— Спасибо, профессор, — сказал Адриан, одарив профессора Слизнорта благодарной улыбкой, когда горгулья, охраняющая вход в кабинет директора пришла в движение, услышав названный пароль. Адриан излучал волнение и тревогу, словно он крайне не хотел делать то, что собирался, однако чувствовал в этом острую необходимость.
— Я мог бы сопровождать вас, если хотите, мистер Певерелл, — сказал Слизнорт, обеспокоенный эмоциями, которые испытывал его ученик. Обычно он, уже освоившийся в школе и благополучно преодолевший ту травму, в первую очередь благодаря которой и оказался в этих стенах, был очень уравновешенным. Адриан был настоящим слизеринцем, и Шляпа ничуть не ошиблась, отправив его на этот факультет. Обычно его ученики не проявляли слишком много эмоций, и, когда Слизнорт мог различить их на их лицах, это говорило ему, насколько всё может быть плохо.
— Всё в порядке, профессор. Вам ещё нужно готовиться к завтрашним занятиям. Со мной всё будет хорошо, — сказал Адриан, заметно распрямляясь и натягивая на лицо маску, тем самым давая Слизнорту понять, что он хочет казаться взрослым. Кивнув ему, Адриан начал подниматься по лестнице. Его очень удивило, что он так быстро добился встречи с директором.
Постучав в дверь три раза, Адриан стал ждать ответа пожилого директора, — да, возможно, и пожилого, но тем не менее невероятно могущественного — ему не пришлось ждать долго: твёрдый голос пригласил его войти. Повернув ручку, Адриан вошёл в кабинет, в очередной раз застигнутый врасплох тем, насколько он отличался от того, каким он всегда его знал — практически копией гостиной Гриффиндора с множеством безделиц, занимающих всё свободное пространство.
— А, Адриан, рад тебя видеть, — сказал Диппет, с гордостью наблюдая за подростком. Он поступил правильно[1], позволив мальчику учиться в Хогвартсе. Адриан был не только удивительно гениальным учеником, лучшим по всем предметам, но ему также удалось вытащить Тома из его раковины. Ребёнок, казалось, всегда был с головой погружён в книги, никогда не проявлял особых эмоций, хоть и был всегда очень опрятно одет и безупречно вежлив. С появлением Адриана он начал по-настоящему проживать свою жизнь, а не просто читать книги. Директор знал, что они оба однажды станут великими, возможно, даже займут высокие посты в Министерстве Магии. Это определённо были ученики, которыми можно гордиться. Жаль только, что ни у одного из них нет опекунов, на которых можно было бы положиться.
— Здравствуйте, директор, — поприветствовал Адриан с искренней широкой улыбкой. Ему правда нравился Диппет, после Дамблдора было крайне удивительно, что он мог испытывать симпатию к кому-то из власть имущих. — Большое вам спасибо за то, что смогли встретиться со мной так скоро. Я знаю, что вы очень заняты, но мне больше не к кому пойти, — признался Адриан, нахмурив брови, а его широкая улыбка превратилась в сжатую линию.
Диппет выпрямился в своём кресле.
— Присаживайся, Адриан, не торопись[2] и рассказывай, — сказал он ребёнку. — Я, право слово, немного удивлён: профессор Слизнорт всегда производил впечатление человека надёжного и умеющего хранить чужие секреты.
— Я бы и обратился к нему, — глаза Адриана помрачнели, — но он знаком с человеком, из-за которого я беспокоюсь… И я боюсь, что он мог не поверить мне… И что вы тоже мне не поверите, — тяжело сглотнув, Адриан подавил рвущийся наружу смех и чувство вины, которое появилось у него при виде беспокойства на лице Диппета. Сейчас было важно ничего не испортить, он должен наконец показать отрицательную сторону Дамблдора, прежде чем тот приблизится к директорскому креслу, потом его смещения в должности добиться будет практически невозможно. Адриан знал и прекрасно понимал это — за шесть десятилетий предпринималось слишком много тщетных попыток.
