* * *
«Научные светила» — вот как называла ваш тандем старуха. «Команда. Мы — команда, Томас!» «Благодаря нам с тобой П.О.Р.О.К. найдет лекарство…» «У нас получится невозможное!» «Ты лучший, Томас!» Бред. Возомнили себя богами. Но ты… Твой ясный ум — его затуманили расплывчатые обещания старой карги. Ты еще слишком молод, Томас, и не понимаешь многих вещей. В тебе играет юношеский максимализм, и в данный момент тобой движет чувство долга и ответственности. Долга перед всем человечеством и ответственности перед друзьями. Тебя раздирают на части эти два чувства… В нашу первую встречу ты выглядел обычным запуганным подростком. Но невозможно было не заметить огонь, горевший в твоих глазах. Наша вторая беседа ни к чему не привела: ты действительно слишком умен. Но я — я выносливее тебя, потому что очень терпелив и педантичен во всем. И я найду твое слабое место — пока что я его не нащупал, но у меня еще есть какое-то количество времени. Давно не снились мне приятные сны, такие, как этот. Я наслаждаюсь каждой секундой, проведенной с человеком из моего сна. Запах кожи, волос, чуть угловатые движения. Я уже стар, чтобы мечтать, слишком опытен, чтобы теряться как мальчишка, но седина в висках — это не показатель. Тем неожиданнее для меня самого становится открытие: сегодня ночью я снова грезил. Я не видел лица человека, но от этого не менее сильно меня тянуло к нему. К этому человеку.* * *
Наша очередная «беседа» проходит несколько… напряженно. И это не только оттого, что ты что-то вспомнил — я вижу, что вспомнил, это отражается в твоих глазах!, — напряжение возрастает, потому что я чувствую запах кожи. Тот самый, что преследовал меня во снах. Я с ужасом осознаю, что тем человеком был ты. И теперь я не знаю, как вести себя дальше. — Вы гарантировали нам освобождение, — твой голос звучит слишком спокойно, и это должно бы насторожить меня, но нет: я слишком заперт в своих ощущениях и открытиях. — Вы обещали отпустить нас, как только это будет возможно. Мы поверили вам, и что… — Не так быстро, мой юный друг, — нарочито медленно обрываю тебя я. — Да, мы… Я гарантировал вам безопасность. Да, я обещал вам свободу. Но ты до сих пор не совсем честен со мной. Что ты вспомнил о П.О.Р.О.К.е? Губы сжимаются, сойдясь в тонкую линию, и на острых скулах проступает легкий румянец. Я ловлю себя на том, что запихиваю подальше непонятное желание провести пальцем по твоим скулам. — Вы не пройдете через Жаровню, — наконец медленно выдаю я. — Это пески и абсолютное обезвоживание. Это песчаные бури и грозы. Это полчища зараженных, готовых рвать на части ваши тела. Ты же не хочешь, чтобы твое юное тело разодрали на куски проклятые шизы? Я не сразу понимаю, что происходит: не помню, как оказался лицом к лицу с тобой, зажатым между мной и стеной, как почти упиваюсь стуком твоего сердца. Перестуками наших сердец. И этот запах кожи — он сводит с ума, заставляя воображение подкидывать такие картинки, что мне самому становится дурно. Дженсон, это же всего лишь напуганный мальчишка! «Нет, это Томас».* * *
Я просыпаюсь в холодном поту, потому что мне снова снится этот сон: огромный монстр пронзает твое тело насквозь своими чудовищными железными конечностями. Ты кричишь, и крик эхом отдается в моей груди. Нет, это отдается твоя боль. Мне страшно, я просыпаюсь и понимаю, что это кричал я. Мне страшно тебя потерять, ведь ты — не просто ключ к спасению… Грезы, грезы — я потерялся во снах с особенным запахом кожи и темным ежиком отросших волос. Пожалуй, в них я живу больше, нежели в страшной реальности. Протянуть руку, коснуться острых скул — осторожно, как бы не порезать подушечки пальцев… Стереть капельку пота над верхней губой — кажется, будто вкус должен быть особенным, как и все в тебе… Притянуть тебя к себе, заставить подчиниться, увлажнить обветренные губы, мазнув по ним языком, слизывая, впиваясь, улетая в бездну с зажмуренными глазами… Вдохнуть невыносимо знакомый, непохожий на другие, запах — и забыть обо всем. Так забывается ребенок, которому дали мороженое — закрыв глаза, он наслаждается каждым глоточком, перекатывая вкус на языке. Так забывается девушка, вдыхая аромат любимых духов. Но я не девушка, черт побери! И я понимаю, насколько пугающими могут быть мои взгляды. — Вы держите нас взаперти, словно мы преступники! Вы лишаете нас связи друг с другом! Это не та помощь, которую мы ожидали! И где Тереза? Я хочу ее увидеть! Ты кричишь в бессилии, потому что на этот раз прикован к стулу. Но не твоя ярость раззадоривает — упоминание об этой девчонке выводит меня из себя. Я действительно стар и опытен, и могу не лгать самому себе: твое беспокойство за нее вызывает во мне банальную ревность. И я срываюсь. — Заткнись, щенок! Что ты знаешь о том мире, в который так рвешься?! Там выжжено все дотла, до последней травинки, а что еще не сгорело, так сгорит в самом скором времени! Я пытаюсь помочь тебе и твоим дружкам не погибнуть в первые же полчаса вашей «свободы», корчась от невыносимых мук! Мы ищем лекарство — лекарство от смерти, мы пытаемся создать вакцину, мы работаем круглые сутки! — Вы несете зло и смерть, — тихо говоришь ты, и я понимаю, что в чем-то ты прав. — Мучаете и убиваете людей ради достижения своих целей. Значит, ты все вспомнил. Что ж, тем лучше. Я все равно устал притворяться. — А что предлагаешь ты? — я задаю вопрос с едва заметной усмешкой, и понимаю, что сейчас услышу ровно столько, сколько ты сам захочешь мне рассказать. — Смерть — вот то зло, которому вы нас подчиняете. Мы же просто хотим жить. Выжить любой ценой. — А что, по-твоему, тогда добро? И что бы оно делало, не будь этого зла на земле? Был бы всюду мир и покой, абсолютная тишина, чистота и аморфные существа? Как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли все тени? — Их уже нет, — ты отвечаешь так отчетливо, что я даже удивляюсь, как тебе это удается. — Вы же сами говорили: земля выжжена дотла. Я отворачиваюсь и чувствую слабость. Я снова проиграл…* * *
Мы стоим по разные стороны железной двери, и я хочу тебя почти так же сильно, как и ненавижу. Завтра я предоставлю тебе возможность сбежать, щенок. Но наша битва еще не окончена.