- - -
вау, думает ёнбин. в смысле... вау. кан чанхи милый, когда смущённо представляется и хлопает ресничками, озираясь вокруг, но у него под рубашкой прослеживается ничего такая бицуха, да и ноги вполне себе накачанные и мощные. в его небольшой рост как-то чудом умещается низкий только сломавшийся голос, испытующий взгляд и спокойная, тяжёлая как камень аура. неудивительно, что на сообщения он отвечал с энтузиазмом, достойным груды цемента. ёнбин соврёт, если скажет, что изначально был хоть немного рад необходимости проебать целый день на опекание очередного перевозбуждённого подростка, но уже на первой же проведённой вместе перемене его мнение меняется на сто восемьдесят градусов. чанхи молчаливый и послушный, ходит за ёнбином по пятам, как потерянный котёнок, и смотрит на него своими огромными глазищами - отдай мне свои кошелёк, паспорт и ключи от дома и даже не думай сопротивляться. что-то вроде того. ёнбин не может отрицать, что да, отдаст, по первой же просьбе, если чанхи продолжит на него так смотреть. - здесь обычно курят, - ёнбин проводит ему экскурсию по кампусу на большой перемене. - а вот в этот туалет лучше не ходить. ну, конкретно по туалетным делам точно не суйся. - почему? - ты потом узнаешь, - ёнбин подмигивает. - у нас две столовые, но в первую почти никто не ходит, потому что из нормальный еды там только чай. зато если ты от кого-нибудь прячешься, то это лучший вариант. пойдём, я познакомлю тебя с остальными. они как раз на обеде. в принципе, чанхи быстро вливается. с лёту запоминает расположение корпусов и имена людей, с которыми лучше никогда не связываться, и даже не тушуется под каверзными вопросами чеюна, сразу попадая в топ его "любимых младшеньких". он гораздо понятнее объясняет санхёку разницу между видами волейбола и не мешает ёнбину учить культурологию. - ты уже познакомился с кем-нибудь из университета? - спрашивает ёнбин, когда провожает чанхи до корпуса общежития после пар. на улице вовсю расцветает весна, небо совсем светлое от непрекращаемого сияния солнца, и облака белые и пушистые, словно кто-то заботливо отстирал их от зимней серости и повесил обратно чистыми и распухшими. - только со своим соседом по комнате, - отзывается чанхи. - он хороший парень, когда не читает рэп в душе. жаль, мы в разных группах. я, наверное, не самый социально активный человек, чтобы быстро заводить друзей. - оу, ребёнок, чилл, - ёнбин треплет его по макушке. - может, мы не такие молодые, но и у нас имеется порох в пороховницах, так что не списывай нас со счетов так быстро. чанхи улыбается. у ёнбина внезапно першит горло, и он закашливается. грёбаная весна со своей нескончаемой пыльцой. чунмён присылает ему благодарности и миллион сердечек в катоке вечером. ёнбин ничего не отвечает и зачем-то проверяет, когда чанхи в последний раз был онлайн. в этот раз они с санхёком учат правила личной гигиены - с кровью, потом и слезами. до пересдачи физкультуры всего неделя, и им приходится сидеть над конспектами до двух часов ночи. о ещё десятке предметов, которые санхёку нужно пересдать в ближайшее время, чтобы хотя бы просто не вылететь, ёнбин старается не думать. вместо этого он думает о том, какого чёрта ему приспичило написать чанхи. "два часа ночи, кан чанхи. почему ты не спишь?" "в два часа ночи ёнбин-хён я разбираю свои вещи и слушаю партию джиди в фантастик бэйби из душевой. а у тебя какое оправдание?" "проблема в санхёке. он совсем тупой, и я, кажется, тупею вместе с ним, потому что мы уже полчаса хихикаем над рисунком члена в учебнике" "так вот как нынче развлекаются пенсионеры" "йа, кан чанхи!" - ты чё лыбишься, - интересуется санхёк, влезая между ним и телефоном. - ничего. пошёл нахер отсюда, - ёнбин встаёт с пола. - я в душ. - эй! что за секреты! - санхёк пытается вцепиться