Воспоминания

Если с хребта посмотреть на северо-запад, то можно вспомнить о том, что когда-то там лежал Таргелион. Скудный и стылый край – но приезжаешь и понимаешь, что вновь очутился дома. Братья – это дом. Семья – это единственная крепость. Только Маглор уже не помнил, как выглядит Карантир. Забыл, каковы его братья – что любили и от чего горевали… Стёрлись лица родителей. Если оглянуться на чужеродный восток, то можно попытаться понять, куда ушёл Элронд Полуэльф, которого ныне называли Мудрым. Сплошная стена дождя укрыла просторные нивы, желтеющие к сентябрю холмы, размыла дороги – но Элронд был где-то там, совсем-совсем далеко, чтобы не помнить о Маглоре, а сам Маглор помнил лишь крик – крик крови, после которого зачем-то рос Элронд с ним, ходил он с братом рядом с ними… С ними? Маглор запрещал себе вспоминать с кем. Стены его дома давным-давно рухнули. Убежище, в котором он мог укрыться, много лет назад перестало существовать – а море смыло его следы… Как же сильно Маглор возненавидел с годами море. Каждый его вздох обвинял его в реках крови, что пролились в солёные воды. Каждая волна накатывала – и не могла смыть груз его Клятвы, боль с его рук. А каждый раз, когда находил он прекрасный утёс, свешивал с него ноги, думал песню – песню о прекрасной Ниэнор, потому что иные ноты позабыл – а после спрыгивал в пучину скал и белой пены, то как бы ни жгло горло солёной водой, как бы сильно Маглор ни ударялся о камни и воду, его всегда спокойно выносило прибоем на берег… Ульмо не давал ему даже шанса утонуть. Майар не сжалились, и не дарили избавления от ненависти к самому себе. А ещё Маглор не мог пойти к семье, к любимым братьям – и увидеть их лица, осмелиться вспомнить голоса их и обрести с ними покой… И до сих пор боялся горного огня. Бурная река шумела далеко внизу. Узкое ущелье с отвесными склонами пересекало Эред Луин почти с самого запада – и текла куда-то в равнины и холмы Эриадора. Вода пенилась, головокружительно сверкали брызги, и Маглор понимал, что даже Ульмо не сможет сохранить здесь ему его ненужную жизнь. Без памяти, без смысла, жизнь с выеденной пустотой в груди. К тому же, Маглор и не рассчитывал спуститься с этих гор. Он совершенно не был подготовлен для перехода через них – куцый плащ, разваливающаяся обувь, крохотный запас еды. Жаль только ноты про Ниэнор всё не шли. Маглор не писал песен с тех пор, как стал ночами звенеть в ушах последний вопль Маэдроса. Сапоги с трудом пережили долгий путь по непростым горным тропам: набойки на левом почти не было, на правом и вовсе уже отваливалась подошва. Разувшись, Маглор аккуратно поставил обувь на край ущелья и потрогал зачем-то мягкую кожу на голенище. Это был не прыжок. Маглор просто соскользнул в пропасть. Только зажмурился у самой воды. А в совершенно пустой голове, в которой выжглось всё ужасом, внезапной жаждой жить, почему-то вспыхнуло «Мама!..» Из жара – в холод. Из холода – в жар. А из боли – только в боль, а ведь Маглор так надеялся, что с хроа останется вся его боль… Но этого он, похоже, не заслужил. Первая боль пришла вместе с холодом. Прокралась ледяными пальцами, прошлась лёгкими мурашками по спине и вдруг вцепилась в суставы, вцепилась островками – и Маглор бы застонал, если бы вспомнил, как это делать. Вторая боль впилась вместе с иглами и жуткими звуками. Сотни тупых ножей вонзились ему в кожу – а тысячи теней забормотали неверными голосами, застучали невидимыми голосами, а Маглору стало так страшно, что он мог бы заплакать. А третья швырнула его в жар и пламя такое, что застрял крик ужаса перед огнём в горле Маглора, и стало трясти с головы до ног. Мутные образы окутали, темнота и свет, свет – и снова темнота, и наконец огонь восстал во всём своём великолепии. Пожар наступал, в пожаре снова кричал Маэдрос; Маглор заскулил – он трусил – стал крохотным, беспомощным, а затем его словно кто-то проглотил. Огонь и стены взвились вокруг