Между строчек

Дружелюбие и общительность, остроумие, расслабленность и готовность улыбнуться - всё это производит неизгладимое, безоблачное, сногсшибательное впечатление. В такого Арми, галантного и просто очаровательного, совсем ничего не стоит влюбиться с первого взгляда. У Тимоти же грустный - или счастливый, кто знает, - дар видеть в людях искренность. Плохую и хорошую, ту, что идёт от сердца непроизвольно, которую спрятать нельзя. Для него Хаммер фонит самовлюблённостью и эгоизмом. Это читается в глазах, которые почти никогда не улыбаются по-настоящему, прячется в наклоне головы. Тимоти видит это за напускным флёром безупречного обаяния так ясно, что даже удивляется - почему же больше никто не замечает? Неужели никто не видит пренебрежение, льдинками застывшее в уголках рта, подмораживающее улыбку? А этот холод, мелькнувший вдруг в голосе, когда Арми рассказывает, что целовать женщину (или Тимоти) на съёмочной площадке - не удовольствие, а работа? Не видят. Тимоти смотрит на своего партнёра по съёмкам со стороны и думает о том, что, если бы им не случилось столько времени провести бок о бок, он никогда бы не посмотрел в сторону Арми. Если - его любимое слово. Потому что проницательность, никогда его не подводившая, на Хаммере вдруг даёт сбой. Или, может быть, именно Арми ей неподвластен. Ведь за кулисами, куда не дотягиваются камеры и шнуры микрофонов, в номерах отелей, за закрытыми дверями, куда нет хода ни посторонним, ни кое-чьей жене, - тогда откуда-то вдруг появляется Тимми, тёплые взгляды украдкой, от которых щекочет между лопаток, и чуткость, и объятия без причин. Самовлюблённость словно меркнет, съёживается и перецветает во влюблённость, от которой у Тимоти нет никакой защиты. Но больше всего говорят поцелуи. Тимоти специально пересмотрел все фильмы, в которых снимался Хаммер, всё, в чём тот успел засветиться за всю свою жизнь, даже - о боги, он никому в этом не признается, - подглядывал за ним и Лиз... и теперь точно уверен - так, как его, Тимми, Арми больше никого не целует. И дело вовсе не в страсти, языке или позе, а в том коротком, едва ли ощутимом, но неизменном прикосновении его губ после каждого поцелуя. После быстрого и смазанного, украденного тайком, после первого утреннего, после поцелуя все-уже-слишком-пьяны-никто-не-заметит на дружеской вечеринке, после самых жарких минут, после каждого раза, когда губы Тимоти становятся алыми и влажными... Словно благодарность. Или трепетное восхищение. Как константа, как восход солнца, как данная клятва - неизменно и бесповоротно. Больше он не делает так ни с кем.