Календарь с сюрпризом

      Больше всего на свете Хаку хотел стать самым лучшим, великим волшебником. Чтобы о нём слагали легенды, воспевали в песнях, и, где-нибудь на королевской площади, а, может быть, и в саду, на самом видном и почётном месте, стояла его статуя во весь рост. Но мечты мечтами, а самое главное — это учиться… или убираться.       — Опять он со своими душистыми порошками чудил! — злился Хаку, оттирая шваброй цветные пятна. Сверкающие лужицы на деле оказывались какими-то липкими и тягучими, словно медовые пятна, и совсем не оттирались. Тряпка вязла, склеивалась и твердела. Дракон яростно тряс ею.       — Хаул говорит, что для его работы необходима приятная наружность, — пожал плечами Кальцифер, подтягивая к себе поленья, которые утром мальчик сложил возле печи.       — Мне казалось, что его дело — привороты и отвороты варить, а не заигрывать с молодыми девушками из городской пекарни, — фыркнул Хаку. Он отбросил швабру и закопался в кладовке в поисках щёток.       — Какая поразительная осведомлённость! — заметил демон. — Даже я не знаю, с кем он заигрывает, а ты — вот так вот запросто?       — Я просто по поручению ходил, — нашёлся мальчик, — вот и увидел.       Хаку не врал. Хаул, быстро сообразив, что ученик у него не в меру смышлёный, быстро и ненавязчиво спихнул половину своих дел и обязанностей на него, мотивируя это тем, что юному волшебнику просто необходима практика, а за книжками каждый сидеть сможет. Очень скоро дракон понял, что волшебник его просто обдурил, но противиться было уже поздно. Да и задания эти ему нравились куда сильнее, чем поручения Юбабы: ни у кого ничего воровать не приходилось, строить козни — тоже.       Хаул редко отпускал мальчика в город по поручениям, считая, что и на набережной работы предостаточно, но когда такое всё-таки случалось, дракон был жутко рад. Быстро расправившись с очередной миссией, он мог часами гулять по городу, заглядывая в магазинчики, где иногда покупал себе сочные пузатые яблоки и нежные персики. Особенно ему понравилась пекарня. Девушки, работавшие там, всегда приглашали мальчика внутрь. Его усаживали в незаметном месте, подальше от сварливой хозяйки, и угощали чаем со сдобными булочками, эклерами и кусками пирога, только что снятыми с печи и ещё пышущими тем восхитительным сдобным жаром, когда сладкая начинка чуть ли не вытекает прямо на пальцы.       Тогда-то, уплетая сладости, он и узнал, что его учитель любит часто сюда захаживать и подолгу задерживаться. Это неприятно задело, но Хаку виду не подал — только поблагодарил за заварные пирожные и отправился домой.       — Подмешать бы ему в порошки отбеливатель, сразу прежний цвет волос вернул бы! — мстительно проговорил мальчик, воюя с лужами. Щетка неприятно царапала пол, издавая душераздирающие звуки, больно проходившиеся по ушам.       — Он мне не идёт, — вкрадчиво сказал Хаул, наклоняясь к мальчику. Дракон подскочил, тут же поскользнувшись на злополучных лужах и растянувшись на полу. Волшебник рассмеялся и помог ученику подняться, ненароком заметив:       — Раз уж ты затеял уборку, может, и в ванной приберёшь? И плащ нуждается в чистке.        Он лучезарно улыбнулся. Хаку покраснел от гнева и отбросил щётку; скрестив руки на груди, встряхнул прилипшими ко лбу волосами:       — Я не домработница, а волшебник!       — Ты ученик волшебника, хоть и очень одарённый, — поправил его парень, хитро подмигивая. — А пока не узнаешь все премудрости магии, надо слушаться учителя.        Он важно удалился в ванную, бросив на ходу Кальциферу, чтобы тот подогрел воду. Хаку выпрямился и злобно пнул стульчик, зашвыривая куда-то вглубь комнаты щётки; они ударились о какую-то вазу, столкнув её с тумбы. Раздался звон битого стекла. Мальчик закатил глаза. От его злобы вода в тазике и лужи покрылись льдом.       — Зато теперь их не надо оттирать, можно и ножичком расковырять, — отметил Кальцифер.       — Пусть сам отдирает, — дракон подобрал плащ, брошенный на стул, и забросил его на диван. Потом подошёл к настенному календарю и сделал отметку угольком.       — Чего-то ждёшь? — поинтересовался огонь, пытаясь разглядеть со своего места.       — Да. Дня Рождения.       Хаку с трудом мог назвать себя человеком. Он был духом реки по имени Нигихаями Кохаку Нуси. Хаул, когда впервые это услышал, скривился и заметил, что упрощённый вариант куда милее, чем оригинальный, от которого язык заплетается в хитрый узел.        Да и сам мальчик тоже не считал себя хранителем. Речку давно засыпали, а сам дракон оказался и вовсе всеми покинутыми забытым. Но всё-таки момент своего появления в этом мире, когда он впервые оказался в водах Янтарной Реки, он помнил также хорошо, как если бы это случилось вчера.       Любой дух рождается от веры людей, их мечтаний и желаний. Так и Хаку стал хранителем реки, и даже факт того, что он уже давно не хранитель, а почти человек, не мог изменить того, что именно в определённый день людские слова дали ему жизнь.       — А я не отмечаю свой день, — подал голос Кальцифер, — потому что стал пленником Хаула. Сплошной траур, а не праздник.       Хаку лишь фыркнул. Подробностей контракта волшебника и огненного демона он не знал, но подозревал, что всё обстояло не совсем так, как об этом рассказывал Кальцифер. Там было явно меньше драматизма и пафоса.       — Завтра ничего делать не буду! — упрямо заявил мальчик.       — Совсем? — уточнил огонь.       — Только то, что захочу сам!       — Ну посмотрим.       Своё слово Хаку держал ровно до обеда. Когда Хаул, совсем забывший о празднике ученика — возможно, специально, а может, и по рассеянности, — уходя, снова надавал кучу поручений и исчез, объятый туманами, дракон послушно достал тряпки, чтобы протереть столы, заваленные книгами.       — Ты же говорил, что ничего по указке делать не будешь, или ты так любишь убираться? — пряча усмешку, поинтересовался Кальцифер.       — Просто тут дышать нечем, — быстро придумал оправдание мальчик, продолжая остервенело работать тряпкой.       — Конечно. Все мечтают мыть столы и драить посуду в праздник. Я бы тоже так поступил, — продолжал глумиться демон, — это только Хаул празднует в кругу красоток. Мы-то обычные, нормальные люди!       — Прекрати! — Хаку намочил тряпку и поднял её над огнём, наблюдая, как тот жмётся, пытаясь избежать капель.       — Сдаюсь! — заголосил демон. Ученик довольно хмыкнул и бросил тряпку обратно на стол, бросив тоскливый взгляд на дверь. Потом подошёл к книжному шкафу и выбрал себе несколько учебников.       — Хаку? — завозился Кальцифер.       — Чего тебе? Опять искупаться хочешь? — равнодушно откликнулся он.       — Иди гулять, — вдруг сказал огонь, потирая с шипением бока, которых коснулась вода, — у тебя праздник. Иди и веселись.       — Не хочется, — выбрав себе один персик, он стал подниматься по скрипящим лестницам.       — Хаку, это потому, что тебя Хаул поздравить забыл? — допытывался демон. — Верно? Да плюнь ты на него. Он же балбес!       — Не из-за него. Просто ты прав. Кому вообще нужны эти дни Рождения? И… я даже не человек, — ученик хлопнул дверью, защёлкнув за собой шпингалет.        Кальцифер грустно вздохнул, смотря ему вслед, потом покосился на оставшиеся поленья и ещё печальнее сказал:       — Ты забыл мне подбросить дров. Надеюсь, это не твоя месть Хаулу. Если он умрёт, то поздравить точно не сможет.        Целый день Хаку демонстративно не выходил из комнаты. Редкие вылазки он совершал только за персиками, да и то — пока не утащил сразу всю корзинку в комнату.        Правда, его затворничество то и дело нарушали многочисленные звонки в дверь.        Может, сам мальчик и заявил, что праздновать он ничего не будет, но вот частые клиенты лавки волшебника Пентрагона — любезные соседи, и вообще все те, кому Хаку не раз помогал, отлавливая пропавших кошек или выгуливая пушистых пуделей, — считали своим долгом поздравить такого любезного мальчугана и пожелать ему всяческих благ. Они дарили ему корзинки с фруктами, домашнее варенье и тёплые носки, связанные с исключительной любовью.       Хаку все поздравления принимал со смущённой улыбкой и румянцем, благодарил, но, как только закрывалась дверь, неизменно скидывал всё добро в кресло у огня и опять удалялся в комнату.       — Смотри, тут некоторые в фольге! И с бантиками! — кричал Кальцифер. — Отдашь мне бантики потом? Они мне нравятся! Особенно вон тот, синий!       Так незаметно наступил вечер. Затворничество успело порядком надоесть, а живот противно ныл, объевшись фруктами. Идти куда-либо было уже поздно. Хаку, устав слоняться без дела, стал лениво просматривать подарки.       — Итого шесть пар носков, — подытожил Кальцифер. — Хаку, да ты богат!       — Неописуемо, — вяло отозвался волшебник. Он грустно взглянул в сторону двери с магическим переключателем, и со стоном завалился на спинку кресла, спихивая нераскрытые подарки на пол.       — Устал? — поинтересовался огонь.       — Да, — Хаку закрыл глаза, чувствуя, как дрёма и сонливость одолевают его. Пригревшийся в тепле огня, он быстро заснул.        Раздался тихий звон колокольчиков — открылась дверь. Хаул, бросая на стульчик мокрый серый плащ, поставил на тумбочку какую-то коробку и прошёл к огню. Потом, подняв брови, взглянул на сопящего мальчика. Мягко убрал упавшие на лицо тёмные волосы и улыбнулся:       — Давно заснул? — спросил он.       — Хаул! Как ты мог так поступить?! — Кальцифер раздулся, побагровел и засыпал искрами. — Как можно было забыть о дне рождения?! Он же неделю говорил об этом! Все соседи поздравили! А ты… Всё настроение испортил! Этакий бездарь! — огонь грозно возвышался над печью, коптя потолок.       — Ничего я не забыл, — отмахнулся волшебник; бросив быстрый взгляд на календарь, ухмыльнулся: — Просто его день ещё не наступил.       — Что?! — огонь резко уменьшился до размеров куриного яйца с выпученными глазами. — Как не наступил?!       — Я заколдовал календарь, — Хаул хитро прищурил один глаз, смотря на тени, которые отбрасывали длинные ресницы Хаку — чтобы отпраздновать его вместе, и чтобы всякие соседи и прочие старушки нам не мешали. Я и сладостей прикупил, — он кивнул на коробку.        Кальцифер недоверчиво посмотрел на хозяина, потом попытался рассмотреть в темноте коробку; только тогда, подняв целый сноп искр от фырканья, он принял свой обычный вид, усмехнувшись:       — Паршивец, ты, Хаул, ох, паршивец!       — Скорее, собственник, — тихо засмеялся волшебник, подтягивая плед и укрывая ученика, не переставая нежно на него смотреть. — Неисправимый собственник…