него; но вдруг и вой огня стал тише, и пламя завилось в красивые кудри, и Маглор тихо замер. Мама. Не видел её лица, не помнил, как она выглядит… Мама, мамочка. Почему он совсем не помнит лица своей мамы?.. Нерданель чуть повернулась к нему, но пламенные локоны всё равно закрывали её стан. Зато она улыбалась, а Маглор смотрел как завороженный – смотрел, смотрел, смотрел… Грянул гром. - Проснись, Кано. Грянул гром! - Проснись! От гневного хриплого вскрика встряхнуло с головы до ног. Маглор резко вздохнул, сипло выдохнул – и, кажется, действительно проснулся, так как видения отступили. В тепле под чем-то мягким ему было жарко и трудно дышать. Раскалывалась голова, а от собственного пота он промок, как мышь. Ко лбу липли волосы. Маглор убрал их ладонью и нашёл сдвинутое в сторону влажное полотенце, которое так приятно остудило лоб, стоило к нему прижаться кожей. В метре от него трещал камин в круглой аккуратной кирпичной кладке. За круглым же оконом стеной стоял ливень – гроза в самом разгаре; но почему-то он не слышал шума воды о крышу. Сердце постепенно стучало медленней, возвращаясь в свой нормальный ритм. Маглор осознал, что его зовут Маглор, немного подумал об ущелье – которое должно было принести ему гибель, и постепенно начал приходить в себя. Эльф находился в чьём-то доме. Всё его тело было в синяках и ссадинах, а голова так или иначе сильно ныла и казалась тяжёлой. Ему потребовалось время, чтобы пламя очага перестало расплываться закатным заревом от мути в глазах, а полотенце впитало остатки жара. А затем Маглор напрягся – так как не знал ни где он, ни как здесь оказался. Это был престранный круглый дом. Потолок сходился полукругом так низко, что Маглор смог бы выпрямиться во весь рост только в самом центре комнате – и то волосы могли бы касаться потолка. Стены были деревянными, легко пахло опилками, дровами; как пахнет в совсем недавно выстроенных домах. На каминной полке стоял светильник с несколькими огарками и тарелки в синий цветочек по кайме – похоже, для странной красоты. Под ногами Маглора лежал пуфик, но даже так приходилось поджимать под себя пятки, чтобы лежать спокойно на маленьком диванчике. По размеру это могло бы быть жилище гномов. Однако сверкнула за окном молния, осветила листву у окна, цветки в горшках под надежным козырьком крыши, и Маглор несколько озадаченно сел. Конечно, не все гномы жили непосредственно в горах. Многие торговцы и ремесленники и жили у подножья своих величественных домов, и приезжали на заработки, оставаясь на год, на два среди людей, чтобы продать талант свой, показать умение, найти постоянных покупателей. Но меньше всего это жилище было похоже на гномий дом, в котором, впрочем, Маглор никогда не бывал, но представлял его темнее, из камня, тяжелее… А здесь дышалось свежо, как под открытым небом. Впрочем, мало ли чем занимаются гномы и как живут в Эриадоре. Маглор сел, из-за чего стеганое одеяло само упало с плеч. Боль сдавила грудь, и только в этот момент эльф заметил перевязку хлопковой тканью. А так же то, что из вещей на нём были только его штаны – а всё остальное кто-то с него снял и унёс, даже сапоги! Ах, нет. Он задумчиво коснулся синяков, проклятого шрама на ладони, ноющего места на бедре… Сапоги сам снял. На низком столике, ниже, чем ему по колено, он нашёл кувшин с водой и записку. Жажду Маглор пересилить не пытался, иссушила та горло; а записка гласила на вестроне: Позови, если проснёшься днём. Не вставай. Не воруй еду из кладовой! Неожиданно Маглор разозлился. Не сам сюда пришёл. Не просил открывать ему двери. Да он даже не знал и не мог знать где тут проклятая кладовая. И его уже заранее считают преступным ворьём! Эльф резко встал, проигнорировав головокружение. Сделал шаг по комнатке, сделал второй – и с размаху врезавшись лбом в балку зажмурился, потому что кружащие стены обернулись отвратительно сильной тошнотой и звоном в ушах. Тупоголовые гномы! Они его