В речи Адриана становилось слишком очевидным, что если этого человека знал Гораций, то и он знал тоже, и ему очень не понравилось то, что он услышал. Диппет напрягся, когда в голову полезли всякие мысли: учитель поднял на Адриана руку? Он отменил телесные наказания, когда стал директором, поэтому это было запрещено. Армандо не верил, что такие наказания как-то помогут учиться — детям нужна позитивная атмосфера. Над Адрианом издеваются? Угрожают? Каждая следующая мысль казалась ещё нелепее предыдущей. Он молчал, чтобы дать Адриану время объясниться, прежде чем всё запутается в клубок. Он предпочитает видеть всю картину целиком.
Адриан прикусил губу и рвано выдохнул:
— Вы думаете, что я собираюсь присоединиться к Грин-де-Вальду? — проговорил он, позволяя обиде разлиться в глазах, когда он поднял взгляд и уставился на директора. О, Адриан прекрасно знал, что Диппет никакого отношения к действиям Дамблдора не имеет, но ему нужно было создать впечатление, что это так. По крайней мере, что он думает, что это так. Не в первый раз ему будут доказывать его неправоту.
— Прошу прощения? — недоумённо спросил Диппет, не понимая, откуда у Адриана появились такие мысли. Он бы никогда не обвинил никого из своих учеников в подобном, не имея явных доказательств.
— Абраксас дружит с Томом, и он сейчас учится у своего отца, как присматривать за поместьем и вести дела, чтобы впоследствии занять его место в Визенгамоте, — сообщил Адриан директору, который на это лишь кивнул: то, что сказал сейчас Адриан, было совершенно нормальным — отец всегда обучает своего наследника. — Он был в Министерстве, где и услышал, как профессор Дамблдор и Министр говорили о том, что необходимо взять на попечение эмансипированных подростков, что они уязвимы перед Грин-де-Вальдом. Он сказал, что это первоочерёдная задача и для вас тоже. Но сейчас мы с Томом единственные эмансипированные в Хогвартсе… Поэтому профессор Дамблдор меня недолюбливает?
«Какие новости», — подумал Диппет. Он однозначно не был согласен с Альбусом ни в чём, что касалось эмансипированных подростков.
— Почему ты думаешь, что профессор Дамблдор тебя недолюбливает? — спросил он, пытаясь понять, стоит ли за этим что-то более серьёзное или это просто неуверенность Адриана? Он не думал, что Альбус сделал что-то плохое, но предпочёл бы быть осторожным и пресечь проблему на корню.
— В мою первую неделю в Хогвартсе профессор Дамблдор задал мне задания за все пропущенные года и сказал закончить их за две недели… Тогда я не подумал, что что-то не так, мне показалось, что это нормально, но профессор Слизнорт был очень рассержен и никто из профессоров больше так не сделал, — торопливо объяснил Адриан, покрываясь краской от стыда. — Отработки, которые он мне назначал, были несправедливы, ведь остальные делали то же самое… Но доставалось почему-то именно мне. Я… На одной из первых отработок он предложил помочь с восстановлением родословной и настаивал на этом, хотя я отказался. На второй отработке он… Он привёл в кабинет Трансфигурации целительницу Чанг и сказал ей, что думает, что я нахожусь под воздействием контролирующих чар… Он не говорил ничего прямо, но… Но я уверен, что он думал, что это Том… И он наблюдает за мной всё время… Спросите моих друзей, я ничего не выдумываю, клянусь! Мне некомфортно от его пристального взгляда… Если нужно, я могу отдать воспоминания… Мне не стоило ничего говорить, да? — пробормотал Адриан себе под нос. От него волнами исходило беспокойство.
— Адриан, успокойся! — велел Диппет, выходя из-за стола. Он постучал по столешнице палочкой, и на ней появилось блюдечко со стоящей на нём чашкой ароматного чая, которую директор передал ребёнку, надеясь, что, заняв его чаем, он предотвратит паническую атаку. — Пей медленно, не торопись. Дыши глубже, — неважно, верил он в это или нет, но он должен был вызвать авроров для выяснения всех обстоятельств. Директор был в раздумьях, но обвинять никого во лжи он не собирался.
Не прошло и десяти минут, как из камина вышли двое хорошо знакомых авроров. Оба были крайне удивлены произошедшими с Адрианом изменениями: когда они видели подростка последний раз, — два года назад — он был маленьким, худым и истощённым. Сейчас он определённо проявил себя во всей своей полноте[3].
