магии, таинственные ритуалы, загадочные амулеты — всё это Эльза испробовала, принимая во внимание свою способность. И, пользуясь разными справочниками, постепенно она развила свой дар до уровня, при котором она научилась эти потоки энергии направлять, чтобы превратить глупую сказку из старой книжки в полноценный действенный ритуал. Уже не раз она пробовала различные заклинания, и все они работали. Все, кроме одного. И вот сегодня Эльза предприняла очередную (двадцать восьмую) попытку претворить его в жизнь. Выводя магический круг на полу мрачного зала, куда благодаря занавешенным шторам не проникал свет ни луны, ни звёзд, ни уличных фонарей, Эльза выверенными, отработанными движениями захватывала витающие в воздухе потоки, сосредотачивая их в меле, чтобы не тратить энергию на наполнение круга после завершения работы над ним, а вложить всё нужное сразу же. Спустя некоторое время работа была закончена. Эльза смахнула со лба выбившуюся из причёски прядь и окинула результат придирчивым взглядом. Круг получился ровным и правильным (ещё бы, после стольких-то попыток!), и Эльза, удовлетворённая работой, перешла к следующей части подготовки. Поднявшись на ноги и стряхнув с коленей пыль, она прошла к тумбочке у дальней стены. Там её встретила взглядом своих тёмных стеклянных глаз только сегодня купленная кукла Юри. Эльза смотрела на неё несколько секунд, прежде чем аккуратно обхватить её бока и взять с собой, к магическому кругу. И вот уже кукла сидит в центре круга, венчая причудливую картину. Напротив неё Эльза, сложив руки в молитвенном жесте, быстро-быстро читала отскакивающее от зубов заклинание, которое она произносила уже двадцать семь раз прежде, и не сводила пристального взгляда с куклы. Ей очень хотелось зажмуриться, но, едва это желание готово было взять над ней верх, она одёргивала себя. "Нельзя! — мысленно повторяла она, в то время как с её губ автоматически слетали слова заклинания. — Я должна следить, чтобы потоки были направлены в нужное русло!" И Эльза следила — следила за тем, как ленты пульсирующей сияющей энергии собираются со всего помещения, чтобы сойтись в одной-единственной точке. "Пожалуйста, пусть на этот раз получится!" — взмолилась Эльза, едва её собственное бормотание стихло. В помещении не было слышно почти ни звука — только неуловимое нормальному человеческому уху невесомое шуршание текущих потоков. Эльза в волнении вперила взгляд в куклу, затаив дыхание и с трепетом ожидая, в то время как в её глазах отражалось бледное сияние магического круга, а в груди бешено колотилось сердце, пульсация которого отдавалась в горле и в барабанных перепонках. Потоки энергии перестали стекаться в куклу. Секунда. Две. Три. Четыре. Пять. Эльза отсчитывала их, словно сама превратилась в ходячие часы. В то время как её внутренний голос мерно произносил названия цифр, сама она напряжённо застыла, словно статуя, и ждала. И чем дольше ничего не происходило, тем большим было её волнение. В сердце зарождались две противоречащие друг другу эмоции: мучительный страх, что увиденная уже двадцать восемь раз ситуация повторится, и светлая надежда, что сейчас всё наконец-то изменится. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. "Ну же, ещё немного! Пожалуйста, продержись всего две секунды! Продержись, а потом..." Четырнадцать! Пятнад... Треск! В тишине зала отчётливо послышался громкий треск фарфора, а затем, под аккомпанемент падающих куда-то в низ живота внутренностей Эльзы, по белому лицу куклы пошла некрасивая зияющая чёрная полоса. Затем сияние магического круга, полного энергии, погасло. Эльза несколько секунд тупо смотрела на развернувшееся перед ней действо. В её голове было абсолютно пусто — подсознание, стремясь защитить хозяйку, упорно отгоняло одну-единственную мысль, вот-вот готовую захватить Эльзу. В какой-то момент Эльза качнулась вперёд, точно цветок, погнувшийся от ветра, а затем, ещё до конца не осознавая своих действий, медленно, неуверенно поползла вперёд на