Неудачник

Гет
PG-13
Завершён
198
автор
Luchiana бета
volhinskamorda бета
Размер:
73 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
198 Нравится 32 Отзывы 62 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Они над нами издеваются! — заявил аврор Сэвидж, появляясь в камине. Праудфут поднял голову от своих бумаг. — Кто? — Преступники же! — Сэвидж вышел из камина, раздражённо отряхивая манжет от золы. — Бьюсь об заклад, некоторые из них совершают преступления исключительно ради того, чтобы в красках представить себе наши лица, когда мы пытаемся распутать всё это. — Что у нас опять случилось? — поинтересовался Рон, смакуя последние глотки травяного чая; смесь делала Гермиона, подбирала строго под его вкус, так что это был самый прекрасный напиток на свете. — Я без понятия! Если бы я знал, что там случилось, я бы радовался и считал положенную мне премию, старик! В общем, три почтенные ведьмы в один и тот же момент были совершенно одинаково ограблены одним и тем же молодым человеком. В разных концах Лондона, разумеется. Он даже говорил им одни и те же слова! — Ну, оборотка, что тебя удивляет? — спросил Долиш, с шумом отодвинул стул и поднялся с места. Двигался старший аврор тяжело: ранение всё ещё давало о себе знать, хотя в Мунго сказали, что он уже может выходить на работу. Алиса Флеминг, недавно окончившая стажировку и получившая звание младшего аврора, рванулась было помочь ему, но Долиш жестом остановил её. — Понимаешь, Долиш, — Сэвидж плюхнулся на своё место, — я аврор прогрессивный и пытаюсь мыслить по-новому, как написано в умных маггловских книжках. Я не понимаю мотива. Совершенно ясно, что трое преступников договорились, то есть это не просто ограбление, это банда. Зачем им в этом так сразу признаваться? — А потерпевшим лицо этого типа знакомо? — Клянутся, что видят впервые. Долиш пожал плечами. — Один из самых поразительных списков в мире — это список вещей, которые могут показаться кому-либо забавными. Ну, или есть какая-то высокая цель, и тогда через некоторое время мы о ней узнаем. Чего ты кипятишься-то, Сэвидж? — Да надоели они мне все! Такое ощущение, как будто со мной играют в кошки-мышки, весело же, а, правда весело? А мне играть как-то неохота, у меня рабочий день заканчивается в шесть, а в этой дурацкой игре следующий тур начинается в восемь. Мне сорок три, чем я занимаюсь?! — Прежде всего ты живёшь, эта роскошь не всем доступна. — У Долиша задрожала рука, когда он наклонил чайник, и Рон поскорее подхватил всю эту чайную церемонию заклинанием. Долиш благодарно кивнул: рука пока работала не очень. — Утешает, — признал Сэвидж. — Но не сильно. Долиш снова устроился на своём месте и с явным удовольствием, совсем как Рон незадолго до этого, пил чай. Осилив где-то полчашки, он веско произнёс: — В отпуск тебе надо, Сэвидж, вот что. Я подёргаю Робардса, пусть подпишет. — Думаешь? — без особого энтузиазма отозвался Сэвидж. — А что мне там делать, в отпуске? — Понятия не имею, — пожал плечами Долиш. — На пляже каком-нибудь поваляйся. В Египет съезди. Уизли, в Египте правда круто? — Правда, — кивнул Рон. — Да ну, — поморщился Сэвидж, — наверняка выйдет как в прошлый раз. Прошлый раз ему вспоминали, наверное, месяца три. Тогда бедолага поехал на какие-то затерянные посреди океана острова, надеясь, что хоть там преступники его не достанут, и не успел вселиться в отель, как прямо в фойе какого-то беднягу отравили цианидом. Не вполне отошедший от рабочего режима, Сэвидж сначала провёл несколько допросов и два задержания и только потом вспомнил, что вообще-то даже полномочий правоохранительного органа здесь не имеет. — Ты ведь прогрессивный аврор, — возмутился Долиш, — мог бы быть поупорней в достижении цели! Тем более такой благородной, как отдых! — Я прогрессивный аврор, а не слизеринец, — буркнул Сэвидж. Долиш скорбно возвёл очи горе, а Праудфут шумно вздохнул. — Между прочим, — чуть привстав и вытянув шею, заявил Уильямсон, — в приёмной переминается с ноги на ногу какая-то дамочка. Никто не хочет с ней поговорить? — Я точно нет, — Долиш немедленно развернул какой-то пергамент впечатляющих размеров, — у меня три дела уже. — Я тоже нет, — Сэвидж даже головой помотал, — меня только что осчастливили. Рон вздохнул и поднялся из-за стола. Не то чтобы авроры не любили работать и отлынивали от заявителей, они просто... ну... А, ладно. Они просто не любили работать; а кто бы на их месте любил? Рона тоже нельзя было назвать трудоголиком, но не далее как вчера он сдал последнюю бумажку по одному из своих дел, а час назад, кажется, раскрыл второе. Было бы нечестно отсиживаться. — Здравствуйте, мэм, — сказал он, выйдя в небольшую рекреацию, которую оборудовали под приёмную. И осёкся, когда ведьма решительно развернулась к нему. У неё был совершенно отчаянный взгляд. Он удивительно не шёл её холёному лицу. — Здравствуйте, миссис Роул, — сказал Рон чуть помягче и шагнул к ней навстречу. — У вас что-то случилось? Расскажите мне. Её сын сидел в Азкабане без особой надежды когда-нибудь выйти оттуда; Рон знал, что иногда к нему обращаются как к эксперту, — Торфин Роул был лучшим в Британии нумерологом. За свою помощь он мог рассчитывать на мелкие послабления и в общем не стеснялся их просить при случае, но за всё время ни разу не выразил желания увидеться с матерью. Она об этом знала. Рону всегда было её немного жаль. — Мистер Уизли, — тихо сказала она, — я понимаю, наша семья сейчас не в том положении, чтобы проявлять характер, но есть ведь пределы. Возможно, вы сочтёте, что я пришла сюда с глупостью, но согласно закону я имею право, чтобы меня выслушали. — Разумеется, имеете, мэм. Именно это я и собираюсь сделать. Присядьте вот в это кресло и расскажите мне, что с вами произошло. — Я не знаю, как это правильно называется, мистер Уизли, — начала она, грациозно опускаясь в кресло, — я вообще плохо разбираюсь в законах, но мне кажется, что это по вашей части. Видите ли, ко мне пришла одна дама и... Нет, простите, я начну с начала. Рон уселся напротив, не сводя с неё глаз. Он чувствовал себя довольно по-дурацки, проделывая все эти штуки, но они неизменно работали, и он прилежно повторял их раз за разом: сохранять зрительный контакт, взгляд должен быть заинтересованным, внимательным и сочувственным, вся поза — показывать, что он, конечно, скрупулёзно записывает то, что она говорит, но в любой момент готов сорваться с места и бежать ловить преступника. — Видите ли, у меня было два сына, мистер Уизли. Торфин — старший. Когда ему исполнилось десять лет, я неожиданно для всей семьи снова забеременела. Это было... странно, ведь я принимала контрацептивное зелье. Но, так или иначе, это произошло, я родила сына, слабого, болезненного мальчика. Мы с моим покойным мужем, конечно, заботились о его здоровье как могли, но всё же он умер, не дожив двух месяцев до шести лет. Его смерть стала для нас огромным ударом... Моего мужа она и вовсе подкосила и меньше чем за полтора года самого свела в могилу. Я держалась — ради Торфина, ради всей нашей семьи, которую надеялась всё же увидеть достаточно большой... Простите, — она промокнула глаза платком. — В общем, уверяю вас, смерть моего мальчика была для нас обоих очень страшным потрясением. И вот теперь, представьте, ко мне явилась эта женщина и стала говорить такие вещи, которые я, клянусь, не заслужила ничем. Насколько я поняла, она хочет получить от меня деньги за то, чтобы она не рушила окончательно репутацию моей несчастной семьи. Я не знаю, кто она такая; какая-то французская родственница Малфоев. Зовут Аделисия, по крайней мере, так она мне назвалась. Заявилась ко мне вчера утром и смеет утверждать, якобы знает «всю правду», — миссис Роул издевательски выделила последние слова. — Якобы ей известно, что наш мальчик на самом деле был сквибом, и мы, установив это, выбросили его в маггловский мир. Якобы она знает, где он живёт, и может рассказать об этом всей магической Британии. Если я не заплачу ей. Мистер Уизли, ведь это незаконно — требовать от меня денег подобным образом, верно? — Разумеется, миссис Роул, — Рон участливо кивнул. — Это называется «шантаж» и, конечно же, запрещено законом. Но чтобы мы могли по всем правилам наказать виновную, расскажите мне побольше подробностей. Нет ли у вас мыслей о том, откуда она могла взять такую странную информацию? — Нет, никаких. — Хорошо, давайте подумаем вместе. Ваш сын точно был волшебником? Миссис Роул чуть наморщила лоб. — Видите ли, мистер Уизли, мы были заняты в основном его здоровьем... Он очень много болел, причём, знаете, это были такие болезни, вялотекущие, изматывающие, не те, которые способны пробудить в ребёнке магию. Мы с мужем понимали, что она, скорее всего, начнёт проявляться позже, чем положено, но вот... не дождались. — Она судорожно вздохнула. — Нет, я не думаю, что он был сквибом, мистер Уизли. Но точно утверждать не могу. Ни я, ни мой муж, ни домовые эльфы нашей семьи ни разу не становились свидетелями проявления у него магии. — А вы или ваш муж никогда не говорили ничего такого, из чего можно было бы сделать вывод, будто вы считаете сына сквибом? Подумайте, миссис Роул. Такие идеи ведь откуда-то берутся. Эта дама почему-то считала, что вы непременно заплатите. — Я подумаю ещё, мистер Уизли, повспоминаю, но сейчас ничего такого не могу припомнить. Понимаете, нас интересовала жизнь нашего ребёнка, а не то, будет ли он колдовать. Сквиб способен прожить вполне долгую жизнь, и довольно счастливую, если повезёт, это было для нас... приемлемо. — Хорошо, давайте зайдём с другой стороны. Давайте представим, что она начнёт распускать о вас подобные слухи. Что будет? Это в самом деле угрожает вашей репутации? Люди поверят? Каковы могут быть последствия? Она посмотрела на него долгим взглядом, потом чуть улыбнулась. — Я всё время забываю, мистер Уизли, что вы счастливо избежали жизни в так называемом «обществе». Всё-таки статус предателей крови не так плох, как многие думают, простите, если вас это задевает. Да, разумеется, это будет очень дурно воспринято обществом. Мне будет непросто доказать, что моё доброе имя очернено мошенницей. Впрочем, я надеюсь на помощь аврората в этом вопросе. Ведь если её осудят как преступницу, это само по себе докажет, что она лгала, не так ли? — Полагаю, мы можем добиться от суда признания именно неправдивости её слов, мэм. Правда, для этого придётся доказать, что правду говорите именно вы, а не она. Но у этого хлопотного дела есть и хорошая сторона: вы сможете потом оперировать этими доказательствами, если кто-то всё же усомнится. У Рона слегка заплетался язык, когда он выписывал им все эти кренделя, но миссис Роул, похоже, всё устраивало. Она кивнула. — Спасибо вам, вы меня успокоили. Приятно осознавать, что я была права, придя сюда. Возвращаясь на своё рабочее место, Рон тряс головой, как собака, которой в уши попала вода. — Кто это тебя так? — сочувственно спросил Гринграсс; он только что явился на работу, нагруженный папками так, что казалось, вот-вот он их уронит, не донесёт до стола. — Заявительница. Пришлось разводить словесные менуэты, а я этого не люблю. — Итак, — жизнерадостно спросил Долиш, — что у нас плохого? — Миссис Роул жалуется на шантаж, — ровным голосом произнёс Рон, — некая дама требует у неё денег, иначе расскажет, что Роулы выбросили в маггловский мир ребёнка-сквиба, объявив его мёртвым. В аврорате воцарилась нехорошая тишина. Подождав немного, Рон добавил: — Она утверждает, что это неправда. И готова отстаивать свою правоту в суде, если мы ей поможем. — Ну, ты ведь понимаешь, что это не повод ей верить, правда? — осторожно осведомился Праудфут. Рон поморщился. — Я чистокровный всё-таки, ага? Никто не знает, Гарри скоро будет? — Сразу после обеда, — немедленно отозвался Долиш. — У него, мнэ-э, секретная операция. — Ага, спасибо. — И что ты будешь делать? — после паузы спросил Сэвидж. Рон поднял на него ничего не выражающий взгляд. — Расследовать, разумеется, — всё так же ровно сказал он. — Шантаж — это преступление. Послушай, вы ведь все здесь уже поверили в это. Вы ничего не знаете точно, верно? Никто из вас не может встать и сказать: я точно знаю, что ребёнок Роулов был сквибом и родители объявили его мёртвым из-за этого. Вы не знаете, кто именно обвиняет её, есть ли у той женщины хоть какие-то основания. Вы просто взяли и поверили. Все. Или я неправ? Ему никто не ответил. Рон подождал немного для приличия и снова уткнулся в свои бумаги. На самом деле он ничего с ними не делал. Просто просматривал в пергаменте дыру, не разбирая букв. Надо найти эту женщину, Аделисию. И выяснить, говорит ли она правду. Если говорит — что ж, тем хуже для Бригитты Роул. А если нет... Тогда тем хуже для неё самой. Есть вещи, которые нельзя говорить безосновательно. *** Конечно, Рон не ожидал, что шантажистка наивно представится своей жертве настоящим именем, но на всякий случай проверил. Аделисия Малфой среди живых не значилась. Но, по крайней мере, она обнаружилась в принципе: родилась в тысяча восемьсот тридцатом году, умерла в тысяча восемьсот сорок четвёртом от — внезапно! — скарлатины, подхваченной на каком-то курорте. Рон старательно записал всё это и решительно отправился в столовую, приближать возвращение Гарри. Ведь дураку ясно: если начать обед раньше времени, то и «после обеда» настанет раньше. Эта хитрость, как нередко бывало, сработала. Рон едва успел в первый раз взять добавки, а Гарри уже появился. — Привет, старик! — жизнерадостно встретил его Рон, не переставая жевать. — Рыбный салат бери, он офигенный. Гарри кивнул и, экономя время, взял сразу двойную порцию. — Что у тебя стряслось? Все делают такие глаза, как будто ты расследуешь кражу нижнего белья из Азкабана. — Прикинь, почти что. Дело и правда о грязном белье, только до Азкабана оно чуть-чуть не добралось пока. Понимаешь, какая штука... — Рон задумчиво взял бутерброд с креветочным паштетом и подозрительно оглядел. Бутерброд выглядел вполне достойно, но у Рона были давние сложные отношения с креветочным паштетом: иногда сей продукт оказывался совершенно несъедобен. Рон осторожно надкусил бутерброд, подумал и быстро, пока тот не совершил чего-нибудь коварного, съел его весь. — В общем, заявительницу шантажируют. Грозятся рассказать всем, что у неё родился сквиб, а она, когда поняла это, объявила его мёртвым. Суть в том, что так и правда нередко делали. Раньше точно, а может, и сейчас продолжают. Как сказала бы Скитер, это одна из самых грязных страниц в жизни магической Британии. В общем, настолько обычное дело, что все поверят. Гарри прищурился. — Но если дело, как ты говоришь, обычное, на эти слухи не обратят внимания, так ведь? Или нет? — Да в том-то и дело, что нет. Эта пакость со сквибами... Понимаешь, так делали многие, если не все, чистокровные семейства Британии, но говорить о таком было нельзя. Было, но я у неё спросил, она подтвердила, что сейчас дела так же обстоят. Как-то так выходило, что в этом замазаны, конечно, все, ну или почти все, но только не мы, нет-нет, уж мы-то никогда, и так говорило каждое семейство. Если о ком-то становилось известно точно, грязью кидались все, дружно и прицельно. Радуясь, что про них самих никто не знает. В общем, я не знаю, правда ли моя заявительница это сделала, но она явилась в аврорат и нажаловалась. Мол, меня оклеветали, спасите. Рискованный поступок, надо сказать. Как минимум аврорат начнёт судачить уже сегодня, а дальше — сам понимаешь. Гарри кивнул. — То есть выходит так, что она и не пытается утаить шило в мешке, правильно? Просто хочет представить себя жертвой в этой истории? — Именно. Знаешь, это дело мне очень не нравится. Придётся лазить по шкафам с грязным бельём, а там всегда очень тесно и скелеты гремят сильно. В общем, мне нужна твоя помощь, старик. — Какая? Рон шумно вздохнул и засопел. — Поговори с Малфоем, а? Шантажистка назвалась его родственницей. Скорее всего, это неправда, но ведь почему-то она выбрала именно это имя, а? Ну вдруг он что-то знает? А меня он на порог не пустит. Гарри, по счастью, просто коротко кивнул, оставив при себе собственные соображения на этот счёт. Спросил только: — С которым Малфоем? Рон махнул рукой. — Да пофигу. Какой первым подвернётся. Или какой тебе милее, если так можно сказать о Малфое. Гарри скорчил кислую физиономию. — Боюсь, их младенец не подойдёт никак. Он, конечно, самый милый из них, младенцы все милые. Но, во-первых, вряд ли знает что-то об интересующем нас деле, во-вторых, не умеет разговаривать, а в-третьих, его всё равно придётся допрашивать в присутствии родителей. — Да уж, проблема. Но ты мне поможешь, а? Я могу тебе полдюжины бумажек написать, хочешь? Гарри отмахнулся. — Ай, да ну тебя. Поговорю, конечно. Дело нужное. — Вот спасибо! Кстати, что у тебя с Долишем за секретные дела, а? Гарри загадочно блеснул очками. — О, это такой важный секрет, я никак не могу тебе сказать, даже не спрашивай! Вообще, конечно, нет никаких секретных дел, я просто к Джинни бегаю посреди рабочего дня, а он меня прикрывает. — Как она? — спросил Рон, чувствуя угрызения совести из-за того, что не спросил раньше. — Да отлично на самом деле, но грех ведь не воспользоваться. Если совсем честно, они с мелким болели ровно пять часов каждый, в Мунго перепугались и обрушили на них такую лавину заклинаний, что все микробы разбежались в ужасе. Знаешь, Рон, я ведь всерьёз думаю об отпуске, — вдруг сказал Гарри. — Мне всё кажется, Джинни поторопилась. Она очень хотела, чтобы дети дружили, и настаивала на втором... Но ей тяжело и очень явно нужна моя помощь. Так что я, наверное, через пару недель оформлю отпуск на полгодика. — А так можно? — тупо спросил Рон. — А ты не знал? — растерянно заморгал Гарри. — Можно, и ты бери. Да не делай такое лицо, выживут здесь без нас прекрасно. Рон вздохнул. — Нет, давай лучше, наверное, по очереди. У Гермионы их хотя бы не двое. Мысль о том, что по утрам не надо будет идти на работу, показалась ему в одинаковой мере заманчивой и пугающей. С другой стороны, что делать с преступниками, он уже более-менее понимал, а вот маленький ребёнок был чем-то совершенно новым. Для Гермионы, впрочем, тоже. *** — Привет, — шёпотом сказал Рон, выходя из камина. Гермиона торопливо кивнула ему, продолжая плавно укачивать дочь и мурлыкать ей что-то успокаивающее. В последнее время Роза взяла моду засыпать исключительно посреди гостиной и исключительно у матери на руках. Рона это беспокоило, Гермиона же утверждала, что для младенцев такое поведение — обычное дело, пройдёт со временем, не о чем переживать. И всё же Рон предпочёл бы, чтобы дочь засыпала в кроватке. Мало ли, что может произойти в доме политика и аврора? Явятся незваные гости — а тут ребёнок. Наконец Гермиона, осторожно ступая, унесла малышку, а Рон выдохнул. Когда Роза уже спала, можно было вовсе позабыть о её существовании, кричать, смеяться и устраивать фейерверки, юную мисс Уизли не будило ничего, кроме чувства голода. Зато пока она засыпала, лучше было и дышать в такт. — Я знала, что найду тебя в кухне, — сказала Гермиона, заходя. — А где ещё-то? Я только с работы, ты последний час возилась с Розой. Нам обоим необходимо перекусить! Ой, а это что? — Мясо маринуется на завтра. — Понял, это пока сырое. Тарелки, а ну марш на стол! Ишь, стоят в сушилке, как будто не имеют к ужину никакого отношения. Слушай, Гермиона, ты, конечно, будешь смеяться, но Гарри сегодня мне рассказал, что я могу взять отпуск месяцев на несколько. Он вот планирует. Что ты об этом скажешь? Гермиона задумалась. — Знаешь, мне, пожалуй, и правда понадобится твоя помощь, но, наверное, попозже. Когда Роза начнёт ходить; родители говорят, это самое сложное время. Рон серьёзно кивнул. Преступники, конечно, не согласятся оказать ему услугу и прекратить совершать преступления хотя бы на месяц, но политика ещё менее склонна подождать, пока Роза подрастёт. — Значит, я правильно ему ответил, что давай возьмём отпуск по очереди. — Да, наверное, так и сделай. В крайнем случае попрошу о помощи Гарри, раз уж он будет дома. Эй, тарелка, ты куда? Рон расхохотался и взмахнул палочкой, возвращая тарелку на стол. — Роза же, — пояснил он. — Она тоже член семьи, понимаешь? Тарелка понятия не имеет, что Роза пока тарелками не пользуется. — У тебя что-то случилось? — как будто между прочим поинтересовалась Гермиона, снимая с огня чайник. — Ты какой-то сам не свой. — Дело неприятное, — поморщился Рон. — Ничего особенного пока. Расскажи лучше про свой новый законопроект, мы так и не обсудили его в прошлый раз. Я только помню, что ты хочешь организовать у нас прокуратуру, но так и не понял зачем. — Для контроля! — Гермиона включилась мгновенно. — Понимаешь, все силовые структуры так или иначе ограничивают права людей, это их работа. А если они ошибутся? Сириус провёл в Азкабане много лет из-за судебной ошибки, и он ведь в магической Британии наверняка не один такой. В идеале силовики должны действовать по закону и по совести, но от ошибок не застрахован никто. Поэтому нужна отдельная контролирующая инстанция, которая будет смотреть со стороны и не допускать злоупотреблений. — А эту контролирующую инстанцию кто будет контролировать? — с невинным видом спросил Рон, накладывая себе побольше мяса. — Ну вообще-то у магглов для этого существует гражданское общество, но нам до него, боюсь, пока далеко. Так что