Ленты

      Длинные шелковистые пряди в его руках оказались непривычно тяжёлыми и переливались, как будто были выкованы из столь любимого всеми драконами, независимо от количества голов и цвета чешуи, металла. Может, поэтому их обладатель так ревностно следил за тем, чтобы никто не прикасался к его шевелюре и ухаживал за ней в два раза тщательней и упорней, чем за остальными частями своего облика. Даже Табаки, которого Лорд подпускал к себе ближе всех и прощал многое, не рисковал лишний раз дотронуться до главного сокровища одноголового дракона. Но сегодня явно был особенный день.       Все остальные обитатели Четвёртой ушли на обед, оставив их вдвоём. Лорд отказался идти, объяснив свой отказ банальным нежеланием, а Табаки не смог с места сдвинуться, потому как Золотоголовый положил голову ему на колени, что делал крайне редко. Он вообще не любил прикосновения к себе и сам редко к кому-нибудь прикасался без желания причинить боль. А тут даже на робкую просьбу дотронуться до волос ответил положительно, кивнув и тут же забыв об этом.       Такие моменты, как этот, полагалось ценить. И Шакал ценил, сохраняя полную неподвижность, пока состайники, переговариваясь, покидали спальню, а Лорд безмятежно курил какую-то самокрутку, оставленную Стервятником в качестве подарка недели две назад, стряхивая пепел в заботливо подставленную Македонским пепельницу и выдыхая дым в потолок. Иногда он затягивался и не спешил выдыхать дым, тогда тот покидал организм Золотоголового через ноздри, делая его ещё больше похожим на задремавшего дракона. Или скорее на затаившегося в засаде.       Табаки любовался этим молча, перебирая пряди Лорда и про себя складывая очередную песню о том зрелище, что сейчас открылось перед его глазами. Получалось не очень. Все слова были не те, слишком ущербные и неподходящие, а если и находились нужные, то сложить их в строчки было ещё сложнее. Куплеты оказывались неказистыми и некрасивыми, но Шакал не сдавался. Ему хотелось сделать песню совершенной, а потом спеть её Лорду — и ни кому больше. Тот лукаво и вместе с тем рассеянно улыбался не то состайнику, не то самому себе. Иногда он кривился, если Табаки неосторожно дёргал его за волосы, но молчал, а взгляд его, затянутый дымкой, не менял выражения.       Табаки плёл ему косу, отдалённо напоминавшую драконий не то хребет, не то хвост, как плёл свою песню. Причёска у него получалась лучше. Он вплетал в неё разноцветные ленты и тесёмки, которые извлекал из своих многочисленных карманов. Его не заботило, откуда они взялись в таком количестве. Это казалось Шакалу естественным и не вызывало вопросов ни у него, ни у Лорда, совсем не следившего за тем, что творит его дорогой состайник.       Завершение своей работы Табаки отпраздновал громким визгом, даже грозный взгляд Лорда его не остановил. Да, всё, что он вплёл в золотистые волосы, совсем не гармонировало и смотрелось чересчур вырвиглазно. Но зато ни одной прядки, ни одного волоска не выбилось из косы, которая оказалась неожиданно прямой и ровной. Шакал ласково провёл ладонью по косе, любуясь на прекрасное творение рук своих. Взгляд его внезапно зацепился за полупрозрачную ленточку, немного выбившуюся и тем самым испортившую всю композицию. Табаки нерешительно дотронулся до неё, гадая, как исправить эту маленькую погрешность.       Лента превратилась в пепел под его прикосновением. Ошеломлённый и ничего не понимающий Шакал провёл ладонью по месту, где она была буквально мгновение назад. И в ужасе отпрянул, когда прядь волос Лорда, изрядно потускневшая и будто бы обесцвеченная, осталась в его руке, будто прилипла к ней. Все украшения исчезли, растаяли, как морок. Золотоголовый, которого так назвать теперь можно было только в насмешку, быстро принял сидячее положение и повернулся к Табаки, вцепился в его предплечья с отчаянием утопающего, причиняя неожиданно сильную боль. Шакалу показалось, что он услышал тихий хруст