— Чем можем помочь, директор Диппет? — тоном профессионала спросил Пруэтт. Оба аврора приготовились внимательно слушать.
— Мистер Певерелл пришёл ко мне с весьма серьёзными опасениями относительно одного из профессоров — Альбуса Дамблдора… Кажется, он проявляет к мальчику неподобающее внимание, — мрачно сообщил им Диппет, он напряжённо выпрямился с выражением мрачного беспокойства. Что, если всё это время он доверял человеку, который… как-то унижал учеников? От этой мысли ему откровенно поплохело.
Грюм переменился в лице и посмотрел на Пруэтта, которому совершенно не понравился этот намёк.
— Он спрашивал меня о деле Адриана, когда я только начал его расследовать, и о семье мальчика, — дело было закрыто: оба тела возвращены на родину и кремированы, а прах был развеян по просьбе Адриана: он не хотел видеть своих родственников, потому что они снова бы напомнили ему о произошедшем. Грюм ни в коем случае его не винил — кто захочет хранить прах тех, кто издевался над ним? Обычно магов не кремировали, а захоранивали, но во время войны и с перевозкой тел было проще кремировать.
— Ты упоминал об этом, — кивнул Пруэтт, подтверждая слова напарника, он также знал, что то обращение Дамблдора было записано и будет использовано в качестве доказательства в новом расследовании. Они уже засиделись на месте, но им хотелось совсем не такого рода дел. По правде говоря, Аарон был даже раздражён тем, что их вызвали так близко к окончанию рабочего дня.
— Он когда-нибудь прикасался к тебе? — спросил Аарон, хотя задавать такие вопросы совершенно не хотелось. Отвратительно. Он и сам учился у Дамблдора и даже знал, что у того всегда были любимчики.
У Адриана расширились глаза, а желудок скрутило. Мерзость какая.
— П-прикасался? — пискнул он, дрожа от отвращения, словно такая мысль даже в голову прийти не могла. Он начал энергично качать головой, заставляя всех присутствующих в кабинете расслабиться. — Он… Он ведь не хотел ко мне прикасаться, да? — недоумевал он.
— Это мы выясним, — ответил Пруэтт. Это могло быть всё, что угодно. Чёрт возьми, да из того, что они сейчас услышали, Дамблдор вполне мог его обхаживать. Пруэтт старался абстрагироваться от эмоций, когда работал со знакомыми людьми. Нравился ему Дамблдор или нет, но обвинение было предъявлено. Когда он стал аврором, то дал себе клятву, что будет прилагать все усилия при расследовании дел, и данное себе обещание было для него чрезвычайно важным.
— Ты готов передать нам воспоминания о тех… неподобающих случаях? — спросил Аарон, занятый записыванием всего происходящего, но оторвался от бумаг, чтобы серьёзно посмотреть на Адриана. Подросток он или нет, но аврор был здесь, чтобы помочь, и он хотел, чтобы мальчик знал это.
— Да, — тихо согласился Адриан, доставая палочку и готовясь к тому, что должно будет произойти.
— Ты принёс флаконы? — спросил затем Аарон своего напарника: они всегда имели при себе парочку на случай, если нужно будет брать воспоминания. Дело предстояло долгое. Очень долгое. Им будет необходимо поговорить со многими учениками, но для этого нужно согласие их родителей и их присутствие здесь, в Хогвартсе, или в Министерстве. Безусловно, гораздо проще всё пройдёт в Хогвартсе: ученики не будут бояться, что у них самих какие-то проблемы. Затем, если то, о чём говорят директор и Адриан, действительно имеет место быть, нужно будет арестовать Дамблдора, начать искать ещё больше доказательств и назначить дату суда.
— Ага, — пробормотал Пруэтт, засунув в сумку руку по самое плечо, и достал ящичек с шестью флаконами.
— Вы знаете, как извлекать воспоминания, мистер Певерелл? — спросил Аарон, бросив короткий взгляд на палочку в руке подростка.
— Да, — ответил Адриан, — я люблю читать.