пока прокуратуру будут контролировать министр и малая коллегия Визенгамота. Рон, у тебя такое выражение лица, как будто ты сейчас начнёшь доказывать мне, почему моя идея ни за что не сработает. — В мыслях не было. Я просто пытаюсь понять, как это работает. На миг во взгляде Гермионы мелькнуло недоверие, но потом она явно прогнала дурацкую мысль из головы и начала рассказывать. Рон слушал внимательно: если что-то и могло сейчас отвлечь его от работы, то это масштабные прожекты Гермионы. Чтобы их понять, требовались вся мощь его интеллекта и немного везения. Камин мирно потрескивал, обещая спокойный вечер вдвоём. Рон искренне надеялся, что он не обманывает. *** — И вот представь себе, идёт она, значит, по Косому, а там тот самый парень, который её накануне типа ограбил! Она, понятно, всполошилась, вызвала нас, меня из дома выдернули. Я, значит, допросил его на всякий случай, ну ты понимаешь, возвращаюсь — а тут это новое заявление. Каково, а? — Слушай, Сэвидж, я тебе говорю, это всё неспроста. Так не бывает. — А я что, спорю? Привет, Уизли. Поттера не видел? В смысле, он не с тобой? — Нет, не со мной. А что за новое заявление? — Да смех один! В тот самый момент, когда я допрашивал этого самого Мортимера Кавентри, человек с внешностью Мортимера Кавентри ограбил некую девицу в пригороде Лидса. Угрожая силой, между прочим. — Они это нарочно, однозначно! — Да конечно! Знать бы только, кто они такие. — Знаешь, Сэвидж, я бы на твоём месте за Мортимером Кавентри приглядел особо. — Думаешь? — Сэвидж почесал в затылке. — Вот ведь незадача, ну. — Думаю, — кивнул Долиш. — Уизли, ты в прошлом месяце говорил с Хиггсом, он вообще как, сильно много врёт? — Он у тебя свидетель ведь? Если прямо его интересов не касается, ничего, нормально. Как только его лично затрагивает — начинает юлить, как уж на сковородке. Сразу паникует и «ах, как бы чего не вышло, навру-ка я с три короба на всякий случай». — Ясно, спасибо. О, Поттер, мерзкого тебе утра. Ты случайно не притащил мне моё заключение от невыразимцев? — Случайно притащил, — мрачно отозвался Гарри. — Я у них своё забирал и заодно прихватил твоё, держи. Рон, извини, меня послали. — Да ты что?! С какого перепугу? — Без понятия. Ну то есть, он, конечно, был бы счастлив помочь следствию, но, к сожалению, сам стал объектом клеветы, ничего не знает, просит его простить. Его вины нет в том, что всякие мошенники называются громким именем, и его разрешения они перед этим не спрашивают. Знаешь, я с ним говорил, и у меня было чёткое ощущение, что он держит в руках транспарант: «Убирайся отсюда, Поттер!». — Интересно всё это, — прищурился Долиш, откидываясь на спинку стула. — Понимаешь, Поттер, вообще-то ему ведь выгодно, чтобы вы её нашли. Если она, конечно, им и впрямь не родственница. — Мерлин знает что творится! И ограбления эти тоже... — Да, ты прав, старик, похожие истории. Люди должны бы вести себя так, а они поступают совсем по-дурацки. Уизли, а в том, что тебе Роул рассказала, какие-то несуразности были? — Не-а. Я бы сказал, она для всей этой истории какая-то слишком нормальная. — Это подозрительно, — назидательно поднял палец Уильямсон. — А я думаю, — вмешался Гринграсс, до того молча сидевший в своём углу, — Малфою просто не до Поттера и его аврорских дел. И именно это он и написал на своём транспаранте. Вообще-то, кто не знает, магическую Британию нехило лихорадит. Гоблины пошли вразнос и взвинтили свой процент за хранение нашего золота. Говорят, ежедневные убытки волшебников ранга Малфоев исчисляются трёхзначными цифрами. — А ваши? — сочувственно поинтересовался Праудфут. Гринграсс уныло кивнул. — И наши тоже. Какие уж тут авроры, о чём вы. Все мечутся и пытаются найти лазейку в законах, чтобы создать собственный банк. — Который, как бывало не раз, немедленно лопнет, ага. — И ты, Долиш, прав. Гоблины не выпустят наши яйца из своих цепких пальцев. — А что говорит Люциус? — Уильямсон, это нецензурно. Я не могу такое повторять в стенах министерства. — То есть он банк открывать не намерен? — Отказался наотрез. Был скандал, чуть до драки не дошло. Нотт его сгоряча обвинил в чём-то таком, что тот ему едва в физиономию не вцепился. Силой растаскивали. — Сколько же интересного мы пропускаем, — задумчиво сказал Рон. — А гоблины как-то объясняют свои внезапные, м-м, нововведения? — Ну как тебе сказать, — поморщился Гринграсс, — твердят об увеличившихся расходах на обеспечение безопасности вкладов. Никакой конкретики. — Ну ладно, — со свойственной ему внезапностью заявил Долиш, — а у тебя-то самого что стряслось, а, Гринграсс? Тот ответил сразу, естественным тоном, но Рон заметил, как напряглись его плечи. — Так я же тебе говорю: убытки каждый день! Немалые! Что у меня ещё могло случиться, этого, что ли, мало? — А, ну да, конечно. — Долиш кивнул и снова уткнулся в какие-то бумажки. Рон вертел головой, пытаясь вникнуть в то, в чём не понимал ровным счётом ничего. Пахло светскими раутами, накрахмаленными шелками и мерянием драгоценностью булавок для галстуков. Над авроратом явственно заполоскались слизеринские флаги. Итак, у богатых волшебников внезапно — такие вещи ведь, конечно, всегда происходят без каких-либо причин! — начались серьёзные финансовые проблемы. Откуда растут у них ноги, никто даже не представляет, вот такие все невинные и незамутнённые, и гоблинов никто не обижал, и в экономике не происходило ничего такого, что можно было бы предугадать. Соглашение с гоблинами предоставляет им фактическую монополию на финансовые операции в магическом мире, поэтому открыть свой банк и наплевать на них невозможно, так что все просто бегают с выпученными глазами и считают убытки. И в этой вот атмосфере всеобщей радости и дружелюбия внезапно возникает шантажистка, которая раскапывает старые грехи, давно поросшие быльём, и трясёт людей за кошельки. Само собой, пострадала не только миссис Роул: окажись она первой жертвой, не помчалась бы в аврорат так быстро. Думала бы, советовалась. Скорее всего, ходят какие-то слухи, так что кумушки между собой давным-давно всё обсудили. И каждая приняла для себя решение, как она поступит, если шантажировать начнут именно её. Только вот насколько всё происходящее в планах шантажистки? Допускала ли она, что Роул может сорваться с крючка? Может ли быть, что она именно этого и хочет? Рон снова посмотрел на Гринграсса. Тот читал какую-то бумажку — точнее, если присмотреться, бездумно бегал глазами по одной и той же строчке. Наверняка это всё полная ерунда, и в лучшем случае Рон зацепил вершину айсберга. Ничего не понимая толком, он наломает дров, ох наломает... Мягко поднявшись со своего места, Рон привлёк внимание остальных: он двигался как во время боевой операции. Взгляды метнулись к нему — и тут же обратно. Все старательно занимались своими делами: шуршал пергаментом Долиш, протирал очки Гарри, Уильямсон бормотал: «Да где же этот рапорт, на столе же должен быть?..», Сэвидж скользнул куда-то за спину, где был чайник... — Фил, на пару слов. Гринграсс посмотрел на него и, кажется, что-то для себя решил. «Опасность!» — взвыло что-то внутри Рона. Он смотрел в глаза коллеге, который не раз прикрывал ему спину... смотрел в глаза человеку, загнанному в угол. У Розы уже полный рот зубов. Она так смешно улыбается. Гермиона мало спит, но хочет ещё одного ребёнка. Гринграсс тяжело поднялся. — Идём, — буркнул, не глядя ни на кого, кроме Рона. Впрочем, все остальные делали вид, что ничего не происходит. Под столом Долиш крепко держал Гарри за руку, не давая сдвинуться с места. Тот не вырывался. — Ну? — угрюмо сказал Гринграсс, когда они оказались в коридоре. Взад-вперёд бегали люди, летали служебки, отовсюду доносились обрывки разговоров... Да, пожалуй, это одно из самых безопасных мест здесь. — Фил, я могу помочь, — мягко сказал Рон. — Я тебе не враг, ты же знаешь. — Да что ты понимаешь? — взорвался Гринграсс — впрочем, говорил он всё так же тихо. — Чем ты мне поможешь, время назад отмотаешь? Или заавадишь всех, кто посмеет открыть рот? — Я не знаю точно чем, пока ты мне не рассказываешь. Но я на твоей стороне, старик. Гринграсс прищурился. — Ты же ничего не знаешь. — Ой, да знаю я. Что там знать-то? Все эти истории одинаковые. В каждом чистокровном семействе по шкафам распихана гора скелетов, но они же все близнецы. Потому и обсуждают их так рьяно, когда они вываливаются: у меня такой же есть, вот в точности, но его не нашли! Я ничего не знаю, Фил, но могу тебе рассказать даже в деталях. Там тайный брак не с тем, здесь побочный ребёнок, пара сквибов, не вполне чистокровная жена, что ещё я забыл, инцест? Гомосексуальную связь с соседом? Меня всем этим точно не удивишь, Гринграсс, а обсасывать подобные истории с замиранием сердца я не любитель. Зато я хочу найти эту дамочку и хорошенько прищемить ей хвост. Бьюсь об заклад, ты хочешь того же. Давай объединим усилия? Расскажи мне, кем она вам назвалась, чем прижала, давай разберёмся, что к чему и кто она вообще такая. Фил, ты ведь понимаешь, что когда она поймёт, что мы её ищем, то попытается заставить тебя... — Эй, Уизли, полегче! Я аврор, и это прежде всего! Я не буду нарушать присягу и мешать вам работать. — Но и помогать не сможешь, а, Фил? Рон понимал, что передёргивает, в конце концов, Гермионе удалось протащить норму о том, что замешанный в деле аврор не может его расследовать, но он готов был поспорить на трёхдневную зарплату, что Филберт Гринграсс об этом не помнит. — Не лови меня на слове, Уизли, — буркнул тот. — Она представилась Филоменой Флинт, есть такая, в Испании живёт. У неё есть доказательства... действительно есть, понимаешь? В общем, она правда знает. — Я тоже хочу знать, Гринграсс. Послушай, мы же всё равно будем её искать. И найдём. А значит, так или иначе вся эта грязь выплывет. По крайней мере, мы узнаем точно. Валяй, рассказывай, не время стесняться. Гринграсс шумно выдохнул и уставился в стену. — Вы узнаете, конечно. Но знаешь, есть такие вещи, которые хочется скрывать до последнего... А, ладно. Все эти сквибы и измены, ты прав, не впечатляют, этого добра в каждом чистокровном семействе можно набрать. Она меня зацепила, меня лично, Уизли. Она знает, как мы с отцом мухлевали, чтобы я попал в аврорат в своё время. Да, не смотри на меня так. Отец считал, что мне нужна такая работа, ну как тебе объяснить, чтобы было опасно и интересно. Нервы щекотать. Он не хотел, чтобы я шёл в Пожиратели или ещё во что-нибудь такое влипал. Но мне было шестнадцать, когда он принял это решение, я хотел гулять, а не учиться. Нет, ты не подумай, я хотел в аврорат. Но экзамены завалил намертво. И тогда отец придумал эту аферу. В общем, Уизли, я попал сюда обманом, и когда это всплывёт, меня выставят, вот что. Потому что нельзя обливиэйтить и конфундить тех, кто принимает экзамены на аврорские курсы. А я не хочу уходить, мне правда здесь хорошо, и пусть я на этой проклятой работе глаз потерял, всё равно... А, ладно. Ты прав, шила в мешке не утаишь. — Мы должны её найти, старик. — Пока она не порушила жизни другим? Да, надо бы. Если успеем. Слушай, Уизли, сделай одолжение, расскажи остальным сам. Ладно? А я пока навещу старушенцию, которую не допросил вчера. Рон кивнул. Когда он вернулся, на него уставилось несколько пар глаз. — Он в порядке? — быстро спросил Долиш. — Думаю, нет. Сейчас расскажу, только проясню для себя пару деталей. Какую там старушенцию он вчера не допросил? — Да свидетельница у него по тому старому делу, — отозвался Уильямсон, — кражи из закрытых магазинов, помнишь? И единственная свидетельница — старуха, которая то ли видела, то ли нет, как кто-то то ли залезал, то ли вылезал... Он к ней пару раз в неделю бегает, каждая встреча полна сюрпризов. По-моему, она ему голову морочит. — Знаете что, любимые коллеги, — сказал Рон, усаживаясь задом наперёд на свой стул, — у меня назрел вопрос. А сколько древнейших и благороднейших семейств на самом деле платят нашей шантажистке, а? Ответом ему была тишина. — Хорошо, сформулирую иначе. Кто-то из вас бывает на всех этих пафосных приёмах и балах? Сэвидж закашлялся. Долиш криво ухмыльнулся, издевательски глядя на него. Гарри опустил глаза. Ответил ничего не понимающему, но готовому уже взорваться Рону Праудфут. — Твоя жена, красавчик. Из нас всех, пожалуй, только она. *** — Малыш, а скажи мне знаешь что. Рон ловко расставлял тарелки, пока заклинание разливало по стаканам сок. Гермиона забавлялась фигурным складыванием салфеток. — В обществе всё так же развлекаются перемыванием косточек твоему неудачнику-мужу? Гермиона немедленно взвилась. — Как ты можешь так говорить, Рон?! Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что ты прекрасный аврор, умный и дальновидный, и... — Гермиона, послушай... — ...а муж вообще лучший в мире, они просто завидуют... — Гермиона... — ...и к тому же, им просто хочется побольнее меня уколоть, вот и говорят про тебя гадости... — Гермиона, ты меня слышишь вообще? Ау! Я прекрасно знаю, что обо мне думаешь ты. Мне нужно понять, что думают другие. — Да то же самое, что я! Просто им хочется... — А вот очень жаль. Образ туповатого неудачника мне бы сейчас очень пригодился. Гермиона замерла с разинутым ртом. — Послушай, ты же часто бываешь на этих скучных приёмах, что там сейчас вообще происходит? Проморгавшись, Гермиона медленно опустилась на стул. — Ну... Как обычно в основном... Говорят о всякой ерунде, пропуская мимо ушей действительно важные вещи. Ты ведь знаешь, на таких вечеринках ничего не решается, они скорее для того, чтобы обозначить: я всё ещё здесь и у меня всё ещё есть бриллианты, которых вы не видели. — Хорошо, а о чём они говорят? — О гоблинах преимущественно. Неконструктивно ругаются, решать что-то не пытаются. Перемывают кости друг другу. Строят матримониальные планы. Обещают посодействовать в получении должности. — И содействуют? — Когда как. Обещают чаще. — Вот что, дорогая. Мне нужна твоя помощь в важном расследовании. Я должен какое-то время посещать эти скучнейшие сборища. С тобой, конечно же. — Рон, ты не выдержишь. Это невыносимо. — Да выдержу я, допросы Пожирателей выдерживал, значит, и это выдержу. С кем ты обычно туда ходишь? — С Джорджем. — Который секретарь? — Ну да. Джордж Уитакер был умным парнем, Рон его очень уважал. Но он магглорожденный, а значит, в определённые круги его не пустят, что он ни делай. Даже предателю крови туда ход есть, а магглорожденному — никогда. Значит, Гермиона тоже не сможет увидеть то, что нужно Рону. И вот это самое обидное. Неудачником и простофилей дразнили его, а глухую стену ставили перед его знаменитой женой. Её готовы были видеть министром магии, признавать самой сильной ведьмой столетия, но разделить с ней старинную шутку — нет, что вы, это уже слишком! Чего стоят все реформы, с которыми так носится Кингсли, если это змеиное кубло остаётся неизменным? — Золотая моя девочка, — Рон обнял Гермиону, уткнулся подбородком в её роскошные волосы, — так вышло, что тебе нужен придворный шут, а мне — место у трона. Давай окажем друг другу услугу, а? — Рон, я даже думать не хочу о том, чтобы позволить этим... — Гермиона, пожалуйста. Она посмотрела на него зло и упрямо. — Ты правда хочешь, чтобы я это терпела? Рон весело улыбнулся. — Нет, дорогая, что ты. Я хочу, чтобы ты притворилась. Ненадолго. — А что будет потом? Все будут говорить, что я не уважаю своего мужа? Все будут и правда так думать? Мерлин всемогущий, какие же слова подобрать, чтобы ты увидела ситуацию так же, как я, а? Рон покачал головой. Никакие тут не подобрать. Тебе слишком больно, когда обо мне говорят гадости. Хорошо, зайдём с другой стороны. — А потом, Гермиона, они дорого заплатят за эти слова и мысли. Так тебя устраивает? Что-то хищное мелькнуло в глазах его добрейшей жены. — Да, Рон. Это — устраивает. *** — Нет, дорогой, так сейчас не носят. Гермиона прицепила проклятую булавку иначе, и на пару мгновений Рону показалось, будто галстук его душит. Всё-таки аврорская мантия в разы удобнее всех этих парадных нарядов. — Не нервничай, милая. Мне не придётся делать ничего такого, в чём я могу потерпеть фиаско. Я не собираюсь интриговать или осторожно что-то у кого-нибудь выведывать. Мне просто нужно на них посмотреть. Рядом постоять, погреться в лучах славы великой жены. — Ты не расскажешь мне, в чём, собственно, дело? — Непременно расскажу, дорогая. Но не сейчас. — Не делай такое серьёзное лицо, — Гермиона поцеловала его в щёку и привычно стёрла след помады. — Нельзя так нельзя. Я хорошо понимаю, как важно иногда бывает чего-то не знать. Раз сейчас такой случай, я ни о чём не спрашиваю. Рону немедленно захотелось раздуться от гордости: Гермиона ему доверяет, круто! Собственно, по здравом размышлении он не стал сдерживать порыв и в камин шагнул, высоко задрав подбородок. Конечно, он горд: жена наконец стала брать его с собой туда, где собирается элита! Над дурачком Уизли так забавно потешаться, он же ничего не понимает. Идеальное прикрытие для пытливого наблюдателя, как сказал ему однажды Долиш в личной беседе. Умный он тип, этот Долиш, повезло, что преступлений не совершает. Шорох мантий, стук каблуков, приклеенные к лицам улыбки — всё это живо напомнило Рону пресловутый Святочный бал, только тогда ему и правда было отчаянно скучно, потому что он не понимал, чем заняты все вокруг и какое удовольствие находят во всём этом. Сейчас старший аврор Рональд Уизли был намного умнее, но веселее нескончаемые ритуалы светских бесед не стали. Просто теперь он знал, что за ними стоит, и очень старался не отвлекаться на эти мантры. Если попытаться посмотреть на всё это под правильным углом, то он разглядит... что-то. Как Гарри говорил? Калейдоскоп. Если сможешь увидеть в беспорядочном мелькании не пятна, а картины, поймёшь, что тебе показывают. Главное — не придумать, а увидеть. Их предостерегали на аврорских курсах, как легко выдумать себе версию, под которую факты радостно подгонятся сами. Рон улыбался и кивал, обменивался ничего не значащими репликами — беседа попугаев — и видел плохо скрываемый страх. А и верно, зачем его особо скрывать-то? Всё же понятно. Реформы, затеянные беспокойным министром, трясут магическую Британию, ни одно кресло не стоит на месте, все шатаются, а теперь ещё и гоблины поддали жару. Неизвестность, в карманах тают деньги, будущее неопределённо. Кто бы не боялся? Какая шантажистка, что вы придумываете? Незачем скрываться. Все сами себе придумывают, чего боится каждый конкретный волшебник. А ты, Рональд Билиус Уизли, ты сейчас точно не придумываешь? Прекрати-ка. Смотри и слушай, и хватит пока. Шипение Буллстроуд за спиной. Рон безмятежно улыбнулся. — Зато моя жена скоро будет министром магии. А чего добилась ты? — Ты так уверен, что будет? — Круглое лицо Буллстроуд возникло прямо перед ним. Ух, какая она злая! — Так а кто же ещё, ты, что ли? Гарри не хочет, а больше и некому. — О, посмотрите-ка, — раздался знакомый голос чуть в стороне; Рон с досадой понял, что ему пришлось силой сдерживать себя, чтобы не развернуться туда, — до нашего Рончика наконец дошло, что пора стричь купоны, пока есть с чего стричь. Привет, Уизли, добро пожаловать в общество приличных людей. Рад видеть, что Грейнджер позаботилась о твоём внешнем виде, по крайней мере наши глаза не будут кровоточить. — И тебе привет, Малфой. Ты всё такой же напыщенный павлин, приятно видеть, что некоторые вещи не меняются. Но должен тебе сказать, чисто по-дружески, что так откровенно завидовать некрасиво. Малфой фыркнул. — Было бы чему. Карманная собачка министра магии, тоже мне роль. — Не хуже других. Особенно если вспомнить, на какие подвиги готовы многие и многие, чтобы заполучить доступ к миске этой самой собачки. — Молодец, Уизли, хвалю, — кивнул Малфой, — учись огрызаться, на должности личной левретки министра это ой как понадобится. — Можно я при случае попрошу у тебя пару уроков? Не бесплатно, конечно, я знаю, что у твоей семьи сейчас проблемы с деньгами. Просто я не знаю никого, кто бы тявкал круче тебя. — Да-да, обращайся без стеснения. Вокруг него шептались, хихикали, а он безмятежно улыбался, повторяя, что завидовать неприлично. На удивление нашлись и сочувствующие; они качали головами, поджимали губы и осуждали недостойное поведение остальных, но Рон лишь продолжал улыбаться. — По крайней мере, — говорил он, — никто из них не отрицает, что Гермиона вскоре станет министром. Это такая музыка для моих ушей! Сама Гермиона появлялась рядом с ним нечасто — и тогда, конечно, всё прекращалось, и светские беседы становились совершенно беззубыми. Но Рона это устраивало. Он прибивался в основном к компаниям, отделявшимся от прочих почти незаметно, но — отделявшимся. — Помнишь всё же, что ты чистокровный, — заявил однажды Малфой, увидев его неподалёку от себя. — С вами забудешь, пожалуй, — беззлобно отозвался Рон. — Вы ж не дадите. Впрочем, Малфой более не удостоил его вниманием. Иногда, когда просто смотреть, не строя версии, становилось невыносимо, Рон задумывался о себе. Совсем недавно он бесился бы, выслушивая всё это, ничуть не меньше, чем сейчас бесилась Гермиона. Впрочем, стоило кому-то сказать что-то пренебрежительное о его жене, и он бросался в атаку прежде, чем успевал оценить, насколько это целесообразно. Конечно, она тоже не могла стерпеть. «Неудачник», — шипели вокруг, а Рон ясно понимал, что на самом деле неудачниками они