Пламя, Пляшущее на Курганах Предателей

Кагыр стонал. Он чувствовал, как крошки камня покрывают его лицо маской, как в воздухе звенела тревожная тишина, которую он боялся прервать, как вытекала из него кровь. Кагыр довольно ухмыльнулся: все же он смог задержать убийцу, гонящуюся за Цири. Он смог протянуть время, чтобы она спасла себя и Ангулему. Они долго сражались, кружась по зале, нильф и наемник. Они смотрели друг другу в глаза и понимали, кто умрет здесь, в замке Стигга. Кто из них достигнет Цири. Кагыр, увидев мастерство соперника с рыбьими глазами и внушительной фигурой, которая двигалась быстро и плавно, был ошарашен: мог ли нильфгаардский рыцарь противостоять вероломному убийце, на чьей шее висели ведьмачьи медальоны в качестве трофея? Он знал, что не сможет победить его, и старался тянуть время: Кагыр не подпускал его к выходу из залы, по которому убежала Цири, блокируя его собой; он был готов к смерти и уже не опасался разящих взмахов меча, норовящихся изрубить его на куски, но мечник не оказал ему такой чести: он тяжело ранил его и, оставив умирать, помчался за Цири. Кагыр прошипел. Он не знал, сколько времени уже лежал здесь: минуту, две, час, день… Сознание его еще не покинуло, но и кровотечение было замедленно плотно перетянутым кожаным дублетом под латами: нельзя было определить точно. Если бы не наспех сделанная перевязка, то он бы протянул не более часа. И все это время его снедали мысли лишь об одном: что сталось с Цири? Настигнул ли ее убийца? И что стало с Геральтом? Что за грохот разразился в замке, коля уши и сотрясая каменные стены? Он глядел на свой шлем, валяющийся недалеко. Раньше он казался живым символом не только мощи Нильфгаарда, а его собственной, Кагыра Маур Дыффин аэп Кеаллаха, силы и грозности. Он, по заповеди матери, как подобает истинному «черному», несся на ненавистных нордлингов, выкашивая их сотнями, если не тысячами. Сейчас же черные крылья птицы казались ему настолько паршивыми и отвратительными, что он отвернулся. Кагыр вновь простонал, потряхивая головой; крошки нехотя сползали с лица. Вдруг он услышал множественные шаги, гулом проносящиеся по опустевшему замку. «Будь ли это Геральт, Цири или даже сам император — мне все равно не жить». Шаги приближались, слышались голоса, с отвращением выплевывающие слова с грозным акцентом. Нильфгаардцы. Кагыр вздрогнул и сник. «Какая разница, от чьего меча принимать смерть?» Но тут его озарило: если нильфы расхаживают в замке, значит, главный враг повержен! Это давало надежду на то, что Цири и Геральт все еще живы. Солдаты заглянули в его залу и, осматривая алебастровые статуи, мимолетно взглянули на Кагыра, приняв его за мертвого. «Пусть лучше они отведут меня к офицерам, — подумал он. — У меня будет шанс узнать, кто выжил». Он протяжно простонал, и солдаты уже глядели на него пристально. Они быстрыми шагами поднимали пыль и размазывали по полу кровь, и, глянув на шлем с хищной птицей, хмыкнули. Молча осмотрев Кагыра, они подняли его и потащили. Они терпеливо выслушивали охи и стоны, но неминуемо вели его вниз. Здесь, в коридорах, было оживленно: нильфгаардцы осматривали каждую комнату, а какие-то из них уже отмывали. «Значит, кто-то важный. Но зачем оставаться здесь?..» К ним подскочил офицер. — Живой еще? — спросил он на диалекте. — Магика бы какого-нибудь позвать, что-ли, — буркнул несший его солдат. — Наш вроде. — Наш? — офицер впился в мертвенно-бледного Кагыра. — Почти, — еле слышно прошептал он. — Как это — почти?.. Ладно, без тебя дел хватает, — офицер махнул рукой. — Усадите его и позовите магика какого-нибудь, в самом деле. Кагыр охнул, когда его усадили на мраморную скамью. Солдаты с интересом глядели на него. Сотни мыслей проносились в его обескровленном мозгу, но ни за одну он не мог ухватиться. Выжила ли Цири, Геральт, Регис и Ангулема? Нашли ли они ту чародейку? И что здесь забыли нильфы? Мимо него пронесли белое тело Ангулемы; сейчас она напоминала алебастровые статуи женщин, что были свидетельницами кровавой бойни. Его перевязали, замедлив кровотечение, и, приставив