четвереньках. Её ладони стирали белый след мела на полу, её колени скользили по пыли и грязи, но она продолжала двигаться к цели — к центру магического круга. Наконец, Эльза остановилась перед куклой. Она села и уставилась в пару тёмных стеклянных глаз: Юри встретила её немигающим взглядом, в трещине на её лице поблёскивали алые огоньки собранной магической энергии. Несколько секунд Эльза просто смотрела на куклу, а затем автоматически взяла её на руки. Взгляд Эльзы стал каким-то испытующим, выжидающим. Даже сторонний наблюдатель бы понял, что она чего-то ждёт от куклы. Однако Юри, как и положено представителям её вида, оставалась непоколебима. Неподвижна. Не жива. Эльзе глядела ещё несколько секунд, пока её в конце концов не настигло осознание: ритуал провалился. В двадцать восьмой раз Эльза провалилась. Потерпела поражение. Эта мысль ударила её, словно ржавая металлическая труба в руке нищего отморозка из подворотни, желающего присвоить себе её сумку; пробила насквозь, точно выстрел из пистолета уже несколько недель ничего не евшего бывшего солдата, ненавидящего её за "незаслуженное" благополучие; разорвала душу, как разрывал бы на ней одежду маньяк в тёмном переулке, желая обладать ей лишь потому, что она красивая девушка. Впрочем, Эльза бы предпочла пережить (или не пережить) всё вышеперечисленное одновременно, а не очередной, такой ненавистный и такой болезненный провал. Руки Эльзы задрожали, а губы болезненно скривились. Она с силой сжала пальцы на теле куклы — а затем с мучительным стоном яростно швырнула её в стену. Под звуки бьющегося фарфора Эльза схватилась за голову и буквально согнулась пополам. — Опять!.. — в отчаянии воскликнула она и всхлипнула. По щекам покатились слёзы, несколько капель упало на пол и ещё сильнее размыло меловый рисунок, и Эльза перешла на сдавленный шёпот: — Опять я не смогла вернуть тебя... Азами...***
Не проходило и дня, чтобы Эльза не думала об Азами, Ханамуре Азами, своей самой дорогой... нет, единственной настоящей подруге. Не такой, как эти глупые девицы — дочери друзей отца. Эльза помнила первую встречу так, словно она случилась вчера. Тогда отец впервые взял её с собой в деловую поездку в Японию. Эльзу, которая сколько себя помнила интересовалась загадочной Азией и много читала о ней в книжках, не могли не привлечь эти странные домики с забавной крышей, так не похожие на кирпичные дома в её родной Германии, эта чудесная зелень повсюду, такая непривычная в её родном пыльном городе, эти люди, такие похожие друг на друга на первый взгляд — все темноволосые, бледные, с узкими глазами, совсем не как пёстрые толпы европейцев... и все как один с недоумением, даже страхом глядящие на неё в ответ. Ещё бы: не каждый день по их родным улицам разгуливают девочки, чьи волосы отливают на солнце золотом не хуже, чем золотится само небесное светило. Особенно её вид, похоже, пугал детей: маленькие японцы и японки в кимоно при виде Эльзы прятались по углам и с опаской лупили тёмные глазки на таинственную незнакомку. Сначала Эльзу это забавляло, но в какой-то момент начало обижать: ну неужели они не могут понять, что она — такой же человек, а не чудовище, и что, если они помашут ей рукой в знак приветствия в ответ, она их не съест? И лишь одна девочка решительно вышла вперёд и не только ответила на приветствие, но и протянула руку с предложением быть друзьями (впрочем, Эльза знала японский не настолько хорошо, чтобы понять его без переводчика, который, к счастью, всё время был рядом). Это и была Ханамура Азами — любопытная и неутомимая любительница диковинок и приключений. Азами всегда была рядом, когда Эльза была в Японии. Гордая и упрямая, она нередко говорила, как родители из-за независимого поведения досадливо сравнивали её с чертополохом — цветком, с котором она делила имя. Непокорная общественным устоям, не желающая быть тихой и скромной опорой будущему мужу, Азами всегда шла наперекор всем правилам и решительно ввязывалась в опаснейшие авантюры, от