считают себя. Они-то чистокровные потомки славных предков, с тонким вкусом и широким кругозором, а министром станет какая-то внезапная магглорожденная. Ну не удаётся спихнуть её в низ социальной лестницы, где ей самое место, никак не удаётся, что ты тут поделаешь! Он видел это, читал эти мысли на недовольных лицах — и не мог сдержать довольной улыбки. Как же лихо его Гермиона пляшет по их любимым мозолям, любо-дорого смотреть! А ведь если подумать, каждый из них в чём-то да виноват. У каждого из них в шкафу хранится с полдюжины грязных тайн, и сейчас они трясутся, понимая, что в любой момент некто бесцеремонный может вытащить эти тайны на свет. Как же приятно находиться среди них, когда тебе нечего бояться! По крайней мере, в шкафу Рона совершенно точно чисто. Он беззаботно улыбался, и холёные лица от этой улыбки перекашивало. *** — Между прочим, Сэвидж, твоя предпоследняя жертва, Клампер, веселится со всей беспечностью, как будто ничего страшного с ней не случилось, — честно наябедничал Рон. — Ничуть не сомневаюсь. Она вообще довольно беспечная особа. Нам заявила о преступлении, и можно о нём забыть, дальше мы сами всё сделаем. Но я тебя услышал, проверю, не в сговоре ли она с преступниками. — У тебя-то что? — спросил Долиш, старательно намазывая бутерброд маслом. — Куча потерянного времени. — Ты версии, версии давай. — Да какие версии, все друг на друга волком смотрят и боятся лишнего сболтнуть. Миссис Роул она назвалась родственницей Малфоев, Гринграссу представилась как Флинт, Флинтам как Эйвери. Хотел бы я знал, чью фамилию она назвала Малфоям. — Думаешь?.. — Уильямсон, да ты смеёшься! Уверен я. И ещё одно, мне Флинт сказал. Замечательный человек этот Флинт, легко идёт на контакт и не выпендривается особо. Так вот; помните дело об убийстве Теренса Гиза? Он тогда вышел на набережную, чтобы встретиться с некоей женщиной. Наложил магглоотталкивающее и использовал артефакт, чтобы их никто не видел вместе. А как только появился эльф от букмекера, она немедленно откланялась. Так вот, это, похоже, была наша клиентка. По крайней мере, Флинт в этом уверен. — Заявление в деле будет? — поинтересовался деловой Долиш. — От Флинта? Будет. И, посмейся, от Гойла. Он, правда, дамочку послал, но согласен оказать аврорату услугу. — Интересно, кто-нибудь ещё её послал? — Уильямсон выудил из-под стола запылённую папку и громко чихнул. — Сотрудникам архива надо поставить на вид, что они не следят за порядком — а-апчхи! — Рон, а ты точно не преувеличиваешь? — с сомнением спросил Гарри. — Тебя послушать, так шантажистка весь магический мир уже обошла, и, что характерно, ей все платят. Ну, почти все. — Скорее всего, преувеличиваю, я же ничего не понимаю в этом во всём. И есть у меня ещё одна мысль... интересная... — Ты поаккуратнее здесь мысли-то озвучивай, Уизли, — резко сказал Гринграсс. — Мало ли. Рон кивнул. — Ты прав. Гарри, обсудим вечером? Работать в аврорате было одно удовольствие. На подобные заявления здесь никто не обижался, не было нужды долго и путано объяснять, что ты никого не хотел оскорбить, но порядок и осторожность требуют... Вечером Рон навестил дом Поттеров. Джинни и дети набросились на него у камина, потискали, обслюнявили и умчались наверх, играть. Подхватывая маленького Ала на руки, Джинни крикнула: «Гарри на кухне, дуй туда!» и, гудя паровозиком, «уехала» на широкую деревянную лестницу. Кажется, в этом семействе тоже свято блюли тайну следствия. Раньше Джинни бы осталась поболтать. Гарри в кухонном фартуке, серьёзный, как будто сдаёт экзамен по зельеварению, давно перестал казаться Рону чем-то экзотичным. В конце концов, за годы можно к чему угодно привыкнуть. — Привет, старик. Ого, как вкусно пахнет! Мускатный орех, кардамон... Или это не кардамон? — Рон, ты стал аврором до мозга костей. Прекрати расследовать мои кулинарные секреты! Расскажи лучше, что там тебе нужно рассказать, чтобы лучше соображать. Рон вздохнул и послушно сел — так удобнее рассказывать. Гарри всегда его понимал и точно знал, когда он хочет посоветоваться, а когда — просто выговориться. — Знаешь, я не могу понять, что там происходит. Ну, в банке с пауками. У меня такое ощущение, как будто Малфой пытается мне что-то сказать. Или нет, не сказать, не то. Как будто он мне каким-то извращённым образом пытается помочь. Знаешь, у чистокровных всегда были и, наверное, будут свои компании, внутренние шутки, вот это всё. И меня, само собой, в эти компании пытаются не пустить. А Малфой... Как-то так выходит, что именно из-за него я туда постоянно попадаю. То он случайно обмолвится, то дверь закрыть забудет... То скажет что-то такое, что смысл внутренней шутки становится понятнее. При этом сам же он злится, пытается меня гнать, обзывается. Обрывает беседы, напоминая, что здесь есть посторонние. А ещё Буллстроуд. Знаешь, старик, она явно не понимает, что происходит с остальными. Удивляется, почему на неё вызверились за безобидную шутку, не просекает с первого раза, когда ей пытаются намекнуть, что не хотят о чём-то говорить. Такое ощущение, как будто все переменили манеру общения, а её не предупредили, и она никак не может признать, что от неё попросту что-то скрывают. — Думаешь, она ничего не знает о шантажистке? — Думаю, да. Но если так, то выходит, что буквально все остальные знают, а такого тоже не может быть. Потому что если шантажируют всех без исключения, это теряет смысл. О чужих грехах злословят, пока свои такие же не выплыли наружу, а если на крючке все, ведут себя иначе. Гарри кивнул. — Если все знают, что шантажистка есть и шантажирует всех, они скорее объединятся в борьбе с ней. Ведь это же просто, если пострадала вся компания. — Так вот именно. И заметь, некоторые подходят ко мне буквально сами. Особенно интересно с Гойлом вышло. Он меня подловил в пустом коридоре, взял этак доверительно за руку и сказал: «Уизли, ты ведь здесь из-за этой курвы драной, верно? Так давай я тебе расскажу». — А кто ему сказал, что ты именно из-за неё там? — Я спросил! Он плечами пожал, говорит — это же и так понятно. Я спрашиваю: только тебе понятно или всем? А он так взглянул на меня удивлённо; а что, говорит, другие не понимают, что ли? Да быть того не может! Я снова спрашиваю: а ты, Гойл, точно это сам, своим умом понял, или надоумил кто? Он в ответ ухмыльнулся так хитренько и говорит: так тебе рассказывать про ту дамочку или не надо? Я, может, надумываю себе, но кажется мне, это такая слизеринская манера тыкнуть пальцем в кого следует. Ну Гойл же, понимаешь? Гойл! Это всё равно что Малфой сам расписался. — Поговорить с ним прямо не получается, да? С Малфоем? — Никак. Ничего такого я не знаю, отстань от меня, блаженный, тебе везде преступления мерещатся. И обзывается старательно. — Держат его крепко, вот что. — Я тоже так думаю. — А с Флинтом как вышло? — Ну так она же Гринграссу его родственницей назвалась, причём реальной. Я расспросил его, а он сразу такой: о, а кому это она Филоменой представилась, интересно? Пошёл, так сказать, на сотрудничество. Флинты же страшно гордятся своей хвалёной чистокровностью, но понимаешь, Гарри, нет в магической Британии такой семьи, в истории которой не затесались бы магглы. Ну просто нету, и всё. Просто все старательно скрывают это, особенно те, кто умудрился попасть в пресловутый список, иначе вылетят оттуда в два счёта. Так вот шантажистка раздобыла доказательства того, что в предках у Флинтов есть магглы. Если это выплывет, как минимум расстроится свадьба Маркуса, так что они ей прилежно платят. И вот прикинь, наш бравый тролль мне об этом рассказал безо всякого стеснения. Интересно, почему? — Ну, наверное, надеется, что если её поймают, всякие нехорошие доказательства окажутся в руках аврората, откуда их можно будет выцарапать? — Возможно. И ещё одно, Гарри. Все те имена, которыми она называется... Они же не случайны. Это всё имена реальных женщин, о которых почти ничего не известно. Нам, посторонним, не известно. Что о них знают их собственные семьи? — И что о них знают те, кому она эти имена называет? — подхватил Гарри. — Маркусу имя Хлои Эйвери не сказало ничего, но так ли незнакомо оно его отцу? И ещё одно: она меняет внешность, случайным ли образом она это делает? Представляясь родственницей Малфоя, она выглядела блондинкой со светлой кожей, тонкими руками и острым подбородком. К Гринграссу приходила ширококостная брюнетка, кровь с молоком, под поступью которой прогибались доски. Гойл видел каштановую с рыжиной худощавую девушку, очень молодую, с огромными чёрными глазами и высокими скулами. — Какую фамилию она ему назвала? — Лестранж. У них во Франции полно родни, как у Малфоев. Гарри поскрёб в затылке. — Хорошо, давай зайдём с этой стороны. Флинт что-то рассказал тебе об этой самой Филомене? — Он её даже не видел никогда. Испанская ветвь рода, уже поколения три живут там и связей с британскими родственниками не поддерживают. Ничего особенного сказать не смог. Как выглядит, тоже не знает. — Портрета Аделисии Малфой, представь себе, нигде нет. Записи о её существовании есть, а портретов — ни одного. Даже миниатюры, полагающейся на страницах справочника «Кто есть кто в магической Британии». — Остаются Эйвери и Лестранж. Я запросы куда надо послал, но это опять время... Мы что-то упускаем, Гарри. — Определённо. Слушай, давай в Азкабан зайдём завтра с утра. Рон фыркнул. — Да они пошлют нас, и дело с концом. — Давай попробуем. Что мы теряем, в конце концов? А вдруг, Рон? Вдруг им станет, я не знаю, обидно, что их именем прикрывают всякие пакости? Или что они скучают в камере, пока весь магический мир развлекается смотром скелетов из шкафов? — Ну, давай. Слушай, старик, у меня вдруг возникла интересная мысль. Тут недавно Малфой на очередном сборище — да, не закатывай глаза, опять Малфой, нет, у меня на нём не пунктик, просто он всюду, — так вот, он разглагольствовал о конечных бенефициарах. В смысле пытался понять, вот эта вся фигня с гоблинами — она только гоблинам выгодна, или это, так сказать, номер, исполняющийся по заказу? Ты сейчас сказал об Азкабане, а я подумал: а почему бы и нет? Вот представь: сидишь ты в Азкабане, а по твоей указке волшебников, оставшихся на свободе, трясут, вытряхивая из них золотишко. Трясут с одной стороны гоблины, а с другой — твоя старая подружка, и часть денег и те, и другие складывают на твой счёт. Я понимаю, что это дикость и нелепица, но не идёт у меня из головы этот конечный бенефициар. Кто он, драклы его раздери? Откуда он? Почему получает выгоду именно так? Почему сейчас? Последнее ограбление «Гринготтса» было в девяносто седьмом, несколько лет, значит, гоблины ушами хлопали, а теперь решили, что надо бы принять дополнительные меры безопасности? А шантажистка что, чисто случайно явилась именно тогда, когда гоблины решили, что им мало денег? Ты вот как, веришь в такие совпадения? — Я, как говорит Сэвидж, аврор прогрессивный, я много во что верю. Кстати, ты кого-то конкретного в аврорате подозреваешь или просто перестраховываешься? — Никого я не подозреваю, старик, но мне показалось, что Гринграсс подозревает. Долиш тебе, я так понимаю, ничего не говорил. — Ничего. Но он на голову бахнутый, не думаю, что шантажистка на нём бы заработала. — Это точно. Интересно, ей это известно? — Кое-кто её всё-таки послал, так что, наверное, тыкается ко всем подряд. Надеюсь, и к нему придёт. Тогда мы просто получим спелёнутую по всем правилам преступницу, и на этом наше расследование благополучно закончится. Они одновременно рассмеялись. За пределами аврората Долиша традиционно считали неумехой, которого чуть что конфундят, но Рон с Гарри были уверены: он тормозит только тогда, когда считает это целесообразным. Почему-то они оба не сомневались, что шантажистке от него при случае не уйти. Теперь как-нибудь сделать бы ещё, чтобы она к нему пришла. *** Бывать в Азкабане Рон очень не любил и пытался делать это как можно реже. Сейчас здесь не было дементоров, но они столько лет летали по этим коридорам без выходных и праздников, что их гнилостный дух, наверное, не выветрится ещё долго. Каждый раз, когда Рон всё же попадал сюда, он вспоминал слова профессора Люпина: «Никто не заслуживает Азкабана». Было немного стыдно, но желание вытребовать ключи, открыть все камеры и рявкнуть заключённым: «Убирайтесь, и чтобы я вас больше не видел!» появлялось у него неизменно. Как-то Гарри признался ему в тех же чувствах. — Если бы их убили, — сказал он тогда, — я бы считал это справедливым. Но Азкабан... Не знаю, это, наверное, глупости. Но не должен здесь никто сидеть, вообще никто. Даже теперь. Рон был согласен с каждым словом. Даже сейчас, без дементоров, Азкабан был страшен. А они с Гарри ведь придут и уйдут, стараясь провести здесь как можно меньше времени. Двери лязгнули, закрываясь за ними. Комната, где сотрудники министерства встречались с осуждёнными Пожирателями, была переделана из камеры и не больно-то от неё отличалась. Обычная клетка, хорошо просматриваемая, но, ради разнообразия, не прослушиваемая снаружи. Охрана застыла на почтительном расстоянии. Крепкие парни, рабочая неделя которых не должна была составлять больше двадцати часов. Немыслимая расточительность для малонаселённой магической Британии — держать столько людей на должностях тюремщиков. Но другого выхода пока не было. Кто-то должен был охранять Азкабан, и охранять хорошо. И, что немаловажно, при этом не сойти с ума. Братья даже по тюремному коридору шли, словно на боевой операции: не закрывая друг другу обзор, оттесняя тюремщиков, хотя те пытались не дать себя оттеснить. Наглые: а что вы нам сделаете? Снова вызвали, значит, мы нужны, значит, без нас вы геройствовать не можете. Платите за услугу, неудачники. Рон смотрел на них и не мог избавиться от ощущения, что они ненастоящие. И Азкабан этот ненастоящий, и вообще Рон сидит у тестя с тёщей и увлечённо смотрит маггловский сериал про преступников, которые вот-вот сбегут из тюрьмы, или про бравых копов, которые при помощи доброго слова и понимающих взглядов проникают в самую душу серийных убийц, и те как на духу рассказывают им, что за старый труп недавно отыскали в канализации работяги. Рон не мог на них злиться. Они выживали в Азкабане. Они улыбались — щерились скорее — в Азкабане. Да пусть их развлекаются. Вообще говоря, чем дольше он с ними общался, тем лучше понимал, как эти холёные парни оказались в Пожирателях. Они годились ему в отцы, но так ничего и не поняли о жизни. Красовались, пытаясь самим себе показаться крутыми. Нас засадили в Азкабан, а мы не поддадимся! Будем смотреть на всех свысока! Интересно, если вести себя с ними, как будто ты в дешёвом вестерне, это сработает? А почему бы нет? Сколько лет им было, когда они впервые оказались в Азкабане? Меньше, чем Рону сейчас. — Что у вас опять стряслось? — ухмыляясь, спросил Родольфус, с ленивой грацией опускаясь на прикрученный к полу железный стул. — Расскажите нам об Эвелине, — без лишних предисловий попросил Гарри. Брови Рабастана поползли вверх. — Сказочек на ночь захотелось? Так до ночи далеко вроде. — Расскажите нам об Эвелине, — терпеливо повторил Гарри, — а мы расскажем вам, зачем нам это нужно. — Сделка неравноценна, — поморщился Родольфус. — Нам ваши дела неинтересны. — Что же вам здесь интересно? — спросил Рон. — Наверняка в Азкабане какие-то свои, особенные развлечения. Не для нищих духом. Что-то мелькнуло в тёмных глазах. Злость? Или Рон слишком себе льстит? Как там раскручивают крутых парней в дешёвых вестернах? Доказывают им, что ещё круче? Выхватывают кольт быстрее? Хамят развязнее? Интересно, если наехать на них, они обидятся и замкнутся или радостно признают, что наконец появился кто-то, кому можно подчиняться, не ощущая себя униженными? — Мне страшно подумать, — продолжал он, — какие интеллектуальные баталии здесь разворачиваются. Уж вы-то не таковы, как те, кто остался снаружи, вы способны придумать по-настоящему весёлую забаву, верно? Это мы, убогие, ерундой пробавляемся. Бледные тени истинных аристократов духа. — Какие ты, оказывается, слова знаешь, Уизли, — насмешливо протянул Родольфус. Его голос стал особенно тягучим и бархатным, Рон помнил эти обертоны. Родольфус Лестранж изволил гневаться. — Я образовываюсь, — серьёзно объяснил Рон. — Пока не поздно. Пока странная девица, назвавшаяся Эвелиной Лестранж — а ещё Хлоей Эйвери, Аделисией Малфой и Мерлин знает кем ещё, — не разорила или не довела до самоубийства последних чистокровных магической Британии. Надо очень быстро бежать, чтобы успеть, я стараюсь. Можно было бы, наверное, её поймать, но мне некогда, спешно учу умные слова. Вот, в обществе вращаться начал, пока общество не закончилось. — Нам нужно понять, — Гарри говорил мягко, как будто хотел сгладить резкость друга, — кто она такая, почему называется именно этими именами, где её искать. Если бы вы смогли помочь, это была бы прежде всего помощь чистокровным. — Да, мы действительно не можем справиться без вас, — признал Рон, устраиваясь на своём стуле поудобнее. Он давил — позой, выражением лица, развязным тоном. Гарри этого не одобрял, но Рон был уверен: как только он увидит, что это работает, начнёт подыгрывать. Они с Гарри уже давно понимали друг друга с полуслова. — Потому что, так уж вышло, мы тут все кто не грязнокровка, тот предатель крови, вот ведь незадача. А преступница нацелилась на вашу братию, такие дела. Нам бы, конечно, ничего не делать, просто подождать, пока она расправится со всеми этими замшелыми семействами, да тихо радоваться. Но почему-то совесть не позволяет. Старомодные мы, видимо, хотя и недостаточно возвышенные. Хотя кто вас знает, возвышенных, может, вам приятно будет смотреть, как корчит тех, кто имел наглость остаться на свободе, пока вы здесь гниёте. Тогда могу организовать билеты в первый ряд, это несложно. Родольфус отвёл взгляд, уставился на столешницу между ними. Похоже, Рон попал в цель. И похоже, Родольфусу Лестранжу страшно не нравится, что какой-то там Рон Уизли так хорошо понимает его чувства. С ума сойти. Жуткие братья Лестранжи, державшие в страхе всю магическую Британию, просто очень хотели служить по-настоящему крутому хозяину. Когда Роза подрастёт, надо проследить за тем, что она читает. И почаще возить её к маггловским дедушке и бабушке, пусть сериалы смотрит. — Эвелина была очень храброй женщиной, — сухо сказал Родольфус. — Когда она влюбилась в маггла, то просто вышла за него замуж, наплевав на всё, что думала по этому поводу её родня. У неё родилось трое детей, два сквиба и волшебница. Волшебница отказалась ехать в Хогвартс. Что было с ними дальше, мы не знаем, Эвелина оборвала все связи с семьёй. А, да: это было давно. Ваша преступница не может быть Эвелиной Лестранж, если ей меньше восьмидесяти лет. — Мы не знаем, сколько ей лет, она под обороткой появляется. — Вот как? А что же вы знаете, Поттер? Аврорат совсем обленился и хочет, чтобы мы за него преступления раскрывали? — Жертвы этого преступления все как на подбор ваши, — резко подавшись вперёд, рявкнул Рон. — Все! Нам до них особого дела нет, так что да, мы не против, если вы соскребёте задницы с тюремных нар и расследуете это дерьмо сами. Только вряд ли ваши высокородные мозги на это способны, так что придётся, видимо, нам поработать. Не хотите разговаривать — не надо, мы пошли тогда, у нас рабочий день. Головы тюремщикам своим морочьте. — Ваши, наши... — тихо сказал Рабастан. — Когда-нибудь это закончится? Наши все здесь, Уизли. — Не все, и ты это знаешь. Но мне, видимо, на роду написано раз за разом влипать в ваше чистокровное дерьмо. То убийство Макнейра расследовал, то теперь это... Ах, какое горе, Бригитту Роул шантажируют призраком её мёртвого сыночка, подумать только, я сейчас зарыдаю от сочувствия! А бедняга Гойл отважно не поддался и готов принять последствия того, что о нём расскажут какой-то общеизвестный факт! Вы видите скупую слезу умиления, которая катится по моему лицу? Между ними повисло невысказанное: «А если бы вы победили, ты стал бы расследовать преступление против меня?». Ответ знали все присутствующие. И почему-то Рону казалось, что даже провонявшие дементорами стены Азкабана не мешают Лестранжам понимать, что вообще-то им повезло с новой властью магической Британии. Другие могли бы и прихлопнуть втихаря, никто бы не заплакал. Рон смотрел Родольфусу прямо в глаза, изо всех сил пытаясь донести до него, что он, Рональд Билиус Уизли, сейчас — власть. Та самая странная сила, которой Родольфус Лестранж и его брат должны подчиняться, если хотят жить. Всё ведь так просто: либо ты подчиняешься, либо тебя нет. — Всё ведь так просто, Лестранж, — почти шёпотом сказал Рон. — Неужели я должен объяснять? Ты хочешь иметь хоть какое-то будущее? Пусть в нём будут только грязные стены и надежда на то, что при удачном стечении обстоятельств что-то может измениться? Ты ведь хочешь. Просто не веришь, что это в моих руках. Не хочешь верить. Рабастан всегда был развязнее и наглее брата, но главный в их паре, несомненно, Родольфус. Поэтому Рон вёл свой безмолвный разговор именно с ним. Вы же дети, невыросшие дети. Недолюбленные, наверное. А я взрослый. Всего-то и нужно показать вам это. — Послушай, Уизли, я правда не знаю ничего толком, — сказал вдруг Родольфус удивительно нормальным голосом. — Дай мне хоть какие-то подробности, что ли. Эвелина жила в маггловском мире, это всё, что