***
Нельзя сказать, что Хосок помнит всех клиентов, с которыми работал десять лет назад. Но эти остались в памяти, зацепились и укоренились. Та свадьба была шикарная и дорогая. И Хосок там затесался каким-то чудом. Он только начинал свой карьерный путь, с той самой дешманской зеркалкой. С минимальной суммой оплаты за свои услуги и с таким же опытом работы. Хосок не являлся гением фотографии, выдающимся талантом, он был приближен к любителям, пусть и прошедшим обучение. Но его посоветовал кто-то из гостей. Хосок по сей день не знает, кто и за какие такие заслуги. Однако он безмерно благодарен до сих пор. Женились тогда два парня из неприлично богатых семей. И в свое торжество они вбухали столько средств, сколько Хосок, пожалуй, до сих пор не заработал. Ему предложили сумму, от которой он просто не мог отказаться, пусть и была угроза ударить в грязь лицом. Хосоку тогда пришлось оббегать не один салон, чтобы найти хорошую технику напрокат, а после и смокинг, потому что являться на подобный праздник в шмотках из его гардероба было просто противозаконно. Отработал он в итоге по максимуму и после буквально сутками сидел за редактированием всех фото и видео не евши и не спавши, чтобы все получилось идеально. Идеально, хотя бы на его тогда еще не шибко зоркий глаз. И когда файл со всей его работой был отправлен, Хосок довольно долго ждал ответа. Благодарности или, наоборот, претензий, но не получил ничего, конечно, кроме денег. Деньги ему пришли вперед результата, а дальше тишина. Тишина на целых десять лет, а теперь вот пожалуйста. Но не это ли оценка того, что в прошлый раз он все-таки неплохо справился? Хосок ставит на это, и подобная ставка немного тешит его самолюбие. Что же, в этот раз все должно пройти еще более гладко, потому что теперь в своих силах Хосок не сомневается. А еще снова возвращается к такому загадочному «снова женимся». Это какой-то тематический праздник в честь десятилетия совместной жизни, или?***
Или… — Детка, ты недоволен? — Конечно, я недоволен. Сначала ты испортил мою молодость, а теперь еще и Рождество. Юнги хмыкает и поправляет на Чимине белоснежную бабочку, которая и без того сидит идеально. — Грубо. — Зато правда. — Будет уместным заметить, что на развод подал ты. — После того, как тебя нашли утром в кровати голым с какой-то потаскухой. — А тебя за барной стойкой в одном белье. — Но я был один! — Ага, со следами помады на трусах. Чимин поджимает губы, но они против его воли расплываются в улыбке, а улыбка перерастает в хихиканье. После того инцидента, на минуточку в утро их месячной годовщины, разыгрался нешуточный скандал, переросший в развод. Счастье длилось недолго. И это с учетом того, что оба являлись стопроцентными геями, и если измена имела место быть, то исключительно в бессознательном состоянии. Притом не в переносном смысле, под парами алкоголя, а самом прямом, в полной отключке. Но ни Чимин, ни Юнги об этой детали тогда не думали, а по прошествии стольких лет подавно, теперь они только потешаются. Их знакомство началось еще с пеленок. Родители являлись партнерами по бизнесу и хорошими друзьями, которыми стали и их дети. Рожденные с золотыми ложками во ртах, они не стеснялись с этих ложек есть, проживая свою жизнь на полную катушку. С дорогими подарками, брендовыми шмотками, в первоклассных тачках. Чимин с Юнги были частью элиты. Были королями школы с полагающейся им свитой. Ходили задрав носы, но неудачников не задирали. Подняться на пьедестал можно только сразившись с равными по силе и возможностям соперниками, поэтому до всяких отщепенцев им дела не было. Им вообще ни до кого не было дела, кроме как друг до друга. Крутые вечеринки, немножко беспредела, но всегда в пределах разумного. Они знали, что их отмажут, но грань не переходили. А родители не мешали развлекаться. Потому что мальчики прекрасно знали, что беззаботная жизнь пройдет, когда они закончат университет. Тогда придется отложить гулянки и баловство — стать серьезными дядями в костюмах с дипломатами