Цветы в лунном свете

Он был в Ксинге около шести недель, когда кошмары вернулись. Альфонс Элрик вздрогнул после сна и, сев на кровати, протёр глаза в надежде избавиться от сонного марева. Ему потребовалось меньше секунды, чтобы вспомнить, что он находился в своей комнате в Ксинге, а не дома у Рокбеллов. Маленький чёрно-белый меховой шарик заворочался вслед за ним, и поднял паникующий взгляд. Сяо Мэй определённо не понравилось падать с его ключицы, где она удобно устроилась для сна. Ал сделал несколько глубоких вдохов и выждал, пока сердце не перестанет колотиться. Когда он вернул своё тело, его мучили кошмары первые почти две недели — пережитые трагедии и несчастья не давали так легко о себе забыть. Но стоило ему приспособиться, как всё успокоилось и пришло в подобие нормы. Кошмары оставили Ала, и он мог снова спать спокойно… До сих пор. Казалось, они вернулись, чтобы отплатить за своё отсутствие сторицей. Альфонс одной рукой вытер пот со лба и другой погладил маленькую панду в успокаивающем жесте. «Наверное, стресс», подумал Ал, переодеваясь из пижамы в какую-то повседневную одежду, несмотря на часы, которые показывали за полночь. Он знал, что для прогулок не самое удачное время, но надеялся, что свежий воздух поможет настроиться на лучшее. Сяо Мэй, готовая составить ему компанию, устроилась на его плече поудобнее. К счастью, Алу не нужно было волноваться о случайных прохожих, которые могли бы наткнуться на него посреди ночи. Его комната выходила на большой приватный двор в глубине крыла Императорского дворца, такие обычно занимали особые гости самого императора. Таких комнат было несколько, и комнаты рядом с его собственной занимали Джерсо и Зампано. Двор был красивым, ухоженным и заполненным пышными цветами и буйной растительностью. Также там расположили пруд с кои, окружённую жимолостью беседку, и высокие стены, отделяющие дворец от остального мира, покрывали вьющиеся лозы винограда. Двор был идеальным для бегства от хаоса дворцовых интриг, и Ал быстро окрестил его одним из своих самых любимых мест. Ал добрался до беседки самым коротким путём, и прислонился к перилам. Отсюда он видел пруд и слышал журчание воды, время от времени его привлекало серебряное отражение луны или громкий всплеск, когда лягушка прыгала в воду. Он улыбнулся, когда порыв ветра растрепал его золотые волосы, а беспокойство и трепет от плохого сна улетучились. Он находился в Ксинге уже больше месяца. Первое время он был переполнен волнением и изумлением от возможности исследовать совершенно другой мир со своей культурой, едой и достопримечательностями, но все его чувства медленно, но верно заменялись разочарованием от ежедневного рутинного изучения восточной алхимии. Усугублял тот факт, что он ни фига не понимал. Он был абсолютно уверен, что стоит ему вернуть своё тело, стоит восстановить здоровье — и он как по волшебству поймёт все Драконьи Жилы, и освоит восточную алхимию так же быстро, как ему дались обычная алхимия и боевые искусства. К огромному сожалению, за шесть недель это не сбылось. Он всё ещё пытался понять пространные философские понятия, источник энергии казался чем-то совершенно странным, и Драконьи Жилы ощущались не сильнее, чем раньше, хоть Мэй и доказывала, что они сплошь и рядом. Единственное, в чём он более-менее преуспел, помимо запоминания достаточно запутанной истории возникновения алкагестии — это метание кунаев (хотя и это получалось так себе). Не говоря уже о том, что жизнь во дворце кардинально отличалась от деревенской. Потребовалось изучить систему классов, и долго обучаться этикету. И, несмотря на его приобретённые знания, он почти каждый день в чём-то ошибался, и получал в ответ оправдание «не обращайте внимания, он