я знаю. — Где-то в Девоншире, — добавил Рабастан. — Да, в Девоншире, но точнее мы действительно не знаем. Она не присылала нам рождественские открытки с обратным адресом. — И без адреса не присылала тоже. — Хлоя Эйвери была сквибкой, это я знаю точно. Что с ней сталось, не имею понятия. — Полагаю, про Аделисию Малфой логично спросить у Малфоев. — Скажи мне, Рабастан, — Рон прищурился, — ты ведь неплохо знаешь Малфоев, верно? Представь: шантажистка пришла к ним и прижала их чем-то так, что они охнуть боятся. Станут ли они что-то рассказывать аврорату? Рабастан хмыкнул. — А ты прав, Уизли. — А кто стал бы? — вкрадчиво спросил Гарри. — Кто из чистокровных семейств не праздновал бы труса? Есть такие вообще? — Руквуд, — коротко хохотнул Родольфус. — Больше никого не знаю. Может, кто-то из молодых, мне неведомых. Но Руквуд, к сожалению, не в игре. Сюда шантажисты не приходят почему-то, даже обидно. — Хорошо, зайдём с другой стороны, — сказал Рон. — Чем можно прижать Малфоев настолько сильно? Что для них по-настоящему страшно? — Да я без понятия. Люциус любого шороха боится. — Как это работает? — спросил Гарри, не то обращаясь к Лестранжам, не то говоря сам с собой. — Почему умные взрослые люди не пытаются бороться, а застывают, как кролик перед удавом? Почему отмахнулся от шантажистки только не обременённый интеллектом Гойл? Почему остальные проглатывают? Флинты, Гринграссы, Малфои; почему? — Самоуважение, — процедил сквозь зубы Родольфус. — Это ключевое слово, Поттер. Рон вскинул голову. — Вот оно! Да, точно, ты прав, спасибо. Как же я сам не подумал?.. — Голова маленькая, много мыслей не помещается. Хотя на самом деле ты знаешь ответ, Уизли, — сказал Родольфус, глядя Рону прямо в глаза. Рон кивнул. Он знал ответ. Ему самоуважения никогда не хватало. Раньше. Не привык он к нему. А ты-то почему это так хорошо понимаешь, грозный боевик Лорда? *** — Ингредиенты для оборотки никто массово не закупал. К домовым эльфам в доверие не втирался, расспрашивать не пытался. Новые управляющие, прислуга и прочие доверенные лица практически ни у кого не появлялись. Что я забыл проверить? Праудфут обвёл всех присутствующих вопросительным взглядом. — Департамент магической регистрации, я полагаю, — раздался голос от дверей. Все разом обернулись и в некотором удивлении воззрились на Гавейна Робардса, главу аврората. Тот невозмутимо продолжил: — Возможно, вам не кажется странным, что преступнице известны имена такого количества волшебниц, судьбу которых с той или иной старательностью скрывают от магического мира. А я бы проверил, не оттуда ли растут ноги у этой аферы. Ну, что вы все так на меня смотрите? По-вашему, я совсем ни о чём, что здесь происходит, не знаю? — А вы ведь тоже чистокровный, насколько я помню, мистер Робардс, — заметил Долиш. — Как и вы, мистер Долиш, как и вы. Но если мы все будем подозревать друг друга, дело с мёртвой точки не сдвинется. Мне думается, мы все, джентльмены, должны рассказать о своём опыте общения с этой дамой. Мистера Гринграсса можем пропустить. — Что ж, сэр, могу лишь поддержать ваше предложение, — отозвался Сэвидж. — Начинайте. Робардс чуть склонил голову: мол, вы, значит, вот так дело поворачиваете? Что ж, запомню. — Хорошо, раз вы так настаиваете. Шантажистка приходила ко мне домой трижды, но ни разу не застала меня. Я, видите ли, на работе постоянно. В конце концов она устала бить ноги и поговорила с моей женой. Рассказала о сквибе, подкинутом к стенам приюта. Некоторые из вас знают мою супругу и, наверное, могут представить её реакцию. Она налетела на даму, представившуюся, к слову, Клариссой Селвин, как голодная гарпия порой налетала на мистера Уизли. Потребовала доказательства и адрес. Смею вас уверить, джентльмены, информация соответствует действительности. Моя семья в самом деле совершила этот низкий поступок и объявила мёртвым мальчика, который был вполне жив и здоров, просто не выявлял магических способностей. Сейчас он уже, конечно, не мальчик, у него свои дети взрослые. Я почти не помню его, мне было три года, когда всё это произошло, так что мы познакомились заново. Ну что вы все опять так на меня смотрите? Разумеется, мы немедленно его нашли. Кажется, мне удалось его убедить, что все эти годы мы искренне считали его умершим. Мне бы никогда не пришло в голову, что мои родители способны на такую... низость. У меня замечательный брат, весьма недурной архитектор, к слову. Если кому-то вздумается потешаться над этим, он недосчитается некоторого количества зубов. Кто следующий поведает нам что-нибудь интересное? — Ко мне никто не приходил, — мрачно сказал Долиш, — а я бы с интересом послушал, в истории моей семьи имеются досадные пробелы. Я очень жду, право слово, но, по-видимому, наша героиня навещает только тех, у кого в сейфе Гринготтса хранится кругленькая сумма. — Тогда мне можно и не ждать, — встрял Сэвидж, — я мало того что нечистокровный, так ещё и небогатый. — То же и про меня можно сказать, — поддакнул Праудфут. — А Флеминг вообще магглорожденная. — Где она, кстати? — поинтересовался Робардс. — В Мунго, допрашивает целителей по моему делу, — отозвался Долиш. — Я вам тоже ничего интересного не расскажу, — буркнул Уильямсон. — Кажется, она в основном обходит аврорат стороной. Или всё дело просто в том, что мы тут все бедны как церковные мыши. — А вы что же молчите, мистер Уизли? — повернулся к Рону Робардс. Тот обалдело хлопнул глазами. — Меня никто не шантажировал, сэр. Да меня и нечем. У нас в роду есть и магглы, и сквибы, мы этого не скрываем. Самой страшной тайной последних десятилетий было наше участие в Ордене, об этом все знают. — Как это любопытно. Тогда, может, вы объясните мне, кому ваш отец платит каждый месяц внушительную сумму и почему так нервничал, обсуждая это с вашим братом Персивалем? У Гарри и Долиша совершенно одинаково отвисли челюсти. Гринграсс вместо челюсти уронил бутерброд. Рон глупо моргал. — Сэр, клянусь вам, я ничего об этом не знаю! — В таком случае, мне придётся поставить вам это на вид, старший аврор Уизли. Ваша собственная семья причастна к делу, которое вы расследуете, а вы ничего об этом не знаете! Вам стыдно должно быть! — Позвольте, сэр! — Это, конечно, не смолчал Долиш. Он терпеть не мог Робардса, возможно, сам метил на его место. — Если вы упрекаете в этом старшего аврора, то себе, пожалуй, должны вынести выговор. Уж вы-то тем более должны были немедленно сообщить о таком важном факте аврору, расследующему дело. — Ну, знаете ли! — возмутился Робардс. — Да мне в голову не пришло, что он не знает! — Именно об этом я и говорю, сэр, — со скорбной миной кивнул Долиш. — Вам даже не пришло в голову! И после этого вы распекаете человека, который лишь недавно стал старшим аврором! Лицо Робардса так откровенно пошло красными пятнами, что на миг Рон подумал, что сейчас прямо в стенах аврората произойдёт убийство. Остальным, видимо, почудилось что-то подобное, потому что Праудфут чуть поудобнее перехватил палочку. Робардс сделал вид, что не заметил этого. — Между прочим, — прошипел он, — я искренне пытаюсь помочь следствию, в отличие от вас. Что лично вы, старший аврор Долиш, сделали, чтобы расследовать это преступление? — Ничего, — спокойно ответил тот, — это не моё дело. Я, как и все, помогаю старшему аврору Уизли, когда ему нужна моя помощь. И, разумеется, ваши усилия тоже очень важны. А вот упрёки лишние. Они стояли друг напротив друга и зло смотрели друг другу в глаза. Неизвестно, чем бы это закончилось, но Гринграсс с шумом отодвинул свой стул и поднялся с места. — Вот что, парни, — решительно заявил он, — ваша взаимная любовь известна всему министерству, можете больше не скрываться, честное слово. Только, пожалуйста, не в аврорате. Снимите комнату, я не знаю, или идите в кабинет мистера Робардса, сил нет смотреть на ваши брачные танцы. — Кстати, — откликнулся Гарри, — в маггловской Британии как раз недавно разрешили однополые браки. Рекомендую! — Мы всем авроратом желаем вам счастья, джентльмены, — продолжал Гринграсс, — не нужно больше притворяться, мы вас очень просим. Работать невозможно. — Шуты вы гороховые, — буркнул Робардс и вылетел за дверь. — И то правда, — покачал головой Долиш, — ну разве так можно? — Так откровенно? — не моргнув глазом уточнил Гринграсс. — Мне можно, меня скоро всё равно выгонят. — Он уже ушёл, зря стараешься. — А я и для тебя стараюсь. Ты уже такой взрослый, а ведёшь себя как стажёр. Я как аврор не могу не донести это до твоего сведения. Ты так не защитишь Уизли, а просто организуешь нам всем злого начальника. — Он прав, Джон, — тихо сказал Праудфут. — Он прав, — кивнул Сэвидж. — Мне жаль, — покаянно произнёс Гарри, — но я тоже согласен. — Да ну вас, — поморщился Долиш и пошёл на своё место. — Так, Долиша попинали, теперь твоя очередь, Уизли, — заявил Уильямсон. — Как так? — Не представляю, — честно признался Рон. — Я совсем никак это себе представить не могу. Я поговорю с ними, конечно. Точнее, не поговорю, а потрясу хорошенько обоих. Прямо сегодня. Я обещаю, парни. Это... это на голову не надевается. — Поговори, — серьёзно кивнул Сэвидж, — а то и правда скоро в аврорате слово сказать страшно будет. *** Алиса Флеминг вбежала, словно за ней гнались. — Сэвидж! — крикнула от порога. — Сэвидж, он убил миссис Холливелл! — Кто? — вскинулся Сэвидж. — Кавентри твой! Точнее, человек с его внешностью. Напал на неё, она вцепилась в сумочку... Её как раз привезли в Мунго, когда я там была. — Она успела что-то сказать? — быстро спросил Долиш. — Нет, — покаянно опустила голову Алиса, как будто бы это она не дала потерпевшей говорить. — Когда её привезли, она была без сознания. Целители сказали мне, как её убили, я записала весь комплекс, а потом побывала на месте преступления. А там свидетели... — Странно всё это, — задумчиво сказал Праудфут. — Свидетели, значит? Прямо тебя ждали? — Они собирались вызвать аврорат, я просто успела раньше. — Ну конечно, они ведь должны были сначала в подробностях обсудить, что нам рассказать, чтобы не выставить себя в дурном свете, — покачал головой Уильямсон. — Если бы магглы себя так вели, их полиция тоже не была бы в состоянии расследовать преступления. — Магглы ведут себя точно так же, — вздохнула Алиса. — Уж мне-то можете поверить, я среди них выросла. — Так, — сказал Сэвидж, поднимайся, — давай-ка мы с тобой вместе навестим место преступления ещё разок. Мне тоже надо там всё осмотреть. Ты ведь наложила барьер? — Конечно! — Вот и умница. Извините, джентльмены, мы вас оставим. — Я, наверное, тоже, — сказал Рон, задумчиво вертя в руках служебку. Министр магии просит старшего аврора Уизли зайти к нему, как только у означенного аврора будет свободное время. Кингсли ведь, между прочим, тоже чистокровный. И ему наверняка известно, какое дело расследует Рон. А по дороге можно заглянуть к отцу. Как там сказал Родольфус? Самоуважение? Хорошо, что они с Гарри оба поднаторели на дешёвом пафосе сериалов. И хорошо, что чистокровные волшебники их не смотрят и не знают, насколько по-дурацки выглядят, пытаясь загадывать такого рода загадки. Самоуважение, значит. Если ты сам себя уважаешь, тебе всё равно, что о тебе скажут другие, даже если они станут изощряться в остроумии ежедневно. Тебе всегда есть, что им ответить. «Не завидуйте», например. Или: «Зато это моя жена станет министром магии». Смотришь, как они бесятся, и говоришь именно то, что им больнее всего слышать. А вот если то, в чём они обвиняют тебя, ранит именно твоё эго, если ты сам не можешь уважать себя за то, о чём тебе постоянно напоминают, — о, это совсем другое дело! Тебе будет казаться, что все вокруг презирают тебя с такой же силой, и, что важно, это будет иметь для тебя значение, даже если раньше ты не больно уж зависел от чужого мнения. Потому что каждый, кто открывает рот, будет для тебя чем-то вроде зеркала. Как будто это ты сам обвиняешь себя раз за разом. Гринграсс, зная, что на самом деле завалил экзамены, страшно гордится тем, что он хороший аврор. Но вместе с тем его гложет то, что аврор он вроде как ненастоящий, а значит, его, конечно, выгонят, и все забудут, что он был хорошим аврором, и будут помнить то, что он был липовым аврором. За что уважает себя Гойл? Определённо за то, что не предал, когда был в общем-то готов. О, да, Рон это понимал прекрасно. Его до сих пор жгло стыдом, когда он вспоминал себя примерно в то же время, когда Гойл выбрал остаться верным. Разве эту гордость Гойла могут поколебать какие-то там маггловские предки? Гавейн Робардс умудрился вывернуть ситуацию так, чтобы начать больше уважать себя: он принял родича-сквиба, не каждый бы осмелился. А Флинт? Он и так не красавец, ему вечно ставили это на вид, если ещё и свадьба расстроится, его это больно ударит. Да, кажется, Рон начинал понимать, что происходит. Но как это распутать? И кем должна быть эта женщина — если это женщина, конечно, ведь никто не мешает мужчине скрываться под женской личиной, — чтобы так хорошо знать волшебников Британии? Кто может одинаково хорошо знать Малфоев, Гавейна Робардса и Артура Уизли? Рон помотал головой. Нет, не сходится. Это явно не один человек. Некая группа, объединённая одним мотивом, корыстным, скорее всего. При этом члены этой группы работают вместе очень слаженно, не ссорятся, между ними нет непреодолимых противоречий. Вывод напрашивался сам собой, но Рон не спешил проговаривать версии даже у себя в голове. Надо хорошенько обмозговать всё это. — Мистер Уизли, куда вы так торопитесь? — спросил он, ловя отца за рукав. Тот вздрогнул, фокусируя на нём взгляд. — Ох, Мерлин, как же ты меня напугал! У тебя выражение лица, как у невыразимца, я тебя не узнал! — С ума сойти. Скоро смогу подслушивать на улицах, не пользуясь чарами маскировки. Пап, мне бы поговорить. Руки на виду, ладонями вверх, открытая улыбка; Рон сам себе был немного неприятен. Пудрит мозги родному отцу, чтобы тот раньше времени не заподозрил неладное. Это было правильно. Сейчас он был аврор, а Артур Уизли — свидетель по делу, практически готовый перейти в статус потерпевшего, отобрав тем самым дело у своего сына. Но до чего же неприятно! Как сказал однажды Долиш, профессионализм высвобождает время и повышает производительность труда, но радости не приносит. — Мой кабинет подойдёт? Правильным ответом было «нет», но Рон сказал: — Да, конечно. Это ненадолго, дело пустячное. Его слова услышало человек восемь. Очень хорошо. Закрыв за собой дверь, Артур привычно призвал две чашки. — Чай, кофе? — Спасибо, пап, я ничего не хочу сейчас. В общем, я хотел тебе сказать, что расследую довольно нетривиальную историю. Некая шантажистка вымогает деньги у волшебников, надо признать, довольно успешно. У меня уже несколько потерпевших, и я хочу, чтобы ты рассказал мне всё, что знаешь об этом деле. Артур охнул и как будто бы сложился, не сев, а почти упав в кресло. — Прости, Рон, — сказал он, глядя на собственные ботинки. — Я не хотел, чтобы ты знал. — Я понимаю, пап, — Рон присел рядом, взял его руки в свои. — Но тут уж ничего не поделаешь. Рассказывай давай. — У тебя мало времени, да? Я понимаю. Сейчас, дай собраться с мыслями. Рон хотел ответить, что уж для отца-то время найдёт, но вовремя успел почувствовать себя актёром маггловского сериала и не стал плодить банальности. — Знаешь, это всё очень глупо, — начал Артур. — Беда в том, что я ничего не могу изменить. Ты помнишь дядю Модеста? Рон помнил. Правда, не мог бы точно сказать, кем именно ему приходится весёлый веснушчатый коротышка, но в семействе Уизли подобным тонкостям всегда уделяли мало внимания. — Вскоре после того, как Кингсли стал министром, Модест пришёл ко мне и попросил о помощи. Сказал, что на него пытаются навесить всех собак сослуживцы, он в каминной сети работал, если ты вдруг не помнишь. Так вот, он сказал, что якобы его пытаются сделать козлом отпущения, ну, понимаешь, при Сам-Знаешь-Ком все выполняли приказы, а теперь Сам-Знаешь-Кого нет, и внезапно оказалось, что за некоторые поступки придётся отвечать. И, конечно, проще всего свалить на младшего из тех, кто имел реальные полномочия. «Ты же меня знаешь», — сказал мне Модест, и я поверил. Помог ему убраться из страны, как он сказал, «пока не установят истинных пособников Сам-Знаешь-Кого». Установили. Ты тогда на курсах учился, я так понимаю, вам не рассказывали. В общем, Модест и правда был виноват, понимаешь? А я, дурень, поверил ему и, выходит, помог выпутаться. И что ещё хуже, он смог потом вытащить ещё пару человек из тех, кому место в Азкабане. Ты не представляешь, как мне стыдно, Рон. Я ведь всегда был на стороне Аластора, я ведь знал, что никому нельзя просто верить, и так невероятно глупо ошибся! Я, конечно, понимаю, что за такие ошибки надо отвечать. И даже не сомневайся, Кингсли знает об этом. Но ты ведь и сам видишь, как ему нужна помощь каждого из нас. Я не могу, не имею права просто уйти с поста, а меня ведь вынудят, если узнают. И Кингсли не преминут пнуть: как же, один из его преданных сторонников на самом деле покрывает сторонника Сам-Знаешь-Кого! Я не могу подвести всех ещё и так, Рон! — Да уж, — пробормотал Рон, — шумиху вокруг этого поднимут знатную, ты прав. Тем более ты должен помочь нам её поскорее найти! Она сказала тебе, как её зовут? — Ванесса Буллстроуд, имя наверняка вымышленное. Невысокая, худая, лицо круглое, волосы светло-русые. — Пап, а она точно волшебница? Артур посмотрел на сына изумлённо. — А кто же ещё? — Где вы встретились? — У дверей министерства. Я вышел в магазин напротив купить круассанов к чаю. — Она колдовала при тебе? — Нет, но... Погоди, Рон, погоди. Она знала такие вещи, которые магглам неведомы! Про Сам-Знаешь-Кого, например. Про каминную сеть... — Я понимаю твои аргументы, папа, но давай ты будешь просто отвечать на мои вопросы, хорошо? У неё была палочка? — Да, полотняный чехол приторочен к поясу и в нём палочка. — Но она её не брала в руки? — Не брала. — Вы встречаетесь каждый месяц, чтобы передать деньги? — Нет. Платёж идёт через Гринготтс, из моего сейфа в её. — В сейф Ванессы Буллстроуд? — Ну да. — Как всё это интересно. Пап, ты ведь говоришь, имя вымышленное. Что же, гоблины принимают платёж на ненастоящее имя? Артур задумался. — Нет, прости, не знаю, что тебе сказать. От меня деньги уходят в сейф Ванессы Буллстроуд. — Я понял. И вы больше не виделись? — Нет. — Тебе известно о том, что она шантажирует кого-то ещё? — Ну как тебе сказать... Слухи ходят. Но сказать, что я знаю, наверное, нельзя. Рон кивнул. Слухов он и сам уже наслушался. — Спасибо, что рассказал, папа. Возможно, тебе придётся поговорить ещё с кем-то из наших, уж прости. Но мы постараемся поскорее поймать её и поменьше навредить всем остальным. — Я понимаю, конечно. Артур выглядел совершенно несчастным, и Рону очень хотелось его утешить, но он совершенно не представлял как. Кажется, Артур это понимал. Он криво улыбнулся сыну. — Ты иди, Рон, я же понимаю, тебе работать надо. Я... в порядке. Сам виноват, чего уж там. Иди, правда. — Мы справимся, пап, — зачем-то сказал Рон. Артур кивнул. — Конечно, справимся. Кажется, они оба были в этом не уверены. Когда Рон вернулся в аврорат, Долиш молча протянул ему приказ о передаче дела. — Не то суёшь человеку! — встрял Сэвидж. — На, Уизли, сейчас тебе нужно вот это, — и протянул ему стакан. — Огневиски на рабочем месте запрещён инструкцией, — сообщил Рон, допив до дна. — А пирожки, пирожки разрешены? Очень волнуюсь, — подал голос Праудфут. — Пирожки разрешены, — величаво кивнул Долиш. — Уизли, я всё понимаю про порядок, но привлекать тебя к расследованию буду. Как человека, этим делом занимавшегося. Посоветоваться. Рон молча кивнул и подписал пергамент. Долиш — это хорошо. Он здесь самый опытный. А ещё он чистокровный, у него половина магической Британии в родне наверняка. Надо проверить, кто именно. — Роул, Гойл, Флинт, кто ещё у нас в потерпевших? — спросил Долиш. Рон открыл рот, чтобы ответить: «Не знаю пока», но вовремя сообразил, о чём его спрашивают. О заявлениях, которые можно пришить к делу. — Пока больше никого. Надеюсь, пока. — Вот что, господа герои, нам с вами надо обсудить это дело в приватной обстановке. Гринграсс, ты тоже идёшь с нами. Сэвидж, ты хотел зайти в Отдел Тайн. — В Мунго я хочу зайти, в отдел душевного нездоровья, — мрачно отозвался Сэвидж, — запереться там изнутри и объявить забастовку. — Флеминг! Хорошо, что ты вернулась, иди сюда, у нас выездное заседание в маггловском кафе. — Сэр?.. — растерялась Алиса. — Разве я не с Сэвиджем?.. — Ты мне не сэркай, а приведи себя в приемлемый для магглов вид и на выход. Разговор пойдёт серьёзный. В окрестностях министерства находилось несколько маггловских кафе, и многие волшебники любили бывать там. Кто-то выбирал какое-то одно, кто-то заходил в разные. Которое предпочитал Долиш, Рон не знал: как-то не подворачивался случай спросить. Похоже, вот он, случай. Старший аврор Долиш сумел удивить. Рон и не замечал раньше, что на цокольном этаже одного из окрестных домов спряталось ещё одно кафе, любимое, по всей видимости, интровертами, которым не нравится, когда на них пялятся. Зато Гарри тут явно бывал не раз: он очень привычно сбежал по ступеням вниз. Значит, действительно любимое место Долиша: он ведь был у Гарри куратором в своё время. А официантку, невысокую пухленькую девушку, они оба знали по имени. Рон и Алиса честно