которых у самых бойких соседских мальчишек волосы вставали дыбом. А ещё она делала это потому, что ей было интересно. Знания были самой большой страстью Азами, и она хваталась за малейший шанс их получить. Пожалуй, именно поэтому она начала общаться с Эльзой — ей было интересно, каков мир за пределами не только её родного городка, но и всей страны. Эльза охотно делилась с Азами подробностями, потому что знала: благодарная слушательница обязательно расскажет что-нибудь интересное в ответ. И Азами непременно рассказывала: о быте в Японии, о растениях, насекомых и птицах в лесу, о людях по соседству... и жуткие истории о ёкаях — существах, правящих во мраке. Всё это было безумно интересно. Эльза каждый раз слушала рассказы подруги затаив дыхание. Довольно скоро для общения им уже не нужен был переводчик — они стали понимать друг друга с полуслова, да и обе начали потихоньку лучше узнавать язык друг друга. Впрочем, Азами немецкое произношение давалось с трудом: она превращала Эльзу в какую-то Эрузу, а уж фамилия "Либкнехт" была для её артикуляционных способностей вне досягаемости. Эльза на это лишь тихонько хихикала, но никогда не обижалась. В общем-то, Эльза никогда не обижалась на Азами. Они удивительно быстро стали очень близки, так что вскоре Эльза смогла даже доверить Азами свою тайну, и та, в отличие от большинства людей, не просто не рассмеялась над ней, но и выслушала с серьёзным лицом, явно веря каждому слову подруги. К сожалению, будучи гражданками разных государств, Эльза и Азами виделись не так часто, как им обеим хотелось бы. Тысячи километров разделяли их, и единственной ниточкой друг к другу стали письма. Вертикальные ряды иероглифов неизменно сопровождались горизонтальными рядами букв, и девушки частенько посмеивались, соотнося текст на родном языке с его неуклюжим переводом, написанном рукой дражайшей подруги. Они писали друг другу длинные обстоятельные письма, стараясь не упустить ни одной детали в описании своей жизни и не забыть ни одного вопроса о жизни подруги. А однажды Эльза вместо ответа получила из-за моря сухой короткий текст на японском, какой-то отрешённый и совсем чужой. Она всей душой надеялась, что ошиблась, что как-то не так поняла смысл послания, но переводчик развеял все её сомнения (разрушил все надежды). Это было извещение о смерти Ханамуры Азами.***
С того самого дня, как Эльза получила роковое письмо из Японии, она жила лишь одной мыслью: она должна как-то вернуть Азами. И тогда Эльза стала шерстить все магические книги, которые у неё только были, в поисках ритуала по воскрешению человека. Из всего, что она обнаружила, самым оптимальным ей показался "Ритуал куклы". Единственная сложность — найти куклу, совместимую с нужной душой. И, к сожалению, только что провалилась двадцать восьмая попытка это сделать. Эльза царапала ногтями паркет, её плечи дрожали от рыданий. С каждым провалом мечта вернуть самого дорого человека казалась всё более недостижимой, и надежда постепенно затухала в сердце Эльзы, оставляя там лишь тупую боль от невозможности что-то сделать. "Неужели это всё напрасно? — в отчаянии спрашивала себя Эльза. — Неужели мы больше никогда не увидимся, Азами? Неужели..." — Ай-ай, нехорошо, фройляйн Либкнехт! Эльза вздрогнула и подняла глаза, растерянно ища взглядом источник звука. Голос показался ей до боли знакомым, но понимание, кому он принадлежит, упорно ускользало от неё, заглушаемое тихим звуком шагов по паркету. "Слуги? — спросила себя Эльза и тут же ответила: — Нет, невозможно: я удостоверилась, что никого из них не будет рядом... да и заперла дверь... Нет, здесь никого не может быть. Мне, наверное, показалось..." Эльза нервно сглотнула. Попытки успокоиться были почти что действенными... ровно до тех пор, пока она не осознала, что действительно слышит их — звуки шагов прямо за своей спиной. Едва она поняла это, внутри всё сжалось, и её невольно забила дрожь. "Невозможно! — сказала себе она. — Никто бы не смог попасть в эту