Поспешные выводы

Нервные метания по комнате в надежде сделать ее менее своеобразной (Мидория отчаянно не хочет признаваться даже самому себе, что она странная), не дают никаких плодов, когда парень со всей своей врожденной аккуратностью кладет десятый по счету плакат в коробку, параллельно закрывая ее и ставя в шкаф ко множеству других, отличающихся только по размеру: для многочисленных фигурок, чтобы не сломались, он берет побольше, а для плакатов и не слишком хрупкой атрибутики — более маленькие, не занимающие много места, ведь прятать их почти некуда. Под кроватью места почти нет, а так как его комнатка и так не слишком большая, он как может старается ее не захламлять и делать просторнее. Да, очень старается. Изуку и сам толком не знает, зачем все это делает. При переселении в общежитие абсолютно все, кому не лень, да и кому лень тоже, и так хорошо рассмотрели его комнату во всей красе с разных ракурсов, а также вполне успешно успели вставить пару шуточек по поводу фанатизма Деку и его «влюбленности» в силу Всемогущего. Но после непродолжительных психологических мук, которые Изуку пережил только с мыслью, что скоро все забудут и переключатся на что-нибудь другое, одноклассники, все-таки сжалившись, отпустили бедного Мидорию с полностью раскрасневшимся лицом и чувством стыда за свое до сих пор игравшее детство. Будь его воля, Мидория больше бы никогда и никого не пустил бы в свою обитель, в которой, несмотря на все, чувствовал себя как никогда лучше, незаметно расслабляясь от знакомой обстановки. Ведь, что бы он ни говорил маме, дабы она отпустила его в общежитие и лишний раз не волновалась, парень тоже очень скучал по дому, не в силах справиться с обширно копившимся стрессом. И только комната, дизайн которой очень напоминал ему родную, где он провел всю свою недолгую жизнь, скрашивала его одинокую тоску. Но у вселенной, видимо, были другие планы. На часах было восемь вечера, и сегодня, что довольно удивительно, к нему должен был прийти Шото, чтобы вместе дополнительно позаниматься, потому что безумная нагрузка, обрушавшаяся в один раз на их плечи, давала о себе знать в форме снижения успеваемости. Как бы усердно Изуку не пытался этого избежать, день изо дня мучая себя бессонницей под тщательное изучение информации из конспектов, отчасти написанных его собственной рукой в полусонном состоянии, отчасти одолженных у таких же по виду замученных одноклассников, что могли еще кое-как удержать относительно здравый ум на уроках, записывая все более подробно. И Мидория правда был благодарен Тодороки, что тот, несмотря на все, благосклонно согласился ему помочь, ведь сейчас, судя по всему, Шото был на втором месте по оценкам, уступая разве что гениальной Яойрозу, которая, кажется, вообще не заметила происходящего ажиотажа вокруг. Но в тоже время Изуку приходил в ледянящий ужас от того, что Шото окажется в его комнате. И этот страх не скрашивал даже тот многозначительный факт, что встречались они официально уже как месяц. Хотя, можно сказать, с момента признания Изуку Шото в своих не слишком дружеских чувствах, в их отношениях почти ничего не изменилось. Разве что Мидория стал чаще ловить взгляды Шото на себе, от чего его уши начинали пылать, и по телу проходил приятный холодок. Но даже так, они не держались за руки, как писали в женских журналах, что Изуку с гаденькой ухмылочкой подкинули девчонки из класса, не обнимались, как показывали в романтических фильмах, а о поцелуях и думать было страшно, потому что в этот момент мальчик считал себя настолько глупым, что хотелось биться головой об стену или же спрятаться под одеяло, чтобы никто и никогда не видел его порочного лица. Мозги заклинивало только при мысли о физическом контакте в плане рук, не говоря уже о частях лица. И из-за того, что он каждый день подсознательно чего-то ждал, глядя на непроницаемое лицо Шото и очерчивая в мыслях контур его красивых губ, сильных рук и широкой спины, Изуку начал стыдиться себя и считать неправильным. Ведь если человек привлекает другого человека, то ему хочется физического контакта с ним? Разве не так? Изуку