— Замечательно. Извлеките все воспоминания, которые у вас имеются, — твёрдо сказал Аарон, присаживаясь на колени и забирая у своего напарника, который уже приготовился описывать на листе пергамента всё происходящее торопливым, но читаемым почерком, откупоренный флакон.
Адриан медленно извлекал каждое воспоминание, позволяя Аарону направлять свою руку, чтобы опустить воспоминание в сосуд, каждый из которых он закупоривал магией, а затем передавал Пруэтту, который был очень похож на Фреда и Джорджа. Адриан на краткий миг задумался, был ли он отцом Молли, Фабиана и Гидеона Пруэттов или это какой-то другой Пруэтт.
Им понадобился больше, чем один ящичек — в сумме ушло семь флаконов, запечатанных аврорами и помеченных этикетками на заклинании вечного приклеивания. Никто, кроме них двоих, не сможет просмотреть эти воспоминания, что обеспечит их засекреченность. После завершения дела они будут возвращены Адриану Певереллу, поскольку они не могли хранить у себя подлинные воспоминания.
Даже при наличии этих воспоминаний Адриан должен будет подтвердить всё словами, объяснить, что чувствовал. Он также назвал имена тех людей, которые, насколько он знал, могли подтвердить, что Дамблдор постоянно пристально за ним наблюдает. Время перевалило далеко за полночь, прежде чем они заполучили всё необходимое и были достаточно удовлетворены своей работой, зная, что сейчас сделали всё, что смогли. Только тогда Диппет попросил, чтобы Адриану позволили вернуться в спальни и немного поспать. Чем благодарный Адриан и воспользовался.
— Как это всё влияет на Альбуса? И что сделать мне? — спросил Армандо двоих авроров, откровенно взволнованный всем, что услышал сегодня вечером и ночью.
— Он не может работать с детьми, пока не будет оправдан, — мрачно ответил ему Грюм. — Я предлагаю вам отстранить его от работы. С оплатой или без — зависит от вас. Если его признают виновным, то его необходимо будет уволить, если оправдают — вы сможете восстановить его в должности. В любом случае, завтра с утра он в первую очередь окажется в Министерстве на допросе.
Диппет устало вздохнул и покорно кивнул. Да, он так и предполагал, а это означало, что ему необходимо срочно найти нового преподавателя Трансфигурации. У него были хорошие друзья, которым он бы доверил это на короткое время. Это бы очень помогло ему, пока он будет искать долгосрочную замену. Директор прекрасно знал, сколько времени уйдёт на то, чтобы всё прояснить — месяцы.
— Благодарю за столь быстрый приход. Прошу, не стесняйтесь воспользоваться камином, — путь назад в Министерство в противном случае был бы крайне длинным.
Авроры попрощались и быстро ушли.
***
— Что за… — пробормотал Лестрейндж, с трудом разлепляя глаза, когда услышал бесперебойное жужжание, доносящееся из общей гостиной. Звук издавал желоб для совиной почты, но так было только если он был полон. Это случалось всего несколько раз в значимые даты. Лестрейндж раздражённо заворчал, когда стало ясно, что никто на его вопрос не ответит. А затем, словно желоб устал гудеть, всё затихло, и Лестрейндж облегчённо выдохнул, повернулся на другой бок и зарылся обратно в своё тёплое одеяло.
С губ слетел очередной отчаянный стон, когда в дверь трижды постучали, прежде чем войти в комнату.
— Лестрейндж, Том, Нотт, Эйвери… Вам пришли письма из Министерства. На них пометка «срочно», — староста, Орион Блэк, бросил конверты поверх их чемоданов, прежде чем выйти.
— Что? — воскликнул Эйвери, вскакивая с кровати. К этому моменту остальные уже распахнули балдахины и призвали конверты. Эйден закатил глаза, поняв, что можно было сделать так же. — С чего бы, Мерлина ради, нам приходили письма из Министерства? — голос дал петуха от беспокойства, но он будет отрицать это, пока не испустит последний вздох.
До их ушей внезапно донёсся смех Адриана, в котором звучали угрожающие нотки:
— Не волнуйтесь, вас просто вызывают в качестве свидетелей, — он мрачно усмехнулся.