комнату!" — К-кто здесь?.. — наконец-то отважилась спросить она дрожащим голосом. Однако ответа не последовало. Вместо этого звук шагов (вернее даже, шажков) сместился куда-то вправо, туда, куда она некоторое время назад бросила куклу. Эльза хотела было скосить глаза на его источник, но, к своему ужасу, обнаружила, что её парализовал какой-то животный страх. До боли знакомый первобытный ужас, который она испытывала тогда, когда слишком близко подбиралась к сущности своих способностей, а после непременно видела кошмарные сны, где она оказывалась в жутком, полном алых глаз мире. "Не может быть, чтобы это было оно... — сказала себе Эльза и со слабой надеждой добавила: — Правда же?" Звук шагов тем временем прекратился, и на несколько секунд повисла тяжёлая, мучительная тишина. Эльза затаила дыхание. Затем со стороны разбитой куклы послышался тяжёлый вздох, за которым последовало печальное: — Бедняжка Юри... Это так больно — когда твоё тело разбивается о стену. Никому бы не пожелала такой смерти. Ни Юри, — звук шагов возобновился, — ни Эмили, — шагающий определённо двигался в сторону Эльзы, — ни Далии, — Эльза собрала все свои силы и медленно скосила глаза на говорящего: его черты скрывала тьма, — ни Анджелик, — единственное, что она могла сказать точно: говорящая была какая-то... маленькая? — ни Патриции, — да, и правда очень маленькая; прямо как... — ни одной из тех кукол, которых вы, фройляйн Либкнехт, — говорящая остановилась напротив, и Эльза наконец-то смогла разглядеть её; к своему ужасу, она узнала эти черты, — так безжалостно разбили. Всех двадцать восемь, верно? Голубые глаза угрожающе блеснули во тьме, в то время как Эльза не могла вымолвить ни слова от шока. Эти большие глаза, это лицо с аккуратным маленьким носиком, эти пухлые розовые губки, это короткие золотистые волосы — всё это она видела только сегодня, но... в чуть более крупном масштабе. Перед собой Эльза видела куклу — точную копию продавщицы в "Кукольном доме Августа", разве что одетую более нарядно, "по-кукольному". Старательно подавляя дрожь в голосе, она на всякий случай уточнила: — Ия?.. Кукла, на чьём лице было довольно раздражённое выражение, прикрыла глаза и, поджав губы, проговорила: — Что ж, рада, что ваша память вам не изменяет, фройляйн Либкнехт. Чего же тогда, — она открыла глаза, её тон наполнился ядом, — вы не сумели удержать в голове моё предупреждение? Эльза не ответила. Она всё ещё ошарашенно смотрела на куклу, силясь уложить в голове то, что с ней сейчас происходило. С какой стороны ни посмотри, живая кукла — это безумие. Однако такая Ия, как ни странно, казалась более правильной, чем та, которую Эльза всё это время встречала в магазине. Да, теперь, когда Эльза думала об этом, она понимала, что в Ие всегда была какая-то... неестественность. "Кукольность". Например, в мимике: её улыбка была точно вырезана на лице, и она никогда, ни разу на памяти Эльзы не моргнула. Ия не моргала и сейчас; вот только в её неизменной улыбке было теперь нечто явно угрожающее. Глядя ей в глаза, Эльза будто проглотила язык, не в состоянии вымолвить ни слова от давящей на неё физически ауры угрозы, исходящей от куклы напротив. А Ие были не нужны слова Эльзы. Склонив голову набок, она пугающе спокойно проговорила: — Я пыталась вас предупредить, но вы остались глухи к моим словам. Вы, фройляйн Либкнехт — убийца. Вы загубили уже двадцать восемь моих ни в чём не повинных родственниц — да-да, не делайте такое удивлённое лицо: все куклы друг другу родственны, разве что родные лишь те, кто был сделан рукой одного и того же мастера — вы загубили двадцать восемь кукол, и я не могу оставить это без внимания... — Н-но я же!.. — не выдержала и встряла Эльза. — ...