в руках и ролексами на запястьях. Хотя на продолжении семейного дела родители не настаивали, позволяя выбрать свой путь, но только в том случае, если это будет не всплеском подросткового максимализма и блажью, а действительно серьезным увлечением с хорошими результатами и показателями. Чимин тогда, пересмотревший «Шаг вперед», записался на танцы, открывая в себе природную гибкость, а Юнги, запавший на старого инвалида Доктора Хауса, вознамерился уйти в медицину. Он даже умудрился подтянуть биологию и химию своими силами, получая самые высокие баллы, а Чимин успел взять парочку наград в конкурсах. Но в шестнадцать, решив поэкспериментировать и доверяя только друг другу, они первый раз переспали. И с того времени Юнги начал думать исключительно нижней головкой, а Чимин постигал не танцевальные па, а позы камасутры. Все великие планы канули в лету, и бизнес замаячил перед глазами. Не то чтобы это кого-то сильно расстраивало. Разве что родителей, да и то, дело было не в бизнесе, а в отношениях сыновей. Недовольство сочилось из них, как вода из протекающего крана, но совсем уж трубы не срывало. Раздражало только понемножку, звуком падающих капель в ночной тишине. Ответом на это недовольство и стала свадьба. Чимин не любил Юнги искренне и трепетно, Юнги не любил Чимина. Они жили близкой дружбой, глубоким доверием и искренней симпатией, которая, впрочем, тогда не доставала до сердца. А еще похотью. О, она являлась ведущим механизмом. Раскаляла, толкала друг к другу и сплавляла воедино. Но на одном сексе не уедешь, пусть он был и замечательным. Они знали тела друг друга вдоль и поперек, запомнили каждую родинку и складочку. Выучили эрогенные зоны лучше, чем расположение стран на карте мира. И стонали синхроннее, чем церковный хор. Богохульство? Нет, здоровое либидо. Пожениться предложил Чимин, когда мама застукала их голыми в гостиной и отхлестала его поднятыми с пола трусами по лицу. Чимину показалось это жутким унижением, Юнги, попытавшемуся встать на защиту и получившим свою порцию, тоже. Им было по девятнадцать. Юные и горячие, немного безбашенные и выразившие протест, они в тот же день заявили о своем решении и устроили такое торжество, что на их свадьбу сбежалась половина папарацци штата. Богатство и роскошь сочились из всех щелей. Под празднество арендовали зал самого большого ресторана, еда и алкоголь высшего качества, а еще, конечно, приглашенные звезды, чьи выступления стоили столько, что сейчас даже страшно вспоминать об оплаченных чеках. Они отметили с размахом и в супружескую жизнь вошли с широкой ноги. Еще месяц нежились в объятиях, отдыхая и развлекаясь. А после закатили вечеринку, решив отпраздновать свою самую первую дату. На ней, как уже известно, все и закончилось. Ссора века, громкий развод и молчание, затянувшееся на годы. Все планы в срочном порядке перестроились. Выбрались разные университеты для поступления, в противоположных точках страны, а многолетняя дружба практически переросла во вражду. Вражду на расстоянии. Но до ненависти не опустилась. После обучения они снова встретились. Уже повзрослевшими, с немного иными взглядами, с новым опытом. Им пришлось притираться друг к другу заново, теперь в качестве бизнес-партнеров, выстраивать не сексуальные, а рабочие отношения. Где-то в этом промежутке они помирились. Оставили обиды позади, но прошлое возвращать не спешили. Только дружбу. А еще снова учились доверять. Однако что-то меняется, а что-то остается прежним, не забывается. Поэтому спустя семь лет после развода в новый год они вошли вместе. Рука в руке, плечом к плечу и… Вообще-то они немного переборщили с алкоголем в тот рождественский вечер и после боя курантов Чимин смотрел на вспышки салютов не в небе, а под прикрытыми веками, выстанывая имя Юнги, и с его членом глубоко в себе. Не самый худший праздник, на самом деле, но наутро у Чимина жутко болела голова, ныла спина, а Юнги, крепко спавший рядом, был жестоко избит подушкой. Потому что Чимин паршиво себя чувствовал и