ему в ногу, но ёнбин успевает проскочить в дверь раньше. они переписываются с чанхи до четырёх утра, и ёнбин просыпает к чертям все пары, зато санхёк, довольный раскладом и просто довольный по своей природе, отсиживает все и ещё и свою девушку вечером приводит, предлагая ёнбину скрыться где-нибудь на ближайшие пару часов. - прости, оппа, - мина сцепляет руки в молитвенном жесте. - тебя проще выгнать, чем моих родителей. ну конечно проще, потому что ёнбин, сука, слишком компромиссный для этого жестокого мира. уже когда он сидит в ближайшем затюханном кафе, в каток прилетает сообщение от чанхи, в котором он интересуется, не желает ли его хён сходить в кино. а хён желает, пусть и выбор фильма ему не особо нравится - зато не придётся сидеть в холоде и одиночестве где-нибудь под окнами собственной же квартиры. фильм ёнбину оценить по достоинству не удаётся. вместо того, чтобы попытаться вникнуть в суть сюжета или запомнить имя хотя бы одного героя, он только и думает о сидящем рядом чанхи. о чанхи с крепкими широко расставленными бёдрами, о его руке на их общем подлокотнике с выпирающими нитями вен и острыми костяшками. о его постоянно высыхающих губах, меж которых то и дело проскальзывает язык. ёнбин, наверное, очень отвратительный человек, раз думает обо всём этом, но несмотря на свои отрицательные черты характера, он хотя бы никогда не врёт себе. - как впечатления, хён? - спрашивает чанхи, когда они выходят из зала. - я в восторге, - сразу же отвечает ёнбин, и он не уверен, что они говорят об одном и том же. на часах уже слишком поздно для таких хороших детей, как чанхи, и ёнбину приходится проводить его до общежития. на улице темно и прохлодно, но от чанхи веет теплом, несмотря на ледяной тон его голоса и проницательный взгляд. они долго прощаются, разговаривая о всякой чепухе, потому что ёнбину совсем не хочется уходить - слишком хорошо вот так болтать под тёмным небом и тусклым светом фонарей, разглядывать лицо чанхи, с каждым разом находя в его реакции что-то новое и прекрасное, и впитывать в себя каждую эмоцию, каждую незнакомую интонацию голоса и каждый жест, поражаясь человеческому несовершенству и наслаждаясь им. где-то между мыслью о том, какой же чанхи одновременно милый и серьёзный, и желанием уткнуться лицом в его плечо, ёнбину приходит сообщение. "возвращайся домой" просит санхёк. "у нас проблема". "это связано с чеюном". - блять, - бормочет ёнбин, даже не представляя, что может такого произойти всего за три часа его отсутствия. - мне пора. эти придурки опять что-то натворили. - передавай всем привет, - просит чанхи. ёнбин наблюдает за тем, как скрывается его спина за дверью подъезда, и глубоко вздыхает, выпуская изо рта клубок пара. когда он едет домой, в его голове проносится миллион трагедий, которые могли бы случиться с чеюном, - от возможного ограбления банка до спрятанного в ванной трупа. за все три года дружбы ёнбин так и не научился предсказывать содержимое этого розововолосого сектора-приза. поднимаясь в лифте, он судорожно вспоминает номера всех знакомых с факультета юриспруденции на случай возможных консультаций и смотрит стоимость билетов до нового орлеана, но ничего из этого не может решить реальную проблему, когда ёнбин её наконец видит. тут помогут разве что садовые ножницы или средство от сорняков. у санхёка лица нет, когда он поднимает голову и беспомощно смотрит на ёнбина. даже чеюн повеселее будет, учитывая всю ситуацию и торчащие из его футболки уже слишком знакомые белые цветки, невольно напоминающие крылья. - давно? - спрашивает ёнбин. - вторую неделю. - всё никак не угомонишься. - если бы я мог. ёнбин хочет дать ему по лицу, но вместо этого отмывает ватными дисками кровавые подтёки, тянущиеся вдоль позвоночника, подрезает торчащие из лопаток ветки