не знали? — Уголок губ Ии приподнялся в издевательской ухмылке. — А разве вас не предупреждали? Вы достаточно умны, фройляйн Либкнехт, насколько я могу судить, и вполне могли бы понять посыл... если бы захотели. В конце концов, вы ведь тоже связаны с нашим миром. Вы могли бы хоть на минуту задуматься... Однако вы упустили свой шанс. С этими словами Ия приблизилась к Эльзе. Та было рефлекторно дёрнулась назад, но осознала, что не может пошевелиться. А Ия, шелестя юбкой своего ярко-голубого платья, запрыгнула ей на колени и, обхватив её лицо обеими руками, заглянула в глаза. В этот момент Эльза осознала: что бы они ни делала, она уже не сможет отвести взгляд от этой гипнотической голубизны. А Ия с непроницаемым выражением спросила: — Ваше имя? — Эльза Либкнехт, — ответили губы Эльзы, хотя её разум ещё не успел понять, что с ней происходит и чего именно от неё хотят. — Ваше имя? — повторила Ия, не меняя выражения лица, словно не услышала ответа Эльзы. И тут произошло нечто, чего она никак не ожидала: её губы снова против её воли стали произносить какие-то слова, на этот раз совершенно ей незнакомые, но отчего-то... родные? — Клаудия Малберри. — Ваше имя? — Виолетт де Уит. — Ваше имя? — ... — Ваше имя? — Марибель Хан. Едва она произнесла это, на лице Ии вдруг расцвела удовлетворённая улыбка. Слегка прищурившись, кукла склонила голову набок и проговорила: — Красивое имя. Была бы рада увидеться с вами лично, а не вот... так... Впрочем, кажется, мы с вами уже виделись. Не правда ли, Хан-сан?***
— ...и после этого я проснулась. Что думаешь, Ренко? Марибель отставила чашку, которую до этого в течение всего рассказа просто держала в руках, ни сделав ни глотка, и вопросительно взглянула на подругу. В то время как в её глазах читалось волнение, Ренко выглядела абсолютно невозмутимой: она задумчиво глядела в сторону, медленно потягивая свой кофе. Наконец, она оторвалась от чашки и вынесла вердикт: — У этих немцев частенько ужасно непроизносимые фамилии, даже хуже твоего имени, Мери. Марибель возмущённо надулась. — Да ну тебя, Ренко! — обиженно воскликнула она. — Я рассказала тебе всё это не для того, чтобы ты придиралась к чужим фамилиям! На лице Ренко появилась кривая смущённая улыбка, и она наконец-то отставила чашку. — Прости, — проговорила она, а затем подалась вперёд и, опершись подбородком на сложенные ладони, поинтересовалась: — Так ты думаешь, что этот сон — опять какое-то проявление твоей связи с тем миром, верно? Марибель смерила её долгим взглядом, будто пытаясь понять, насколько она серьёзна, а затем со вздохом взяла в руки чашку и наконец-то отпила подостывший чай. Ещё пару секунд она бессмысленно смотрела в стену, прежде чем тихо ответить: — Я не просто думаю, я уверена, что это связано с тем миром... точнее, с моим... "происхождением", — от этого слова Марибель невольно поёжилась. Ренко прикрыла глаза и понимающе закивала. — Ну, раз ты уверена, должно быть, это так, — сказала она, а затем, приоткрыв один глаз, заметила: — Значит, вполне может быть, что эта Эльза — ты в прошлой жизни. Впрочем, — Ренко выпрямилась и, откидываясь на стуле, с важным видом продолжила: — с этим тебе стоило бы обращаться к тем, кто хоть немного разбирается в твоей "истории". Например, — её губы изогнулись в коварной улыбке, — вдруг произнести это сложновыговариваемое имя рядом с твоим парнем: если у него случится истерика — это точно оно. Марибель в ответ на это "гениальное" предложение со скептичным видом вскинула одну бровь. — Ренко, я вообще-то его люблю, — как бы невзначай напомнила она. — Если у него от твоих "проверок" случится инфаркт... — Знаю-знаю, — беспечно замахала рукой Ренко. Затем она тяжело вздохнула и заметила: — И всё-таки он у тебя хиленький: сердце слабое, лёгкие плохие, рёбра царапают... Или он только в верхней половине у тебя дефектный, а ниже неплох, а, Мери? Ехидная улыбка лучше всяких слов доказывала и без того очевидный подтекст, и Марибель против воли слегка покраснела от подобных намёков. И всё-таки она взяла себя в руки, чтобы криво улыбнуться и поинтересоваться: — И не надоели тебе эти шуточки, Ренко? Голова от них не болит? Ренко осеклась, и на секунду её лицо исказилось гримасой... смущения? В следующий миг она тяжело вздохнула