старались не слишком явно вертеть головами, но здесь и правда было интересно. Окон как таковых не было: их закрывали непрозрачные щиты, на которых изображались виды ночного города. Рону они ничего не сказали — это могли оказаться как маггловские районы Лондона, так и совсем другие города. Долиш взял некрепкого пива. Гарри заказал кофе и неплотный обед. Алиса попросила чёрный чай, Гринграсс — зелёный, а Рон подумал и повторил заказ Гарри. Пиво после огневиски точно не годится. Да и сколько можно инструкции нарушать. Людей здесь оказалось немного, и широкие столы стояли так интересно, что из-за одного не было слышно, о чём говорят за другим. И впрямь идеальное место для интровертов. — Рассказывай, Уизли, — скомандовал Долиш. — Отец сказал, что говорил с ней после того, как заходил в маггловское кафе. Ты уверен, что мне стоит рассказывать здесь? — Не переживай, нас не подслушают. Рон поморщился. Долиш бросил на стол разрешение колдовать в присутствии магглов. — Это было так обязательно? — Я понимаю, ты сын Артура, а он постоянно имеет дело со злоупотреблениями. Но в нашем случае подстраховка не лишняя. — Если вы так боитесь прослушки, — нервно сказал Гринграсс, — может, я пойду? — Сиди и слушай, — резко бросил Долиш. — Я доверяю всем нашим парням, ясно тебе? Всем. И Алисе. Не в том дело. — Думаешь, стены имеют уши? — задумчиво подал голос Гарри. — Такое бывало в министерстве не раз. У меня нет причин считать, что все вокруг хотят, чтобы мы раскрывали все преступления. Если честно, я бы вообще предпочёл, чтобы аврорат находился в отдельном здании, не в министерстве. Там не так-то просто заглушающие чары накладывать. Рассказывай, Уизли, какие у тебя версии? — Ну, я думаю, она не чистокровная. — Вот так сюрприз. А кто ещё может знать такие подробности обо всех? — Да не знаю я! Но ты сам подумай. Гринграсс, Гойл, Малфой — это ладно, о них может знать кто-то один, они одного круга. Но страшные тайны моего отца? Или Робардса, которого к чистокровным-то относят только не снобы? Ты можешь назвать мне человека, который... — Могу, Люциус Малфой, — быстро сказал Долиш. — Он следит за твоим отцом внимательнее, чем за чистотой собственного белья. Я не говорю, что это он, я просто говорю, что варианты есть. Рон покачал головой. — Зачем Малфою шантажировать Гойла? Или Флинта? Они деловые партнёры. — Ну, во-первых, денег всем хочется, особенно сейчас. Во-вторых, о том, что Гойлов шантажировали, тебе сказал лично Гойл, ты уверен, что он не врёт? — Уверен, он заявление написал. А я на пергамент перед этим комплекс эксперта наложил. Типа случайно не тот лист взял, ну или какой при себе был. Если бы он соврал в этом заявлении, поперёк него появилась бы красивая надпись «Ложь». Гойл говорил правду. — Ну хорошо, вот тебе версия: Малфой подослал к Гойлу шантажистку, но перед этим настрополил его, чтобы он ни в коем случае не поддавался, если такое случится. Мол, тебя есть кому защитить, и вообще, что она тебе сделает. Чтобы отвести подозрение, и не такое сделают. — Долиш, остановись, — вдруг сказал Гринграсс. На него все посмотрели. Он немного смешался, но всё равно продолжил: — Помнишь, ты мне когда-то, очень давно, сказал, чтобы я тебя тормозил, если ты, ну, опять? Вот, я торможу. Ты спросил у Уизли, какие у него версии. Дай ему рассказать до конца, а потом громи. — Да, мамочка, — послушно сказал Долиш. — Не язви, ты сам меня попросил. — Всё, не язвлю. Извини, Уизли, рассказывай. Рон чуть вопросительно посмотрел на Гарри; тот улыбнулся одними губами: мол, да, и у меня было. Похоже, Гринграсса тоже когда-то опекал Долиш, и тот хорошо знает, как невыносим иногда бывает старший аврор. Но сам попросил? Это что-то новенькое. Или слишком хорошо забытое старенькое? — В общем, у меня родилась безумная идея, что здесь орудует банда. Что люди разные, у них есть доступ к информации о разных семьях, и при этом они действуют слаженно, не ругаются. — Этого не может быть, — уверенно сказал Долиш. — Ну то есть я не критикую твою версию, я просто говорю, что тут должен быть подвох. — Я бы уточнил: этого не может быть, если они волшебники, — твёрдо сказал Рон. Собственная версия уже казалась ему идиотской, но таков Долиш. Надо всё равно рассказать. — А если, положим, они родня магглорожденных, то для них все эти магические семьи примерно одинаково чужие. Или если... ну ты понял меня, да? — Ты думаешь, — медленно произнёс Долиш, — что они могут быть связаны с теми сквибами, которых якобы похоронили? — А почему нет? Слушай, вот у нас есть родич-сквиб. Мы знаем, где он живёт, и хотя даже в нашей семье не больно-то принято про него говорить, я знаю точно: его не выкинули просто так, не понимающего, что происходит и как ему теперь жить. Но ведь со многими делали именно это. А что если сквибы просто хотят отомстить? Получить своего рода компенсацию от тех, кто счёл их недолюдьми. — Но при чём тогда твоя семья, например? Рон пожал плечами. — Да все они одинаковые, эти волшебники. — Так не всех же сквибами шантажируют, — озадаченно сказал Гринграсс. — Не всех. Ну, я не знаю, вошли во вкус? Денег много не бывает? Сквиба доказанного не нашли? Я вам ещё скажу, почему мне так кажется. Отец сказал, деньги от него уходят в «Гринготтс», в сейф Ванессы Буллстроуд. Думаете, гоблины не имеют понятия, что никакая Ванесса Буллстроуд на самом деле в сейф не заходит? Если имя вымышленное, кому они отдают деньги? Хлоя Эйвери была сквибкой. Эвелина Лестранж вышла замуж за маггла и родила от него троих детей, двое из них сквибы. Вам не кажется, что это всё не просто так? — Гринграсс, у тебя в роду были сквибы? — задумчиво спросил Долиш. — Были. Трое, насколько мне известно. В одном очень старались пробудить магию и ненароком угробили. Второго устроили в маггловском мире, у дальних родственников жены какого-то кузена. Третья уже к потомкам того второго отправилась. Семья с ними связь поддерживала постоянно. В магическом мире предпочитали не распространяться об этом, но никто особо и не спрашивал. — Но в целом шантажировать вас ими вряд ли пришло бы кому-то в голову? — Я бы сказал, что среди них не было обиженных нами, тех, кто хотел бы отомстить нам за дурное обращение. А у тебя самого, Долиш? — Я понятия не имею. В истории моей семьи, как я уже говорил, много пробелов. — Но что-то же ты о себе знаешь, что в теории может знать шантажист? — Если шантажист — маггл, то это маловероятно. — И всё же? — настаивал Гринграсс. — Есть же за тобой что-то такое, чем тебя можно подцепить. — Того, о чём не знало бы моё начальство, нет. — А о чём не знали бы просто люди вокруг тебя? Долиш откинулся на спинке стула и чуть улыбнулся краешками губ. — Я принадлежал к сети Руквуда, — спокойно ответил он. Рон на миг застыл. Знаменитая сеть Руквуда, благодаря которой тот добывал для Пожирателей информацию, была притчей во языцех. И упорно ходили слухи, что вовсе не такими уж невинными были эти его многочисленные информаторы... Так вот почему Долиш никогда не приходил к Руквуду за экспертным мнением, хотя в последнее время с теми или иными вопросами к Пожирателям бегали все: а что делать, если нет в магической Британии артефактора круче Эгберта Нотта, например? Дефицит кадров — издавна главная проблема волшебников. Руквуд был, пожалуй, опаснее прочих, потому что хорошо знал людей. Слишком хорошо. Не годилось, чтобы Пожиратель манипулировал, например, аврорами. Или своими бывшими коллегами, невыразимцами. Поэтому к нему приставили Джорджа Уитакера, циничного и въедливого магглорожденного. Вообще-то он работал секретарём Гермионы, но от такого рода дополнительной нагрузки отказываться не стал. Рон понимал, что так лучше, но ему всё равно это не нравилось: теперь, чтобы поделиться следственной тайной с посторонним, приходилось рассказывать её ещё одному постороннему, который, кстати, не сидел безвылазно в Азкабане, а общался с людьми. Но и до того, как это поручили Уитакеру, Долиш сам никогда не... — И часто ты у него бываешь? — спросил Гарри. Долиш кивнул. — Часто. Наверное, слишком часто. Знаешь, я много думал об этом и понял про себя одну вещь: мне важно знать, что и Руквуд ошибается. Свержение авторитетов, вот это всё. — А он ошибается? — Случается. Например, в случае с этим делом. Мне кажется, что его версии — совершенно не то. Знаете, он подозревает двоих. Точнее, подозревает — слишком громкое слово, он не настолько заинтересован в решении наших проблем. Но назвал мне двоих людей, которые, по его мнению, могли это сделать. Я даже готов согласиться: могли. Но вряд ли делали. Первое имя, представь, Алиса, твоё. Алиса Флеминг вздрогнула. — Моё? Но почему?.. А, да, я поняла. Он считает меня потомком сквиба, или сквибки, я, признаться, не помню. — Не просто потомком, Алиса. Ты — потомок сквиба из чистокровной семьи, с которым обошлись дурно, а теперь ты работаешь там, откуда неплохо видны секреты многих. Руквуд говорит, ты в своё время произвела на него впечатление совсем юной, наивной, открытой к новым знаниям и к людям девушки. Обычно таких он подозревает больше всего. Ну, таков Руквуд. Я же говорю, он нередко ошибается. Слишком полагается на своё хвалёное знание людей. Людей-то он, конечно, знает, да только не все они ведут себя по схемам, которые он считает умными. — Долиш хмыкнул. — Иначе, бьюсь об заклад, наш дражайший министр уже нашёл бы способ вытащить его в тот следственный отдел, который он так старательно создаёт и вот-вот, глядишь, в самом деле создаст. Рон хлопнул себя по лбу. — Кингсли же хотел меня видеть! Вот я балда, забыл совсем. — Это срочно? — Долиш скорчил недовольную мину. — Да нет вроде. Главное, чтобы я не забыл опять. А второго-то он кого подозревает? — Будешь смеяться, Малфоя. Не могу сказать, что отметаю его предположение категорически, особенно теперь, когда узнал про Уизли. Но вообще мне кажется, что Руквуд просто не любит это семейство. — За что, интересно? — спросил Гарри. — Он мне не рассказывал. Думаю, за то, что они богаче его, выше по статусу крови и уважаемее, хотя и глупее. Он такого не любит. Весь мир делится на тех, кто уважает Руквуда, и на тех, кто пожалеет. — Ты, надеюсь, в первой группе? — уточнил Гарри. — Конечно. В общем, Руквуд считает, что Малфои — народ ушлый и вполне могли решить поправить своё благосостояние таким способом. Если подумать, они могли иметь доступ к информации... — Только не обо мне, — вмешался Гринграсс. — Вот и я подумал. Ты-то каким боком здесь? Нет, конечно, если Малфои знали об этой афере... — Не знали они, я абсолютно уверен! Никто не знал. — Кроме кого? — спросил Рон. — Ну кто-то же знал! Кто-то! Не твой же собственный отец тебя подставил! — Никто, говорю я тебе, — кипятился Гринграсс. — Мы даже дома об этом не говорили! Отец затащил меня в какой-то маггловский паб, и мы там... Он осёкся. — В маггловский паб, говоришь? — задумчиво повторил Долиш. — В какой маггловский паб? — Недалеко от нашего дома, я не помню, как он называется, но могу показать. Отец рассказывал, они когда-то давно там с друзьями бывали. — С какими друзьями? — Я так понимаю, с Флинтом, Гизом и Фоули. Они вечно вместе болтались. — А круг-то сужается, — сказал Долиш, улыбнувшись официантке. Та подбежала. — Кристи, душа моя, принеси ещё пива, пожалуйста. Спасибо, милая. Так вот, круг, говорю, сужается. Вопрос в другом: кто надоумил твоего отца зайти именно в этот паб именно в это время? Как часто он вообще туда заходит? — Я с ним поговорю, — мрачно пообещал Гринграсс. — Так вот, допустим, это магглы, — с жаром развивал мысль Долиш, уже совсем забыв, что совсем недавно громил эту версию. — Допустим даже, что это те самые сквибы или их потомки, гоблины ведь допускают в сейфы прямых и несомненных наследников. Вы понимаете, что это значит? Что у нас тут целая сеть орудует! — Ага, — кивнул Рон, — целая сеть людей, которым поломали жизнь, и они теперь готовы на многое, чтобы отомстить. Кто такая, драклы её раздери, Аделисия Малфой и что с ней случилось? И эта, как её, Кларисса Селвин? Почему жертвам представляются именно так? Предполагается, что они должны знать, о ком речь? Отец считает, что Ванесса Буллстроуд — вымышленное имя. — Слушай, на все вопросы мы не ответим, сидя здесь и строя теории, — сказал Гарри. — Но я согласен с тобой. По-моему, вполне толковая версия, похожа на правду. — Алиса, ты хоть что-нибудь знаешь об истории своей семьи? — спросил Гринграсс. Она неуверенно пожала плечами. — Моя мама из небольшого приморского городка, её родители рыбачили, их родители тоже, если покопаться, наверняка выяснится, что много поколений за пределы того города не выезжали никогда. У отца небольшой гостиничный бизнес, его родители... Стоп, подождите, я, кажется, вспомнила. Его дед, по слухам, вырос в приюте. Какое-то время работал чернорабочим, но в него влюбилась дочь одного из приютских благотворителей, они поженились и жили неплохо, собственно, это их отелем сейчас управляет папа. Думаете, он мог быть... Я поняла, да, я выясню, что это был за приют. — Я попробую что-то раскопать о Кассандре и Ванессе, — сказал Гринграсс. — И расспрошу отца про паб. — Отлично, — одобрил Долиш. — Уизли, что там случилось у твоего отца? Рон тяжело вздохнул. — Он поверил родственнику, который наплёл ему, якобы его хотят выставить приспешником Сами-Знаете-Кого, и помог выехать из Британии. А он оказался, ну, в самом деле приспешником. Отец страшно себя корит. — Уизли и родственные связи, — понимающе покивал Долиш. — Я не удивлён. Так, Уизли, ты подробно расспрашиваешь отца, кто мог об этом узнать. А ты, Поттер, подумай вот о чём: какова здесь выгода гоблинов. Они ведь знают, что делают, не могут не знать. Они знают, что в «Гринготтс» заходят не волшебники. Почему никак не реагируют? — Сэр, — неуверенно сказала Алиса, — а то, что мы здесь сейчас разговариваем, это, ну, безопасно? — Да, я поставил чары от прослушивания. Сквибы с ними точно ничего поделать не могут. — А волшебники? — подал голос Гарри. — Лестранжи говорили, у Эвелины из троих родившихся детей только двое не могли колдовать. — Ну и как они услышат наш разговор, не сняв мои чары? Не дури, Поттер, мы в безопасности. А если и нет, они что, правда думали, что их никогда не найдут? — Я полагаю, у них просто есть план отхода на этот случай, — проворчал Гарри. — Вот и посмотрим, — беспечно сказал Долиш. Рон прищурился. — То есть ты хочешь сказать, что если они сейчас узнают, что мы напали на их след, и просто исчезнут, ты не будешь против? — Я этого не говорил, — сообщил Долиш с кривой ухмылкой, однозначно означавшей: «Именно это я и сказал». Алиса непонимающе моргала. Гарри, напротив, кивнул с видом человека, наконец получившего ответ на давно мучивший его вопрос. Рон не мог утверждать, что ответ Долиша его расстроил или возмутил. В конце концов, практику выбрасывать сквибов в никуда, объявляя умершими, так долго называли варварской; должен же кто-то в это в самом деле верить, в конце концов? Должен же кто-то искренне считать, что за такое следует отвечать? Но прекратить безобразие необходимо. Иначе какие они, к драклам, авроры? *** — Сегодня опять прилетал Мартин, — сказала Гермиона, вытирая Розе перемазанное каким-то пюре лицо. — Очень возмущался, что тебя не оказалось дома. Мартин, гарпёныш, которого Рон когда-то забрал из дома убитого Макнейра, уже давно вырос и жил неподалёку, в небольшом магическом заповеднике. Конечно, не очень здорово, что он летает над маггловским городом, но поди объясни гарпии положения Статута. — Да я с этой работой скоро всё важное пропущу. Так приду наконец домой, а у меня дочь ходит и разговаривает. — И сын белобрысый родился, — угрожающе подняла палец Гермиона. — Ах! — Рон картинно схватился за сердце. — Ты что, опять помирилась с Люциусом?! — А что мне делать, если тебя никогда нет? — Хм. И правда. Слушай, тогда расспроси его про шантажистку, а? А то есть версия, что она и его шантажирует, и есть версия, что она на него работает. Гермиона притворно вздохнула. — Кошмар! Даже ревности от мужа не добиться! — Да ну, я и Люциус, нас даже сравнивать смешно. — Но ты должен ревновать! Так пишут во всех книжках про любовь! — Ай, какая ревность! Я переживаю! — О чём же ты переживаешь, милый? Рон ловко подхватил тянущую к нему ручки Розу. — Меня отстранили от дела. — Да ты что? Почему? Гермиона сразу посерьёзнела. Встревожилась. — Я член семьи потерпевшего. И к тому, у министра для меня есть задание, как он думает, поинтереснее. Я только что от него. Просил меня найти, кто же покрывал Макнейра. Кингсли, как и я, уверен, что это кто-то в министерстве. — Очень вовремя, что и говорить. — А что, нет? Выборы были недавно, Кингсли убедился и убедил всех, что прочно держится в кресле, самое время снести пару голов. — Рон, ты по-прежнему не хочешь мне ничего рассказать? — Да вот подумал, что как раз хочу. — Рон присел на диван, устроил Розу на коленях. — У меня есть версия, мы её сейчас прорабатываем. В смысле я рассказал о ней Долишу, который взял дело, и он над ней работает. Мне она кажется спорной, но лучшей у меня нет, и ни у кого нет. Беда в том, что она очень сложная, и я не знаю... Подскажи мне, я запутался. Гермиона уселась рядом. Роза, весело гикая, прыгала на папином колене. — Я тебя слушаю. — Понимаешь, всё выглядит так, что некая группа лиц, живущих в маггловском мире, но знающих о магическом, мстит волшебникам, которые их, по сути, выбросили из своей жизни. И вот они, получается, чуть ли не всю жизнь положили на то, чтобы следить за нами, узнавать наши грязные тайны и в конце концов прийти и предъявить счёт. Один человек приходит к нам или несколько, я не знаю, но каждый раз называется имя кого-то из тех выброшенных людей. И на их имена переводятся деньги в «Гринготтс». Тут что-то не так. — Да, ты прав, слишком сложно. — И слишком продуманно. Люди, не живущие среди волшебников, как-то устроили так, чтобы у них были сейфы в «Гринготтсе» и чтобы гоблины их туда пускали, как-то организовали всё так, чтобы ни одна жертва не послала им в спину аваду... Здесь что-то не так. — А ты не думаешь, что во всём этом замешаны эльфы? — Эльфы? В каком смысле? — Да в прямом. Кто лучше знает тайны чистокровных волшебников? Кто обладает магией, возможности которой вам до конца не известны? Ты точно знаешь, что они не могут переместиться в любой гринготтский сейф? — Хм. Рон задумался. С одной стороны, эльфы преданы семьям, которым служат, с другой, если был один Добби, почему бы не быть другим? У его отца эльфа никогда не было, а у дяди Модеста? Надо выяснить. — Не верю своим глазам, — Гермиона покачала головой, — я говорю про эльфов, а ты слушаешь меня с серьёзным видом. — Эй, ну перестань меня подкалывать за детские глупости! Я уже давно принимаю тебя и твои слова всерьёз. — Но эльфы! — Гермиона патетично воздела руки. — Последний бастион пал! Усыпив бдительность Розы, Рон быстро развернулся, положил голову жене на колени, а дочь усадил на мягкое — себе на живот. Роза немедленно поползла изучать пуговицы у него на рубашке. Вот и хорошо. Нередко она протестовала против того, что удобный диван по прозвищу Папа переменил позу. — Вот что я тебе скажу, без пяти минут министр магии, — решительно заявил Рон. — Твой муж-подкаблучник эти выходные проводит с тобой. Никаких расследований, погонь и допросов. Одно дело у меня забрали, по второму я почти все бумажки уже дописал, а третье обещает быть долгим. Могу себе позволить. — Люблю тебя, — сказала Гермиона, проводя руками по его волосам. Как же всё-таки хорошо, что умные волшебники придумали омут памяти, где можно хранить копии таких вот моментов. Кажется, магглы перебирают старые фотографии, а Рон любил перебирать воспоминания о таких вот вечерах вместе. — А! — требовательно подпрыгнула Роза. — А! — Понял, несу на горшок, моя принцесса. — Рон подхватил дочь и заторопился наверх. — Мы уже спешим! Мы не опоздаем! Гермиона негромко смеялась, глядя на них. *** — А столько кружев, ну, это обязательно? — с сомнением спросил Рон, рассматривая свою новую парадную мантию. — Обязательно, — уверенно подтвердила Гермиона. — Там все будут в кружевах, стиль такой. — И танцевать, да? — Рон в притворном ужасе округлил глаза. — И танцевать, — безжалостно кивнула его жена. — А-а можно я заболею? — Рон! Ты это серьёзно сейчас? Он покаянно вздохнул. — Да нет, конечно. Просто совершенно не умею такое носить. Гермиона фыркнула. — Да потренируешься пару часов и сможешь. Рон застонал. На самом деле пара часов в обществе Гермионы, как всегда, пролетела практически незаметно. Рон не смог не признать, что работа в аврорате позитивно повлияла на его грацию и танцевать стало легче. В конце концов, глупо отрицать, что иных волшебников пока задержишь, натанцуешься по самое не могу. Да и что ему те танцы и кружева теперь-то? Взрослый уже, не страшно. Вечеринка у Селвинов умудрилась оказаться даже скучнее, чем обычно. Хозяева увлечённо играли в бридж, гости, которым не удалось найти для себя интересную компанию, слонялись бесцельно, вяло перебрасываясь ничего не значащими репликами. Гермиона-то была, как всегда, в гуще событий, а вот остальные, кажется, лишились запланированного развлечения. — Что стряслось? — спросил Рон у Блейза. — Кто-то не пришёл? — А ты сам не видишь? — мрачно ответил тот. — Обещал быть не позднее четырёх. Дафна и Панси в истерике. Ты умеешь успокаивать девчонок? — Да на