даже не знали! Ему стало совсем дурно. Внутри всё кипело, горело. Сотни лет Маглор хранил клеймо преступника, и в первом доме, в котором он оказался, сразу решили, что принесёт хоть малое зло. Ему захотелось выйти – в грозу, в ливень и чтобы в него ударила молния. Как-то он добрался до двери. Распахнул её, а за ней… Кладовая ломилась изобилием; вдоль стен тянулись стеллажи. На полках Маглор разглядел солонину и яйца, блестящие овощи и листья салата. Корзинка крепких яблок источала душистый аромат фруктов, рядом стояли – специи, крупы, орехи… Темные бутыли яблочного сидра и хорошего вина надёжно прятали своё содержимое; показывали броские подписи своих названий. От приоткрытого бочонка тянуло странным горьким запахом – Маглор не узнал, что это за растение, но не похоже, чтобы оно годилось в пищу. Завернутый в бумагу круг сыра был ближе всего к нему. Прямо рядом с ним лежал нож и несколько маленьких кусочков – словно хозяин любит приходить сюда полакомиться своим сыром. Маглор всё ещё был зол. Ему хотелось что-нибудь разрушить. Так что он схватил ломоть сыра, вернулся в комнату, чудом не врезался в балку и нырнул под одеяло, накрывшись с головой. Стало темно. Вся синяки и шрамы напомнили о себе одновременно. Эльф завозился и вгрызся в сыр. Скрипнул диванчик. Постепенно он расслабился. Стеганое одеяло было тяжёлым, прижимало его к бархатистой обивке, к маленькой подушке, словно прятало. Сыр оказался солоноватым, но вкус нежно растекался по языку. Головокружение прошло, боль обернулась смертельной усталостью – и, не высовываясь, Маглор сонно потёр глаза. Много лет назад эльф потерял название этому чувству. Но он точно годами его не испытывал. Маглор проснулся от жажды, шумных птиц за окном и солнечного света, тронувшего его ухо и лицо. Зевнув, он нашёл кусочек голубого неба, зелёной листвы и, закрыв глаза снова, не припомнил ни одного кошмара. Вставать не хотелось; он был в теплом убежище от всего мира. Иллюзия безопасности окутала его так сильно, как никогда. Но, к сожалению, сон больше не шёл, и пришлось перевернуться на спину, оглядеть уютную комнату с красивой резьбой на стенах, голубенькими занавесками на окне и теплыми лучами, пронизывающую её прозрачными полосами и густо покраснеть. Его приютили в чужом доме, не зная ни имени его, ни его преступлений; укрыли у очага и перевязали раны, что сам он себе нанёс, но первое, что он сделал – полез, куда не просили. Маглору стало стыдно за ночные глупости. Эльф мог ускользнуть тихо из этого дома, не причиняя больше неудобств – но следовало хотя бы извиниться перед хозяевами. А те явно не только были дома, но и заходили к нему, пока он спал. Кто-то открыл занавески на окне; ночью те были сдвинуты. Унёс высохшее полотенце-компресс. Закрыл дверь в кладовую, которую Маглор оставил открытой. Хоть сквозь землю провалиться. Если бы. Доски пола выкрасили совсем недавно. В низких круглых проёмах гномьего дома Маглору пришлось низко пригибаться. Эльф пошёл на шум: звон посуды, шипенье масла. Хозяева готовили завтрак. Маглор замялся – он давно не приближался к спокойной мирной жизни и не знал, как себя вести. Войны, Клятва и скитания – всё это так быстро превратило его сначала в лорда поневоле, власть не ценящего, а после в грязного бродяжку. Эльф согнулся в проёме. Стоящая босиком хозяйка была маленькой совсем, не выше четырёх футов*, а, пожалуй, и ниже, но пышные русые кудри не давали определить точнее. Красивая зелёная юбка со светлыми полосами по краю не скрывала странных, покрытых волосами ступней. Белая рубашка-сорочка выглядела по-домашнему, пряталась под обычным кухонным фартуком. На огне уже шёл пар от чайника и скворчала яичница: из пяти яиц, не меньше, с беконом, помидорами, зеленью и злополучным сыром. Маглор сглотнул – пахло вкусно, сытно, и засосало под ложечкой от запаха горячей еды. Его присутствие выдало урчание в животе. - О, проснулся, наконец? – женщина