хотелось. Очень хотелось прикоснуться к Шото, провести носом по его шее или же запустить ладонь в, наверняка, мягкие волосы. Ему, словно влюбленной по уши девочке, хотелось запрыгнуть Шото на шею при каждой новой встрече и прилипнуть навсегда. Хотелось провести кончиками пальцев по его крепкой спине, на которую он постоянно залипал в раздевалке, когда они переодевались для тренировки, расцеловать его, что скрывать, красивое лицо, фотка которого стоит у Изуку на обоях в телефоне, и просто сказать, как сильно он любит Тодороки, что засыпает только с мыслями о его редкой и одновременно такой милой улыбке. Раньше Мидории хватало лишь осознавания того, что он может помогать и быть рядом с Шото, что может смотреть на него каждый раз и радоваться его успехам, что может общаться с ним и просто смеяться вместе, но теперь парню эгоистично хотелось большего, чем было достаточно раньше. Но Изуку постоянно одергивал себя от этих мыслей, возвращаясь к более гадким, что травили душу с каждой секундой. Неужели, Шото считает его настолько отвратительным, что не хочет даже прикоснуться? Почему он не хочет чего-то большего, чем простого общения, как до признания? Почему Шото ничего не предпринимает? То есть, вообще ничего. Изуку хватило бы всего лишь знака, что Шото этого хочет. Но ведь, вдруг, Тодороки будет казаться это мерзким? Или он уже жалеет, что согласился встречаться с Мидорией, и просто Шото слишком добрый, чтобы сказать все напрямую? Поэтому каждый раз, при очередной новой встрече, Изуку лишь выдавливал из себя улыбку, снова и снова повторяя заученную для Шото фразу: "Доброе утро". Ведь, для кого как, но для Изуку утро было каким угодно, но точно никак не добрым. Мидория и так в глубине души прекрасно понимал, что точно не дотягивает до уровня Шото ни по критериям внешности, ни по другим навыкам или способностям. Шото был идеалом парня для любого человека, а Изуку... просто Изуку. Неуклюжий, стеснительный, с вечно растрепанными волосами, странным веснушчатым лицом и уродливыми бугристыми руками от огромного количества неприглядных шрамов, некрасивых рубцов и отвратительных мозолей на них. Слишком непохожий на Тодороки Шото, мечту каждой первой, второй и третьей девушки в академии. Изуку вздрогнул, выронив из рук учебник, когда услышал стук в дверь. Губы сразу же сжались в тонкую полоску, а сердце забилось о ребра с удвоенной силой. Быстренько подняв с пола учебник, Мидория тут же пошел к двери нетвердой походкой, пересчитывая в уме секунды до того, как у него случится сердечный приступ от только одного вида Шото и понимания, что объект его неконтролируемого воздыхания находится в его комнате. Изуку остановился около двери и глубоко вздохнул, чувствуя, как пульс бьется в самых висках, и волнение давит на нервы. Он прикоснулся к ручке двери и повернул ее, тут же открывая, после чего на пару минут точно умер. И сразу попал в рай. За дверью стоял Шото, одетый в просторную белую майку, от чего её ворот чуть сполз в сторону и открыл вид на выраженую ключицу парня. Изуку непроизвольно сглотнул и провел взглядом ниже, к его поясу, где виднелась пряжка ремня и несильно облегающие черные штаны, которые оставляли простор для фантазии, но это никак не помешало температуре в теле Изуку повыситься на пару градусов. А Шото, видимо, заметив, что Изуку чуть завис, словно неисправленная система, коснулся кончиками пальцев его плеча, тут же приближаясь к нему на несколько сантиметров. — Изуку, все нормально? — Шото направил взгляд на красное лицо Мидории, с непроницаемым видом рассматривая его. — А? — услышав свое имя, парень, кажется, отошел от транса, тут же ощущая на своем плече легкое прикосновение и замечая лицо Шото уже ближе, чем оно находилось ранее, от чего Изуку вмиг отпрыгнул от Тодороки на небольшое расстояние, отворачиваясь и коротко пряча лицо в руках. Нет, он точно дурак. Самый настоящий. — Да, все хорошо. Шото кивнул, закрыв дверь, и тут же прошел в комнату, по пути немного ее осматривая, кажется, прикидывая, что тут изменилось с того момента, как одноклассники устроили тот глупый конкурс при заселении