раз! Пошли к ним. Панси заламывала руки, как в немом кино, Рон едва удержался, чтобы не присвистнуть. Дафна аккуратно плакала, не забывая подновлять косметические чары, чтобы не покраснели глаза. — С ним что-то случилось, я знаю! — шёпотом завывала Панси. — Это всё из-за меня! — скулила Дафна. — Так, дамы, будьте любезны ответить на ряд вопросов, аврорат, — сказал Рон, щегольнув новинкой отдела магического правопорядка — значком. Обе ведьмы тут же испуганно притихли. — С чего вы взяли, что с ним что-то случилось? — Он обещал быть, — простонала Панси, но под строгим взглядом Рона собралась, как могла. — Он обещал Дафне, что решит её проблему. — А тебе он что обещал? — прищурился Рон. Он уже понял, что говорят они о Малфое: и правда, его здесь не было. Сам Рон думал, что он ошивается возле Гермионы, но раз его друзья говорят... — Мне — ничего, — с вызовом ответила Панси. — Помочь подруге, всё. — Подруге — это в смысле Дафне? — Уизли, ну нельзя быть таким тупым, в конце концов! Дафне, конечно. — Можно, Паркинсон. Неудачникам, у которых жёны метят в министры, и не такое можно. Он встречается с шантажисткой? — Что-то ты больно много знаешь, Уизли, — заметил Блейз. — Будущему мужу министра положено, — не моргнув глазом ответил Рон. — Итак, дамы? — А казался таким дурачком, — оскорблённо всхлипнула Дафна. — Работа такая. Он встречается с шантажисткой? — Я не знаю! — закричала Панси. — Он просто вскользь бросил, что решит её проблему, и всё! И дела вашего аврората, будь он неладен, не сломают ей жизнь! — Хорошо, где его искать? Где они могли встречаться? Думайте, девушки, время дорого. Они действительно задумались. Похоже, правда за него волнуются. — Может, у Лестранжей? — робко предположила Дафна. — Однажды она назначала там встречу, пустой дом же... — Кому? — Ну, мне, — сказал Блейз. — Мы правда там встречались. Даже два раза. Но где они с Малфоем... — Ладно, я проверю, — вздохнул Рон. — Ещё мысли есть? Мыслей не было. Проклиная всё на свете, Рон попытался связаться с Гарри, с Долишем, хоть с кем-нибудь! У Гарри дома никого не было, у Долиша тоже, в аврорате на дежурстве сидела Алиса Флеминг. — Ну уж нет, — пробормотал Рон, — такие подозрительные совпадения должны обратить на себя внимание бдительного аврора! Он бросил в камин летучий порох и решительно назвал собственный адрес, готовый к любым неожиданностям. Оттуда точно можно и подмогу вызывать, и разобраться, почему никого нет дома. Перемещение прошло благополучно. В гостиной царил полумрак, на кресле у камина валялась сумочка, которую Гермиона в последнюю секунду решила не брать, заменила другой. На диване в непринуждённой позе сидел Драко Малфой и играл с Розой. — Что ты здесь делаешь? — как можно спокойнее спросил Рон. — Твои тебя обыскались. Дафна рыдает. — Где тебя носит, Уизли? — поморщился Малфой. — Ребёнок один дома, что это такое? Тоже мне родители! — Она спала. Почему она здесь? Что это значит, Малфой? — Она плакала. Навзрыд. Кричала, как будто её кто-то смертельно напугал. Я точно должен был уйти, поняв, что в доме никого нет? Что, хочешь к папе, да? Ну, хорошо, выдадим сейчас тебе твоего безалаберного папу, дорогая. Это же надо, девочку напугали, а он по вечеринкам разгуливает! Ай, безобразие! Держи. Взяв Розу на руки, Рон слегка успокоился. Бормоча что-то успокаивающее, перехватил поудобнее палочку. — Может, расскажешь, зачем явился сюда? — Расскажу, конечно. Пришёл к бравому старшему аврору за помощью, а его дома нет. — Почему ко мне? Полный аврорат людей, они всегда на месте. Рон решил не акцентировать внимание на том, что Малфой мог бы и догадаться: раз Гермиона приглашена к Селвинам, супруг с большой вероятностью составит ей компанию. — А мне аврорат не нравится. Я ему не доверяю, тебя это удивляет? — А я, значит, нравлюсь. Потрясающе, я польщён, Малфой. Если честно, я думал, ты со мной не станешь разговаривать, даже если мы останемся на земле вдвоём. Малфой снова поморщился. — Ты слишком много думаешь, тебе не идёт. — Хорошо, не стану спорить, сплоховал. Расскажи же мне, что случилось. Неужели и правда расскажет? Неужели не ловушка какая-нибудь? Роза ёрзала на руках, агукала что-то, обнимала его. Рон гладил её по спине и понимал, что предпочёл бы сейчас оказаться один на один с Волдемортом, лишь бы Розы не было с ним. Но Малфой слишком хорошо знал его слабое место. На удивление хорошо. Впрочем, чему удивляться? У него сын такой же примерно. Малфой открыл рот, закрыл. Подумал, глядя в камин. И сказал резко, как выплюнул: — Я не смог разобраться с ней сам. Мне нужна помощь. Рон молча кивнул, но Малфой, кажется, не заметил этого. Его губы искривились в презрительной усмешке. — Я всё-таки, как выяснилось, до сих пор не убийца. Никогда бы не подумал. Самому смешно. «Ничего смешного», — хотел возразить Рон, но не стал. Мысли метались в голове, как будто в них стреляли из маггловского автомата, но ясная схема всё не складывалась. — В общем, если коротко: я назначил ей встречу в хорошем месте, где она была бы в моей власти, она купилась, пришла. А я не смог. — И где она сейчас? — Удрала, — сказал Малфой таким тоном, как будто хотел сам себя выпороть за это. — Но я, кажется, знаю, где её искать. Не уверен, правда, что поиски не затянутся надолго. Ну что ты так на меня смотришь? Ждёшь душераздирающего рассказа о том, какое наше грязное бельё она грозилась вывернуть наружу? Рассказа не будет, Уизли. — Не сомневаюсь, — кивнул Рон. — Она тебя прижала так, что ты лучше умрёшь, чем раскроешь рот. Именно так они и действуют. Им нужно раздавить тебя, растереть в порошок, заставить почувствовать себя связанным рабом, валяющимся у их ног и умоляющим о снисхождении. И тогда они, возможно, окажут тебе услугу. Я читал о таких преступниках, они очень любят глумиться и унижать. «Как ты когда-то, — не прозвучало между ними. — Но ты мальчик по сравнению с настоящими профи». — Знаешь, Малфой, если ты так никому и не расскажешь об этом, то ещё долго будешь чувствовать себя у её ног. — Хватит, Уизли! Это не обо мне, так что я тебе ничего не стану рассказывать, ясно? Я хочу, чтобы её остановили. — Но она же тогда расскажет, — мягко возразил Рон. — Постарается растрезвонить на весь мир, чтобы отомстить тебе. На суде, например. Малфой, послушай, я не хочу загонять тебя в угол, честно. Но она не оставила тебе шанса. — То есть и от тебя я не дождусь помощи, верно? — очень спокойно спросил Малфой. — Вот ведь неприятность. Теперь ведь Снейп не придёт мне на выручку, Снейпы кончились. — Слушай, я уверен, что можно что-нибудь придумать и сохранить это всё в тайне. Например, уговорить Кингсли на закрытое слушание. Он же сам чистокровный и понимает всё. — Да ничего он не понимает. — Голос Малфоя звучал бесконечно устало. — Никто не понимает. Посмеются, да и только. Я бы сам вряд ли понял. Ладно, я тебе расскажу, просто чтобы ты, так сказать, распрощался с иллюзиями. У моего отца с детства был самый большой страх: узнать, что кого-то из его родственников вышвырнули из семьи, как ненужную тряпку. Я не знаю, как тебе объяснить, но Малфои — это семья, всё ради семьи, за своих можно предать, убить, умереть самому. Поменять убеждения, если надо. Ты ведь знаешь, почему моя мать соврала Лорду? Она спросила его, в Хогвартсе ли я. И когда он ответил утвердительно, решила, что я отказался присоединиться к Лорду, потому что перешёл на сторону Поттера. А значит, она должна не рассуждать, прав я или нет, а играть на моей стороне. Потому что главное — семья, понимаешь? Лорд ведь и меня этим за горло держал. Ради семьи я был готов попытаться даже убить Дамблдора. Но, видать, правильно портрет деда говорит: ущербный из меня Малфой. Я не смог, и сейчас тоже. — Но ведь выходит, твой отец всё же что-то подозревает, раз так этого боится? Роза начала задрёмывать, и Рон аккуратно положил её на пол рядом с диваном. Подальше от линии огня, если что. — Он не то чтобы подозревает... Он боится. Тебе ли не знать, что такое родовое древо, Уизли! Всегда есть умершие во младенчестве, особенно в давние времена. Есть пропавшие без вести, утонувшие, сгоревшие в Адском пламени, — кто-нибудь, чьих тел не нашли. А ещё есть по-настоящему умершие, но разве сейчас уже можно установить, своей ли смертью? Малфои всегда твердили, что никогда, никогда, никогда в нашей семье никого не выбрасывали в маггловский мир, не отрекались от своей крови, это повторялось бесконечно, мы все росли в убеждённости, что так правильно, а иначе немыслимо. Большинство просто верили, а мой отец боялся. Наверное, это можно назвать фобией. Он боялся, что в самом главном ему врали, что где-то ещё есть наша родня, которая и имени-то нашего не помнит. Ты знаешь, почему он так ненавидит твоего отца? — Я думал, политика. — Да ну, пустое. У Малфоев никогда не было много детей, а Уизли вечно плодились как... Это зависть, вот и всё. Мы дорожили каждым членом семьи, каждой каплей крови. Мама пережила четыре выкидыша, прежде чем они перестали пытаться... Ладно, это неважно. В общем, Уизли, если он узнает эту треклятую правду, его мир обрушится, потому что самый большой его страх окажется не выдумкой. Я не могу этого допустить. — То есть ты защищаешь одного своего родственника, по сути, за счёт второго? Ведь тот выброшенный ребёнок, кем бы он ни был, — тоже твоя кровь, или это не считается? — Да не за счёт! Зачем ты выдумываешь? Мы встречались. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они не нуждались ни в чём, я могу, у семьи ещё есть деньги. У них будет наша поддержка, наша забота, наша любовь. Я просто хочу защитить от всего этого отца, как ты не понимаешь? Разве ты не хочешь защитить своего? Рон покосился на спящую Розу. — Хочу. И сделаю это, если смогу. — Вот и я так же. Сколько ещё ему можно переживать ударов, в конце концов? Кто его защитит, если не я? — Это твоё дело, конечно. Но я бы на твоём месте подумал, справедливо ли по отношению к нему не говорить, что где-то у него есть родня. Не то чтобы я сильно переживал за Люциуса Малфоя. Меня больше беспокоит, что ты всерьёз собрался авадами кидаться. — А что мне было делать, по-твоему? Согласись, не худшее решение. — Не соглашусь, извини. Она ведь не одна работает, как я понимаю. Малфой поморщился. Похоже, брезгливое выражение для его физиономии было самым привычным. — Остальные пешки. И уж точно ни в ком больше нет столько ненависти. Их припугнёшь немного — и всё закончится. — А кто она, ты знаешь? — Без понятия. В смысле, не могу сказать, из какой она семьи. Но ненавидит нас всех люто. — Почему? Что ты о ней знаешь? — Ну, родилась и выросла она в маггловском мире. Но всю жизнь как-то была связана с приютом святой Хильдегарды, если тебе это о чём-то говорит. — Ни о чём не говорит. — Вот и мне не сказало. А для многих чистокровных это название, как выяснилось, многое значит. Уж прости, я зайду издалека. В начале девятнадцатого века в некоторых чистокровных семьях случился неприятный конфуз: сквибы, которых выставили в маггловский мир, вернулись домой. Обеспамятевшие — тогда вошло в моду стирать им память, — они шли домой, как идут собаки, смутно помня направление, и появлялись, совершенно не смущаясь тем, что у их позабытых родителей, например, гости. То, что хотели скрыть с особым тщанием, становилось достоянием падкой до сенсаций публики. Это было неприемлемо. И тогда создали приют святой Хильдегарды. Рон подобрался. — И вот тогда и появились те, кто знал всех выкинутых сквибов, да? — Да. То есть как знал: в лицо. Из каких они семей, той маггле, которую поставили заправлять в приюте, не сообщали. Но надо полагать, был ещё кто-то, некий посредник, который приходил к родителям, когда у них возникала, так сказать, щекотливая ситуация, и рассказывал, что есть вот такой приют, там детей готовят к жизни в маггловском мире. Кто-то, кто знал: вот эта семья согласилась. Понятия не имею, кто это был. В любом случае, годы шли, дети росли. Многие воспитанники приюта женились между собой, у них рождались дети. И наконец появилась женщина, которая решила, что мы все ей должны. Должны, вообще говоря, всему приюту. Она называет себя Хильдегардой и прикрывается тем, что обеспечивает тех, кому мы и так должны. Ну какая разница, Уизли переведёт деньги на счёт Буллстроуд, Роул на счёт Малфоя, да важно ли это? Все вы там сволочи. Не смотри на меня так, Уизли. Из всех чистокровных семей есть одна, которая никогда не отправляла детей в приют святой Хильдегарды, и это Гонты. Ощути, так сказать, масштаб. Она просто ещё не до всех добралась. Эта Хильдегарда умеет ждать, знаешь ли. Планы у неё воистину чудовищные, насколько я могу судить. — Знаешь, Малфой, если бы ты рассказал мне об этом раньше... А, ладно. Где её искать? В приюте? — Приюта давно нет. В маггловской Британии их отменили. Правда, волшебникам об этом не сообщили, и некоторые из них продолжают надеяться, что есть такой вот путь решения неприятной проблемы, но это уже детали. У меня есть адрес, по которому её находят в маггловском мире. — Откуда? — Уизли, не будь идиотом. Я же сказал тебе, что говорил с ними. С родственниками своими — там, в маггловском мире. Она не такая благодетельница, какой пытается казаться. От тех денег, которые ей платят, те, якобы в пользу кого они собираются, видят крохи. Мы быстро договорились. — Да я вот как раз, понимаешь, стараюсь не быть идиотом. Один человек, которого она тоже пыталась шантажировать, не купился, а вытребовал адрес своего родственника, познакомился с ним и радостно принял в семью. И у него никаких маггловских адресов нет, почему бы это? Малфой фыркнул. — Потому что она сама свела его с этим родичем? Знала, что он её не сдаст? Меня она отказалась знакомить с моими, потому что они ей не доверяют. — И как же ты смог с ними встретиться? — Есть способы. — Какие способы, Малфой? Ты ведь не думаешь, что мне неинтересно? — Мерлин величайший, да просто попросил эльфа найти членов нашей семьи, живущих в маггловском мире, и перенести меня к ним, вот и всё! Подумал, что должно сработать, памятуя, какие фокусы они вытворяли в своё время. Оно и сработало. Она не знает, как работает эльфийская магия, да этого и мы не знаем до конца. — Кто такая Аделисия Малфой? — Моя сестра. Она похоронена у нас в родовом склепе, один из четырёх маминых выкидышей. Ещё одна Аделисия была, но очень давно и умерла хоть и подростком, но совершенно точно своей смертью. А что? — Твой отец случайно не успел завести на её имя сейф в «Гринготтсе»? — Зачем бы? — удивился Малфой. — То есть я не знаю, но... А, кажется, я понял, о чём ты. Попробую выяснить. — Уизли! — в камине вспыхнуло лицо Долиша. — Это не ты меня искал? Зеркало сказало, кто-то вихрастый... — Я. Можешь ко мне зайти? — Две минуты, и я у тебя. — Пойду я, пожалуй. — Малфой поднялся с дивана, осторожно обошёл крепко спящую Розу. — Вы уж тут сами как-нибудь. Если тебе что-то от меня понадобится, ты, в конце концов, знаешь, как меня найти. — Ты только не пропади по дурости, ладно? — Постараюсь. Это, Уизли, не только от меня зависит, к сожалению. Роза вдруг недовольно заворочалась на полу и довольно отчётливо произнесла: — Па! И затихла снова. Вспыхнул зелёным огонь в камине. Рон вздохнул, поднял дочь и понёс наверх. Когда он спустился, Долиш как раз явился. — Ты же говорил, что будешь у Селвинов сегодня. — А ты — что дома будешь сидеть. И что? — Я из-за приюта сорвался. Алиса нашла в семейных записях, я перерыл кучу пергаментов в министерстве... Завтра «Пророк» разразится причитаниями, вот увидишь. Аврорат вмешивается прямо вот во всё, понимаете, во всё! Буквально чихнуть нельзя, чтобы отчёта не потребовали! Кстати, надо бы выкроить время и перетряхнуть министерские архивы, там столько всего незаконного наверняка хранится, мы все офигеем. — Ты нашёл приют святой Хильдегарды? — Смотрю, ты тоже. — Я знаю только, что он был. Кто организовал, кто финансировал, кто людей туда нанимал — без понятия. — Мне тоже по форме не доложили, но из документов следует, что была инициативная группа чистокровных ублюдков... прости, волшебников, которые взяли это дерьмо на себя. По подписям я идентифицировал Джагсона, Яксли, Нотта, Маккиннона, Селвина и Блэка. — Яксли же нечистокровные вроде? — Тогда считались чистокровными. Это потом у них было несколько браков с магглорожденными. Так вот, сейчас этого приюта уже нет, но документы у магглов остались. Мы с Алисой заехали в какую-то их контору, она говорила, я кивал. Нам дали документы. Алиса попыталась посмотреть всё это со мной вместе, но её замутило, и она решительно заявила, что лучше подежурит в аврорате. А я остался разбираться в результатах маггловского расследования. Магглы, оказывается, разбирались, что творилось в разных приютах, и офигевали. Ладно, ты зачем меня искал-то? — Да хотел попросить мне компанию составить. Повод успеть поменяться, правда. Вот, смотри, что у меня есть, — Рон помахал листочком в клеточку, на котором был написан адрес. — Ты знаешь, где это? — Нет. Но мы можем спросить Алису. Магглы наверняка как-то находят нужные им места. — Рон? — раздался встревоженный голос Гермионы от камина. — Ох, ты здесь. Я перепугалась, когда поняла, что ты пропал. — Прости, — виновато сказал Рон, — работа нарисовалась. Я должен был тебе сказать, но был риск, что с этим болваном что-то случилось. — С каким болваном? — спросил Долиш. — Да с Малфоем. Я ж хотел с тобой вместе его искать. Но он сам нашёлся. — Где? — хором спросили Долиш и Гермиона. — Здесь, — ответил Рон, снова ощутив, как холодок пробежал по хребту. Он держал Розу на коленях. Играл с ней, а она смеялась. Он ведь мог её убить. — Гермиона, мы не заблокировали камин, когда уходили. — Я заблокировала! — Тогда как он прошёл? — Хороший вопрос! Но я заблокировала, Роза же одна дома. — Есть пара тёмных заклятий, — нехотя признался Долиш, — для крайних случаев, так сказать. Разрушают блоки. Белла их точно знала, могла его научить. — Прекрасно. А почему об этом неизвестно мне? Почему вообще против этих заклятий не разработана и не внедрена защита? Чем вы вообще занимаетесь, чёрт вас дери?! Гермиона почти кричала, и Рон её очень хорошо понимал. Ему очень хотелось добавить: «И какие ещё приёмчики из арсенала Руквуда ты знаешь, но скрываешь ото всех, чтобы всегда быть на коне?». Но он молчал. Пока что. — Мы не можем бежать сразу во все стороны, — ответил Долиш, и Рон невольно отметил про себя, что с Робардсом он таким виноватым тоном никогда не разговаривал. — Ты права, это серьёзно, мы займёмся. Просто слишком много задач буквально каждый день, легко упустить важное. — Гермиона, прости, но мы тут случайно напали на след преступницы. Мне правда очень жаль, но нам надо бежать. Рон недвусмысленно пихнул Долиша в бок, мол, двигайся к камину давай. Долиш, извиняясь и обещая златые горы, провёл блестящий манёвр, и вскоре они уже были в аврорате. — У тебя замечательная жена. — Прекрасная. И понимающая очень. — Чуть помолчав, Рон добавил: — У него на руках была Роза, когда я пришёл. Долиш на миг застыл, потом кивнул. — Я понял, старик. Поработаем, сделаем новые блоки, мышь не просочится. Алиса, ты нужна родине! Не спи на дежурстве, аврор Флеминг! Слушай сюда. Уизли раздобыл адрес, нам надо понять, где это. — И что это вообще, — поддакнул Рон. — Мне принёс его Малфой. Заявил, что говорил с бывшими воспитанниками приюта, или их потомством, этих деталей я не спрашивал. И те снабдили его адресом, когда он рассказал им, какие деньжищи на самом деле дерут с волшебников якобы для них. По словам Малфоя, до них доходят жалкие гроши, остальное она оставляет себе. Что это за адрес на самом деле, я не знаю, Малфой там тоже не был, он назначил ей встречу где-то на своей территории. — И как она, пришла? — Пришла. — А он? — Попытался её убить, но упустил. И на суде будет всё отрицать. Если она не знает, что у нас есть её адрес, мы можем успеть. Если Малфой не врёт. — Алиса? — Сейчас, я пытаюсь сообразить. Где здесь ближайшая почта?.. А, всё, вспомнила. Идёмте. Иногда Рону казалось, что существуют некие невидимые нити, которые натягиваются в важные моменты. У выхода из аврората в Долиша врезался Гарри. — О, я так и знал, что вы куда-то собрались, — сообщил он. — Я с вами! — Узнал что-то? — спросил Долиш. — Вкратце! — Вкратце — обхохочетесь. Она шантажировала гоблинов. Они платили ей деньги и допускали в сейфы, на которые у неё было, как они говорят, «сомнительное право». — И брали эти деньги с волшебников, да? — уточнил Долиш. — Ну что ты! С волшебников они брали намного больше, компенсировали моральный ущерб. Нельзя же оставаться в убытке, сам понимаешь. — Как ты заставил их это всё рассказать? — не выдержал Рон. Гарри хитро прищурился. — Ну, понимаешь, у меня с ними сложные отношения... В общем, я по большому секрету сообщил им, что виверны и дрейки тоже понимают парселтанг. И что сорвать их всех разом с цепей не сложнее, чем угнать дракона. Ну и к тому же, она им смертельно надоела, и они очень обрадовались, что кому-то можно подать жалобу. — Одно слово — герой, — подытожил Долиш. — Алиса, нам далеко ещё? — Нет, совсем рядом. Вы, волшебники, прискорбно мало ходите ногами, а ведь прогулки и особенно пробежки полезны для здоровья. Рон всё вспоминал Розу на руках Малфоя и не мог взять в толк, как у кого-нибудь может получиться взять своего ребёнка, наложить на него чары забвения и просто выбросить из своей