Праздник к нам приходит

Знакомое до каждой трещинки в асфальте Дыбенко, родное, пыльное и бестолковое Дыбенко. Доверчиво принимает Кастета обратно в свои объятья. Неделя-другая и на него уже не косятся настороженно, не приглядываются с опаской, привыкают. Пурген не нарадуется, не отлипает, маячит перед глазами с утра до ночи, Вадюша угощает Балтикой, Ника перестает кривиться. Кастет же старательно изучает этот новый уклад старого Дыбенко, тщательно поддерживает новую-старую дружбу с его обитателями, аккуратно избегает всех подводных камней. Даже Максим Леонидыч в конце концов успокаивается. Кастет помнит, зачем он здесь, и ждет. Кастет внимателен, осторожен, собран, как на охоте. Естественно, что Новый год начинает маячить в опасной близости совершенно неожиданно. Еще большей неожиданностью становится то, что его празднование будет проходить под сенью хаты самого Кастета. Не бог весть какая хата, по-честноку если, не сильно и развернешься, зато без приставучей родни или гадов-соседей. У Кастета чувство, что он в эпицентре страшного стихийного бедствия. Вот только что, под пивко и шутейки, морозя жопы возле Буревестника, обсуждали, кто, как, где, с кем, а вот уже Вадюша, красный и пыхтящий от натуги, втаскивает в квартиру Кастета елку. Здоровую такую, настоящую, красавицу-елку! Весь дом за считанные часы пропахнет хвоей. Где только спер, увалень-то этот? А вот и Настюха с Никой жарко спорят, сочиняя такое меню для праздничного стола — на пол-Питера хватит. Оливье, конечно, куда же без оливье! И мандарины обязательно! Костя колдует над стареньким телеком. Из магазина названивают Пурген и Рауф, уточняя список продуктов, советуясь, требуя позвать к телефону Настюху. Да, Рауфа тоже позвали. Малахольный он, конечно, но пусть будет, Новый год-все таки. За окном уже тридцать первое. Кастета Настюха загоняет на кухню строгать салаты, а сама уходит в комнату руководить Мотором и Рауфом, которым выпала почетная обязанность наряжать красавицу-елку. На Настюхе с утра ультра-короткое платье с блестками, укладка, как из лучших салонов, в коридоре ждут громадные каблуки, но сейчас она босая бегает туда-сюда и раздает Ценные Указания. «Ей бы армиями командовать», — ворчит про себя Кастет, нарезая отварную марковку. Вот остальные еще не подтянулись, а то бы она и их припахала. Кастету самому удивительно, но ворчание это беззлобное, он вообще с утра полон какого-то восторженного, искристого добродушия. Хотя он же накатил немного — нашел заначку с коньячком, так что нормально все, нормально. — Ебать, Мотор, ну осторожней! — раздается из комнаты. — Расколотишь макушечку — я тебя из окна выкину! — Да ща прилажу я твою макушечку! — Арнольдик огрызается в ответ. — Может, я табуретку принесу? — голос Рауфа теряется во внезапном грохоте и дружном «бляяя!». Кастет не отказывает себе в удовольствии сходить и посмотреть, что, собственно, стряслось. Ну, классика. Арнольдик, с его извечной грацией новорожденного слоненка, закономерно запутался длиннющими ногами в гирлянде и смачно наебнулся, попутно-таки расколотив священную макушечку от елки. — Земля тебе пухом! — Кастет скалится во все двадцать восемь зубов. — Порушил всем праздник. — Да иди ты! — Арнольдик безуспешно пытается одновременно распутаться и отползти от звереющей на глазах Настюхи. Спасает его от неминуемой и жестокой расправы Рауф. — Настя, у меня есть похожая! Пойдем! — Нет у тебя никакой похожей! — она упирает руки в боки и грозно надвигается на гусеницу Арнольда. — Я сейчас его самого на елку посажу! — Есть, есть! — Рауф тащит Настюху в коридор и, кажется, сам закутывает в куртку и шарф. — Ты врешь все! — Настюха жалобно пищит и отпирается, но понятно, что больше для порядка. — А если тебе не понравится, успеем в магазин! Купим, какую захочешь! — Даже ту звезду, золотую с красненьким? — хлопает входная дверь. Они с Арнольдиком остаются в квартире одни. Кастет присаживается рядом и начинает разматывать гирлянду. Лучше бы еще сильнее завязать, но так ведь не получится. Арнольдик глупо таращится и дрыгает ногами, стараясь ускорить свое освобождение. А так хорошо было. Шумно, суетно. Празднично. Стало неловко. Почему-то вот как с глазу на глаз с Арнольдиком, так сразу неловко. Что за напасть такая? Кастет решает, что сейчас или никогда, и уходит в коридор. Возвращается он через минуту и Арнольдик уже на ногах. — Вот, — Кастет впихивает ему в руки сверток. — Хотел потом, но раз уж... Кастет замолкает, отворачивается, ему очень интересны пятна на обоях возле окна, их он не помнил. Это сверху что ли залили? Шуршит оберточная бумага. Нет, наверное, Кастет обои сам залил, перед самой отсидкой. — Это что? — Арнольдик сейчас выглядит просто максимально глупо, Кастет бы даже поржал, но тогда получит подарком по голове. — Это для ласточки твоей, — Кастет все-таки улыбается, чуть-чуть. Арнольдик держит в руках зеркало заднего вида как самую дорогую на свете макушечку и, кажется, боится дышать. Зеркало панорамное, широченное, с осветлением и антибликовым покрытием и еще какими-то плюшками. Мечта, а не зеркало. В дверь кто-то усиленно ломится, судя по радостному повизгиванию — это Вадюша, поздравил мамку уже, значит. — Рот закрой и гирлянду иди вешай, — Кастет щелкает Арнольдика по носу и довольный отправляется открывать. Возможно, это будет лучший Новый год в его жизни.