размышлял о том, что этот несносный человек снова испоганил их дружбу этим… восхитительным сексом. А у Чимина вообще-то был парень. Не такой умный, как Юнги, ничего не понимающий в сделках и инвестициях, не разбирающийся в самом Чимине и не умеющий как следует доставить удовольствие, но был же! Чимин специально его завел, почувствовал, что снова проваливается в Юнги, но совершать вторую ошибку не хотел. С учетом того, что за самим Юнги проявления взаимных чувств не замечалось. Но когда градус в организме того повысился настолько, что термометр лопнул и разлетелся на тысячу осколков, задев глаза и сердце, Юнги сразу прозрел и воспылал любовью. А может, то снова была похоть, никто уже не разберет. Да и не важно. Важно то, что, злостно избитый подушкой, в облаке летающих перьев, Юнги не орал на Чимина в ответ, а молча смотрел с какой-то нежностью и лаской. Чимин притих, и даже как-то зарделся от такого взгляда, а Юнги с мольбой в голосе попросил: — Фурия бешеная, принеси водички, я сейчас сдохну, — и плюнул в Чимина залетевшим в рот перышком. Чимин сам не понимает, как после этого его простил. Стоит сказать, что таких эксцессов больше не случалось. Потому что у Юнги дома не было перьевых подушек, а еще он начал ставить будильники и запирался в ванной, пока Чимин не переставал буйствовать и тарабанить в дверь, переходя на робкое шкрябанье ноготками и просьбу пустить пописать. Черт бы побрал Юнги с его любовью к минимализму и одной ванной в квартире. Ругался тогда Чимин уже так, ради проформы. Показывая свою независимость и незаинтересованность в их отношениях. Он не хотел, его заставили. Умыкнули против воли, закинув на плечо, а предварительно еще и принца сожрали, чтоб не мешался. Как ранее выяснилось, принц был таким себе, и Чимин не сильно расстроился. Так что парня у Чимина теперь не было, его место занял Юнги и больше никого не пускал. И даже близко приблизиться не позволял, рыча и выпуская столп огня. Чимину вообще-то это безумно нравилось. Признался он в этом только спустя еще год. Смирившись окончально и выманив Юнги из логова, затащив в свой собственный дворец, где ванных две.***
Прошедшие годы проносятся перед глазами сверкающим калейдоскопом. Чимин расслабляется и улыбается шире. Он действительно немного расстроился из-за свадьбы на Рождество, потому что хотел отметить этот день совсем иначе. Снять домик в какой-нибудь деревеньке Колорадо, в предгорьях, чтобы утром посмотреть на заснеженные пики гор и прогуляться недолго по сугробам, набрав полные сапоги снега. Вот о чем мечтал Чимин, а Юнги взял и все перевернул. Окунул Чимина в шум и суматоху, с десятками гостей и сотней поздравлений. Это не то чтобы плохо, но все же… — Не куксись, мой маленький отшельник. Завтра у нас билеты на самолет и несколько дней в самом тихом и укромном местечке. А сегодня большой праздник с вкусной едой и кучей подарков. Ты главный виновник торжества и лучшее украшение вечера. Так что просто расслабься и получай удовольствие, тебе абсолютно ничего не нужно делать. Вся организация и ответственность на мне. Чимин выдыхает и прижимается благодарно к Юнги. Этот год выдался слишком хлопотливым и беспорядочным. С довольно внушительной прибылью и множеством новых контрактов, которые, однако, высосали все силы. Чимину требовался отдых. Он оборачивается на гостей, которые с удовольствием отмечают их с Юнги день, и фыркает. Но после успокаивается и наполняется радостью, обращая внимание на огромную елку в центре зала. Юнги сказал, чтобы подарки не смели вручать им в руки, а сгружали исключительно под елку. Чимин весь вечер поглядывал в ту сторону и тихонечко радовался. Потому что помимо отдельной корзинки, предназначенной для конвертов, виднелись десятки красиво упакованных коробочек. Они привлекали и манили своими разноцветными боками. Денег у Чимина и так имелось в достатке, а вот ярких впечатлений не хватало. В детстве Чимину покупали все по первой просьбе, но, несмотря на это, утро после рождества было самым