черёмухи и вталкивает половину упаковки обезболивающего. санхёк не может найти себе места, мучает телефон, ковыряя экран пальцами, и накрывает чеюна ещё одним пледом, когда тот засыпает в его кровати. взгляд у него нежный и обеспокоенный, испуганный отчасти, как у ребёнка, наблюдающего за первой в жизни трагедией, и ёнбин советует ему лечь спать. - с миной всё в порядке? - спрашивает он, когда санхёк расстилает на полу футон. - она не испугалась? - нет, всё в порядке. отделалась лёгким шоком. если бы ещё за чеюном не тянулась дорожка крови по подъезду, было бы не так стрёмно. - идиот, - констатирует ёнбин. всю ночь, стоит ему только начать засыпать, перед глазами возникают картины кровоточащих ран на спине чеюна с торчащими ветками и цветками, потоки тёмной бордовой воды, стекающие в слив раковины, и неожиданно лицо чанхи - как назидание. ёнбин так и не спит всю ночь, а под утро, когда блядская черёмуха начинает продираться сквозь позвоночник чеюна, вызывает скорую. инсон появляется в больнице через полчаса после его звонка, весь всклокоченный и растерянный, пока чеюн за стенкой орёт от боли. в его глазах проносится одновременно ужас, вина и неподъёмная грусть. взболтать, но не смешивать. - давно? - спрашивает он. - сказал, вторую неделю. но по цветкам видно, что он их уже отрезал несколько раз. так что с месяц, не меньше, - отвечает ёнбин. - блять. - блять, - соглашается ёнбин.- - -
чеюна выписывают через неделю, и этот уродец чуть ли не поселяется в их квартире, действуя на нервы даже санхёку, у которого на носу пересдача физкультуры, но ёнбин ничего ему не говорит - в комнате чеюна инсон, жаждущий загладить свою вину всеми немыслимыми способами, но только ухудшающий ситуацию этими неловкими попытками. - ебать, он серьёзно оставил тебе цветы на парте? - уточняет санхёк. - он тупой, - сообщает чеюн, но цветы не выбрасывает, даже уделяет им отдельное место на подоконнике и следующие пару дней носится с ними как дурак с писанной торбой, меняя воду по десять раз за день. ёнбин невозмутимо наблюдает за всем этим из-за своего учебника по любимой культурологии и пытается придумать не очень травмоопасный способ донести до инсона, кому можно дарить цветы, а кому нет. типа, нельзя дарить их людям, у которых при взгляде на тебя из лопаток начинают расти цветы. в шестой раз. так ёнбин ему и говорит. спустя пару дней чеюн съезжает обратно в общежитие, и их отношения с инсоном возвращаются в привычное русло. санхёк сдаёт физкультуру на гордую четвёрку и ходит с задранным носом ровно до того момента, пока ёнбин не ставит перед ним стопку учебников по истории архитектуры. зашедший за конспектами чанхи сидит с ними до поздней ночи, и они вместе пытаются запомнить фамилии всех древнегреческих архитекторов. за окном вступает в свои права апрель, раздевает людей, стягивая с них куртки, и даёт ёнбину возможность наблюдать по утрам за бегающим по стадиону чанхи, мокрым и блестящим на солнце, с прилипающими к вискам волосами и в обтягивающих где надо штанах. теперь солнечный свет заменяет им будильник, постоянно ослепляя по утрам, и радует сочными закатами, под которые неплохо заходит разбавленный спрайтом ром. ёнбин тратит вечера на зубрёжку с санхёком, помогая ему с экзаменами и рефератами, и всё идёт неплохо - для его-то везучести. поэтому, когда от девушки санхёка приходит неожиданное сообщение, он принимает это за карму. "можем встретиться завтра?" спрашивает мина в катоке. ёнбин удивлённо смотрит в экран своего телефона несколько минут, думая о том, когда и что он упустил, но соглашается. мина назначает место и время, просит прийти без кого-либо ещё, и обещает, что разговор будет недолгим. сказать, что ёнбин в замешательстве, значит ничего не сказать. на следующий день он приходит в указанное