Напарники

Учиха даже трахается, как сражается – лицо серьезное, сосредоточенное, движение размеренные и четкие, ни звука, ни стона, ничего лишнего. Кисаме хочет было расхохотаться, но рыжая девка, колдующая у него между ног, вдруг делает языком что-то такое, от чего сладко поджимаются яйца, а в животе возникает чувство падения. Хороша, чертовка, хороша-а… Он запускает пальцы в медные локоны и тянет вниз, толкаясь членом до самого горла. От ощущения чужой глотки, конвульсивно сжимающейся вокруг ствола крышу срывает начисто, а мерзавка, словно почувствовав близость разрядки, начинает мелко-мелко сглатывать и постанывать, посылая сладкую вибрацию. Хошигаке открывает рот, да так и замирает, чуть закатив глаза. Секунда, другая… Ка-айф. Он разжимает пальцы и проститутка аккуратно, стараясь не мазнуть по все еще напряженному члену зубами, отстраняется. По светлой, в веснушках коже течет его сперма – Кисаме собирает белые капли рукой и растирает вязкую жидкость между пальцами. Рыжая улыбается довольно – чувствует, что угодила, стреляет глазами в сторону туго набитого кошелька, облизывает губы острым розовым язычком. Кисаме никогда не скупится на девок, особенно если они хороши, вот и на этот раз отсчитывает в два раза больше, чем запросили и небрежно сует ей смятые бумажки в вырез на груди. Рыжая улыбается пуще прежнего, сияет слишком белыми для шлюхи зубами, игриво стреляет подведенными глазами. Но Хошигаке слишком лениво, его разморило и расслабило, отголоски недавнего оргазма все еще плещутся в теле, поэтому он отрицательно качает головой. Проститутка понятливая, ей не нужно повторять дважды: смяв купюры в кулачке, она низко кланяется и выходит из комнаты, деликатно, почти бесшумно затворив фусума. Они остаются втроем - Кисаме, безымянная шлюха и Учиха, с лицом гения математики, что бьется над формулой. От нечего делать Хошигаке разглядывает напарника: крепкие белые ягодицы, сжимающиеся в такт толчкам, сильная спина похожая на лоскутнее одеяло из ожогов и шрамов, светлые, безволосые руки с бледной татуировкой на правом плече. И вдруг что-то меняется, размеренность уступает место судорожным толчкам, плечи и грудь начинают влажно поблескивать. Учиха скоро кончит, понимает Кисаме, задумчиво облизывая губы. Раз, два, три, четыре… Хошигаке зачем-то про себя считает фрикции, не сводя глаз с чужого лица. На «двенадцать» Итачи резко отстраняется и, обхватив багровый член пальцами с облупившимся лаком, начинает коротко и резко дрочить себе. Когда из покрасневшей головки начинает толчками бить густая сперма, Учиха на несколько секунд прикрывает глаза. Кисаме жадно подается вперед, впитывая каждую эмоцию, проскользнувшую на чужом лице – чуть дрогнувшие брови, приоткрытый рот с полоской влажно поблескивающих зубов, трепет темных ресниц… Учиха приходит в себя почти сразу – стряхивает оцепенение и краем простыни вытирает с пальцев сперму, не забыв тщательно протереть смуглый живот молчаливой шлюхи. - Свободна, - кивает он ей, и женщина спешит убраться. Пока она одевается, Хошигаке с любопытством разглядывает ее: высокая, смуглая, крепкая, как куноичи, с мощными бедрами и налитой грудью с крупными, темными ореолами сосков. Учиха всегда выбирает один и тот же типаж, никакого разнообразия… Раньше Кисаме почему-то казалось, что напарнику должны нравится бабы вроде него – бледные, тонкие, с аристократическими замашками, но Итачи как всегда был полон неожиданностей. - А чего никогда в шлюх не спускаете? Итачи, сидящий на кровати, смотрит на него в упор, но Хошигаке уже не ведется на этот взгляд, слишком давно они бок о бок по колено в дерьме. - Исключаю возможность продолжения рода. Кисаме хмыкает, а потом разражается хохотом. - В следующий раз попробуйте зайти с черного хода – можно кончать и не беспокоится. На лице Учихи появляется тень размышления, словно бы он никогда раньше не думал, что баб можно трахать не только туда, куда указала матушка-природа. - Только резинку не забудьте, а то хрен чесаться с неделю будет. На этот раз хмыкает Итачи, а Кисаме оскаливается в ухмылке: напарники, хули…