и, выпрямившись, проговорила: — Засчитано. Она взяла в руку чашку и, допив кофе, поставила обратно на стол. После правая рука Ренко потянулась к основанию шеи, чтобы тыльной стороной ладони подцепить волосы снизу и, медленно проведя по всей длине, слегка их подкинуть. Марибель при виде этого жеста чуть улыбнулась: её забавляло то, как Ренко обращалась со своими волосами с тех пор, как их отрастила. А Ренко тем временем заговорила вновь: — Кстати, меня в твоём рассказе заинтересовал один момент: ты говорила, что во сне будто бы была этой Эльзой? — Не совсем, — поправила Марибель и отпила чаю. — Скорее уж я... ну, наверное, видела мир её глазами, но в то же время не была ей в полной мере. Это было... вроде симулятора реальности? — Марибель наконец-то допила чай и, задумчиво глядя в пустую чашку, проговорила: — Я слышала все её мысли, чувствовала переживания, но в то же время оставалась собой, полностью осознавая себя Марибель Хан. Именно поэтому мне было вдвойне жутко, когда в конце Ия обратилась именно ко мне — она смотрела в глаза Эльзы, но видела в них меня, — заключила Марибель и зябко поёжилась. После того, как она закончила, Ренко некоторое время задумчиво глядела куда-то вверх и в сторону, полностью погружённая в свои мысли. Наконец, она вдруг с глубокомысленным видом изрекла: — Кажется, ты в этом сне практически попробовала симулятор жизни Якумо Юкари... Марибель растерянно моргнула, а затем склонила голову набок и лишь протянула: — Э-э... А Ренко, похоже, охваченная этой гипотезой, внезапно вскочила с места и с возгласом "Надо это проверить!" перегнулась через стол. Марибель от неожиданности отпрянула, в то время как Ренко, глядя ей прямо в глаза, с самым серьёзным видом отчётливо произнесла: — Юкари — старая карга! Ренко ещё несколько секунд стояла перед Марибель с предвкушающей улыбкой, в то время как Марибель недовольно смотрела на неё в ответ. Наконец, последняя слегка отклонила корпус, одновременно отворачивая голову и не сводя глаз с подруги, и аккуратно отодвинула её от себя рукой. — Соблюдай границы, Ренко... — тяжело вздохнула Марибель, и тут же скривилась, осознав, каким каламбуром является эта фраза в контексте бесед о Юкари. Ренко усмехнулась и, скрестив руки на груди, плюхнулась на стул. А в следующий миг она вдруг с ойканьем схватилась за затылок. Порывшись в воротнике рубашки, она выудила оттуда некий маленький круглый объект и, вытянув в руке, под наблюдением Марибель придирчиво осмотрела со всех сторон. — Вишнёвая косточка... — вынесла вердикт она. — Учитывая, что рядом нет вишен... Видимо, она и сейчас наблюдает, — сделала вывод Ренко и криво улыбнулась. Марибель с видимым раздражением фыркнула. — Здорово, — сухо произнесла она. — Только вот от этой информации мне ни разу не лучше, и я бы предпочла этого вообще не знать. И вообще... — Марибель скрестила руки на груди и, опустив глаза, тяжело вздохнула. — Меня эта ситуация беспокоит. Не с Юкари (хотя она тоже нервирует), а со всеми этими куклами. Я имею в виду, — продолжала она, заметив, что Ренко внимательно слушает, — что Ия явно намекала на какое-то возмездие за поступок Эльзы. Конечно, я понимаю, как Эльза себя чувствовала — когда она вспоминала о смерти Азами, я не могла не почувствовать себя так же, как тогда, — на этих словах Марибель сжалась, невольно прикусив нижнюю губу. Ренко сочувственно взглянула на неё и протянула было руку, но Марибель вдруг резко мотнула головой и решительно продолжила: — Но я понимаю, что с точки зрения куклы её действия непростительны. И, учитывая, что Ия остановилась именно на мне, я... Я боюсь, — призналась Марибель, вновь съёжившись, отчего она вдруг стала казаться меньше, чем была на самом деле. — Я боюсь, что оно вдруг случится со мной сейчас, когда после всего пережитого я наконец-то могу сказать, что счастлива. Я боюсь, что всё снова сломается, что всё снова станет плохо, хотя на этот раз нет моей вины. Я боюсь... — Мери, — прервала её Ренко, положив руку ей на плечо и серьёзно