кафе, садится напротив мины, весь из себя внимание и поддержка, а потом ему коротит мозг от всего, что он слышит в следующие несколько минут, - говорит мина долго и с миллионом лишних подробностей, которые никто не хотел бы знать. хоть в чём-то они с санхёком похожи. ёнбин оглядывается вокруг, цепляясь взглядом за каждого посетителя, нервно облизывает губы и, когда мина заканчивает свой монолог, задаёт самый тупой вопрос, на которой только способен: - а зачем ты вообще переспала с роуном? - хотя суть-то, на самом деле, не в том, зачем. а в том, что они теперь оба будут со всем этим делать. - случайно вышло, - что и требовалось доказать. - тогда расставайся с санхёком. мина вся вздрагивает и принимает оборонительную позицию - руки на груди скрещивает, отводит взгляд и закидывает ногу на ногу. выглядит она потрёпанно и измождённо, невольно вызывая внутри ёнбина что-то похожее на сочувствие и жалость, но ёнбин не собирается поддаваться её влажным глазам и надломленному голосу. - я не хочу с ним расставаться. я его люблю, вообще-то. - не шибко ты, видимо, его любила, когда с роуном трахалась. - я же сказала, что это получилось случайно, - тон мины становится грубее и агрессивнее, словно именно ёнбин тут изменил своему парню с университетским красавчиком, а она его, непутёвого такого, отчитывает. - как, блять, можно случайно переспать? ты споткнулась и упала на его член или что? - уточняет ёнбин. - выгораживать перед санхёком я тебя не собираюсь, если ты позвала меня за этим. он мой лучший друг, - он поднимается со своего места и закидывает на плечо рюкзак, но мина хватает его за руку, вынуждая остановиться. ёнбин не оборачивается, так и стоит к ней спиной, когда она говорит: - я не прошу тебя меня выгораживать. я расскажу санхёку, чуть позже, когда он разберётся с учёбой. просто поговори с роуном, чтобы он не трепался раньше времени. если санхёк узнает об этом не от меня, ещё и сейчас, ему будет больно. сначала ёнбину кажется, что он ослышался. он вырывает свою руку из хватки мины и поворачивается к ней, выгибая одну бровь, но у той через всё лицо уверенность и ни капли сомнения в том, что она сказала. - с чего ты взяла, что роун меня послушает? - удивлённо спрашивает ёнбин. - ну, с того, наверное, что вы встречались на первом курсе? не встречались, а трахались пару раз, хочет поправить ёнбин, но ничего не говорит. когда-то давно, когда он был молодым, свободным и диким, роун тоже был другим - не главным отличником и лицом университета, а таким же ебанутым перваком с неугомонным спермотоксикозом и плохой устойчивостью к алкоголю. может быть, между ними что-то и было, но сейчас они ограничиваются коротким приветствием, если вдруг встречаются в коридоре, и временами обмениваются дежурными фразами на вписках. ёнбин не уверен, что роун его послушает, но санхёку действительно пока хватает огорчений в жизни. когда он возвращается домой, санхёк спит в обнимку с очередным учебником и невозмутимо пускает в него слюни. в общем чате их потока роун сообщает о вписке в честь дня рождения его друга-первокурсника в воскресенье, призывает всех уйти в отрыв и обещает договориться с преподом об отмене первой пары. на фоне радости от удачно подвернувшейся возможности поговорить с роуном у ёнбина что-то свербит под рёбрами - совесть или обида. за друга и за то, что мир вокруг такой ебанутый. сложно предугадать, что случится раньше - у санхёка вылезут кровавые мимозы или гвоздики где-нибудь посреди живота и он поймёт всё сам или мина его сначала бросит и уже после этого понесутся садовые будни. ёнбину не нравятся оба варианта. как и то, что он стал невольным участником жестокой аферы над сердцем лучшего друга.- - -