— Свидетелей? — Эйвери, Нотт и Лестрейндж переглянулись, прежде чем вскрыть конверты, гадая, имело ли это какое-то отношение к тому, о чём Том и Адриан говорили на пиру в честь начала учебного года.
— Здесь ни о чём таком не говорится, — упрямо произнёс Эйвери, нахмурившись. Бесполезная бумажка, которая не давала никакого представления о происходящем. В письме было сказано лишь то, что они должны прийти в кабинет директора Диппета в девять часов — он явится в любом случае — и что его мать тоже будет там.
— Он прав. Адриан, в чём дело? — спросил Таддеус, не обратив ни малейшего внимания на то, что Том и Адриан лежали вместе. Это было обычное явление, но к этому только предстояло привыкнуть. Да, они спали вместе уже какое-то время, но это не означало, что остальные не испытывали никакого дискомфорта. Но не потому, что они оба парни — скорее потому, что это именно Том и Адриан.
Адриан взглянул на Тома, прежде чем ответить:
— Вы всё увидите, — в глазах их обоих сверкнул злобный огонёк.
Эйвери тяжело сглотнул. Да, кому-то скоро не поздоровится. И у Адриана для этого некто не будет ни грана жалости.
— В моём сказано быть в восемь тридцать, — пробормотал Лестрейндж, неохотно выползая из-под одеяла. Ему нужно было принять душ и одеться. Если он будет выглядеть хотя бы чуть менее идеально, чем его родители, то они не дадут узнать ему, в чём же дело.
— В моём к девяти, — Эйден начал размышлять вслух, — значит, по полчаса на каждого, — Мерлина ради, что сделал Адриан? Они как-то вовлечены в это? Это как-то связано с Дамблдором — в этом Эйвери был уверен почти на сто процентов.
***
Два дня спустя
Альбус Дамблдор, заместитель директора и профессор Трансфигурации, сел за стол, начиная завтракать. Он чувствовал какое-то неясное, но настойчивое беспокойство: в Хогвартсе что-то происходило, но он не имел ни малейшего понятия что. За последние два дня авроры переговорили с большим количеством учеников, но когда он спросил об этом и Армандо, и авроров, то ответом ему было: «Нам просто нужно кое-что узнать», — и, конечно же, они считали, что ему этого знать было не нужно. Альбус ненавидел оставаться в неведении, но Армандо категорически не желал что-либо ему рассказывать. Он пытался подслушать разговоры с учениками, чтобы выяснить, что происходит, но авроры, очевидно, обнаруживали подслушивающие чары, так как связь прерывалась прежде, чем он мог хоть что-нибудь услышать.
Он только что закончил наполнять тарелку полным английским завтраком[4], — на завтрак он несколько опоздал, поскольку все ученики уже сидели на своих привычных местах и ели — когда двери в Большой Зал распахнулись, впуская одетых в красное авроров. Альбус, как и все остальные присутствующие, с любопытством наблюдал за ними. Закончили ли они своё расследование? Под кого они копали? Он надеялся, что сегодня получит, наконец, ответы на все свои вопросы. Но когда они продвинулись глубже в Зал, минуя ученические столы, на него снизошло озарение — преподаватель? Это удивило Дамблдора, и, когда он посмотрел на авроров, внутри у него всё опустилось. Не может быть… Он тяжело сглотнул, когда авроры остановились около его кресла, и повернул голову, чтобы видеть их более чётко.
— Альбус Дамблдор, вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, однако это может вам навредить, если на допросе вы не упомянете того, на что будете ссылаться в суде. Кроме того, все ваши слова будут представлены в качестве доказательств, — резким тоном произнёс Аарон Грюм, сохраняя свой профессионализм. Палочка была наготове, и он обезоружил Дамблдора, предотвращая любые попытки побега.
— Прошу прощения? — воскликнул Дамблдор, спокойно поднимаясь, и ни единая чёрточка не показывала его паники. — В чём именно меня обвиняют? — он не пытался скрыть, насколько озадачен происходящим. Он взглянул на Армандо. На лице Дамблдора открыто читалось лишь одно слово: «Предатель», — он знает, знал, что против него заведено какое-то дело и поверил во всю эту чушь? Альбус же в течение многих лет был прекрасным преподавателем, как хоть кто-нибудь мог подумать, что он нарушил закон?