в общежитие. А Изуку, на сколько бы сейчас правда не хотел умереть от неловкости ситуации, все же чуть-чуть успокоился, все-таки поворачиваясь лицом к Шото, чтобы не выглядеть еще большим придурком, чем уже себя выставил. — А твоя комната немного изменилась, — первым нарушил тишину Шото, делая вывод о своих наблюдениях. — Ага, — кивнул Изуку, вымученно улыбаясь и потирая вспотевшие ладони, — я слегка прибрался и кое-что убрал, чтобы было больше свободного пространства. Мидория снова неосознанно скользнул взглядом по силуэту Шото и только сейчас заметил в его руке учебники и тетради. — Шото, — тихо позвал Мидория, на что тут же получил взгляд в свою сторону, — давай сядем сюда, — и сел на мягкий зеленый ковер, который недавно дала ему мама, чуть подвигая низкий столик с учебниками на нем, стоящий около кровати, к себе. Тодороки кивнул и тоже опустился рядом с Изуку, выкладывая на гладкую поверхность свои учебники и тетради. Шото тут же открыл один из своих учебников, после чего Изуку пригляделся к написанному в нем и понял, что тот был по математике. Тодороки задумчиво листал страницы, кажется, стараясь найти страницу с самым трудным материалом, а Изуку, как самый настоящий придурок, не мог отвести взгляда от его пальцев, перебирающих страницы, отчего хотелось ударить самого себя. Ведь в данный момент нужно было думать о задачах, уравнениях и корнях, а не о Тодороки Шото, сидящим в его комнате, хоть тот и выглядел настолько хорошо, что у Изуку пересыхало во рту. — Начнем с этого, — проговорил Шото, открывая тетрадь и записывая одно из уравнений, что было дано в книжке, тут же подвигая свою тетрадь к Изуку и приближаясь настолько близко, что Мидория собственной кожей почувствовал тепло, исходящее от Шото. Но Тодороки словно бы ничего не замечал, только контур его губ стал чуть более сжатым, после чего он продолжил. — Сначала нужно подставить икс вот сюда, — он показал на часть уравнения кончиком ручки, — раскрыть скобки и вынести выражение из под корня, — закончив первую часть объяснения, Тодороки записал все, что сам говорил, и посмотрел прямо на лицо Изуку, буквы и цифры перед глазами которого расплывались, будто под слоем воды. — Все понимаешь? Нет, не понимает. Изуку вообще ничего не понимает, потому что все его внимание пропустили через мясорубку, мысли скрутились в маленькую ниточку, а тело просто горит от понимания, что бок Шото, его руки и дыхание хоть и случайно, но касаются кожи Изуку, от чего его просто начинает колотить. Хорошо, что они сидят, иначе Мидория уже давно бы валялся на полу без сознания. Но несмотря на все это, Изуку неуверенно кивнул в ответ, вновь уставившись в тетрадь. — Тогда продолжим, — Шото придвинулся еще чуть ближе, кажется, чтобы было удобнее, и дальше начал разъяснение. — Теперь вот эту часть, — он показал кончиком ручки на цифры в тетради, — нужно приравнять к другой и разде... Шото недоговорил, кладя ручку на стол и тут же прижимаясь носом к шее Изуку, проводя свободными руками по его спине. — Ш-шото? Ты что делаешь? — удивленно выдохнул Изуку и понял, что сейчас провалится на месте, если Шото вздумает остановиться. Тодороки же, напротив, резко надавил на живот Изуку, от чего тот от неожиданности и без особого сопротивления прижался спиной к полу, чуть приподнимаясь на локтях, почти упираясь затылком в кровать. Сказать, что Мидория был удивлен — не сказать ничего, но одновременно с этим тело словно отяжелело и коротко задрожало, когда Шото наклонился, потираясь, словно давно не ласканый кот, носом о его щеку. — Прости, Изуку, я так долго этого ждал, — выдохнул Шото в шею Мидории, от чего тот вновь дернулся и понял, что теперь горит не только его лицо, но и шея с ушами тоже. — Целый месяц мне хотелось тебя обнять, но ты был таким хорошим и никак не давал понять, что хочешь этого, и я до сих пор не решался, а сейчас... — тихо признался Шото, от чего смущение и странное удовольствие от действий и слов Тодороки били по напряженным нервам, словно тысячами ватт в одну напряженную пружину, и Изуку терялся, понимая, что это сейчас происходит наяву, что это не один