- у меня сейчас галлюцинации или что. ёнбин отрывается от монотонного пережёвывания своего обеда и отслеживает недовольный взгляд инсона. на его конце, этого очень злого и негодующего взгляда, - болтающийся в другой части столовой чеюн. во всём своём великолепии, которое он включает исключительно во время флирта. инсон пялится на чеюна, заправляющего прядки волос себе за ухо, улыбающегося всеми своими ямочками, наверняка даже поясничными, на облизывающего губы чеюна и на стоящего рядом с ним паренька, безвольно тающего под тонной этого розового обаяния. - кто тот парень? - уточняет инсон. - это мой сосед, - отвечает чанхи. - ёнкюн. не знал, что он гей. - рядом с чеюном кто угодно гей, - отзывается санхёк. чанхи согласно кивает и возвращается к переписыванию конспекта с тетради ёнбина. солнце играется с прядями его волос, рисуя острые тени на щеках и лбу, и окрашивает его глаза в совсем светлый ореховый оттенок. под этим светом его кожа будто сияет, как у вампиров в сумерках или типа того. может, он поэтому такой умопомрачительно красивый. - тебя это так бесит? - вдруг спрашивает санхёк, вынуждая ёнбина повернуть голову и понять, что вопрос был адресован не ему, а инсону, воинственно поглощающему свой рис. - что чеюн заигрывает с кем-то? - нет, не бесит, - отрицает инсон, хотя видно же - бесит и пиздец как. - я просто не доверяю незнакомым людям. он не кажется вам подозрительным? выглядит опасно. - когда в реальности единственный опасный человек для чеюна - это ты, - спокойно констатирует санхёк и выгибает одну бровь. у инсона под скулами напрягаются желваки, он даже вскакивает и кулак поднимает на санхёка, но не ударяет, только сжимает пальцы покрепче до белых костяшек и с грохотом впечатывает ладонь в стол. разговоры, ещё секунду назад наполняющие столовую, резко стихают, не слышно ни звона палочек о тарелки, ни шелеста листьев на деревьях за окном, всё вокруг просто застывает, словно кто-то нажал на паузу. лицо инсона такое злое, что у ёнбина идут мурашки по рукам от всех эмоций, что он вдруг испытывает. в какой-то прострации он поворачивает голову в сторону чеюна и видит его растерянное и непонимающее выражение лица и бегающий взгляд от инсона к спокойно жующему санхёку и обратно. когда ёнбин наконец сбрасывает оцепенение и поднимается, чтобы разрулить напряжённую ситуацию, инсон хватает свой рюкзак и срывается с места. столовая оживает и снова наполняется разговорами. ёнбин опускается обратно, перехватывает взгляд чанхи, вопросительный и напряжённый, и не находит в себе сил сказать что-то ободряющее. всё вокруг катится в ебеня и он, очевидно, в это всё входит. первое, что ёнбин видит, когда приходит на самую громкую вписку этого семестра - обнимающегося с ёнкюном чеюна. на часах всего семь вечера, но, похоже, для чеюна понятий приличия сегодня не существует, иначе бы он не стал седлать чужие колени так быстро. сложно сказать, что служит главным фактором - стоящая неподалёку опустошённая бутылка конины или такой же опустошённый инсон, беседующий с одногруппником всего в трёх метрах от опороченного чеюном дивана. было бы проще забить и не анализировать, но ёнбина хлебом не корми, дай о чужих проблемах позаёбываться - поэтому он подвисает на полчаса возле стола с бухлом, вбрасывая в себя стакан за стаканом и где-то на стадии "щас бы тоже залезть к кому-нибудь на колени" встречает роуна. - эй, бро, - окликает ёнбин и цепляет его за руку. - стой, разговор есть. - воу-воу, - роун поигрывает бровями. - захотел вспомнить молодость, хён? я всегда за. - нет, я не... в другой раз. сейчас не об этом, - ёнбин сбрасывает со своего плеча чужую похабную ручищу и толкает роуна к стене. - хочу поговорить насчёт мины, с которой ты переспал на днях. - чон мина с третьего курса? - уточняет роун. - если это была твоя тёлка, извини, она сама на меня набросилась, и я ничего не мог поделать... ёнбина