аместриец». Да, это было правдой. Но легче не становилось! Альфонс всегда гордился своими манерами и знаниями, но всё равно умудрился возмутить старейшин после того, как каким-то неправильным образом разлил чай. Помимо этих злоключений, он чувствовал, как Джерсо и Зампано выжидающе наблюдают за ним в ожидании, что он вернёт их тела в норму. Но он даже не знал, с чего начать! Разумеется, он был достаточно умным и прекрасно знал теорию алхимии, но идейным вдохновителем и истинным вундеркиндом был Эдвард. Ал впервые был сам по себе, и уже начинал задаваться вопросом, а настолько ли он способный без старшего брата? Ал вздохнул и откинулся на ограду беседки в попытке отвлечься от плохих мыслей. Он был не настолько безнадёжным, но за короткое время произошло слишком много, и это сказывалось. В глубине души тихий голосок сомнения прошептал, что он, наверное, был слишком самонадеянным, когда ехал в Ксинг и просил Мэй научить его восточной алхимии. Она казалась искренне желающей помочь, когда соглашалась обучить его всему, что знала, но с каждым днём бесплодного, по сути, обучения, Ал чувствовал, что становится обузой в её и без того забитом графике. Он потёр шею и почувствовал мозоли на пальцах, образовавшиеся от постоянной практики метания кунаев и даже от написания писем. «Наверное, мне стоит вернуться в Аместрис», начал думать он, позволяя сомнениям проползать сквозь брешь в стенах, которыми он обнёс свою душу. Он попытался отбросить их. Ал не мог вот так предать доверие своих друзей-химер! Тем более, что впереди его ждал целый мир, который он собирался увидеть своими глазами. И даже если он был неспособным учеником, Мэй бы расстроилась, если бы он просто развернулся и уехал. По крайней мере, Ал на это надеялся, но её разочарованное выражение лица в конце каждого их занятия уверенности не прибавляло. И раз уж речь зашла про Мэй, Альфонса внезапно озарила мысль, что в этот час не только он мог бодрствовать. У каждого из братьев и сестёр Линга были специально отведённые покои во дворце, и, хотя большинство из них предпочли жить в более охраняемых роскошных комнатах поближе к императорскому сектору, Мэй выбрала комнату, связанную именно с этим двориком. Она понимала, что в процессе обучения они будут пересекаться практически каждый день. У беседки Ал мог видеть свет, доносящийся из её личного садика. В отличие от его комнаты, у Мэй был свой собственный сад, где она повадилась разводить лекарственные травы. Ал не смог не задаться вопросом, Мэй ещё не спит, или она просто забыла убрать факел со двора? И если забыла, стоит ли ему вторгаться на её территорию, чтобы потушить его? Или лучше отправить на ту сторону Сяо Мэй? Он подошёл к стене, разделяющей их дворы — три метра в высоту, она была обнесена решёткой и задрапирована ползучим плющом. Вскарабкаться по ней было как два пальца об асфальт, но ещё проще было трансмутировать выступ и перепрыгнуть на ту сторону. Если Мэй не спала — он не хотел мешать ей, тем более, что она наедине с собой и могла быть одета не самым подобающим образом. Алу не хотелось бы смущать её. Он поднял пару камешков с земли и отошёл. Может, ему просто забросить их и подождать реакцию? Если никто не ответит — то можно спокойно пересекать стену. Или может, стоило просто постучаться в её дверь, но он мог разбудить Мэй… В итоге он решил забить на это дело, потому что его отчаянное желание хоть какой-то компании не стоило того, чтобы будить Мэй посреди ночи. Он был на полпути к беседке, когда услышал, как она зовёт его:  — Альфонс! Мэй сидела на садовой стене, словно кошка в ночи. По какой-то причине, в его голову на долгое время запал именно этот образ. Наверное, это от того, что лунный свет омывал её, или от того, как ветер поигрывал с её распущенными волосами, или потому, что она смотрела на него сверху вниз, недосягаемая, с тёплой, но призывающей улыбкой на лице. Неважно, чего она этим добивалась, но спустя годы Альфонс был уверен, что они сдвинулись с мёртвой точки именно в ту ночь.  — Что ты тут забыл в такой поздний час? — спросила она с лёгким смешком.  — Могу спросить у тебя то же самое, — улыбнувшись, ответил Ал и подошёл к увитой плющом стене. После резкого хлопка в ладоши и всплеска энергии выросла лестница, позволившая Алу в считанные секунды предотвратить падение Мэй после того, как она спрыгнула со стены. Он поймал её за талию и осторожно опустил на землю, прежде чем рассеять лестницу. И снова её покорность напомнила ему о кошках.  — Ну привет, предательница, — игриво сказала она, ткнув Сяо Мэй в крошечный носик. Панда вздохнула и запрыгнула на плечо хозяйки.  — Я увидел у тебя свет и хотел пойти посмотреть, но думал, что ты можешь спать, — сказал Альфонс. Мэй покачала головой.  — Нет, я не спала. У меня здесь есть несколько цветов, которые цветут только ночью в это время года, поэтому я вышла посмотреть на них… — Её лоб нахмурился в волнении. — Ой, я тебя разбудила? Альфонс усмехнулся, и они безмолвно пошли по двору. Вместо того, чтобы пойти к беседке, они обошли пруд с кои, и Мэй подошла поближе к Алу, чтобы взять его руку в свою. Он уже заметил, что Мэй очень любила физический контакт, и почти всегда хватала его за руку, когда они шли куда-либо. Он не возражал, потому что и сам привык протягивать ей свою ладонь, когда намечалась прогулка.  — Нет, твоя же комната видна только из беседки. Я сам проснулся. Ты всегда занимаешься растениями по ночам? Она улыбнулась и игриво подтолкнула его. Несмотря на то, что Ал был её учеником, они быстро стали близкими друзьями, и ему нравилось вызывать у неё улыбку или смех.  — Не всегда. Мне просто нравится сидеть в саду, особенно ночью. Это одно из мест, где я могу отдохнуть от всего и побыть одна, — добавила она в ответ на его вопросительный взгляд.  — Оу, — слегка смущённо ответил он. — Извини, если побеспокоил.  — Нет-нет! — поправилась Мэй и прижалась к его руке. — Я не это имела… Твоя компания меня всегда устраивает, Альфонс! И девочка подарила ему искреннюю улыбку. Настроение Ала заметно поднялось.  — Правда? — он выпустил смешок. — Даже после моего эпического провала на последнем уроке? Мэй закатила глаза. Они отошли от пруда и снова направились к беседке. Она отстранилась, чтобы сесть на лавочку, и Ал почувствовал неприятное покалывание холода в том месте, где она прижималась к нему.  — Даже тогда. Мне нравится быть в компании. Я не люблю быть в одиночестве, но выбор у меня небольшой. Он облокотился на спинку лавки рядом с ней, и взглянул на тихий сад. Луна светила достаточно ярко, чтобы можно было рассмотреть жимолость вокруг них. Воздух заполнял приятный пряный аромат.  — В каком смысле? Мэй пожала плечами.  — Я просто… У меня здесь нет друзей, кроме Линга и Лан Фан, и я так редко с ними вижусь, а мой клан вернулся в мой родной город, поэтому до твоего приезда мне было так скучно и одиноко… Спасибо тебе большое за то, что ты здесь есть. Мэй поймала его взгляд и, покраснев от своих же слов, тут же отвернулась. Ал улыбнулся в ответ на её смущение; он был рад, что девочка действительно наслаждалась его присутствием, а не считала его обузой, которой он себя чувствовал.  — Хм-м, — продолжила Мэй после того, как часть румянца ушла с её лица. — Ты не сказал, почему проснулся. Она бросила на него взгляд, ясно говоривший «я рассказала тебе, теперь твоя очередь».  — О, э-э… — протянул он в нежелании рассказывать о своих кошмарах. — Не мог уснуть. Слишком много навалилось.  — Например? Альфонс Элрик не любил врать, но ещё сильнее он не любил, когда за него переживали. Поэтому он решил рассказать половину правды:  — Я немного разочарован, что восточная алхимия мне не даётся. Мэй непонимающе сощурилась.  — Что ты имеешь в виду? Ал уже успел пожалеть, что открыл рот. Ему было очень неловко жаловаться ребёнку.  — Наверное, я думал, что у меня всё получится? Я знаю, что прошло всего лишь несколько недель, но… — Он согнул руки и поднялся, желая, чтобы на него прямо сейчас снизошло знание о трансмутации на расстоянии. — Я вообще не чувствую, что продвигаюсь. Когда он снова повернулся к Мэй, его потряс необычно строгий и мрачный взгляд, которым она обычно одаривала его в конце очередного неудачного урока.  — Альфонс! — едва не рявкнула она, и парень вздрогнул. — В этом вся проблема! Её обвиняющий тон привёл его в замешательство.  — Что? Она вздохнула и продолжила более мягким тоном.  — Ты не должен так сильно переживать по этому поводу. Ты обучаешься чуть больше месяца, ведь так? Алкагестия — не то, что можно познать за одну ночь.  — Я знаю, но… Я чувствую, что вообще ничего не понимаю. Всё ещё. Мэй скептически на него посмотрела, но затем мягко улыбнулась.  — Всё хорошо, — она встала на лавку, чтобы взять его за руку и поднять её ладонью вверх. — Изучение алкагестии может занять годы. Ни у кого не получалось освоить её за месяц, и мне кажется, что ты прогрессируешь гораздо больше, чем тебе кажется. Она провела рукой по его мозолям, напоминая о его успехах в метании кунаев. Он смущённо улыбнулся.  — Спасибо, Мэй. Наверное, мне кажется, что Эдвард разобрался со всем этим гораздо быстрее. Мэй нахмурилась и отпустила его.  — Все проблемы отсюда! — она спрыгнула, обошла лавочку и снова прижалась к боку Альфонса. — Ты такой же талантливый, как и твой брат, такой же умный и способный, если не способнее него. И это понимают все, кроме тебя. Ал натянуто рассмеялся в ответ на её претензии к его брату.  — Ладно-ладно, будь по-твоему. Спасибо, что напомнила, — тихо добавил он. Она улыбнулась, и беседа прекратилась. В саду разгуливал тёплый ветерок, листья деревьев и бутоны цветов мягко шуршали, а длинные волосы Мэй покачивались. Ал был настолько увлечён их разговором, и только теперь понял, что до сих пор не видел Мэй с распущенными волосами. Она всегда заплетала их в косы и гульки, но сейчас ничем не скованные пряди струились по спине, доходя почти до бёдер. Ветер разносил не только пряный аромат цветов, но и сладко-фруктовый запах её шампуня. Парень улыбнулся и протянул руку, поймав пару чёрных прядей.  — Никогда раньше не видел твоих волос, — с некоторым удивлением сказал он. Многие её младшие сёстры носили свободные причёски, но не Мэй. — Они такие длинные. Она улыбнулась и убрала пару спутанных прядей со своего лица.  — Я ни разу не обрезала их. Если честно, они сильно мешаются, поэтому приходится заплетать.  — А мне нравится, — просто сказал он и заправил прядь ей за ухо. — Ты мило выглядишь. Он снова уловил лёгкий румянец на её щеках и блеск её глаз, и уже было подумал, что он может вести себя неподобающе, но вспомнил всю суть их времяпровождения. На улице глубокая ночь, вокруг ни души, и он отвешивает комплименты юной девушке. Теперь пришла его очередь смущаться. Он знал, что если кто-то застукает его с принцессой (одетой в одну пижаму), проблем потом не оберёшься. Но Мэй была его хорошей подругой, и просто быть рядом с ней успокаивало его возбуждённый плохими снами разум. Ал решил, что всё будет в порядке, если он не попадётся. Они ещё немного поговорили ни о чём. Ал спрашивал Мэй о её саде, об их будущих занятиях и о её будущих встречах со старейшинами. Он знал, что Совет старейшин портит ей настроение, потому что из-за возраста, пола и статуса её не воспринимали должным образом. Часы уже пробили второй час ночи, но никто из них не обратил на это внимания. Возможно, они осознали, что это первый раз, когда они просто общались наедине, и никто из них не хотел разрушать тот хрупкий кокон взаимопонимания, который им удалось создать за такое короткое время. Он рассказал о своём обучении у Изуми-сенсея, и Мэй сначала пришла в шок от её жестоких методов обучения, но стоило Алу упомянуть, как Эдвард ел муравьёв — и девушка покатилась со смеху.  — Прости, прости, — выдохнула она в перерыве между приступами истерики. — Он не пьёт молоко, но ест муравьёв? Альфонс чувствовал вину от высмеивания собственного брата, но не мог не смеяться с абсурдности ситуации. И наконец, последние смешки прервались широким зевком Мэй. Сяо Мэй уже давно спала на её руках, и Ал понял, насколько поздний час.  — Э-э, думаю, нам лучше пойти спать, не думаешь? — сказал он с застенчивой улыбкой.  — Да-а-а… — пробормотала она, потирая глаз. — Скоро рассвет. Он встал и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.  — Спокойной ночи, Альфонс. Сяо Мэй, мы уходим.  — Спокойной… О, и спасибо!  — Но за что?  — За разговор. — Мэй смущённо посмотрела на него. Он не собирался говорить о своих кошмарах и о том, как её компания привела его в чувство. — Ничего, забудь. Скоро увидимся? И когда они разошлись по своим комнатам, и Ал заполз обратно в постель, он чувствовал себя гораздо лучше. На рассвете, его друзья-химеры весьма грубым образом начали будить его. Они, конечно же, понятия не имели, что он не спал большую часть ночи, поэтому были немного сбиты с толку, когда пунктуальный Альфонс еле-еле поднялся на полчаса позже своего обычного пробуждения. Ещё через час его привели в божеский вид, одели и проводили в главный зал, где Линг, его особые гости и члены внутреннего круга семьи собрались для завтрака. Он не один раз ловил на себе сонный взгляд Мэй. Ребята молча отметили красноречивые круги под глазами от недосыпа, но никто другой, кажется, не обратил внимания, и они разделили улыбку от маленького секрета, принадлежавшего только им обоим.

***

После этого их встречи участились. Они всегда происходили во дворе и под покровом ночи. Они этого не планировали и не обсуждали, но почему-то почти всегда оказывались в беседке или у пруда кои под звёздным небом. Случалось, что Ал подходил к беседке, и заставал её в ожидании. Одно время ему приходилось ждать у садовой стены, и такая их встреча напоминала о самой первой. Иногда он просто ждал снаружи своей комнаты, но с её территории не доносился свет, и Альфонс уходил обратно спать с мыслью, что сегодня её не будет. И бывало так, что она будила его тихим стуком в окно, извинялась за визит в столь поздний час, но он никогда не возражал; напротив, именно эти ночи были его любимыми. Они виделись не каждую ночь, и даже не каждую неделю, но их разговоры всегда продолжались на прерванном, как будто едва ли прошла пара часов. Их беседы в основном были о повседневном. У Альфонса и Мэй было очень много обязанностей во дворце: Мэй выступала представителем своего клана и одной из придворных алхимиков, Альфонс же был послом другой страны и часто виделся с Лингом. Он изначально возражал и не хотел лезть в политику иностранных дел, но Линг дал понять, что доверяет Алу и хочет видеть его как третью сторону, а не прямого советника. Ал как раз находился на одной из таких встреч, и рассмеялся про себя абсурдности происходящего. Большинство разговоров происходило на ксингском, а он знал только несколько общих фраз да пару вежливых приветствий.  — Они, должно быть, считают меня полным идиотом, — сказал Альфонс, сидя на ступеньках беседки. Мэй устроилась на нижней ступеньке, сплетая цветы, которые приносила Сяо Мэй, в импровизированную корону. — Понятия не имею, почему Линг продолжает приглашать меня на эти собрания. Я же вообще не представляю, о чём они говорят, пока он мне не объяснит. Он даже не был уверен, что Мэй слушает его причитания, пока она с улыбкой не подняла на него взгляд.  — Просто ты им нравишься.  — Э-э, что? Кому?  — Ну, наверное… всем? — ответила Мэй, принимая очередную партию цветов от своей панды. — Из-за пустыни здесь не так много аместрийцев, а твоя внешность напоминает всем о том легендарном алхимике!  — А что не так с моей внешностью?  — Ну, все знают легенду про мудреца с Запада — бессмертного мужчину с золотыми волосами и глазами, пересёкшего пустыню. Уверена, ты лучше всех знаешь, о ком эти легенды! — игриво протянула она. Ал почувствовал, что начинает краснеть.  — Только не говори, что они считают меня чем-то вроде… второго пришествия?! Я же просто парень, изучающий восточную алхимию!  — Но ты что-то вроде именно этого! — взволнованно сказала Мэй. — Твой отец был тем мудрецом, ведь так? И он пришёл сюда в странствиях, как и ты, поэтому теория не лишена смысла.  — Да, но папа был… таким крутым! — сказал он, смущённый своими скромными способностями. — Он принёс в твои края алхимию, и научил использовать её в медицине. А я как раз обучаюсь этому у тебя!  — Да, и это само по себе невероятно. И отсылает нас к основам алхимии! — глаза Мэй сияли от восторга.  — Э-э-э-э-э-э… Ты меня запутала, — признался Ал.  — Нет, всё просто! — пробормотала она так, будто сама верила в свои слова и прижала законченный венок к груди. — Твой отец приехал в Ксинг, научил нас алхимии, наш народ переработал эту науку в своё собственное учение, и получилась совершенно уникальная техника! И вот, кучу столетий спустя, сюда приехал ты, его сын, чтобы познать практики, которые появились у нас благодаря твоему папе. Запад обучил Восток, а теперь Восток учит Запад! Разве не прекрасно? Ал не мог не улыбнуться, когда вспомнил Уинри и её взволнованные речи про автоброню, и противопоставил рассказу Мэй.  — Ладно, когда ты так об этом рассказываешь — это здорово, — признал Альфонс. — Я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Мне просто всё ещё не верится, что папа оказал такое влияние на страну, если не на весь мир.  — Здорово… — эхом отозвалась Мэй, поднялась со своего места и села на ступеньку рядом с ним. — Напоминает ту концепцию, которой обучала тебя твоя наставница.  — Всё в одном, одно во всём? Да, в самом деле похоже на цикл, — улыбнулся Ал. Это было отчасти иронично — два разных человека обучали его двум разным практикам, которые распространил его отец. Он в далёком детстве учил алхимию по отцовским учебникам, и там была информация про восточного мудреца — но Ал и подумать не мог, что узнавал всё, по сути, из первых уст.  — Но они же не думают, что я с ним реально связан, так? То есть, мне ли не знать, что это не полный бред, но поверить в такое непросто. Мэй пожала плечами.  — Люди в Ксинге всё ещё суеверны по отношению к алкагестии — им кажется, что это магия, а не наука. И давай вспомним, что при дворе сплетен больше, чем правды, и здесь не сразу понятно, чему стоит верить, а чему — нет, — со смешком сказала она. — Мне кажется, они больше воспринимают тебя, как… диковинку? Загадку? Посуди сам, ты здесь и дня не пробыл, а уже сидишь рядом с императором. Разумеется, люди будут сплетничать.  — Вау. Жду не дождусь, когда они разочаруются во мне, — пошутил Ал, и получил тычок под рёбра.  — Не разочаруются! Даже если ты — не воплощение своего отца, ты всё ещё очень талантливый парень! Ты проводишь преобразование без круга, у тебя за плечами столько приключений, и… Ты спас мир, даже если об этом мало кто знает! Это ещё удивительнее, чем родство с мудрецом! Ал не мог не почувствовать гордость от того, как высоко Мэй ценила его спустя столько времени.  — Ладно, спасибо, — ответил он, но подумал «Большинству девчонок это будет до лампочки». Ему очень повезло, что он встретил хотя бы одну, на кого это произвело впечатление. Алхимия была одним из главных интересов и приоритетов у них обоих, и именно о ней они никак не могли наговориться.  — Твой папа из Ксеркса, да?  — Да, он жил там… Когда город ещё существовал.  — И получается, что ты и Эдвард последние люди Ксеркса? — заметила Мэй. — Не думаю, что кто-то видел людей с золотыми волосами и глазами, если только не натыкался на твоего странствующего отца. Это так необычно, быть последним потомком вымершей цивилизации. Если это не интересно, тогда я не знаю, что вообще интересно, — в окончании выдала Мэй.  — Ух ты. Я действительно не задумывался о нас, как о последних ксерксах. Я, конечно, видел людей, живущих на тех руинах, но они все были беженцами Ишвара. Мы — последние наследники цивилизации после нашего отца… — Ал затих и задумался. Он вернулся в реальность, когда увидел на лице Мэй широкую улыбку. — Чего ухмыляшься?  — Да так, — почти пропела она. — Подумала, что раз уж кроме тебя никого не осталось, может, тебе автоматически полагается какая-то власть? Ал выпустил смешок недоверия.  — Что?  — Ну, в Ксерксе же был король! Закон престолонаследия таков, что право на власть обычно переходит к заранее названному наследнику или ближайшему родственнику — и это ты!  — Ну ты и пошутила. А как же мой брат? Он же старше. Мэй скорчила рожицу.  — У Эдварда неподходящий для правителя характер. Ал только рассмеялся.  — А у меня, значит, подходящий?  — Ну да. Ты был бы замечательным принцем, который правит мудро и справедливо. Судя по её тону, она просто нагнетала драму, и Альфонс решил подыграть.  — Альфонс Элрик, принц груды камней, количество подданных — ноль без палочки.  — Найдём мы тебе подданных!  — О, прошу прощения. Принц груды камней, подданные — бродячие кошки. Наверное, так казалось из-за поздней безлюдной ночи, но они смеялись гораздо громче и дольше, чем должны были, учитывая конспирацию. При дворе Ксинга не было секретом, что Альфонс любил кошек, тем более что живность там обитала без проблем, и он взял на себя миссию найти и потискать каждую из четверолапых обитательниц дворца. — Альфонс Элрик, — отдышавшись после смеха, сказала Мэй. Она подняла импровизированную корону из цветов и водрузила ему на голову с такой важностью, будто короновала его золотом. — Теоретический принц Ксеркса. Ал усмехнулся и вытащил один из выбившихся цветков, чтобы заправить его Мэй за ухо. — Мэй Чан, — сказал он с таким же пафосом. — Самая настоящая принцесса Ксинга. Мэй улыбнулась, осторожно касаясь бледно-розовых лепестков. После этой встречи Ал предполагал, что она выбросила завядший цветок, но спустя годы узнал, что она сохранила его между страниц своей любимой книги.  — Знаешь, я рада, что ты не принц, — спустя какое-то время тихо сказала она.  — В смысле? Она обняла себя за подогнутые колени.  — Быть принцем, запертым в четырёх стенах и окружённым политическими интригами… Такая жизнь не для тебя. Альфонс нахмурился, затем снял с головы венок и начал поигрывать с ним.  — Что ты хочешь сказать?  — Ты же скоро уедешь, да? — Мэй горько улыбнулась ему, и отвернулась, прежде чем продолжить: — Разве ты этого не планировал? Как только ты освоишь алкагестию, поедешь дальше на восток.  — О, ну да, — ответил он и только сейчас осознал это, несмотря на то, что это было в его планах с самого начала. Мысль о предстоящем путешествии наполняла его трепетом и надеждой, но сейчас к этим мыслям добавилась некая горечь. И не нужно было много думать, почему. Даже если он был принцем «в теории», Мэй, как он уже отметил, являлась именно что принцессой. И она обязана была находиться в дворце, нравилось ей это или нет. «Да», подумал Ал, «однажды я уеду отсюда». И точно так же, как он оставил своих друзей и семью в Ризенбурге, он оставит в Ксинге Мэй. Мысль о том, что больше не будет их ночных встреч и многочасовых бесед, внезапно наполнила его сердце тянущей пустотой, которую он не чувствовал с тех пор, как был доспехом.  — Ну и пофиг, — громко сказал он. — Это надолго не затянется!  — Думаешь? — в надежде спросила она.  — Уверен, — улыбнулся Ал, встал и, отряхнув брюки, протянул руку, чтобы помочь подняться Мэй. — Если я собираюсь оставаться здесь, пока не изучу алкагестию, то моё присутствие затянется настолько, что мои волосы будут седыми, а не золотыми. И тогда уж, меня точно никто не примет за мудреца с Запада! В ответ он получил улыбку и очередной тычок под рёбра.  — Только не начинай, Альфонс Элрик! — забрюзжала она, но без враждебности.  — Уже поздно. Наверное, пора расходиться, — сказал Ал, подавляя зевок. Он предпочёл бы закончить ночь счастливой нотой, а не неопределённостью будущего. Она согласилась и пожелала ему спокойной ночи, но стоило ей повернуться в сторону своих покоев, как её остановили. Она испугалась того, с какой резкостью Ал схватил её за руку, и затаила дыхание, когда он попросил:  — Постой! Он сам не знал, что на него нашло. Возможно, её уход напомнил ему его самого, когда он уезжал из Аместриса. И всё, о чём он сейчас мог думать — её рука в его ладони, и на него смотрел встревоженный взгляд карих глаз. Он почувствовал, как его сердце бешено заколотилось в груди, язык прилип к нёбу, а на губах застыло множество пустых слов. Он хотел поблагодарить её за помощь с алкагестией и борьбой с комплексом неполноценности. За то, что она беседовала с ним. За то, что она была его другом. Он хотел заверить её, что не стоит её беспокойства. Он хотел успокоить её, сказать, что обязательно вернётся, даже если не сможет сдержать это обещание. Он хотел, чтобы она осталась, внезапно понял Ал. Хотел прижать её к себе, почувствовать, как она обнимает его, как в тот раз, когда он вернул своё тело, и обнять её в ответ с десятикратной отдачей своими окрепшими руками, которые могли чувствовать её тепло. Но он не сделал этого. Он заикнулся и посмотрел на раздавленный венок, который держал свободной рукой. Ветер поднял лепестки между ними.  — Э-э-э… — всё, что он смог сказать и почувствовал, как на щеках выступает румянец. Ал не знал, что такого она увидела в его выражении лица, но прежде, чем он смог продолжить, Мэй подошла к нему и обняла, словно читала все его мысли. Он немного поколебался, и обвил своими руками её талию в ответ.  — Мэй… — хрипло прошептал он и зарылся носом в её макушку, чтобы вдохнуть знакомый аромат её шампуня. Он было открыл рот, чтобы продолжить мысль, но понял, что это будет лишним и прижал девушку крепче к себе в попытке забыться.  — Как ты сказал… — начала она после того, как отстранилась. Она подарила ему нежную улыбку, несмотря на то, что в глазах стояли слёзы. — Уже поздно, так? Он не мог не улыбнуться и задался вопросом, откуда эта девушка, которую он знал от силы три года, могла безошибочно знать, как успокоить его душу?  — Верно. Спасибо. С этими словами они отправились спать, а дальше всё было как обычно. Днём Альфонс продолжал учиться, учиться и ещё раз учиться восточной алхимии, а ночью он виделся с Мэй и рассказывал невероятные истории из жизни. Но когда они случайно проходили мимо друг друга во дворце или ловили мимолётный взгляд, то разделяли улыбку, понятную только им обоим.