глядя в лицо. Марибель подняла на неё глаза, и Ренко едва не вздрогнула от того, какая мольба в них читалась. Она постаралась взять себя в руки и продолжила: — Я прекрасно понимаю, каково тебе. Я знаю, что ты пережила... много всего ужасного, — на этих словах Ренко не выдержала и опустила глаза. Затем хватка на плече Марибель стала сильнее, и Ренко решительно проговорила: — Но всё-таки я с помощью логики постараюсь развеять твои беспокойства и доказать, что твои страхи сейчас беспочвенны. Поэтому... просто выслушай меня сейчас, пожалуйста, ладно? Ренко подняла взгляд на Марибель и как можно более ободряюще улыбнулась. Марибель смотрела на неё с какой-то мольбой, явно не собираясь перебивать. Тогда Ренко, сделав глубокий вдох, начала: — Итак, для начала давай вспомним, как выглядела эта Ия. Уже по твоим описаниям она напоминает кое-кого, не находишь? — Ренко слегка улыбнулась на быстрый кивок Марибель. — Хорошо. Думаю, ты подумала о том же, о чём и я. Значит, если они так похожи, очень возможно, что это и есть та самая "встреча", о которой Ия говорила в конце твоего сна. Даже обращение очень похоже, не так ли? — на ещё один кивок Ренко также кивнула в ответ и, погладив подругу по плечу, отодвинулась на своё первоначальное место. Видя, что Марибель немного успокоилась благодаря её словам, Ренко развела руки и жизнеутверждающе заключила: — А если даже я вдруг умудрилась ошибиться и произошедшее с тобой — не та самая "месть", теперь мы уж точно сможем тебя защитить от любой кукольной угрозы. Обратимся к Хине, чтобы она поговорила со своими дальними родственниками, или, если они не захотят решать дело полюбовно, натравим на них Алису. Без поддержки не останемся, не волнуйся! — ободряюще заявила Ренко, подняв большой палец вверх. Выслушав её, Марибель слабо, но с искренней благодарностью улыбнулась. И стороннему наблюдателю было бы очевидно, как её приободрила речь подруги, а уж сама Ренко и подавно понимала это. Видя это, она решила закрепить результат: потянувшись к Марибель через стол, она потрепала её по голове и с лучезарной улыбкой заявила: — Да и вообще, не волнуйся, Мери! Ты же знаешь, что ты не одна: у тебя есть те, кто тебя поддержит, кто защитит и, если не сможет сделать это сам, найдёт способ устранить угрозу с помощью других знакомых. Мы тебя в беде не бросим; я тебя ни за что не брошу, — улыбка Ренко стала мягкой, она постаралась выразить в ней и в словах всю теплоту, которую чувствовала к подруге. А Марибель от её слов слегка покраснела и с улыбкой тихого счастья ответила: — Спасибо, Ренко... Ты самый лучший друг, который только мог бы у меня быть... Ренко на это горделиво усмехнулась и, поправив шляпу, заявила: — Психологическая помощь доктора Усами всегда к вашим услугам! Очаровательных блондинок обслуживаем бесплатно, — добавила она, хитро подмигнув. Марибель хихикнула в кулак, доказывая, что окончательно успокоилась. Тогда Ренко решила позволить себе ещё одну вольность: она подсела ближе к подруге и, приблизив лицо к её уху, заговорчески шепнула: — А всё-таки ты попробуй сказать имя той девушки при Исао. Как-нибудь внезапно, когда он не будет готов. Чисто в качестве эксперимента! — замахала руками Ренко, отодвигаясь под суровым взглядом Марибель. Та лишь тяжело вздохнула и, закатив глаза, проговорила: — Иногда мне кажется, что ты на пару с Юкари хочешь его убить... Ренко на это положила руку на сердце и патетически заявила: — Вовсе нет! Я ни разу не желаю ему смерти, да и вообще я его люблю — больше только тебя люблю и бабулю, во! Марибель на это заявление вскинула брови и пробормотала: — Да уж, иногда я понимаю, почему ты его пугаешь... В любом случае, — с мягкой улыбкой продолжала она, — я рада, что ты сегодня смогла прийти и что поддержала меня. Это и правда очень много значит для меня. Спасибо, Ренко... Ренко с улыбкой вздохнула и, взяв её за руку, заверила: — Для тебя я всегда буду рядом, Мери. И в этот момент обе не сомневались, что именно так оно и будет.