передёргивает от отвращения - даже не к роуну, похотливому чудовищу, не разбирающему людей под собой, а к мине и к себе. санхёк не заслуживает всего этого - такой паршивой девушки и такого же отвратительного друга, согласившегося на этот идиотский план и не сумевшего придумать что-то получше. - мина - это девушка санхёка. постарайся не трепаться о том, что вы переспали, всем будет только хуже, если санхёк об этом узнает, - терпеливо объясняет ёнбин. - ок, хён, - роун соглашается внезапно быстро. - так просто? - на всякий случай уточняет ёнбин. - ты много раз меня выручал, так что да, без проблем. все мы ошибаемся, правда? - роун похлопывает его по плечу, и ёнбину чудится, что в его словах есть скрытый смысл. роун не самый честный и правильный тип в этом университете, хоть и прикидывается таким. не думать об этом оказывается просто, если в распоряжении целый холодильник с выпивкой. ёнбин глушит стакан за стаканом, с периодичностью в полчаса предлагая выпить и чанхи тоже, но тот закономерно напоминает, что ему на следующий день к первой паре. ёнбину вообще-то тоже. именно поэтому он напивается так сильно, что даже стоять не может. - тебе принести что-нибудь? - заботливо спрашивает чанхи, который от него весь вечер не отходил, усаживает на единственный свободный диван и садится рядом. - ещё выпить? - игриво предлагает ёнбин. чанхи смотрит на него с минуту абсолютно нечитаемым взглядом и делает что-то ужасное и потрясающее одновременно - он тянет ёнбина за плечи и позволяет ему полностью на себя облокотиться. из всего, что чанхи мог бы ему предложить, это, наверное, самое лучшее. от него пахнет шампунем для волос, немного потом и коньяком, который ёнбин пролил на его штаны. смесь не шибко романтичная, но ёнбин жадно втягивает её, тычется носом в шею с молочной горячей кожей и чувствует себя по меньшей мере растлителем малолетних. - не усни только. а то плохо станет, - напоминает чанхи. - вообще-то, это я тут должен о тебе заботиться. - конечно, хён, - соглашается чанхи. его рука на плечах ёнбина такая сильная и горячая, и ёнбину приходится бороться с собой, чтобы не откинуться на неё головой, не потереться щекой о предплечье, может быть даже коснуться губами. поцеловать выше сгиба локтя и вести дальше, пока он не наткнётся губами на влажную шею чанхи. ёнбину так хочется этого, но он только сжимает губы и закрывает глаза, отгоняя наваждение. - слушай, хён... - ёнбин? ёнбин подскакивает, и если бы не рука чанхи, тяжёлым грузом припечатывающая его к дивану, он бы точно упал. сначала он надеется, что ему показалось. просто пьяный глюк, навеянный похожей обстановкой, вышедшее из под контроля воспоминание, кто-то другой, в конце концов, всё равно ведь все галдят и музыка долбит, мало ли что ему послышалось, но - это правда чжухо. - привет, - говорит ёнбин. - ты что здесь делаешь? - чжухо пьян. у него в руках стакан с чем-то тёмным и даже за метр чувствуется запах алкоголя. ёнбину не хотелось бы сейчас устраивать разборки, особенно при чанхи, но и чжухо так просто отставать от него не собирается. - неужели нашёл себе нового парня? ёнбин краснеет. - пойдём отсюда, - просит он чанхи и поднимается с места. - стоять, - рычит чжухо и хватает его за руку. у ёнбина всё напрягается внутри, он сразу тушуется, словно сжимается весь, уменьшаясь в размерах, и правда замирает - как в старые добрые, когда одного слова чжухо хватало, чтобы изменить все его планы. - отвечай на вопрос. всё вокруг снова замирает. на них устремляются заинтересованные пьяные взгляды, кто-то шепчется, ёнбин даже своё имя слышит - ну а как же иначе. его рука горит под чужими пальцами, ему так больно и обидно, а ещё ужасно стыдно перед чанхи за всё это. за то, каким жалким он выглядит, когда так просто подчиняется словам какого-то