обернулась к нему; веснушки солнечные, щёки красноватые. - Ну, я… - Три дня бредил, а лекарь, болван, и сделать ничего не смог. Сказал, что эльфов никогда не видал, и уехал! А мне что с тобой делать, а? - Э… Масло брызнуло на сковороде, и хозяйка поморщилась и прижала кусочек бекона лопаткой. Не так Маглор представлял себе гномок, но, с другой стороны, скрытных женщин их народа встречал впервые. Правда, конкретно эта никуда прятаться не спешила и уже снимала чайник. - Завтракать будешь? Голодный же, садись, знаю, что из кладовой таскал. - Маглор залился краской. - Первый завтрак ты уже проспал, но после лихорадки много есть и не следует. Садись давай! Маглор неловко сел на низкую скамью, стараясь занимать поменьше места. Колени тут же упёрлись в столешницу, но эльф ни за что не показал бы, что ему неудобно. Перед ним опустилась большая тарелка с завтраком и кружка чая – под стать. И если это было немного – то что же для этой гномки много?.. Хотя кто он такой, чтобы отказываться. - Розой меня зови, - и имя для гномки цветочное больно. - Мне тебя называть как? – и себе она шустро собрала на стол. Но Маглор мог либо есть, либо разговаривать, и выбрал первое. Сколько ужинов, приготовленных на кострах, у него было – не сосчитать; сколько трактирной еды за несколько монет в углу общего зала – не перечесть. Но это была домашняя еда, похоже, приготовленная специально для него, и Маглор не мог такое игнорировать. - Ешь-ешь, тощий какой, - посетовала Роза. – Хотя тебя еле дотащили. Вот только гроза закончилась, спать уже собиралась, так сосед Отто стучит в дверь и говорит, что бродягу из реки выловили рыбаки, в сети запутался – а это ты был, тебя ещё на телеге везли, пару новых синяков набили. Всё бубнил себе под нос, в тине весь был, заставила Отто тебя обтереть хоть. А ты всё бубнишь, бубнишь, и нос морщишь забавно… Кажется, гномке неважно было, реагирует он на её слова или нет. Так что эльф, не отвлекаясь, смёл полтарелки, почувствовал, как изнутри наполняется теплом и услышал, что повисла пауза. - Спасибо! – выпалил Маглор первое, что пришло в голову. – Всё очень вкусно… - Пожалуйста, конечно, - Роза подпёрла рукой голову, наклонила задумчиво голову. – Только я снова спросила кто ты. - Я… Маглор растерялся. Слава сыновей Феанора разлетелась далеко как на крыльях. Маглор знал многих, не называя себя при знакомстве, кто без сомнений выставил бы верных Первого Дома вон при первых звуках имён их лордов – и поделом. Однако кудри этой Розы растрепались, как у ребёнка, мягкое лицо казалось ему добрым, а глаза были голубыми и честными, прозрачными дверьми в душу. Эльф перехотел лгать. Не сегодня. - Маглор, - он посмотрел в стол. – Меня зовут Маглор. За родство с Феанором могли ударить или попытаться убить. Но, в конце концов, он вряд ли и так собирался здесь задержаться. - Ты взрослый или нет, Маглор? - Что? – эльф вскинул голову. - Ты же эльф. Я таких, как ты, тоже никогда не встречала. Ты подросток, уже взрослый, может, старый? – она задумалась на секунду. – Ребёнок-переросток? - У нас нет переростков! - Ты очень высок! - Просто не ростом с гнома… - Гнома? – Роза уставилась на него, будто он сказал глупость. – Фу, ты принял меня за гнома? Гномы шумные, волосатые и только о своих камнях и думают! Будь ты хоббит, я бы выгнала тебя, но так как ты эльф, то сиди – вы все странные, говорят. Однако было заметно, что на него обиделись. Тарелки Роза собрала шумно. С грохотом сбросила их в раковину. Но для начала следовало кое-что прояснить. - Хоббит? – спросил Маглор, впервые слышавший и слово такое – хоббит. Роза развернулась к нему, гордо вздёрнув нос, и сделала книксен, подобрав свою зелёную пышную юбку. - Хоббит. Маглор вызвался мыть посуду самостоятельно: ему наказали не сбегать и вернуться отдыхать на диван, но он не собирался слушаться – будто берёг здоровье, как же. Но всего час спустя закружились стены в коридоре и вынудили его