еще одну скамью, уложили. Веки смыкались, а перед глазами выстилалась муть и туман, но Кагыр пытался отогнать от себя видения и сон. Ему было жизненно необходимо узнать, чем закончилась бойня в замке Стигга. После этого он готов — если на то будет воля его соотечественников — вернуться в Нильфгаард и, объявив себя выжившим, пойти на эшафот за предательство, нанеся и без того огромный ущерб репутации семьи. Он был готов уже подохнуть здесь — пусть его зарубят его бывшие братья — но только после разговора с Цири или Геральтом или свидания с их трупами. Он долго пролежал на скамье, пока его не увели в комнату. Кагыр еле держался на ногах, но не мог себе позволить сесть в присутствии императора Нильфгаарда Эмгыра вар Эмрейса, Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудда, Белого Пламени, Пляшущего на Курганах Врагов. Он лишь покорно склонил голову, не в силах более ничего сделать. Император холодно смотрел на него. — Ты понимаешь свое положение, Кагыр? Понимаешь, какая ответственность лежит сейчас на каждом сказанном тобою далее слове? Кагыр кивнул, не поднимая глаз. — Стоило мне подняться по залитой кровью предателей лестнице, как мне сообщили о найденыше-нильфгаардце, которому принадлежит шлем с крыльями хищной птицы. В ходе приватной беседы с небезызвестным тебе ведьмаком я узнал, какой именно подданный империи здесь оказался. Меня не сильно беспокоят причины твоего провала на Таннеде. Последствия — вот что меня заботит. Вкупе всего, что произошло до сего момента, я мог бы лишь догадываться, каким образом ты оказался здесь вместе с Цириллой, ведьмаком, двумя чародеями и полчищем наемников, но, к счастью, все мои неверные догадки пресек Геральт. Кагыр облегченно выдохнул, чем вызвал одновременно раздраженный и заинтересованный взгляд Эмгыра. — Все же ты потерял свой шанс на неполное, но искупление уже давно, и все же примкнул к ведьмаку, чтобы вернуть Цири — и явно не в лоно Нильфгаарда. Я понимаю мотив: Геральт, видимо, спас тебе жизнь, и ты решил последовать за ним в качестве оплаты. Но для кого? Для кого ты хотел вернуть ее? Этот вопрос повис грузом в воздухе, сминая все мысли. Кагыр поднял голову и посмотрел императору прямо в глаза; его встречал взгляд, сквозящий раздражением и удовлетворением. — Для себя. Это прозвучало как приговор. Эмгыр откинулся на спинку стула, испытующе глядя на Кагыра. Но тот хранил молчание. — Я возвращаюсь в Нильфгаард с Цириллой — живой и здоровой. И твой вклад в ее спасение мне известен. Посему, в знак доброй воли — в расценке минувших и сегодня случившихся событий — и по пламенным способствованиям Геральта я дарую тебе последнюю волю. Но на прощение и сохранение жизни даже и не надейся. Голова Кагыра гудела. Он почувствовал, как рана открылась вновь, и силы в буквальном смысле покидали его. Он глядел на императора неверующим, бестолковым взглядом, не зная, на что рассчитывать и что сказать. Кагыр даже не знал, что думать. — Позвольте мне поговорить с ней, — тихо, но твердо сказал он, не отводя взгляда. У глаз Эмгыра собралась сеточка морщин, и он небрежно сказал: — Где ты предпочитаешь умереть? Кагыра не тронул этот вопрос: он был готов к смерти еще несколько часов назад при встрече с преследователем Цири. — Где? — требовательно повторил император. — Со всеми почестями, достойными предателя, на эшафоте в Нильфгаарде, или же здесь, где свидетелями будут лишь немногочисленные зрители, которые позабудут о тебе через пару мгновений? — Как его императорскому величеству будет угодно, — тускло ответил Кагыр. — Я просил ваше императорское величество лишь об одном: встрече с ней. С Цириллой. Эмгыр хмыкнул. — Мы скоро отбываем. Если она того хочет, то ты поговоришь с ней. Уведите его. В комнату вошли два солдата и, подхватив Кагыра, вытащили в коридоры, все еще усыпанные каменной крошкой и кровью. У него вновь закружилась голова, и он повалился бы, если не руки солдат. Его повели вниз — туда, откуда вся братия Геральта начала свое предприятие по спасению Цири. Немного придя в себя, он пытался разглядеть белые макушки, но