— Вы хотите, чтобы ученики знали перечень обвинений? — спросил Пруэтт, скрывая своё удивление. Руки Дамблдора были связаны спереди: пытался обвиняемый бежать или нет, по инструкции руки всё равно должны быть связаны.
Альбус сделал паузу, неохотно уступая. Он чувствовал себя крайне уязвимым, совершенно не контролировал ситуацию. Это ему не нравилось. Дамблдор понимал, что в его интересах сотрудничать со следствием, иначе оказание сопротивления просто добавят к другим обвинениям. Именно к другим: Пруэтт сказал «перечень», а не что-то другое, и это крайне его беспокоило.
— Что ж, замечательно, — тихо пробормотал он, желая исчезнуть. Вместо этого он встал ещё ровнее, отказываясь демонстрировать свою слабость. Ему нужно было как можно быстрее выяснить, в чём его обвиняют.
Затем двое авроров вывели Альбуса Дамблдора из Большого Зала под горячие перешёптывания учеников, самым распространённым вопросом, доносившимся до авроров со столов всех четырёх факультетов, был: «Интересно, что он сделал?»
— Хороший вопрос, — пробормотал Эйден. Его глаза лучились восторгом, ликование едва удавалось скрыть: любой, кто знал его, понял бы, какое ему это всё доставляет удовольствие. Однако со стороны казалось, что он испытывает то же любопытство, что и все остальные. — Ты знаешь, в чём его обвиняют? — спросил он Адриана, повернувшись к нему лицом.
— Вообще-то нет, — признался Адриан, проглотив кусочек бекона. — Мы не узнаем, пока Абраксас не расскажет Тому или пока это не просочится в газеты — у них свои источники, — из того, что он читал в газетах сейчас, он понял, что нынешние журналисты гораздо профессиональнее Скитер. Иными словами, они стремились писать правду. Никто в газете не знал, что их начальник Адриан. В общем-то никто, кроме его управляющего-гоблина, не знал, что ему принадлежит половина акций газеты и что он всё ещё пытается выкупить вторую. Если бы ему дали высказаться насчёт работающих в «Пророке», он бы сказал: «Никакой Скитер или ей подобных».
Эйден застонал от досады, надеясь, что Абраксас скоро выйдет на связь, что, вероятно, и произойдёт, как только информация станет известна в Министерстве. Ему очень хотелось знать, в каких преступлениях обвиняли Дамблдора, потому что вопросы, которые ему задавали авроры, картину не проясняли совершенно. — Как вы можете быть такими спокойными? — пробурчал он. Том и Адриан не выглядели, будто довольны результатом. На самом деле, они не выдавали себя вообще ничем.
Адриан поджал губы, взглянув на Эйвери:
— Дамблдор очень… убедителен, он может вернуться в Хогвартс даже раньше, чем мы об этом узнаем. Всё зависит от того, сможет ли он выбраться из той ямы, в которую упал, — честно сказал он. — Так что пока процесс над ним не закончится… я не собираюсь питать излишних надежд.
— Ты правда думаешь, что ему всё спустят с рук? — спросил Лестрейндж, приходя в ярость от одной этой мысли.
— Вполне может быть, я об этом и говорю. Не недооценивайте его умение сочинять красивые истории, — добавил Адриан, протирая губы салфеткой. Положив её на пустую тарелку, он поднял с пола сумку, собираясь идти на первое занятие.
***
Министерство Магии. Аврорат
— Я отведу его в допросную номер один, — сказал Пруэтт своему напарнику, который кивнул и быстро направился в их кабинет, который они делили с десятками других авроров — один кабинет на всех. Пруэтт прошёл в допросную, которая была пуста, проводил внутрь Дамблдора, усадил его в кресло и сам занял положенное ему место, накладывая заклинание, чтобы записалось всё, что здесь будет сказано.
— Допрашивается подозреваемый Альбус Дамблдор. В допросной присутствует аврор Пруэтт. И только что вошедший аврор Грюм, — добавил он, когда вошёл его напарник, принёсший все имеющиеся у них улики. Воспоминания, и, конечно же, материалы опросов учеников и преподавателей. — Для протокола, пожалуйста, назовите своё имя, — обратился он к Дамблдору.