прилечь. Сытый, но до сих пор измученный, Маглор уснул, как только отступила тошнота. Это были сонные дни, которых Маглор не считал. Много часов он проводил во сне или вновь в бреду – но постепенно синяки его желтели, ссадины покрывались коркой, а в тело возвращалась сила эльдар, которую он вовсе не хотел обратно. А Роза Бэггинс не пускала на улицу, «ещё чего, чтоб меня засмеяли», давала порой ему самые мелкие поручения, когда Маглор сам очень просил – и рассказывала о них, о хоббитах, с гордостью и охотой. Хоббиты ничего не знали о войнах Белерианда. Если и долетали о них слухи, то перелетали через Синие горы очень обрывочно; ничего не слышали они ни о разрушенных берегах, мало знали о Нуменоре, а от Мглистых гор, где водились когда-то с гномами, двинулись на Запад всего лишь в середине Третьей Эпохи. Образованная Роза достала аккуратные карты, показала линии их путей по чернилам, а потом захлопнула и сказала, что как хорошо, что никуда больше хоббитам идти не надо – а никто и не пойдёт. Но, похоже, повела их на Запад всё же крайняя нужда – что-то темное, что-то страшное роилось на востоке… Однако об этом Роза знала ещё меньше. Хоббиты были родичами то ли людей, то ли гномов, то ли всех сразу, но не видали давно вторых, и не очень любили первых. Смеясь, людей Роза описывала неуклюжими и шумными – и рассказала, как в детстве с малым братом Поло подкрадывались к торговым повозкам и нарочно пугали людей, не замечавших их, а потом получали за это от родителей. Роза была такой невысокой – детьми, должно быть, хоббиты ещё меньше – и Маглор не мог представить, как таких можно испугаться, но Роза смеялась над ним, говорила. - А люди просто не видели нас, а мы раз! – и появлялись. Рослый народ настолько слепой, что считает, что мы колдуем. Но по большей части, похоже, люди и вовсе про хоббитов не знали – потому что хоббиты не спешили ходить за пределы своих земель и с кем-то поддерживать контакты. Хоббиты любили свои поля, любили всё, что растёт, любили норы-дома и обустраивать их до невозможности бесконечно. В норе гостил Маглор, полей за стеклом не видел, зато на окне его комнатки росли маргаритки, с которыми Роза даже разговаривала. Любовно гладя растения по листьям, поливая их, она мурлыкала: - Они любят, когда им поют и говорят с ними, - она ворковала, словно очень сильно любила их, будто детей родимых. – От этого лучше растут. - И ты поёшь? - Ну, порой и пою, когда на Хилдигрима сержусь. - А кто такой Хилдигрим? - Нравится он мне, а может и не нравится, всё не пойму. Объяснять подробней Роза отказалась. А рассказать, что умеет петь, Маглор и сам передумал – потому что даже ноты песни о Ниэнор потерялись где-то. Что петь о несчастной Ниэнор – если трусливо спрятался в болезни и тепле от длани смерти? Иногда эльф долго смотрел на цветы, думая, есть ли в них и цветочные ноты, действительно ли лучше они от песен растут… Роза ведь так себе пела. Маглор не пел вовсе. Роза Бэггинс говорила о себе, как сказки читала. Люди так не жили – хоббитов в дивных норах не существовало, и Маглор перестал различать, где реальность, где сон. Влажно-душные сны накатили своими туманами, не принося страхов, но приводя стылую тоску в мелькавших лицах эльдар, что были ему дороги или которых он погубил; эльф спал до полудня – а ложился спать, как только заходило солнце. Отдых, домашняя еда и забота Розы быстро исцелили его хроа. Спустя три недели последний отголосок боли исчез из его тела – и последнее напоминание о поступке в горах стёрлось с карты его кожи, что Маглора расстроило. Ему нравилась эта боль. Не приходилось искать её – заслуженную; не смотрел он на ножи, не думал о глубоких и ледяных реках… А затем Роза решила, что можно ему уже выйти в люди, чтоб её не засрамил, и послала к зеленщику. Белая рубаха оказалась ему слегка великовата. Темно-красный жилет – коротковат, но нигде не давил, блестел себе медными пуговицами. Темно-красный, смешно. Но