Желания

— Так чего ты желаешь, Дазай-кун? — Мори спрашивает мягко, чуть растягивая гласные, как будто задает вопрос только из любопытства, как будто пистолет, упирающийся ему под подбородок, ничуть его не волнует. Дазай ерзает, сжимая коленями чужие бедра сильнее, но руки у него не дрожат — он точно знает, чего хочет и как это получить. Мори умен, талантлив и влюблен в опасность — Дазай практически очарован. — Я хочу себе ваше кресло, — говорит он вполне серьезно. — Мое кресло? — смеется Мори и почти невинно гладит его по щеке, убирая в сторону каштановые пряди. — Или, может быть, меня самого? Так заигрывают дешевые шлюхи в пыльных переулках; от слов размалеванных девиц Дазая тошнит, от интонаций Мори напряжение скапливается в паху, как будто огненные змеи свиваются в гордиев узел, и он не считает нужным отвечать, но ведет вверх до тех пор, пока дуло не замирает напротив улыбчивого рта. Мори нечитаемо усмехается и размыкает губы, позволяя просунуть ствол глубже, наверняка оцарапав выступающей мушкой нёбо. От осознания того, что его палец лежит на спусковом курке, Дазаю становится жарко, черные брюки кажутся тесными. Жизнь Мори Огая, короля всего преступного мира Йокогамы, теперь в его власти, и это пьянит, наполняет тело небывалой легкостью — волшебная иллюзия покорности только для него, разве мог он просить о лучшем подарке? — Если я выстрелю, вы умрете, — шепчет Дазай торопливо, надавливая пистолетом сильнее, пока спусковая скоба не упирается в нижнюю челюсть, и почти в экстазе наблюдая, как Мори закатывает глаза и вцепляется в его плечи. — Шинигами придет за вами раньше, чем за мной, ну что за разочарование. В алой радужке пляшет знакомый азарт — о, Дазай понимает его прекрасно, отлично понимает, каким сладким бывает ожидание пули, ожидание собственной смерти, каким непередаваемым ощущением наполнены секунды, вязко стекающие со стрелки часов! Дазай для Мори личный наркотик, что-то вроде русской рулетки, в которой разрешено мухлевать, но все равно невозможно предсказать результат. Сглатывать Мори наверняка неудобно — струйка слюны стекает из уголка рта. Дазай завороженно смотрит, как с подбородка срывается капля и падает на воротник белой рубашки, ему хочется выстрелить, ему хочется обагрить белизну кровью, ему хочется заменить пистолет чем-нибудь более подходящим — он не уверен, что следует выбрать. Мори ему интересен — как кубик-рубик, как неведомая головоломка, как лабиринт минотавра с кучей ловушек и чудовищ, живущих в его стенах, Мори единственный, кто вызывает в нем что-то, кроме презрительного равнодушия. Дазай называет это чувство желанием уничтожить, холит и лелеет его в себе, как самый красивый цветок, — но он пока не готов его сорвать, поэтому заставляет оружие покинуть горячий рот. — Мое кресло тебе пока не по росту, — Мори снова посмеивается, но дыхание у него частое и тяжелое, и их лица достаточно близко, чтобы влажные выдохи оседали у Дазая на щеке. — Но что ты думаешь про место в пятерке Исполнителей? Мори — чудо из чудес, восхитительный игрок, способный получать удовольствие и от победы, и от поражения; Дазай представляет, как пуля пробьет ему череп, пройдет сквозь гениальный мозг, превратив его всего лишь в безжизненный кусок плоти, и возбуждение разливается в крови дорогим алкоголем, невероятным восторгом — он с трудом уговаривает себя сдержаться. Еще не время — но он позволяет себе помечтать пару мгновений о том, как Мори будет сломанной куклой лежать у его ног, неподвижный и холодный, прежде чем перевести взгляд на настоящего — живого и теплого, чьи прикосновения обжигают даже через ткань. — Я думаю, — произносит Дазай убежденно, — мы сможем договориться. И сам прижимается губами к мокрому стволу, слизывая уже остывшую слюну с едва заметным привкусом табака — это могло бы быть отвратительно, но зрачки Мори расширяются, как от экстази, и такая реакция вдвойне стоит отложенного наслаждения — Дазай тоже знает, как получить выгоду для себя, пусть даже ситуация сводится к пату. Дазай не станет стрелять — пока не станет, пока Мори осмеливается вести с ним безумную игру, пока Мори не допустит ошибку в их партии, Дазай возьмет все, что Мори способен ему дать — включая его самого, а от мыслей, что случится после, кровь стучит в висках так громко, так быстро, что он чувствует себя бомбой в руках неопытного сапера, желающей поскорее взорваться, усыпать осколками весь белый свет — Дазай обеими руками дергает чужой ремень, стремясь быстрее его расстегнуть, и совершенно не жалеет о пистолете, с глухим стуком упавшем на пол. В конце концов, он всегда любил оставлять самое вкусное на потом.