— Альбус Дамблдор, — произнёс он. На лице была маска озабоченности, скрывающая закипающую внутри ярость. — В чём меня обвиняют? — спросил он, разочарованно наблюдая за аврорами сквозь очки-половинки. Это были его бывшие ученики: уж они-то должны были знать, что он никогда бы не нарушил закон.
— Во-первых, умышленное оставление ребёнка в опасности, — сказал Пруэтт, читая бумаги. Они поговорили со многими учениками и преподавателями и были шокированы тем, что Дамблдор принёс Адриана Певерелла в Хогвартс, а не доставил его в Святого Мунго. По словам целительницы, Дамблдор проигнорировал её беспокойство и заставил обратиться за помощью к целителю из Мунго. У них ушёл месяц на то, чтобы вылечить его. Адриан мог умереть. Целителей нужно было вызвать ещё сразу же на место происшествия. — Далее, эксплуатация несовершеннолетних, заведомо ложные обращения в Министерство, преследования, неисполнение обязанностей, покушение на кражу наследственного имущества, заведомо ложные обвинения несовершеннолетних и домогательства, — он пытался использовать Адриана, ложно обвинил Тома Реддла в наложении на Адриана контролирующих волю заклинаний, представил ложные заявления в Министерство, лгал в попытке получить опеку над Адрианом и, как они подозревали, над Томом Реддлом тоже. Дамблдор преследовал их обоих, злоупотреблял своим положением преподавателя и пытался взять их под контроль, а его нездоровая одержимость тем, что Адриан — Певерелл, тоже говорила о многом. Домогался, назначая отработки только для того, чтобы поговорить с ним на темы, которые не имел права даже затрагивать.
Дамблдор сильно побледнел и тяжело сглотнул. Голова шла кругом. Он ожидал явно не этого, по крайней мере, не перечня такого размера. Как, Мерлина ради, ему из этого выпутаться? В панике он видел, насколько толстой была стопка пергаментов и как много было флаконов, в которых, очевидно, хранились воспоминания. Дыхание стало более тяжелым, чем Дамблдору того хотелось бы, но он не мог сдержать вообще все естественные реакции организма. Тем более перед лицом столь тяжких обвинений.
— Желаете воспользоваться своим правом на юридическую помощь? — профессиональным тоном спросил Пруэтт, переглянувшись с напарником: первая реакция, когда Дамблдор узнал, в чём его обвиняют, говорила о многом. Он побледнел, запаниковал, а дыхание стало дрожащим и тяжёлым. Вероятность того, что он виновен, была большой.
— Да, — Альбусу удалось выдавить это сквозь сжавшееся горло и дрожащие губы. Ему нужно было время, чтобы всё обдумать, а юристы в Министерстве — студенты-практиканты, иначе говоря, помощники из них будут просто жалкие. Он знал о законе гораздо больше, чем они узнают за всю свою жизнь, однако если это даст ему время успокоиться и тщательно всё обдумать, то он этой возможностью воспользуется. — Я хотел бы получить юридическую консультацию, — его сердце стучало, как барабан, и он боялся, что авроры это услышат.
Грюм и Пруэтт поверженно вздохнули. Это означало, что допросить они его смогут только спустя целую вечность. С допросом или без, у них было достаточно материалов, чтобы уже назначить дату заседания. Они оба пришли к одному и тому же выводу и встали — просто назначат заседание и всё.
— Ваш адвокат прибудет через десять — пятнадцать минут, — с этими словами оба вышли из допросной и заперли её, чтобы никто и ничто не попало внутрь, а Дамблдор точно не смог выбраться. Да даже если ему это и удастся, то он тут же попадёт в руки стоящих в коридоре авроров, а они ему уйти не дадут. Они сменили на двери табличку на «занято», чтобы другие авроры знали, что они никого не могут туда впустить.
— Я приведу кого-нибудь из тех, кто здесь есть, — сказал Пруэтт, направившись в другой конец коридора, где был кабинет, в котором расположились студенты-юристы. Они не думали, что Дамблдору понадобится помощь адвоката. О, они были не настолько глупы: он явно пытался выиграть время, чтобы придумать стратегию защиты. Что ж, это было его право.