из его многочисленных снов, после которых приходилось в тихомолку стирать простынь ранним утром в туалете. — Ш-шото... — почти простонал Мидория, когда почувствовал чужую руку, бродящую по его груди и неуверенный поцелуй в контур подбородка. Мидория чуть приоткрыл глаза и с нескрываемым восторгом заметил, что во всегда прохладном взгляде Тодороки сейчас плескается такое же смущение и взволнованность, как и у него самого, от чего хотелось просто взликовать. Поэтому Изуку, не сдержавшись, перенес вес своего тела на одну из рук, другой проведя по горячему лицу Шото, оглаживая его щеку, наслаждаясь ощущением чужой горячей кожи под пальцами. Тодороки же, посчитав это за разрешение, нагнулся чуть ниже, оказываясь в паре сантиметров от губ Изуку, которые Мидория тут же сам и сократил, чувствуя, как тяжесть, что до этого беспорядочно блуждала по его крови, скапливается в одной точке, когда Шото машинально лизнул языком его губы, и Изуку, толком не зная, что делать дальше, повторил это действие за своим парнем. Шото же забрался одной рукой под майку Мидории, оглаживая подтянутый твердый живот и кубики пресса, нежно проводя пальцами по ребрам, от чего Изуку сдавленно выдохнул сквозь зубы и чуть видно выгнулся, стараясь быть ближе к теплому телу. К телу Шото. Тодороки, кажется, удолетворившись реакцией на свои действия, провел языком от уголка губ Изуку до основания его челюсти, после чего Мидория неосознанно выгнул шею, ощущая, как горячая ласковая рука на его животе остановилась около полоски начала штанов. Шото целовал его шею и проводил по ней губами, оставлял влажную дорожку от языка, поэтому Мидория тихо постанывал и выдыхал. Было чертовски приятно чувствовать на себе чужие руки, и Изуку сейчас со стыдом понимал, что сделал бы что угодно, лишь бы это не закончилось. Но вместе с тем в груди зародилось горькое тянущее ощущение, которое преследовало и ранее. А когда Шото поставил свое колено между ног Изуку, мальчик не смог сдержаться и резко ухватился одной рукой за шею Тодороки, притягивая его лицо к себе ближе и пряча свою пылающую физиономию со слезящимися глазами в основании его шеи, в то же время отодвигая свои бедра от его колена на максимальное расстояние, сгорая от стыда и понимая, что Шото чувствовал его возбуждение, возникшее от простых поцелуев. О боги, какой же он никчемный. Никчемный, никчемный, никчемный. Шото, наверняка, сейчас так невероятно противно. Да, точно, ему очень и очень противно. Слезы сами скатились с лица, попадая прямо на открытую кожу Шото, который застыл в легком недоумении. Возможно, это просто переизбыток чувств. Возможно, невысказанная и засевшая глубоко обида. — Изуку? — осторожно позвал Шото парня. — Я что-то сделал не так? Прости, я не специально, не стоило мне... — Нет, — пропищал Изуку, покачав головой, но до сих пор не отлепив мокрое лицо от шеи Шото, — это ты прости меня, я такой отвратительный. Я, я, я... прости, что тебе противно, Шото, я сейчас сам себе противен, — тихо и сдавленно прошептал Изуку, теперь уже стараясь отодвинуться от Тодороки, от чего он уперся спиной о кровать. — Я такой мерзкий. — Изуку, о чем ты? — зрачки Шото вмиг расширились, а его взгляд стал еще более недоумевающим. — Ты хотел, как лучше, сделал первый шаг, а я такой отвратительный, — Мидория отвел взгляд, сжав ноги максимально сильно, чтобы Шото больше не увидел его позорного стояка. — Изуку, — сдавленно выдохнул Шото, сжав губы, как он обычно делает, когда расстроен, — ты не отвратительный. Ты самый удивительный человек, которого мне только удалось знать, и ты, — Шото осторожно подполз ближе, стирая слезы со щек заплаканного парня и целомудренно выцеловывая его губы, — вызываешь во мне такую же реакцию, — наконец закончил предложение Шото и положил ладони на колени парня, вместе с тем приложив чуть силы, и раздвинул его ноги, тут же обращая внимание на внушительную выпуклость на штанах Мидории. Изуку до сих пор сидел, не шевелясь, наблюдая за манипуляциями Шото, а в голове билась его последняя фраза: "Вызываешь во мне такую же реакцию". Не значит ли это, что?.. Изуку скользнул