придурка уже на инстинктивном уровне, за его вкусы в парнях и за то, что такой славный ребёнок как чанхи вообще попадает в подобные места и наблюдает такие вещи. - и что, если я его парень? - чанхи вдруг выплывает между ними, загораживая ёнбина собой, и расцепляет их руки. - даже если так, то что с того? - не надо, чанхи, - ёнбин вцепляется пальцами в его плечо. - оно того не стоит, я серьёзно. давай уйдём. - если ты ещё хоть раз заговоришь с ним в таком тоне, я набью тебе ебало, - обещает чанхи. его плечи немного расслабляются, и он позволяет себя развернуть, чтобы увести к выходу, но в последний момент чжухо ударяет его по лицу. ёнбин даже не успевает сообразить, когда чанхи бьёт его в ответ, а потом получает ещё один удар и снова даёт сдачи. спустя минуту ёнбин уже держит его, заломив руки за спиной, а санхёк с другой стороны держит чжухо. они оба выглядят отвратительно с кровавыми подтёками на лице, чанхи сплёвывает кровь на пол и даже пытается вырваться из рук ёнбина, но тот держит крепко. люди вокруг расходятся снова по своим делам, санхёк, которому тоже перепало от чжухо, смотрит на него то ли с осуждением, то ли с жалостью. ёнбину ни того, ни другого не надо - только чтобы ошибки прошлого оставались в прошлом, а чанхи не жертвовал ради него собой. - прости, - тихо говорит ёнбин, когда проводит ватным диском с перекисью по рассечённой губе чанхи. - ты за что извиняешься, хён? - уточняет тот и морщится. его рана пенится и шипит, но чанхи стойко терпит. - за всё сразу. на кухне темно, только ночник горит, под которым они сидят, и одинокий фонарь светит в окно. чанхи красивый в таком тусклом освещении, и ёнбин чувствует вину за то, что до сих пор хочет его поцеловать - ситуация-то вроде не шибко подходящая, даже если забыть о том, что у чанхи лицо расквашено. они ложатся спать в кровать ёнбина, и им так тесно, что приходится вплотную прижиматься. ёнбин не уверен насчёт мнения чанхи, но ему самому всё нравится: то, как напряжённо дышит чанхи в его затылок, держа руку на рёбрах, как он словно нехотя поглаживает его кожу поверх футболки, и особенно то, как он постоянно матерится, натыкаясь раненной губой на подушку. - серьёзно, чанхи, я... - серьёзно, хён, закрой рот, пока и тебе не прилетело, - просит чанхи, но ёнбин нынче не в ладах с инстинктом самосохранения. - давно ты такой крутой? - интересуется он и получает тычок в бок, тут же сгибаясь пополам в приступе смеха. чанхи тыкает ещё раз и ещё, щипает его за живот с обеих сторон, горячо посмеиваясь в затылок, и волшебным образом успевает щекотать везде и сразу. эта вакханалия перерастает в какую-то изощрённую бдсм-пытку и заканчивается в одно мгновение - когда ёнбин натыкается задницей на чужой пах позади себя. всё, что ему удаётся произнести, это одинокое и неловкое ой. под кожей, в каждом внутреннем органе и на каждом нервном окончании словно что-то взрывается, разгоняя жар по телу. под одеялом становится слишком душно, не говоря уже о тепле прижимающегося сзади чанхи, и лучшим выходом из ситуации ёнбин находит просто съебаться на кровать санхёка или на пол, или вообще куда угодно подальше, но на первых попытках претворения этого плана в жизнь всё идёт по пизде одним лёгким движением руки чанхи. - хён, - хрипит он, припечатывая ёнбина к кровати. - так ты и правда по мальчикам? - по большей части да, - уклончиво отвечает ёнбин, стремаясь выкладывать все карты так просто. он вдруг думает о том, как ему повезло с тем, что чанхи всё ещё позади, и его лица не видно. - понятно, - только и говорит чанхи. он не отодвигается от ёнбина, как от прокажённого, но и не касается больше под рёбрами или где-нибудь ещё. несмотря на жуткое повисшее в воздухе напряжение, ёнбин засыпает быстро. - вэээйк ап, вэйк ап, - санхёк с утра как всегда бодр и