видел лишь черный металл шлемов. Его спустили к самому выходу по лестнице, скользкой от крови. Воздух утяжелял металлический запах и копоть от сорванных гобеленов и полотен, подожженных ранее в качестве освещения. На него смотрели десятки пар глаз, и взгляды эти ничего не выражали: ни злости, ни понимания, ни участия. Для них он счастливчик, которому повезло выжить в этой бойне. Но вскоре они узнают, что он — умерший Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах, предавший своего императора и косвенно искупивший свою вину. Но вдруг он увидел ее: ту, из-за которой началась война. Ту, из-за которой погибали сотни тысяч. Ту, из-за которой Кагыр пережил столь многое и ужасающее, что кровь стынет в жилах. Ту, ради которой он возложил на алтарь репутацию своего рода и свою жизнь. Ту, за которой он сюда пришел. Она была разбита: ее окружали нильфгаардские солдаты и офицеры, которые должны были стать ее подданными, но они были ей до омерзения чужды, и она с ненавистью глядела на каждого из них. Взгляд скользнул по Кагыру, и ее лицо исказила гримаса еще больших страданий. Возле нее вскоре вырос Эмгыр вар Эмрейс. Цири подошла к Кагыру после того, как император что-то шепнул ей. Она огрызнулась, но все же подошла к израненному, изувеченному и обличенному ночному кошмару, преследовавшему ее как хищник все эти годы. — Цири… — начал Кагыр, но он не знал, что сказать далее. Он посчитал, что любое слово, любой звук должны помочь ему удержать ее хоть на мгновение, ведь ради этого он сюда прибыл. Ради этого он прошел через огонь и кровь. — Я знаю, — печально сказала она. — Знаю, что ты помог Геральту. Но я также помню, что ты сделал. Она добила Кагыра. Добила жестоко и несвоевременно — это нужно было сделать еще на Таннеде, а не оставлять шрам на память. Но тут он заметил и ее увечье, уродующее прекрасное, с точеными чертами лицо, и это кольнуло его еще больнее, чем рана, оставленная преследователем Цири. — Прости… — жалко прошептал Кагыр. Не этого он хотел. Не этого он ожидал. Но этого он заслужил и получил. Цири будто бы и не заметила его слов. — Не покидай их, — в ее покрасневших глазах вновь застоялись слезы. — Ты — единственный, кто у них остался сейчас. Не смей покидать их, слышишь? Иначе я вернусь и убью тебя. — Значит, Геральт жив? — он облегченно выдохнул. — Я клянусь, миледи, — слишком тихо и пылко ответил Кагыр, но этого хватило, чтобы на мгновение успокоить ее. Она, не сказав ничего, развернулась и тихо, небрежными и вялыми шагами направилась к Эмгыру, оставив Кагыра с тяжелым сердцем. Он не сможет выполнить данное обещание, как не смог сделать этого и для императора. Вдруг Эмгыр прижал Цири к себе, как одеревеневшую куклу, и аккуратно, даже боязливо гладил ее по волосам, спине. Губы его шевелились, шепча что-то доступное только ей. Кагыра кольнула ревность, и его встряхнуло: как это чудовище может дотрагиваться ее? После всего того, что он сделал, чтобы достать ее и увезти в свою гнилую империю? У Кагыра на мгновение возникла мысль выхватить меч у близстоящего солдата и проткнуть тело этого гнусного убийцы и мучителя, освободить от страданий сотни тысяч людей на всем Севере и Юге, прекратить эту бессмысленную экспансию. Эта мысль стала крепчать. Он начал присматриваться к солдатам. Один шаг, звон меча, вынимаемого из ножен. Еще по меньшей мере четыре подскока, но сделать нужно все быстро, чтобы Эмгыр не подставил под лезвие Цири. Тогда три подскока. Ткнуть под ребра: как раз руки Цири находятся строго по швам. Он не ранит ее и убьет императора Нильфгаарда. Все равно Кагыр нежилец. Посему нужно использовать все возможное, чтобы прожить последние мгновения не зря. Стоило ему собраться с мыслями и потянуться к ножнам солдата, как все вокруг пришло в движение, и только потом до слуха Кагыра дошло: «По лошадям!» Он посмотрел на Цири, пепельный остов, которого огибают потоки черного металла. Никто не тащил ее, уволакивая в Нильфгаард: она стояла и смотрела растерянно и благодарно вслед Эмгыру. Кагыр так и не смог понять, почему император Эмгыр вар Эмрейс оставляет