Как дорога в Гималаи

Машина глохнет где-то в пятнадцати километрах от места назначения. Иван происходящее старается никак не комментировать, но в глазах его скачут смешинки и у заметившего это Людвига брови сходятся вместе от раздражения. Россия виновато разводит руками, но в глазах всё тот же смех, ничего не может с собой поделать. Упрямые попытки Людвига реанимировать авто вызывают умиление. Возможно, он смог бы сдержаться - если бы очень постарался - но Германия пытается вернуть заглохший двигатель к жизни не выходя из машины. Сдаётся Людвиг довольно скоро, и Иван стягивает с шеи шарф. Добротный, крупной вязки: не хотелось бы его испачкать в мазуте. Но Людвиг молчит, а Иван не предлагает. Как и всегда. Эта дурацкая ситуация отлично иллюстрирует их отношения. Вариантов еще масса, но Германия, приложив к уху телефон, почти сразу принимается рассказывать об их незавидной участи. Уголки губ Ивана тянутся вверх. Кажется, кто-то забыл, что для разнообразия можно поработать и руками, а не всецело зависеть от автосервиса. Зрелище печальнее некуда. Для того кто так ценит время, Людвиг тратит его совершенно бестолково. А потом из динамиков раздаётся до боли знакомый голос и Иван весь подбирается, словно учуявший кровь хищник. Или не хищник. Как бестолковый кокер-спаниэль. Гилберт говорит не по делу, и больше о себе. Несёт какую-то чушь про наглого соседского кота и его ебучего хозяина, про то, что передумал ехать в Ганновер и что совершенно точно не станет терпеть чёртову жару, так что нужно решить, что делать с кондиционерами, и когда терпение у Людвига почти иссякает, сообщает, что на выезде из города километровые пробки, ждать эвакуатор придётся долго. И это совершенно глупо, Вест, когда в полуметре от тебя сидит отличный автомеханик. В остальном он, конечно, то ещё дерьмо, но руки растут из нужного места. Иван улыбается, когда Людвиг нервно скашивает в его сторону взгляд. Он не уверен, но, кажется, сейчас ему полагается пообещать небесные кары и затолкать кому-нибудь зубы в горло поглубже. Тому, кто первым попадётся под руку, потому что Россия тот ещё психопат. - Это совершенно неприемлемо, - отвечает Людвиг, и Гилберт по ту сторону подозрительно быстро соглашается. Говорит: - Щас всё будет, - и сбрасывает звонок. Когда почти сразу же звонит телефон Ивана, Людвиг излишне шумно вздыхает. Довольно странная реакция. За столько лет, стоило бы уже запомнить, что щас все будет в исполнении Гилберта, без "по-моему будет, мать вашу" существовать не может. Хмурый голос, без приветствия переходит сразу к делу, и что-то внутри Ивана обламывается, крошится, оседает пеплом. - Поройся под капотом, может, сможешь реанимировать. Если перегорели свечи, в багажнике есть запасные. В случае чего, пройдётесь пешком. Всего километров пятнадцать, минут за восемьдесят управитесь. - Я тебе не сайгак, - говорит Россия с заминкой. - Давай, Брагинский. Как раз растрясёшь свои бока. - Всё с моими боками в порядке. - Вперёд, Брагинский. Вдруг война, а ты в танк не пролезешь. А у меня нет времени вытрахивать из тебя лишние калории. Прерывается звонок всё так же бесцеремонно, как и в первый раз. Иван устало вздыхает и откидывается на спинку. Людвиг слева от него старательно таращится в окно. Неловко, конечно, вышло. Иван оставляет его одного, не понаслышке зная, что он чувствует. Это не бегство, под капот действительно не помешало бы заглянуть, да и Людвигу будет спокойнее, исчезни он на некоторое время из виду. * * * Проблема оказывается и не проблемой вовсе. Управляется Иван минут за пять, но в салон возвращаться не хочется, и ещё столько же он торчит на улице, старательно перегоняя незажжённую сигарету из одного уголка рта в другой. Потерявший терпение Людвиг хлопает дверью и подносит к его лицу зажигалку. До неприличия дорогую, сам бы он такую не приобрёл, а вот Гилберт, считающий, что понты дороже денег, на подобные нерациональные растраты вполне был способен. - Не надо, я пытаюсь бросить. Дальше тянуть бессмысленно, они и без того до неприличия опоздали, так что Иван опускает капот и возвращается в салон, спеша первым занять освобождённое Людвигом водительское кресло. Сзади раздражённо щелкают языком - точь-в-точь как Гилберт - когда Иван выплёвывает на асфальт сигарету с измочаленным фильтром. Россия вымученно улыбается. По крайней мере, он сделал всё возможное, чтобы Людвиг завяз в чём-то менее травматичном, чем его отношения с Гилбертом. * * * План Ивана прекрасен в своей простоте, но исполнение - тихий ужас. Людвиг оказывается на порядок отходчивее своего не в меру горячного брата, и довольно скоро Россия начинает ощущать тяжёлый взгляд, направленный в свою сторону. Остаётся только порадоваться тому, что они не преодолевают неожиданное препятствие на своих двоих. Восемьдесят минут в компании друг друга они бы вряд ли пережили. Чтобы разбавить тяжёлое молчание, Иван включает радио. Из колонок льётся приятный девичий голос. Голос поёт о сексе и вопрошает: разве может любовь быть грехом? Иван бросает быстрый взгляд вправо и не сдерживает нервного смешка. Отлично, теперь Людвиг его точно задушит. Но Людвиг старательно таращится прямо перед собой, словно трасса под их колёсами не прямая, а вьётся серпантином в каких-нибудь Гималаях. То, что за рулём сидит Иван, его ни капли не смущает. Песня с провокационным текстом наконец заканчивается, уступив место следующему треку. Вполне обычному, и совсем ничем не примечательному. Иван вздыхает, не скрывая облегчения. У него самого мысль, что у вырастившей его Ольги может быть секс до сих пор вызывает смущение и досаду. У Байльшмидтов все ещё запущеннее. Гилберт Людвига не просто вырастил, объединение немецких земель давало ему право зваться скорее отцом, чем старшим братом. И Людвигу, как и всем детям, хотелось бы думать, что секс у родителей был всего однажды - при их зачатии, и больше подобной ошибки не повторялось. Будь на месте Людвига Гилберт, пришлось бы выслушивать много чего интересного. Вопросы, следует ли Ивана звать по имени, или всё-таки лучше мамочкой, и как часто они трахаются, были бы самыми приличными. К счастью, Германия куда тактичнее. Иван сжимает руль до побелевших костяшек. Наверное, стоило хотя бы для себя ответить на издевательские вопросы, прозвучавшие в голове. По имени и нечасто. Очень не часто. Сложно трахаться с тем, кто уже двадцать с лишним лет отсутствует в твоей жизни.