выбора у Маглора особо не было. Свою старую одежду он так и не получил обратно, так как Роза постирала её с прочими вещами, но горячую воду пережили только штаны – обзаведясь всё же после парой заплаток. - Бери хорошую зелень, не слушай, что он тебе советует, сам смотри. - Я понял. - И кончики отрежь, они повялые, не плати за них. - Ладно. - Сдачу принесёшь. - Принесу. - Ну-ка, повертись. Маглор повертелся. В конце концов, новые вещи Роза, похоже, пошила ему сама; и эльф даже думать не хотел, когда она успела снять мерки – пускай и не самые точные. Впервые он задумался, сколько Розе Бэггинс лет. И это число – будет это много или мало? Потому что хлопотала она так, будто ей много, а ему – очень мало. Но не сколько его благополучие Розу волновало, столько то, что не хотела она, чтобы её семья потеряла лицо из-за приблудного эльфа. - Если со мной столько проблем – почему сразу не выгнала? - Ты гость, гостей не выгоняют, - уверенно заявила Роза. И тут же выставила за круглую дверь: желанных гостей ждала на второй завтрак, платье василькового цвета всё оправляла, красивые чашечки поставила и посылала Маглора с глаз долой от своих благопристойных родственников и знакомых. Яркое полуденное солнце ослепило Маглора и напомнило, как много времени он провёл в помещении. Но ещё сильнее окатили волной просторы зелени – садовых деревьев, аккуратных огородов, густотравья, куда хватало глаз! Это был край хоббитов – и достаточно было лишь рассказов Розы и узнать её чуть поближе, чтобы понять это. Сельская дорога от её чуть на отшибе норы вилась между холмов. Несколько минут Маглор помялся на пороге. Он рассмотрел аккуратный палисадник, выкрашенную в голубой цвет ограду и снова цветы, чьи венчики поворачивались к теплу вслед за солнцем. Осмотрел устройство норы снаружи – и диву дался, и вправду нора под землёй, и по стенам трава росла, холм как холм, даже муравьи ползали, кузнечики прыгали… Роза шумно распахнула левое окно – окно, от которого она никак его видеть не могла. - Я прекрасно слышу, что ты не ушёл! Маглор был уверен, что переступал бесшумно – даже в очень неудобных сапогах. Ни один человек его бы не услышал. Роза возможное родство с людьми игнорировала. - Иди уже! Эльф перепрыгнул через оградку и скатился со склона холма. Затем подорвался, встряхнулся, убрал с себя травинки – и дальше пошёл уже спокойней. Слова обретали облик и форму. Издали он увидел хоббитов да жизнь их. Красивые круглые двери нор с ручками посередине были выкрашены в яркие цвета: зелёный, синий, желтый. Сами хоббиты тоже не уходили далеко от этих цветов – желтый, бежевый, тепло-природный, как мир вокруг них. Кудрявые маленькие женщины не покрывали волос, хотя зачем-то носили чепцы; бранили мужей, смеялись с подружками, занимались хозяйством. Маглор не заметил ни одной бороды у мужчин; тянули за собой упрямую скотину, работали в своём огороде, а так же лишь делали вид, что работали. Роза объяснила ему дорогу через сады. Вряд ли там совсем никого не будет; но внимания высокий эльф, в два раза выше любого местного жителя, привлечёт все же меньше. Так что Маглор чуть порассматривал издали хоббитов, к ним тянулась дорога левая, широкая, для повозок и конных… И свернул на тропинку в густой траве, что петлями вела к деревьям. Его сапоги шумно шаркали. Говор сельской жизни постепенно растворился в холмах. В траве перелетали по мелким цветочкам шмели, мотыльки. Постепенно тропа влилась в дорогу; как ручей притоком в полноводную реку. Может, были норы и здесь – но прятались за раскидистыми ветвями яблонь, на которых уже не было цветов, но пока лишь зеленели яблоки; за грушевыми деревьями, что гнулись под тяжестью плодов, осыпавших их почти гроздьями; за сливами – с фруктами большими и маленькими, темно-синими и блестяще жёлтыми, которые уже можно было есть. Сейчас, должно быть, август уже, однако Маглор не был уверен. Было совсем тепло – но край