волшебным. Он обожал подскакивать ни свет ни заря, когда еще все спали, и нестись к елке в гостиной, чтобы безжалостно разорвать обертки и банты, находя под шелухой свои подарки. Среди них всегда находились те, что от бабушки и дедушки, проживающих в Корее. Ничего особенного и слишком дорогого. Разные сладости, а самое главное, вакуумный контейнер с кимчи. Такую не найдешь в Америке, да и в Корее тоже, только у бабушки с дедушкой. Чимин по ним скучал. Настолько сильно, что, находя их подарок, больше не открывал ни одного, скрываясь в кухне и наворачивая острый панчан прям из контейнера. В это время, только в это, Чимин ел не вилкой, а палочками. Колупая ими несчастную капусту, потому что пользоваться ими совершенно не умел. Очередные воспоминания кружатся снежинками и опадают, оставляя Чимина с ностальгией и мокрыми уголками глаз. Бабушка ушла довольно рано, а вместе с ней ушли подарки на рождество. Чимин отказался от них, потому что смысла бежать к елке поутру больше не видел. Но сегодня в нем что-то просыпается, будто после долгого сна, и отвести от елки взгляда Чимин не может. — Давно не замечал за тобой такого интереса к подаркам. Чимин кивает и снова прижимается к Юнги уже в который раз за вечер. — Да что-то вспомнилось… Знаешь, когда был маленьким. — Это когда я находил тебя на кухне в обнимку с графином воды, пукающего из-за такого количества ферментированной капусты? — Ну Юнги! Я был ребенком. — Жадным, капризным, избалованным ребенком, который портил мне сюрпризы, открывая все подарки без разбора. Так еще и не делился. — Ты никогда не обижался. — Да, потому что мне доставляло удовольствие обзывать тебя потом вонючкой и мистером Пуком. — Я хотел тебя за это прибить. — Я знаю, ты носился за мной с палочками и грозился воткнуть их мне куда-нибудь, да поглубже. — Кто бы знал, что воткнешь в меня палочку ты. — Черт, Чимин, ты все такой же несносный ребенок. — А ты все так же меня любишь. — М, не так же. Сейчас я люблю тебя гораздо сильнее.***
К удивлению Чимина, праздник подходит к концу раньше, чем он предполагал. Уже позднее время, близко к полуночи. Но Чимин думал, что гулять все будут до утра. Гости, возможно, тоже так считали, потому что расходятся они неторопливо и нехотя. Кто-то пытается танцевать, хоть музыка и стихла. Кто-то продолжает кричать поздравления. Но задержаться им никто не позволяет. Юнги лично выпроваживает каждого, вежливо, но уверенно подталкивая к выходу. Чимин в этом не участвует. Он чувствует себя слишком уставшим, поэтому сидит за одним из столиков, ожидая, когда и они отправятся домой. Однако, когда двери за последним гостем закрываются, Юнги ведет Чимина не в гараж к машине, а на второй этаж. Праздновали они не в ресторане. Юнги забронировал коттедж, в который привезли столы и стулья, пригласил поваров и официантов, оплатил диджея, отлично справившегося со своей работой. И, как оказывается, подготовил для них спальню. На большой кровати с белыми простынями расположились красивые лебеди из полотенец, в окружении лепестков белых роз. — Юнги-я, ты ударился в романтику? — Да, мне захотелось чего-то такого… банального, но милого. Тебе не нравится? — Нравится. Раньше мне казалось это довольно пошлым и безвкусным, но сейчас… почему это так красиво и нежно? — Возможно, потому что ты так чувствуешь. Сильно устал? — Если честно, да. Юнги понимающе кивает. И помогает Чимину снять костюм. Избавляет от порядком надоевшей бабочки, расстегивает пуговки рубашки по одной, коротко целуя в каждый освобождающийся от одежды участок кожи. Гладит по оголенным плечам, а после прижимает к себе и крепко-крепко обнимает. Настолько, что Чимину даже не приходится стоять самому, Юнги его держит. — Хочу набрать тебе ванну, искупать, а потом уложить спать. Как ты на это смотришь? — шепчет на ушко. — Очень положительно. — Тогда подожди немного, пока я все подготовлю. Юнги усаживает Чимина на постель и, стянув с себя пиджак с галстуком, скрывается за дверями. А вернувшись через десяток минут видит обнаженного супруга среди лепестков роз и разрушенных лебедей, очаровательно сопящего в подтянутую к груди подушку.***