в покое ту, ради которой он начал кровопролитие, ради которой он пожертвовал тысячами. «Ты сама последишь за Геральтом и чародейкой. В Нильфгаард вместо тебя еду я», — промелькнуло в его голове. И, как подтверждение мыслей, его взяли под мышки и потащили к выходу. Он в последний раз кинул взгляд на Цири, на ухищренного жизнью и страданиями ребенка, чья жизнь только что была помилована. Ему показалось, что она кивнула ему в прощание. Кагыру связали руки и усадили на лошадь Геральта, которую любезно отвел в стойла один из наемников после встречи с убедительно-любезным Регисом. Ехал он рядом с офицером, который предусмотрительно перевесил меч на другой бок. Ехали они долго. Постепенно за спиной Кагыра начал таять замок Стигга, где он оставил мертвыми Мильву, Ангулему и предположительно Региса, выжившего Геральта и Цири, столь недосягаемую, желаемую и даже до безумия вожделенную. Кагыр смахнул предательски выступившие слезы: ему придется смириться, что каждая его встреча с Цири мимолетна и губительна в последствиях. И сейчас их прощание прошло среди крови, пыли, страха и нильфов. Они давно оставили плоскогорье, где располагался замок Стигга. Даже когда стало смеркаться, они не остановились. Вдали показались огни и сотни стягов, сливающихся с чернеющим небом. Лагерь. Он расположился на берегу небольшой речушки. Небольшой лагерь, большинство шатров которого были огромны и богато расшиты. Весь отряд Эмгыра расседлался и большинство почтительно рассыпалось по своим шатрам или кострам, где дымились чаны с едой. Только сейчас Кагыр увидел Стефана Скеллена в кандалах, ведомого напрямик за императором. Кагыра отвели к одному из костров и, налив из чана супа, усадили. Он небрежно скреб ложкой дно деревянной тарелки и, не выдержав, выпалил: — Зачем все это, если вы казните меня? На него насмешливо глянули, но ничего не ответили: солдаты были поглощены едой. Он внимательно следил за шатром императора, куда только что увели Скеллена. Он пытался понять, что там происходит, но шелк шатра оказался непроницаем, а звуки растворялись в гоготе и разговорах солдат. Кагыр тоскливо глянул в сторону замка Стигга; его начало потрясывать. По дороге его вновь перевязали, но куртку не выделили — луна огромным диском возникла в небе, столь яркая, что слепила глаза. Она была необычайно красива и на удивление пепельна. «Как Цири». — Пошли, — пробурчали над ним. Его потянули наверх, но дальше он пошел сам, нетвердо перебирая ногами. Его привели к речушке, и в отражении ее плавала луна, близнец небесного диска. Поодаль стоял Эмгыр вар Эмрейс, задумчиво глядящий в водную гладь. Когда они остались одни, Кагыр спросил: — Почему вы не убили меня там? — Ты отдал мне свою смерть на милость, — не отрывая взгляда от речушки, сказал Эмгыр. — Я не хотел казнить тебя перед Цири — девочка слишком много насмотрелась крови. Возможно, я повешу тебя в Нильфгаарде и протащу тело вплоть до Виковаро. А может, по пути выкину тебя в канаву. Но скорее всего ты умрешь здесь. Кагыр смиренно склонил голову как на отсечение. — Окажите мне последнюю милость, ваше императорское величество, — становясь на колени, прокашлял Кагыр. Эмгыр с насмешкой глянул на него. — Ты уже использовал мой дар. С теми словами он ушел, оставив Кагыра стоять на коленях у берега речушки, в которой сияла пепельная луна. Позади послышались тяжелые шаги и скрежет лат. Кагыр не поднял взгляда: он всматривался в отражение луны, будто боясь, что оно исчезнет без его ведома. Над гладью пронесся звон стали, вынимаемой из ножен. — Вытяни голову и чуть склонись. «Цири — дитя Старшей Крови. Возможно, есть вселенная, где есть другой я. Возможно, она встретит меня, другого, там, в другом мире. Возможно, что тот Кагыр не повторит моей судьбы». — Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах, — прозвучало сверху, — я, Гисслен Уйры аэп…. — Во имя Великого Солнца, — мученически вздохнул Кагыр, — кончай уже дело. Он вновь обратился к луне, думая о Цири. Вскоре по глади речушки прошлась рябь, а голова, скатившаяся ко дну, оставила за собой кровавый след.