взглядом от ремня Шото вниз, тут же замечая его возбуждение через плотную ткань штанов, от чего лицо вновь покраснело, а смущение вернулось с двойной силой. Мидория вытер свое лицо руками и слегка опустил голову вниз, стараясь спрятать взгляд. — Вот видишь, — слегка улыбнулся Тодороки, наблюдая за реакцией парня, и нагнулся к его плечу, вновь просовывая колено между его ног и потираясь им о промежность Изуку, тут же выдыхая ему на ухо, — ты возбуждаешь меня не меньше. — Ш-шото, — выдохнул Изуку и сжал в руках майку на спине Тодороки, — я тебя лю... Ах! Это было второе признание в чувствах в жизни Изуку. И все они были адресованы одному человеку. — Я тебя тоже, — прошептал Шото с легкой полуулыбкой, и расстегнул штаны Мидории, чуть спуская их вместе с трусами и касаясь рукой стоящего члена, от чего Изуку начало бросать то в жар, то в холод, а из горла вырывались звуки, граничащие с устойчивым выражением «очень неприлично». Шото не стал более медлить, огладил большим пальцем головку, размазывая образовавшуюся смазку по всей поверхности и начал водить ладонью по члену, от чего Изуку колотило, мысли в его голове полностью спутались, кровь закипала и казалось, что он вот-вот умрет от того, что сейчас чувствует. Поэтому идея, промелькнувшая стрелой и воткнувшаяся в мозг, словно игла, была очень неожиданна. Поддавшись внезапному порыву, Изуку резко остановил руку Шото, тут же отстраняясь от него и ловя на себе неудомевающий взгляд. — П... позволь мне, — выдавил из себя Изуку и усадил Шото на свое место, немного медля. Изуку, вспоминая движения Шото, подполз ближе к Тодороки, оглаживая бугорок на его штанах и чуть сжимая его, от чего Шото прикрыл глаза и тихо выдохнул сквозь зубы. Поэтому Мидория, кажется, осмелев, сел на колени к неожидавшему этого парню, к нему лицом, начиная потираться скрытым тканью задом о его вставший член сквозь штаны, ерзая на нем, приподнимаясь и опускаясь так, чтобы его собственный член терся об оголившийся живот Тодороки. Шото же резко схватил Мидорию за талию и стал набирать свой темп, чувствуя, как все внутри скручивается и разрастается приятной истомой от трения, как перед глазами вспыхивают звездочки, а тихие стоны Изуку ему на ухо доводят до почти физического бессилия. Жар тел смешивался, а воздуха не хватало, поэтому они дышали друг другом. Все чувства, что копились внутри, выплеснулись наружу, как штормовое предупреждение в погожий день. Шото нужна была разрядка, прямо тут и прямо сейчас, иначе он окончательно свихнется от взгляда на него больших зеленых глаз, от тихих выдохов и касаний. Хотелось всего и сразу, поэтому трудно было сосредоточиться, ведь когда под твоими руками находится объект самых волнующих чувств, твоего бессилия и мыслей, трудно решить, что хочется сделать в первую очередь. Поэтому Шото отдался во власть Изуку, полностью подчиняясь. Трение незаметно немного усилилось, и Тодороки чувствовал, как Изуку проходится своими крепкими ягодицами прямо по головке, как остро ощущается давление, головокружащий запах пота и его Мидория, жмурящий глаза и задыхающийся от переполняющего восторга. Поэтому Шото резко выдохнул и впечатал в свои бедра задницу Изуку в последний раз, изливаясь прямо себе в штаны, и легким движением руки помогая Мидории тоже дойти до финала. Мидория еще несколько секунд на автомате продолжал двигаться, пока не накатила послеоргазменная нега, от чего хотелось просто расплыться в лужицу и никогда больше не шевелиться. Остановившись и немного отдышавшись, Изуку соскользнул с бедер Шото, садясь около него и кладя свою голову ему на плечо, кажется, в полнейшей эйфории прикрывая глаза. В данную секунду еще никто не догадывался, сколько трудностей ждало впереди, например, как попасть в общий душ так, чтобы никто ни о чем не узнал, или же как пробраться в комнату Шото, чтобы не встретить в коридоре одноклассников с ненужными вопросами. Но сейчас Изуку счастливо улыбался, прижимаясь к плечу Шото, а сам Тодороки нежно выводил пальцем по его животу витиеватые узоры, поэтому ясно было только одно: этим двоим парням сейчас точно не до математики.