Чимин просыпается совсем рано. Вскакивает с кровати, накидывает рубашку Юнги на голое тело и несется на первый этаж. Посреди ступенек он немного притормаживает, удивляясь, как все изменилось за ночь. Никаких столов и стульев, никаких конфетти. Вместо них пол у елки устелен толстым ковром, а рядом стоят парочка глубоких кресел. Чимин их, естественно, игнорирует. Плюхается задницей на мягкий ворс и тянет руки к подаркам. Он собирается завалить зал блестящими обертками и бантами, прям как в детстве. Чимин рвет упаковочную бумагу безжалостно, сует нос в каждую коробку и радуется непонятно чему. Он даже толком не запоминает подарки, но его все равно переполняет каким-то диким восторгом, стоит раскурочить очередной. А потом Чимин замирает и смотрит во все глаза на кучку корейских сладостей и лоток для еды. Он с двойной крышкой, где верхняя часть прозрачная, а под ней маленький отдел под палочки. Чимин достает контейнер с особой осторожностью, тот довольно тяжелый. Явно не пустой. Чимин сглатывает, пока отщелкивает клапаны по периметру и чуть не давится слюной. Он чувствует запах — тот самый, из детства, и быстро выковыривает палочки с обратной стороны крышки. Пользоваться он им так и не научился, так что мучается довольно долго, но таки справляется, тычась в контейнер практически носом, чтобы ближе нести до рта. Распробовав, Чимин чувствует небольшую разницу во вкусе, но это явно не магазинный продукт. Очень похоже на бабушкино кимчи, с крохотным отличием. Чимин довольно быстро перестает обращать на него внимание, сосредотачиваясь на бережно порезанных листьях, специально для его удобства. Чимин так уходит в себя, что от резких и громких хлопков вздрагивает. Кусочек капусты выпадает изо рта, и Чимин запечатляется в кадре именно таким: испуганным, растерянным и немножко глуповатым, роняющим на себя еду. Их фотограф, Хосок, убрав камеру от своего лица, начинает смеяться со всеми, а потом включает видео, чтобы заснять своего клиента, злобно сверкающего глазами и голой пятой точкой, бегающего за супругом вокруг елки с угрожающе занесенными над головой палочками. — Это еще ничего. Как-то я застала этих двоих голыми посреди гостиной. А они даже виноватыми не выглядели. Заявили, что я не постучала, перед тем как зайти… Не постучала в собственный дом! — госпожа Пак качает возмущенно головой, но быстро добреет и беспокойно кричит, — Чимини, сыночек, мы хотели заснять утро после рождества, а не твои прелести. Надень трусы, ради Бога! — Мама, выключайте, кина не будет, — выкрикивает Юнги в ответ, наворачивая десятый круг вокруг ёлки. Хосок не выключает, наоборот, находит более удачный ракурс, отходя к лестнице и поднимаясь на несколько ступеней, чтобы заснять все сверху. Итог выходит пусть и смущающим, но, пожалуй, очень запоминающимся и до колик в животе веселым. А вот последние фотографии получаются, наоборот, безумно милыми. Потому что Чимин в одной рубашке слишком гармонично смотрится в объятиях Юнги, в брюках и расстегнутом пиджаке на голое тело. Родители в кадр не попадают. В нем умещаются только супруги, самозабвенно целующиеся на фоне елки, среди сверкающих оберток бумаги и еще нераскрытых подарков. В объективе не видно ничего лишнего, все прикрыто длинной рубашкой, собранной складками на талии под бережно обнимающими руками. И палочки больше не выглядят орудием убийства, они еле держатся в ослабевших от ласки пальцах. Хосок тепло улыбается, запечатляя эту картину, с сонными и всклоченными после сна и салочек молодоженами, решая, что это одна из самых красивых рождественских фотографий за всю его карьеру. Пропитанная искренностью, любовью и немножко сумасшедшинкой.***
Через месяц, Хосок отправляет заказчикам отредактированный материал и на этот раз получает тонну благодарностей за прекрасную работу. А после чаевые, отдельно за завершающее видео и кадры. Он знал, что они станут особенными.