весел. в отличие от ёнбина. - вставай, герой-любовник. о тебе весь университет трезвонит. когда ёнбин наконец разлепляет глаза, то понимает, что чанхи рядом уже нет. на столе лежат окровавленные бинты и ватные диски, и только они и головная боль с похмелья напоминают о вчерашних событиях. о дебильном чжухо, о чужом стояке под бёдрами и о неоднозначной реакции чанхи на откровения ёнбина. университет встречает его перешёптываниями и кривым "блядь" на шкафчике. чанхи коротко хлопает его по плечу в качестве приветствия, а в катоке висит "спасибо, оппа" от мины. вот вам и доброе утро.- - -
на седьмом реферате ёнбин почти ненавидит санхёка и перестаёт понимать, откуда у него вообще появился такой тупой друг. - блять, санхёк, когда мы сдавали эти рефераты, преподу было так похуй, что он ставил оценки по считалочке. как ты хотя бы семьдесят баллов не получил, - недовольно спрашивает он, - если ниже восьмидесяти ни у кого не было? санхёк переводит на него взгляд красных наркоманских глаз и пожимает плечами. мешки под его глазами дёргаются вместе с ним, отчего ёнбин морщится. за вечер они заканчивают сразу четыре реферата по истории искусств и одну статью по музееведению и ложатся спать под три утра. телефон ёнбина всё так же молчит. с той злополучной вписки чанхи не написал ему ни одной даже самой короткой в мире смски, и сам ёнбин не решался начать разговор, боясь игнора или ответа, который ему не понравится. всё, на что их обоих хватало, - совместные обеды в универе с обсуждением учёбы и редкие встречи на выходных в кино или кофейне с хвостом из чеюна, инсона, санхёка и внезапно приклеившегося ёнкюна. ёнбин и сам не понимает, что и когда пошло не так, но поговорить об этом не решается. он засыпает с телефоном в руке и просыпается, когда за окном ещё тёмно и не слышно ни звука, кроме шелеста деревьев во дворе. он просыпается от саднящей боли в районе груди и первые пару минут не понимает, что происходит, озираясь вокруг еле приоткрытыми глазами, заглядывает в экран своего смартфона и падает обратно на подушку. - какого хрена, - недовольно ворчит он. на часах всего половина пятого, и просыпаться в такую рань совсем не в его стиле. - чё случилось, - еле слышно бормочет санхёк со своей кровати, даже не удосужившись вылезти из под одеяла. ёнбин ничего не отвечает и закрывает глаза, чтобы почувствовать новый прилив сонливости и спокойно проспать свои законные четыре с половиной часа, но кожа на груди начинает гореть по новой. ёнбин прикладывает руку к футболке, невесомо ощупывая живот и рёбра, затем поднимается выше и от неожиданности вскрикивает. санхёк подскакивает на кровати, его одеяло падает на пол вместе с чем-то тяжёлым, что грохочет по полу, глаза у него словно горят в темноте, но это всего лишь свет уличного фонаря, проникающего в комнату сквозь окно. - чё такое? - спрашивает санхёк хриплым голосом, когда ёнбин растерянно хмурится. - у меня тут это... - хрипит ёнбин. - это, кажется... - что? - нетерпеливо уточняет санхёк. вместо всего, что мог бы ёнбин сказать, ему удаётся только вздохнуть. кожа на груди натягивается, когда он втягивает воздух, и по ощущениям это больше похоже на ножевое ранение, чем на прекрасное и светлое чувство. - хён? - зовёт его санхёк. не дождавшись ответа, он поднимается с кровати, шлёпает к нему прямо по своему одеялу и садится на пол у изголовья. - блять, у тебя вся футболка в крови. давай, поднимайся, - санхёк берёт его под руками, помогает встать и отводит в ванную. в зеркале ничего хорошего - окровавленная грудь и выглядывающие кончики веток вдоль ключиц. уже потом, когда санхёк помогает ему отмыть засохшую кровь и заклеивает ростки пластырями в несколько слоёв, до ёнбина доходит масштаб пиздеца. - я в жопе, - так он и говорит санхёку. санхёк с ним соглашается.