жизни. Как. Он знал, что это бывало, но понять не мог. Алиса кого-то о чём-то спрашивала, что-то листала, смотрела, выписывала, и наконец решительно показала точку на карте. — Вот здесь. Как мы можем попасть туда? Долиш задумался. — Помнится, в министерстве есть адреса всех волшебников... На самом деле не всех, но хотя бы тех, кто не скрывает своё местонахождение. Должен ведь кто-нибудь жить неподалёку оттуда! Рон тяжело вздохнул. Что ж, до рассвета ещё далеко. *** — Это самая длинная ночь в моей жизни, — вздохнул Долиш, когда они шагали по пустой улице. — Магглы всегда так много ходят? — Обычно намного больше, сэр, — призналась Алиса. — Да не сэркай ты мне, не на докладе у министра. Мы же здесь как на ладони, нельзя как-то с улицы уйти? Рона интересовало то же самое, но он подозревал, что если бы можно было, Гарри бы их увёл. Подтверждая его мысли, Гарри покачал головой. — Никак нельзя. Но мы скоро будем на месте, если я правильно понял карту. — В конце этого квартала, — сказала Алиса. — Она удерёт, — вздохнул Долиш. — Слушайте, вон же этот дом, он отсюда виден, может, аппарируем туда? — Старший аврор Долиш, — строго сказала Алиса, кажется, пугаясь собственной наглости, — постыдитесь, какой пример вы подаёте младшим товарищам? Там барьер наверняка, после Малфоя-то. Долиш почесал в затылке. — Думаешь? — Я согласен с Алисой, — подал голос Гарри, — она должна была озаботиться... Ого, поглядите-ка! Угловой дом, действительно хорошо уже им заметный в ярком свете уличных фонарей, внезапно окутала холодная ледяная дымка, и раздался мелодичный звон. Долиш метнулся к стене, остальные последовали его примеру. С коротким вскриком перед домом упала человеческая фигура. — Хильда! — Судя по голосу, это была девушка. — Хильда, ты же сама сказала, чтобы я тебе еды принесла! Впусти меня! Долиш осторожно начал красться вдоль стены в направлении нужного дома. Рон подумал, что живущие здесь магглы, наверное, сейчас вызовут полицию, но последовал за ним. Гарри и Алиса тоже. Девушка, невысокая полная шатенка, с трудом поднялась и отряхнула колени. — Хильда! Открывай, я из-за тебя колготки порвала! Не веря своим ушам, Рон услышал низкий женский голос: — Чего ты орёшь? Я же просила тебя ногами приходить ко мне! Без этих выкрутасов, я их не переношу. Она стояла на пороге, высокая, прямая как палка. Рон видел её с неудобного ракурса; всё, что он мог разглядеть, - что она тёмно-русая, в зелёном платье и в руке у неё пистолет. Пистолеты Рон видел в кино. Долиш рванулся было вперёд, но потом застыл. Увидит, мысленно согласился с ним Рон, поднимая палочку. Попробовать обездвижить пара секунд ещё есть... — Экспеллиармус, — уверенно произнесла Алиса. — Ступефай, — немедленно отозвался Гарри. — Ступефай! Инкарцеро! — Вот ведь, — пробормотал Долиш, — сработало. Я не знал, что на маггловские штучки работает. — Я знала, — сказала Алиса и зябко передёрнула плечами. — На меня напали однажды. Грабители, — пояснила она в ответ на недоумённый взгляд Долиша. Рон поудобнее перехватил палочку. — Пойдёмте осмотрим дом. Две женщины лежали на крыльце и сверлили их ненавидящими взглядами. Рон смотрел на неё и не мог отделаться от мысли, что где-то её видел. Когда Долиш рывком поднял её и, аккуратно поправляя заклинанием, чтобы не упала, потащил внутрь, Рон вспомнил. Кафе Флориана Фортескью, они со смеющейся Гермионой покупают по мороженому. У Гермионы вызывающе торчит живот, и когда в двери врывается весёлая компания и, не разбирая дороги, летит к прилавку, высокая миловидная женщина врезается в столик, переворачивая его, чтобы не сбить с ног беременную женщину. Компания так и проносится мимо, но Флориан строго окликает молодых людей и указывает им на перевёрнутый столик. — Извините, — говорит женщина, глядя на мелкие осколки и крупные пятна от мороженого на полу; на её лице написана усталость, — я заплачу. Рон делает шаг вперёд, но Флориан отрицательно качает головой. — Не вы. Вот эти молодые люди. Вы сделали всё правильно, мэм, спасибо вам. Простите, вы, кажется, забрызгали юбку. У неё на поясе чехол с палочкой, но она не делает попытки отчиститься, и Флориан сам произносит нужное заклинание. Женщина чуть виновато улыбается, ободряюще кивает Гермионе и уходит. — Спасибо, — наконец сказал Рон то, что не успел сказать тогда. — Что не дали тем болванам толкнуть вас на мою жену. Она лишь сверкнула глазами. Маггла, значит? Но вторая-то — волшебница! Алиса была права: антиаппарационный барьер вокруг дома стоял, причём очень непривычный... А хотя да, конечно: магглы же не умеют колдовать. Антиаппарационный артефакт. В доме почти ничего не было. Небогатое, скудно обставленное жилище. Односпальная кровать, крохотный стол с двумя табуретками на кухне, в мойке одна чашка. А куда же девались все деньги, полученные от волшебников? Или есть ещё один дом, настоящий, а это — так, временная берлога? — Итак, паззл складывается, — задумчиво сказал Долиш. — Как пользоваться этой штукой? Он показал на плиту. — А что ты хочешь сделать? — В дверях появился Гарри. — Чайник поставить. У меня во рту пересохло, и спать очень охота. Гарри молча чиркнул спичкой и поставил чайник. У него, похоже, сна не было ни в одном глазу. Рон вспомнил Розу на коленях у Малфоя и тоже расхотел спать. Долиш сладко зевнул и уселся за столом. — Первой волшебницу, — сказал он. Рон вздохнул и пошёл выполнять указание. Когда Долиш работал, он бывал просто невыносим. Но, в конце концов, Рона здесь вообще не должно было быть, от расследования-то он формально отстранён, так что всё, что ему оставалось, — ни во что значимое не лезть, выполнять начальственные приказы и помалкивать. Возле связанных женщин уже торчал Гарри. Рон только кивнул, увидев его: мало ли, кто может сюда заявиться? Присматривать за задержанными надо. Судя по тому, что он услышал, Гарри как раз заканчивал стандартную процедуру задержания, так что применить к дамам это слово было вполне правомерно. Рон потряс головой. Что за фигня в мысли лезет? Совсем уже зарапортовался с этими рапортами. — ...рекомендую вам быть откровенными с нами, иначе ваш отказ сотрудничать может быть расценен не в вашу пользу, — закончил Гарри. — Пойдёмте, мисс, — сказал Рон, поднимая на ноги волшебницу. Больше он не добавил ничего: чем меньше его роль в происходящем, тем лучше. И так Долишу влетит, что он вообще здесь был. Впрочем, кто-кто, а этот тип умеет выкручиваться. Выскальзывать — так, наверное, будет правильнее. — Старший аврор Джон Долиш, — представился Долиш, глядя на девушку. — Я уполномочен производить следственные действия по делу, в соучастии в котором вы подозреваетесь. Уизли, табуретка не подходит, она свалится, принеси стул. Алиса, придержи пока задержанную. Я расскажу вам немного о том, что здесь происходит, мисс. Я имею право задавать вам вопросы, вы же имеете право отказаться отвечать, однако должны понимать, что это ухудшит ваше положение. Если вы солжёте, впоследствии вас могут привлечь за это к ответственности, поэтому рекомендую вам этого не делать. В вашем положении лучше молчать, чем говорить неправду. — А на адвоката я имею право? Она отходила от Ступефая и потому говорила невнятно, но Рон разобрал слова даже из соседней комнаты. — К сожалению, институт адвокатуры в магическом мире только зарождается, — отвечал Долиш, — и пока мы не можем обеспечить его присутствие всем желающим. Вам следовало отложить соучастие в преступлении года на четыре, тогда бы проблем с этим не возникло. Мои вопросы и ваши ответы будут записаны в протоколе, который вы подпишете, подтверждая, что говорили именно то, что там значится. Перо-самописка записывает всё дословно, но если вы, читая протокол, поймёте, что неудачно выразились и вас можно понять неправильно, будет сделана соответствующая приписка. О, молодец, Уизли, хороший выбор. Где ты его откопал? Я, пока мы сюда шли, видел только стулья с низкими спинками. — В кабинете, — Рон махнул рукой в сторону нужной комнаты. Что стул с низкой спинкой не годится, он понимал и так. После Ступефая мышцы как ватные, а задержанная ещё и связана. — Очень хорошо. Вам удобно? Тогда начнём. Представьтесь, пожалуйста. Перо-самописка Долиша, видавший виды артефакт с чуть погрызенной верхней частью, взмыло над листом пергамента. Мигнул свет, и в светильнике под потолком что-то подозрительно заскрипело. — Меня зовут Кирстен, — волшебница не говорила, а выплёвывала слова. — Кирстен Логан, и я ни в чём не виновата. Меня просто попросили принести еды, я ничего дурного не делала. — Но в магическом мире вы ведь известны под другим именем, не так ли? — невинным тоном поинтересовался Долиш. Рон снял с плиты чайник и принялся наливать чай всем присутствующим, включая задержанную. Долиш явно уже выстроил в голову какую-то схему, о которой просто не успел им рассказать. Впрочем, основную её часть Рон мог представить себе и сам. Волшебница, которая интересуется правом на адвоката, — неправильная волшебница. Особенно если она не кричит на Долиша и не требует немедля отпустить её, потому что он не имеет права. Эта женщина явно очень хорошо разбирается в том, как работают правоохранительные органы. — Да, — неохотно признала она, — я обычно представлялась Литой Джонсон. — Расскажите, пожалуйста, какое отношение вы или ваша семья имеете к приюту святой Хильдегарды. Она фыркнула. — Я и моя семья, по счастью, никакого. Эй, рыжик, вот в том шкафчике должно быть печенье, можно его к чаю? И развяжите меня, что ли, пить неудобно. Рон вопросительно посмотрел на Долиша, тот кивнул и сделал знак бровями — погляди там, мол. Рон достал печенье, проверил его диагностическими чарами: ядов и наложенных магических свойств нет, можно потреблять. Отлично: есть уже хотелось. Развязывать задержанную никто, конечно, не стал. Долиш чуть ослабил верёвки, чтобы она могла взять чашку в руки. — Мы просто знали об этом приюте, — продолжала Кирстен Логан. — Ну, что он был. Бабушка взяла ребёнка оттуда. — Хорошо, тогда расскажите, какое отношение ваша семья имеет к магическому миру. Кто из ваших предков перебрался жить к магглам? — Бабушка Эвелина. Она вышла замуж за дедушку, хотя её семья была против. Родила троих детей, в том числе мою маму. И одного взяла из приюта. Она ненавидит этот приют и счастлива, что его больше нет. Дядя Роджер жалеет лишь об одном: что не смог его сжечь. — Ваша мать — та самая волшебница, которая отказалась ехать в Хогвартс? — уточнил Долиш. — Да. Зачем ей это, она сама разобралась со своей магией. Бабушка и её научила, и меня. А с вашей братией она не хотела иметь ничего общего. — Но вы решили поступить иначе. Она неловко пожала плечами. — Я просто хотела помочь. — Хильде? — Спросите об этом её. — Я непременно спрошу. Но мне важна именно ваша роль в происходящем. — Её не было. Я не делала ничего противозаконного. Только назвалась чужим именем, и всё. Я просто ходила по магическому миру, смотрела, как он устроен. Мне было забавно смотреть на все эти штуки, которых никто кроме меня не видел. Я с детства это любила: стоять и пялиться на дом, видимый только для меня, наблюдать, что творится в закоулках, где наложены магглоотталкивающие чары. Но я ни во что не вмешивалась, просто смотрела. — Я правильно понимаю, что вы были для Хильды источником информации? — Спросите об этом её. — Сегодня Хильда попросила вас прийти? — Да, позвонила и попросила принести поесть. Сказала, что сидит безвылазно в доме, что на неё напали и она боится выйти. — Такое бывало раньше? — Нет. Но вообще в жизни такое бывает, с чего мне ей не верить? — Вы можете рассказать обо всём этом... проекте? — Спрашивайте её. Я ничего рассказывать не стану. Я не делала ничего противозаконного. Нормы магического права мне тоже известны, я ничего не нарушила. — Это вы пригласили Хильду в дом Лестранжей? Она задрала подбородок и посмотрела на Долиша с вызовом. — Я. А что? Я имею право на это имущество. Мне необязательно вступать во владение, чтобы иметь право зайти или позвать кого-нибудь, меня признаёт магия. — За что вы-то нас всех так ненавидите? — тихо спросила Алиса. — Вам же не причинили никакого зла. Ваша бабушка вышла замуж за своего любимого, и ей не мешали жить с ним. Вашу мать и наверняка вас приглашали в Хогвартс. Вас ничем не обделили, не унизили, не ущемили, за что? — Ты что, правда не понимаешь? — глаза Кирстен зло сощурились. — Ты видела фотки этого приюта вообще? Ты представляешь себе, каково это: в одночасье потерять родителей, дом, иногда даже имя, оказаться в холодном чужом доме, где над тобой издеваются, более сильные дети отбирают у тебя еду, ты одеваешься в обноски и выпрашиваешь милостыню на улице, чтобы хоть немного унять постоянное чувство голода? Вы делали это с собственными детьми! Вы не люди. — Не по адресу, — сказал Долиш, — она магглорожденная. — Не имеет значения. Она не понимает. Знает о приюте — и не понимает. Она тоже чудовище. — Я знаю о приюте, — согласилась Алиса, — и не понимаю, как он мог существовать так долго, почему никто не сжёг его дотла. Но при чём здесь те, кто не имел к нему никакого отношения? — Все имели отношение. Все знали, только говорили, будто не знают. Слушай, все всё понимали, сквибы куда-то исчезали, просто нужно было вовремя отвернуться и не смотреть, не замечать, не задумываться, и совесть не тревожила. Подумаешь, это не моё дело, у меня-то всё хорошо. Это кто-то виноват, не я. Все вы такие. — Понятно, — Долиш щёлкнул пальцами, останавливая перо-самописку. — Уизли, в аврорат её, пусть посидит под присмотром, там сейчас Сэвидж должен быть. Мисс Логан, прочтите протокол и поставьте свою подпись либо скажите аврору Сэвиджу, чтобы внёс в него изменения. Уизли, потом возвращайся, я хочу, чтобы ты это слышал, мне важно твоё мнение. Главное — не влезай сам. Рон кивнул и заученно повторил: — Я не принимаю участия в следственных действиях. — Алиса, сходи к Гарри, приведите... её. Кирстен Логан даже не пыталась сопротивляться. Похоже, она и правда была уверена, что ей ничего не грозит. Такая наивная или правда продумала, как вывести себя из-под удара? Рон проверил камин, тот был предсказуемо подключён к сети. Пройдя прямо в аврорат, он оставил задержанную на попечение Сэвиджа, велев бдить. Сэвидж пытался ему что-то рассказать, но Рон поморщился и поднял руку. — Это срочно? Сэвидж стушевался. — Да нет, иди. — О, Гринграсс, а ты что здесь делаешь? — Думаю, — мрачно сказал Фил. — Всё равно спать не могу, может, дело раскрою. — Скоро ещё Уильямсон придёт, — вставил Сэвидж. — Ничего срочного, Уизли, не дёргайся. Рон кивнул и шагнул обратно в камин. Женщина, называвшая себя Хильдегардой, сидела всё на том же стуле. На подоконнике примостился Гарри, остальная диспозиция не поменялась: Долиш сидел на одной табуретке, Алиса на другой. — Я расскажу вам всё, — сказала она, — но при одном условии. Я знаю, что с волшебниками можно заключить магический контракт, который они не смогут не выполнить, даже если одна из его сторон — маггла. Я хочу такого контракта. Моё условие очень простое: я хочу, чтобы всё, что я скажу, до единого слова, было опубликовано в «Ежедневном пророке». Скажем, в субботнем номере. Тогда я обязуюсь ничего не утаивать. Идёт? Долиш чуть поднял брови. — Вот как, значит. Что ж, я в целом не против, но давайте сначала обсудим некоторые детали. Я совершенно поддерживаю вас в желании рассказать всем о приюте святой Хильдегарды и о вине волшебников перед его обитателями. Можно в подробностях. Но я категорически против того, чтобы полоскать грязное бельё тех, с кого вы брали деньги не за связи с приютом. Если их история к этому всему не относится, вроде истории Гринграсса, например, и единственная цель её публикации — испортить человеку жизнь, я не могу с этим согласиться. — То есть вы хотите обвинить некое абстрактное общество, но оставить чистенькими конкретных людей? — язвительно спросила она. — Не совсем так. Мы говорим о тех, кто предавал родных людей, не так ли? Кто относился к человеку, к его судьбе, как к пыли, которую надо смахнуть со стола. Правильно ли будет впутывать в это Уизли, бросившегося помогать родственнику, не особо раздумывая? Или Гринграсса, пошедшего на преступление ради счастья своего сына? Или Робардса, немедля раскрывшего потерянному родичу, о котором он не знал, братские объятия? Если вы боретесь за идею, может быть, не будем передёргивать? Рон привычно, словно всё ещё был на занятии, отметил: меняет манеру речи, подлаживается под собеседницу. Добавляет пафоса в лексику, переходит на этические аргументы. Да, пожалуй, это то самое поле, на котором удобнее всего загнать женщину, уверенную, что борется за справедливость, и в то же время не забывающую положить денежки на свой счёт. Она задумалась. Потом медленно, величественно кивнула. — Хорошо, давайте ограничимся историей приюта и сквибами. Но я хочу, чтобы об этом говорили. Писали, читали, обсуждали. Я хочу, чтобы эта тема вышла из тени раз и навсегда. Ради этого я готова на компромиссы. Рон с тоской подумал про Малфоя. На что способен хорёк, загнанный в угол? Ну, хорошо, он совершенно точно не убийца, но мало ли можно натворить, не совершая убийств? Перо-самописка скользило по пергаменту, записывая сухие формулы договора под диктовку Долиша, а Рон пытался прикинуть, чем это грозит магической Британии. Что-то непременно изменится, но что и как именно? В голове сам собой начал складываться ответ. Репутационные потери для чистокровных семей, полукровки и магглорожденные начнут шуметь о контроле, о гражданском обществе, которое бы никогда не допустило... Похоже, Гермиона станет министром даже раньше, чем планировалось. Хорошо ли это? Она ведь хотела успеть родить второго... А, пустое: политика ей важнее. И нужен закон, регулирующий правовой статус и права сквибов. Чтобы те, кто хочет от них избавиться, не стали использовать более простой и верный способ. Как раньше. Малфоя, конечно, жалко, но лес рубят — щепки летят. А этот лес уже высох, если его не вырубить, на голову свалится. Долиш выторговал право редакторам «Ежедневного пророка» изменить до двух процентов текста «в целях удобочитаемости». Это было здорово: тамошние спецы умели парой слов подрихтовать смысл в нужную сторону. Эх, жаль, что Рита там уже не работает, завела своё издание и процветает. Алиса и Гарри засвидетельствовали контракт. Это было, как отметила Хильдегарда, не очень правильно, они ведь на службе и вообще подчинённые Долиша, но что поделаешь. Долиш уверил её, что магия не понимает, что такое коррупция и приказ начальства. Она поморщилась: — Я знаю. Просто у нас так не принято. В маггловском мире такой контракт могли бы аннулировать. — Так именно потому, что нет гарантии добросовестности его заключения, — вмешалась Алиса. — Здесь гарантирует магия. — Справедливости ради, есть способы обмануть и магический контракт, — сказал Долиш (зачем он это делает, интересно? Запомнить, это наверняка неспроста), — но те, кто ими владеет, или мертвы, или сидят в Азкабане. К счастью. — Я знаю, — повторила Хильда. Она пошевелила плечами, пытаясь поудобнее устроиться в связывающих её путах, и начала рассказывать. Выглядела она при этом, как знаменитость, дающая интервью. Рон и Гарри настороженно следили за каждым её движением, примеряя на это вычитанные в книжках знания, пытаясь понять, кто такова эта женщина. Алиса на неё не смотрела. Встала, подошла к окну и уставилась в него. — Меня действительно зовут Хильдегарда. — Голос звучал ровно, как будто она давно и подробно продумала этот монолог. — В каждом поколении нашей семьи была девочка с этим именем. С того самого времени, как нас поставили смотреть за приютом. Эта история стоит того, чтобы её рассказать. Не сомневайтесь, она имеет отношение к делу. Всё началось с того, что у Деметриуса Крауча родилось одновременно двое детей от разных женщин: от жены и от любовницы. Жена его была, как водится, чистокровной волшебницей, а вот любовница — простой магглой. Однако вышло так, что именно у миссис Крауч родилась дочь-сквибка, а у девчонки, которая знать не знала, что её любовник маг, и отдавалась ему за небольшое содержание, появилась на свет волшебница. Разумеется, это выяснилось не сразу, а когда девочки вошли в соответствующий возраст. Проблема была серьёзной: во-первых, две дочери Крауча были совершенно не похожи, а во-вторых, хотя с любовницей мистер Крауч не порвал, но дочь категорически отказался признавать и прямо заявил её матери, что не хочет иметь к «этому ублюдку» никакого отношения. Велел говорить ему в следующий раз, если она забеременеет, и обещал решать проблему быстро и без какого-либо вреда для неё. Таким образом, ничего похожего на надлежащее воспитание Тереза, его дочь от любовницы, не имела. В отличие от Летисии, дочери от жены. И тем не менее, когда выяснилось, что колдовать Летисия не может, мистер Крауч решился на подлог. Летисия была отправлена на воспитание к маггле, а её собственная дочь заполучила ожог на лице, изменивший её до неузнаваемости, и новое имя. Какое-то время девочку не показывали людям, объясняя это лечением от страшного тёмного проклятия, обезобразившего её на всю жизнь; на самом же деле бедолагу срочно учили вести себя должным образом. К счастью, от ребёнка особых манер никто не требовал, но, по крайней мере, она должна была в присутствии посторонних называть матерью чужую женщину. Полагаю, без магического