Весна

Вы знаете, каким приятным бывает весеннее утро? Когда в распахнутые ветхие ставни льется бледно-желтый солнечный свет? Когда ласковые потоки свежего ветра раздувают тонкие занавески, приносят откуда-то издалека сладкий аромат первой травы, набухающих почек? Когда далекое эхо отражает щебетание крошечных птиц, моющих свои перья в талой воде, притаившихся в лысых ветвях, парящих над сонными домами? Те – крошечные – жмутся друг к другу небольшими боками. Дремлют. И люди в них все еще видят сны. Весеннее утро. Настоящее. Такое красочное, яркое, наполненное теплом и ленивыми пробуждениями. Армин Арлерт приоткрывает глаза – тонкие тени длинных ресниц опадают на щеки. Нагретые собственным теплом простыни тихонько шуршат, когда он поджимает под себя озябшие ноги. В комнате пахнет прохладой и свежестью, совсем немного – нежностью и розовым мылом, которым моется только он. В крупных синих радужках отражается спокойное лицо капитана. Спит, будто маленькое дитя, взрослый мужчина, растягивая бледную щеку по сбитым складкам наволочки, дует приоткрытые губы, с которых срывается вечно приятное, спокойное и мерное дыхание. Дрожат веки. Вдоль крепкой спины его тянется линия небольших мурашек и он, что-то пробурчав во сне, хватает крепкими руками тонкое покрывало, натягивая его не себя. Армин неловко улыбается самому себе, наблюдая за старшиной тайком, краснея до корней волос, и щурясь. Ривай был прекрасен во всем, и Арлерт никогда бы не постеснялся сказать ему об этом. Шмыгает носом, пытается подлезть под покрывало, натыкается заледеневшими ступнями на горячие щиколотки Аккермана. Он всегда был теплым, словно его кожа – нагретый на солнце воск, хотя с виду – белоснежный остужающий мрамор. Греется. Тянется вперед сильнее и утыкается носом в чужую щеку. Смеется. Ривай просыпается – не может спать, слишком чуткая дрема. Недовольно хмурится, теряя последний оттенок умиротворения. - Весь холодный, как лягушка. Голос хриплый ото сна, почти шепот, и он обхватывает подростка за пояс, притягивая крепко к себе, вжимая лицом в обнаженную грудь, тяжело выдыхая. - Доброе утро, – сбивчивый неловкий голос. Такой же тонкий, как это ощущение теплоты. Армин тает в чужих руках, хранит тепло, и чувствует, как от него свербит в носу, а в горле раздувается невидимый воздушный шар. Дышать тяжело, хочется плакать. Это безумие. Его личное – Ты такой теплый. – Не умер еще. «Не умер еще... И я не умер...» - легкая мысль на периферии сознания. Улица вымазана весенним маслом, и Арлерт растирает его по чужим сильным рукам, предплечьям, груди, лаская. Риваю нравятся его прикосновения - солдат знает. Иначе, почему он прикрывает столь лениво глаза, когда может резко подняться и пойти в душ? Почему зарывается длинными пальцами в пшеничные волосы, перебирая их? Почти не ощутимо, почти ласково. Золотая макушка, словно солнце его туда поцеловало. Тонкие губы искажает едва различимая улыбка, Армин воровато целует его между ключиц и выдыхает облегченно. Согревается. Это его личное крошечное счастье, совсем-совсем маленький кусок. Весна – определенно, лучшее время года. - Скажите это... Уста Аккермана распахиваются, чтобы так неестественно протянуть слова. Желанные, пустые, искусственные. Армин чувствует это кожей, и от этого пальцы его дрожат, все еще пробегающиеся едва ощутимо по бархатистой коже лежащего рядом. Это неправильно. Неправильно ведь? Вскидывает вопрошающий взгляд мокрых глаз. Ривай ласково целует его нагретую солнцем щеку, успокаивая, но ощущение тает в туманной дымке. - Эй, Армин, пора вставать. Что-то резко хватает за волосы и вздергивает вверх. В казармах удивительно темно. Вокруг галдят взлохмаченные ото сна рекруты, звенят пряжки амуниции, как по голове обухом. Сосредоточенный и хмурый Эрен нависает сверху, выпятив вперед нижнюю губу. Арлерт растерянно и сонно моргает. - Уже утро? - Тебя из танка не разбудишь. Вставай, завтрак проспишь. Йегер уходит, оставляя за собой легкий шлейф пустоты и запаха розового мыла, которым моется только он. Друг детства снова ночевал не там, где следует. Армин что-то приглушенно шепчет и, закрыв на мгновение глаза, вновь ныряет под подушку, но ощущение мягкого сна ускользает, как вода сквозь пальцы, и смазываются образы, и забываются ощущения. Холодно. Он поджимает под себя озябшие ступни, но чувствует, что не к кому прижаться. А за окном тихо падает снег. Как же долго еще до весны.