собственных костей, но это не имело никого значения, потому что Лорд, утративший половину своих прекрасных волос, будто его стриг тупыми ножницами какой-то безумец, смотрел в его глаза с нечеловеческим ужасом, весь наркотический дурман исчез из его взгляда, ставшего кристально чистым и оттого ещё более пугающим. Табаки с трудом сглотнул, пытаясь прогнать ком в горле и прийти в себя. С состайником происходило нечто странное и страшное. Исчезла его роскошная одежда, наверняка стоившая больше, чем все вещи Табаки вместе взятые. Вместо неё была странная мешковатая роба, совершенно не подходящая ему и пахнувшая какой-то дрянью, чем-то похожим на Могильник. Взгляд его стал затравленным, как у загнанного в ловушку и потерявшего всякую надежду на спасение зверя. Ничего от Лорда, к которому привык и которого любил Табаки. О том, что это всё ещё он, напоминал лишь серый цвет глаз и хватка, ничуть не ослабшая.  — Помоги мне! — просил Лорд с такой мольбой в голосе, что даже не верилось в то, что это он. — Спаси меня, Табаки! Вытащи отсюда, вытащи…       Шакал замер, впервые не зная, что сказать. Краем глаза он заметил, как выцветают разукрашенные стены спальни Четвёртой, становясь непривычно белыми. Исчезало всё, что было в комнате, бесследно растворялось в воздухе. Стена за спиной не-Лорда стала чёрной или вовсе исчезла, обнажив тьму. Не-Лорд сжал руки ещё сильнее и приблизился, будто пытаясь оказаться как можно дальше от неё.       Табаки рванулся из хватки состайника и, освободив руки, обхватил ладонями исхудавшее лицо не-Лорда и приблизил к себе.  — Я обещаю, я сделаю всё, чтобы вытащить тебя, — горячо зашептал он, зная, что состайник ловит каждое его слово и запоминает. — Я обязательно помогу, только дождись меня, Лорд!..       Из тьмы вытянулись тонкие ленты, мгновенно обвившие конечности и шею не-Лорда. Ужас в его глазах стал невыносимым, когда он осознал, что его утягивают прочь, а Табаки не может удержать его. Шакал упорно тянул на себя, но когда ему стало понятно, что сопротивление невозможно и лишено смысла, он рывком притянул к себе не-Лорда и поцеловал, стукнувшись с ним зубами. Состайник от неожиданности прокусил ему губу, но это ничего не значило ни для кого из них. В следующее мгновение тьма гибкой лентой, непроницаемо-чёрной, оплела грудь не-Лорда и рванула прочь от Табаки. Тот не смог даже на мгновение задержать его и только наблюдал за тем, как состайник исчезает, глядя на него с мольбой и надеждой. Надеждой, которую Шакал не мог не оправдать. Он машинально облизнулся, слизывая с губ свою же кровь и непонятный, но неприятный привкус каких-то лекарств, оставленный Лордом.       Этот привкус не исчез даже когда Табаки проснулся. Не исчезли и следы прикосновений Лорда, постепенно наливающиеся синевой. Шакал засомневался, был ли это обычный горячечный сон. Слишком много подробностей для бреда или сновидения. Слишком реально.       Помоги мне!..       Табаки укутался в одеяло плотнее, чувствуя, как снова слипаются веки под тяжестью очередного сна. Болезнь не отступила от него ни на шаг, по-прежнему удерживала в своих неприятных объятиях. Но последние слова Лорда из сна звучали в голове, как раскаты грома, не давая забыться. «Я спасу тебя. Я обязательно тебя спасу и верну, чего бы мне это не стоило.»       И Табаки даже знал, каким образом провернёт это. Оставалось лишь найти подходящий камень, белую краску и как-то уговорить Стервятника отдать на время его стремянку. «И попросить кого-нибудь постоять рядом,» — подсказал здравый смысл. Шакал сонно кивнул. Да, в таком состоянии он не сможет удержаться на стремянке самостоятельно и непременно рухнет в самый ответственный момент. А кроме него никто не сможет помочь Лорду выбраться из того филиала не то Ада, не то Могильника, куда Золотоголового занесла очередная алая полоска в его личном деле. «Дождись меня, Лорд…»       Табаки провалился в сон. На этот раз — самый обыкновенный.