принуждения не обошлось. А настоящая Летисия жила под именем Терезы у любовницы Крауча, и надо сказать, что он довольно быстро стал к ней так же безразличен, как до того был к настоящей Терезе. Любовница-маггла, конечно, была не в восторге от всей этой аферы, она любила свою дочь, а эта чужая девочка, которую ей навязали, для неё была причиной её несчастий, так что отношения между ними не сложились. Летисия — я, с вашего позволения, буду называть её данным ей при рождении именем — выросла очень практичной, недоверчивой к миру, с отличной деловой хваткой. Она не любила никого и всех подозревала в наихудшем. Когда ей было двенадцать, её изнасиловал какой-то пьяный подонок, поставив крест на её надежде в будущем хорошо выйти замуж, но в конечном итоге она нашла довольно бесхребетного мужчину, которого в жизни интересовало только одно: чтобы его уважали как главу семьи, но ничего от него не требовали. Формально ему принадлежала лавка, но на деле ею управляла Летисия. Гарри сидел на подоконнике, сжимая в руках чашку с совершенно остывшим чаем. Кажется, опять принял историю слишком близко к сердцу. Всё-таки в том, чтобы быть хорошим человеком, есть множество недостатков. Рон поставил собственную чашку на стол, старательно не замечая, что в ней чай тоже холодный. — Когда Летисии было тридцать пять, к ней вдруг заявился отец. Сказал, что у него есть для неё дело, хорошее, прибыльное. Назвал сумму. Она согласилась сразу же. У неё уже было четверо детей, и пятого она носила под сердцем. Пятую: родилась девочка, которую и назвали Хильдегардой. Летисия — в документах приюта она всё же значится как Тереза — сформулировала свою собственную цель так: дети, вышедшие из стен её приюта, должны быть способны выжить в мире магглов. Если они были слишком слабы и не выдерживали того, что она считала правильным воспитанием, она особенно не расстраивалась: их жизнь была бы совершенно ужасна. Летисия часто повторяла, что смерть — не худшая судьба для того, у кого во всём свете нет ни одной родной души. Попечителями приюта сначала были исключительно волшебники, но это быстро изменилось: в маггловском мире нельзя скрыться, и если ты растишь каких-то детей, тебя непременно спросят, где ты берёшь на это деньги. Время шло, когда Летисия умерла, место занял её младший сын, он завещал дело старшей дочери... Последней директрисой приюта святой Хильдегарды была я. Рон попытался прикинуть, сколько же ей лет, но отчего-то запутался. Было ощущение, что мысли разбегаются в разные стороны. А, ну да, он же сегодня не спал. — В то время, — продолжала она, — приюты повсеместно закрывались, и это было правильно, для брошенных детей создали другую, намного лучшую систему. Но я боялась, что нас закроют. Я ведь понимала, к чему это приведёт. Сейчас детей отдают, а что будет потом? Иллюзий я не питала: сквибов просто снова начнут убивать, и всё. Сначала я хотела содержать что-то типа частной школы, которая для волшебников была бы всё тем же приютом. Вы не вникаете в дела магглов, вас можно обманывать долго. Однако потом у меня появилась более амбициозная идея: попробовать прекратить это раз и навсегда. Я долго думала, перебирала бумаги, и наконец идея оформилась окончательно. Я никогда не была в магическом мире, но благодаря уникальному опыту моей семьи могла многое о нём рассказать. Главными были две вещи: во-первых, репутация для волшебников превыше всего, важнее родственных связей, дружбы, материнской любви. Во-вторых, любить принято только тех, кто этого достоин. Впоследствии, уже вникнув, что и как здесь происходит, я лишь убедилась в этом: если человек не принадлежит к лагерю тех, кого любить можно, в его сторону и не посмотрят, кем бы он ни был. Как только выстраданный, желанный ребёнок оказывается низшим существом, неволшебником, все чувства к нему мгновенно испаряются, хотя вроде бы они были искренни. В общем, я начала разбираться, кто есть кто, что такое магический мир, и нашла Эвелину. С неё всё и началось. Она значилась у меня в бумагах как усыновительница одного из мальчиков, но в той папке лежала записка, видимо, тогдашний директор приюта черканул для себя: «Она странная, кажется, из этих». Я хотела понять, кто такие эти самые волшебники, и под надуманным предлогом встретилась с ней. Она оказалась совершенно замечательной, очень умной женщиной — и ценнейшим источником информации. Из разговоров с ней я поняла, как здесь всё устроено. Я не посвящала её в свои планы, просто сказала, что хочу остановить эту практику, для чего мне нужно узнать побольше. Эвелина назвала меня наивной дурочкой, но не отказала. — И Кирстен тоже помогла, надо полагать? — уточнил Долиш. Она кривовато усмехнулась. — Кирстен тогда ещё на свете не было. А я была младше, чем она сейчас. Сначала я пошла к тем, кто не мог похвастаться богатством, но занимал хорошие должности или ещё почему-либо имел доступ к информации. На то, чтобы выяснить имена этих нужных мне людей, ушёл первый год общения с магическим миром. Это были преимущественно родители моих детей. Приютских детей, я имею в виду. Я могла навредить им довольно просто и весьма ощутимо, продемонстрировав этих детей обществу. Они и стали моими первыми информаторами. Кропотливо, год за годом, я по крупице собирала информацию. Мне некуда было спешить. Я хотела, чтобы все те, кто причастен к созданию приюта святой Хильдегарды, понесли наказание. В приюте хранились документы обо всех детях, начиная с самого первого дня его существования, и хотя далеко не все значились в наших списках с фамилиями, той информация, которая была, хватало, чтобы понять: в магическом мире есть буквально несколько семей, не замазанных в этой грязной истории. Прежде всего это, конечно же, семьи магглорожденных волшебников. Она сделала паузу, потом задумчиво продолжила: — Сначала я думала, что только чистокровные в этом замешаны. Потом поняла, что это не так. Видите ли, не всем детям стирали память, и нередко они рассказывали о том, кто они и откуда. А некоторых и вовсе привозили родители лично, не скрываясь. Если это были, например, наши попечители или члены их семей, мы, конечно, знали, какую фамилию носил ребёнок. Когда я проработала все архивные заметки, у меня накопилось немало информации. Длинный список из фамилий. Велико же было моё удивление, когда я узнала, что в этом списке значатся и те, кто никогда не мог бы претендовать на статус чистокровных. То есть это касалось всех. Даже те, кто всего пару поколений жили в магическом мире, проникались убеждённостью: сквибы — не люди, их можно просто выбросить, будто мусор. — Скажите, я правильно понял, — спросил Долиш, — что сотрудники приюта записывали фамилии, которые обронил в разговоре ребёнок? — Конечно, записывали. Во-первых, в нашем приюте никогда не было много детей. Работы не очень много, это провоцирует любопытство. Во-вторых, таково было негласное правило во всех приютах: если ребёнок помнит свою родню, то чисто теоретически не исключено, что он был украден и родители в отчаянии ищут его. Или что они передумают и заберут малыша. Поэтому вся информация тщательно собиралась. — А бывало так, что детей забирали? Ну, в смысле, не усыновляли, а именно их родители? — вмешался Гарри. — Пару раз за всё время существования приюта. Не знаю, что с этими детьми было дальше. Конечно, не про всех детей выяснялось хоть что-нибудь, но я могу практически утверждать, что знаю имена большинства воспитанников приюта святой Хильдегарды. Ведь вы, волшебники, так кичитесь своими родословными, что их можно найти в открытых источниках. Всякие там «Кто есть кто в магической Британии» рассказали мне всё, что требовалось. Даты смерти многих детей поразительным образом совпадали с датами появления в приюте новых воспитанников того же возраста. Я потратила несколько лет, пытаясь выяснить полный список виновных, а потом бросила это дело. Ни одной семьи, непричастной к смертям или изгнанию сквибов, не было, можно утверждать это наверняка. И тогда я стала искать другие доказательства: те, которые могли бы их скомпрометировать. Она презрительно усмехнулась и покачала головой. — Признаться, я думала, будет сложнее. Я много читала о шантажистах, о том, как они действовали и на чём попадались. Но вы, волшебники, оказались на удивление простой добычей. Вы так тряслись о своей репутации, так боялись, что о ваших грешках узнают другие, что прошло больше года, прежде чем обо мне заговорили даже шёпотом. А заговорив, не сделали ровным счётом ничего. Ведь сплетничать друг о друге оказалось куда интереснее, чем собраться вместе и дать отпор. Они боялись меня, ненавидели, грозили несусветными карами, которые непременно обрушатся на меня, если я не оставлю их в покое, но ничего не делали. Вы ведь от этого белобрысого слюнтяя обо мне узнали, да? Который пытался меня убить? — Нет, — ответил Долиш, — миссис Роул сделала заявление. Она считает себя оклеветанной и, кажется, возмущена этим даже больше, чем самим фактом шантажа. — А, ну, может быть, — Хильда безразлично пожала плечами. — Откровенно говоря, я действительно могла ошибиться, вас так много, а информацию иногда бывает сложно проверить. — К тому же, Гавейн Робардс — глава аврората, он, конечно, не мог не начать расследование, — добавил Долиш. — Зря вы к нему пошли. — Этот поступил достойно. Я рада, что в волшебном мире нашёлся хоть один, кто поступил достойно. Были те, кто отмахивался от меня, мол, рассказывай что хочешь, мне всё равно. Но таких я встретила на удивление мало. Меньше, чем рассчитывала встретить. Вообще весьма забавно, что у вас в обществе изгнание сквибов, особенно с лишением их памяти, яростно осуждается, хотя это делали решительно все. Я даже подумала было, что времена изменились и, возможно, сейчас только отдельные негодяи так поступают, но нет. Судьба выброшенных сквибов и их потомков не интересовала никого, кроме этого вашего Робардса. Все тряслись только о том, что о таком позоре узнают. — Ну это же неправда, — возмутился Рон. Он вспомнил Малфоя, который с жаром доказывал ему, что, конечно, эти люди его родственники, они уже пообщались... Впрочем, Хильда ведь может об этом не знать. — Ты о белобрысом, что ли? — фыркнула Хильда. — Да его волнует только одно: чтобы его драгоценная родня не узнала и не расстроилась. А что там с какими-то ничтожными сквибами, не имеет значения. — Вы передёргиваете, — возразил Рон. — Конечно, люди, с которыми мы прожили всю жизнь, нам ближе и дороже, чем родственники, о которых мы только что узнали. У меня куча родни, но я не могу сказать, что мне одинаково близки мама и троюродная тётушка. И если бы сейчас я узнал, что у меня есть ещё один брат, он был бы... Ну, человеком, о котором мне интересно выяснить побольше, но никак не таким дорогим для меня, как остальные мои братья. Это нормально. И вовсе ему не безразличны они, и он вам об этом говорил. — Я так и знала, что он прибежал к вам за помощью, когда сам не смог управиться. Проблески здравого смысла у него есть. Долиш поморщился. — Вы или действительно передёргиваете, или слепы. Я могу рассказать вам, почему всё было именно так, если хотите. Магическое общество сейчас разобщено как никогда. Раньше оно было обыкновенным, нормальным, маггловское наверняка такое же: группки по интересам, компании, где все готовы поддержать друг друга, друзья и враги, противоборствующие и союзничающие лагеря. Потом была война, вы наверняка знаете о ней. И самые крепкие команды, сообщества внутри общества, были истреблены, потому что раньше других встали на защиту своих ценностей. У нас осталось не так уж много даже просто дружеских компаний. Одна такая, особо крепкая, в Азкабане сидит, на ваше счастье. От остальных остались осколки. Новые пока только медленно создаются, и прежде всего это молодёжь. Всё-таки погибших среди них не так много, как среди старшего поколения, которое пережило больше потрясений. Поэтому отпор вы получили не от одного белобрысого, а скорее от их компании. Они и сами пытались найти решение, и с нами сотрудничали, — в общем, они как раз и были тем самым обществом, которое вы, по вашим словам, у нас не нашли. Пожалуй, поставлю на то, что вы его не заметили. Сначала вы осторожничали, готовые к отпору и к тому, что ваша деятельность вызовет возмущение. Но безнаказанность развращает, и вы осмелели. Перестали как следует проверять информацию, начали вести себя слишком неосторожно. И не учли, что среди тех, кого вы якобы защищаете, тоже могут оказаться недовольные вами. Ведь вы брали с волшебников деньги далеко не только для них, не так ли? — Прежде всего для них, — уверенно парировала Хильда. — Кое-что мне, конечно, приходилось тратить на поиски информации, опять же ингредиенты для оборотного зелья стоят дорого. Для меня соглашались его варить, но компоненты я должна была доставать сама. Просто вы не представляете, сколько их — брошенных вами детей и их потомков. Они сами не представляют. Я ведь не делю деньги поровну между всеми, а помогаю прежде всего тем, кто в этом особенно нуждается. Кому-то нужно дорогостоящее лечение, кто-то вынужден срочно переехать в другую страну, у кого-то ребёнок с инвалидностью. И обратиться, кроме благотворительных фондов, некуда, ведь семьи нет. — Расскажите о ваших делах с гоблинами, — сказал Долиш. — Да нечего особо рассказывать. Мне нужен был доступ к вашей банковской системе, открыть счёт на имя магглы гоблины отказались. Мне ничего не оставалось, кроме как заявить, что я представляю интересы членов магических семей. Не поленилась, принесла им список означенных членов на восьми листах. Выяснилось, что у некоторых из них в Гринготтсе есть сейфы: счастливые родители завели в своё время, а когда выбросили вон ставшее ненужным дитя, позабыли закрыть сейф. Он же карман не тянет, о себе не напоминает. Гоблины сомневались, насколько законным представителем я являюсь. Они признали, что как директор приюта (бывший, но я опустила эту подробность) я могу представлять интересы детей, но как быть с уже выросшими воспитанниками? В общем, мне пришлось надавить. Я напомнила гоблинам, что они нарушают множество пунктов договора с волшебниками. К тому времени я очень хорошо изучила магическое право, мне было это нужно, чтобы понять, что из имеющейся у меня информации выгоднее использовать. — А они нарушают? — поинтересовался Гарри. — Да, — улыбнулась она. — Каким образом, позвольте полюбопытствовать? — Извините, не скажу. Они выполнили мои требования, я выполню свои обещания. Да вы сами можете разобраться, откройте договор и изучите повнимательней. Собственно, это всё, что я хотела вам рассказать. Больше мне не о чем говорить с волшебниками. — Боюсь, некоторые вопросы мне всё же придётся вам задать чуть позже, — сказал Долиш, — уточнить отдельные детали. К сожалению, сейчас вам придётся пойти со мной. — Вы имеете право содержать в камерах министерства магглов? — Она задала вопрос с искренним интересом. — Да, при условии, что они знают о магическом мире. Вот в Азкабан мы вас посадить не имеем права. Думаю, здесь пригодится сотрудничество с маггловскими органами правопорядка, ведь шантаж карается и по вашим законам. Вы ведь раньше пользовались каминной сетью, хорошо её переносите? — Да. — Хорошо, тогда мы доставим вас в министерство. Пойдёмте. Пока Хильду водворяли в камеру, никто из них больше не произнёс ни слова. Потом Алиса спросила: — А что мы будем делать, если «Ежедневный пророк» откажется публиковать эту историю? — Выдадим ему предписание, — отмахнулся Долиш. — Это министерский печатный орган, куда он денется. Так, дорогие мои, вы завтра... пардон, сегодня выходные. Светает уже. Мерлин величайший, что там за вопли? Сэвидж, чего ты орёшь? И почему вы все здесь вообще? — Расследуем, — отозвался нестройный хор. Посреди кабинета авроров прямо на своём рабочем столе стоял Сэвидж и вопил, что больше не может этого переносить и завтра же уезжает на Канары, а оттуда на Северный полюс, в тишину, к белым медведям, не знающим греха. — Что с ним такое? — спросил Долиш. — Дело раскрыл, — пояснил Уильямсон. — Мы все вместе его раскрыли, — строго поправил Сэвидж. — Ты представляешь, Долиш... Нет, ты не представляешь! Это всё было сделано ради убийства! — Тебе так удобно рассказывать? — Долиш задрал голову, чтобы встретиться с Сэвиджем глазами. Тот вздохнул и слез со стола. — Это всё было сделано, чтобы убить ту тётку! Ограбления в разных частях Британии под личиной этого молокососа. И потом он, именно он, убивает тётку, а всем говорит: я невиновен, это опять та банда грабителей! Но мы его вывели на чистую воду! Только вот, кажется, утро уже. — Ясно. А грабители, значит, — дружки его? — Ага. Слушайте, а дежурить кто будет? Мы же все с ног валимся. — Ну, я могу, — сказал Гринграсс и зевнул. Открылась дверь, и появилось изумлённое лицо Робардса. — Вы уже здесь? Так рано? — Мы ещё здесь, — поправил его Долиш, — и вообще-то собирались уходить, но оказалось, что некому остаться на дежурстве. Робардс вздохнул. — Ладно, орлы, идите. Я подежурю, раз уж я единственный остался в строю. Долиш, я слышал, вы взяли шантажистку? — Да, а Сэвидж с ребятами разобрались с грабителями под обороткой. Мы все молодцы, только очень спать охота. — Идите, идите. Да, и вот ещё что. Мистер Гринграсс, не надумывайте себе всякой ерунды, вы нужны аврорату, я вас никуда не отпущу. — Ну вот, а я тебе что говорил?! — воскликнул Уильямсон. — Зря ты загоняешься, мы, конечно, прогрессивные авроры, но магическое сообщество погрязло в кумовстве и коррупции, у нас из-за такой ерунды в отставку не уходят. Робардс тяжело вздохнул и закрыл дверь. Авроры, галдя, ссыпались в атриум. Рон шёл за ними, вяло думая о горячем завтраке и мягкой постели. Гермиона, наверное, уже собирается на работу. Жаль. Сейчас бы посидеть с ней, послушать про очередной законопроект. А придётся доставать сонную Розу из кроватки и тащить в «Нору», потому что спящий Рон за ней точно не присмотрит. Если, конечно, Гермиона её ещё туда не отнесла. Наконец настала его очередь шагать в камин. Он назвал свой адрес и испугался тишине в гостиной. Взлетел по лестнице: вдруг Гермиона проспала? Лучше пусть проспит, пожалуйста, только пусть ничего дурного... Гермиона сидела в комнате Розы и рассказывала ей сказку о том, как её смелый папа ловит злых волшебников. Роза пищала, хлопала в ладоши и время от времени восклицала: «Па!» Рон, глазам своим не веря, подошёл, встреченный ликующим воплем «Па!», и обнял Гермиону. Зарылся носом в её строгую причёску и молча стоял, вдыхая запах медового шампуня. — У тебя всё хорошо? — спросила Гермиона. Он отрицательно покачал головой, потом спохватился и сказал: — Вообще да, мы взяли преступницу. — Помолчал и добавил: — И дело Сэвиджа раскрыто. Можно сказать, в аврорате праздник. — Только что-то настроение у тебя не праздничное. Роза, я пойду уложу папу спать и отнесу тебя к бабушке, хорошо? — Па! — деловито заявила Роза и села в кроватке, всем своим видом демонстрируя терпеливое ожидание. Гермиона взяла Рона за руку, и они отправились в спальню. — Я шторы не раздёргивала, так и поняла, что ты под утро придёшь. Ложись и отдыхай спокойно. Или тебе сначала надо поесть? — Не, спать. Никаких сил нет. Знаешь, — Рон поймал жену за руку, заглянул во встревоженные глаза, — она ведь права, понимаешь, во всём права. Мы делали вид, что ничего не знаем, убеждали себя и друг друга, что тёмные времена позади и сейчас никому не придёт в голову убить сквиба или вышвырнуть из семьи. И когда внезапно то один, то другой ребёнок объявлялся мёртвым в шесть, семь, восемь лет, мы так старательно верили в это. Тем старательней, чем больше знали случаев в те самые тёмные времена. Случаев, о которых не хотели ни говорить, ни думать. Стереть из памяти, не замечать, это внутреннее дело семьи, мы не должны думать, не должны смотреть. Мы должны иметь возможность искренне сказать: как же так, мы ничего не знали! Да Люциус с его фобией честнее нас всех, он хоть думал об этом всё время. Бедняга, мне его жалко. Хотя, думаю, в глубине души он понимает, что его страхи не беспочвенны. Может, ему даже легче станет. Но мы все... И я тоже, понимаешь, Гермиона? Я тоже. Ладно ты или Гарри, вы правда не знали, вы не росли во всём этом. Но я! Гермиона молча обняла его и стала гладить по голове. Потом наконец сказала: — Знаешь, в этой истории важно то, что она закончилась. Что ты теперь понял: так бывает. Есть вещи, которые ты можешь скрывать даже от себя. Но ты ведь аврор, Рон, ты можешь это расследовать, вывести на чистую воду. Ты хороший аврор, милый. Ты справишься. — У магглов такое тоже бывало, да? — Да, и ещё как. Собственно, почему бывало. И сейчас многие смотрят и не видят. Это обычное дело, Рон. Ты попался в довольно стандартную ловушку. Спи, милый. Ты хороший аврор. Сегодня у тебя был плодотворный день. Завтра случится что-нибудь ещё, с чем ты тоже непременно справишься. А потом ещё. И снова. А потом ты пойдёшь в отпуск и через неделю смертельно заскучаешь. — С тобой и Розой? Никогда! Гермиона усмехнулась. — Спи. Ты у меня самый лучший. Уже засыпая, Рон услышал, как она поднимается с кровати и тихонько, стараясь не цокать каблуками, идёт к двери. Внизу часы глухо пробили восемь. «Надо послать дяде-магглу открытку на ближайшее Рождество, — подумал Рон. — И заехать в гости». И наконец уснул.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.