хоббитов был так же далёк от севера, как и от юга… Деревья ловили листвой ветер. Маглор слушал их неторопливые разговоры. То, что за ним следят, эльф понял не сразу. Сначала ветви кустарника качнулись против ветра, так как неизвестный преследователь зацепил их, но Маглор убедил себя, что боковым зрением показалось. Затем захихикал кто-то, по-прежнему не выдавая себя звуками шагов – и тут уж Маглор резко обернулся! Никого. Эльф разозлился. А в глубине души и испугался – только не за себя. Ему не хотелось верить в грязь и ворьё в этом зелёном цветущем крае. Пусть лучше ему кажется, пускай сошёл с ума, чем следует кто-то за ним, чтобы напасть или ограбить здесь, среди холмов хоббитов. Маглор не выдержал и крикнул. - Кто ты?! Кусты зашелестели; до них было десять шагов, и на открытом пространстве это было единственное укрытие. Преследователю больше негде было спрятаться. - Покажись! И под шумные визги и звонкий смех преследователь выкатился на тропу. Точнее – преследовательница. Это была самая крохотная девочка, которую видел в жизни Маглор; по крайней мере, для своего возраста. Ей было десять, быть может, одиннадцать на вид, и росточком от земли она была всего полтора фута. Юбка и чепец у неё были как у взрослых; чумазый подбородок, травяной сок на переднике, следы сока фруктов по карманам, – всё как и положено маленькой хулиганке-шпионке. Коварная шайка маленьких разбойников захихикала в кустах. Либо девочка была самой храброй, либо только её удалось вытолкнуть из убежища. Маглор растерялся. А девочка взвизгнула, как только зачем-то он к ней шагнул, и бросилась в траву. Только её и видели! Обуваться Маглор не стал; под ногами стелился теплый песок, с корешками и дёрном. Но на этот раз он был внимательней – и наконец-то заметил всю стайку детей, которая перебежала за другой холм, по-прежнему следуя за ним да глазея на странного взрослого. Как и хоббиты ему диковинка – так и Маглор понимал, что они могли даже людей никогда не видеть. Целых пять холмов ребятня двигалась за ним перебежками, порой удивительно тихими. В какой-то момент Маглор потерял их из виду: и то ли нашли другие себе занятия, то ли так далеко от домов им нельзя было ходить, - но оно и к лучшему. Зеленщик недоверчиво на него щурился. Из странного деревянного предмета у него шёл пахучий травяной дым. Маглор переступил с ноги на ногу. Он перепачкался в пыли, и против густой шерсти на крупных ступнях зеленщика эльф был считай что голым. - Кто таков будешь? - Эм… - Я кому попало не продаю! Мои овощи только для лучших и самый добропорядочных семей! Всё у меня Гэмджи, Коттонам, Тукам, Бэггинсам… - Я знаю Бэггинсов! – хотя Маглор, конечно, преувеличил. - То, что ты кого-то знаешь, ничего не значит, и… - Нет, ты не понял меня, господин, - он нашёл в кармане маленькую записку. – Я от Розы Бэггинс, она передала. Хоббит недоверчиво на него прищурился, но как только глянул записку, то сразу же переменился. Ну, по крайней мере, сподобился встать со скамьи. - Ах, Розочка, помню её ещё малой совсем, хулиганку. Но теперь такая славная женщина, и поздоровается всегда, и живёт как и пристало хоббитке из такой славной семьи – никуда не убегает, с волшебником не водилась… - Волшебником? - Не твоего ума дела! – старик ворчливо махнул на него деревяшкой. – Так ты слуга Розы? Слыхал о тебе уже. - Разве? - Весь Шир слыхал! Что завела себе Роза Бэггинс слугу-человека, да только никому показывать не хотела… Маглор не стал поправлять, что он не человек. Уши были прикрыты волосами, а вряд ли любопытство мучило собеседника, как тех детей в садах. - И на какие богатства она тобой пользуется? - За еду. - Брешёшь, но я тут отрежу… - Не-ет, я сам отрежу, господин, не утруждайся. Несмотря на заверения, что Бэггинсам он никогда не продаст плохой товар, зеленщик очень старался подсунуть не то чтобы плохое, но то, что было хуже – и за непомерную цену. Не зря Роза советовала не доверять; но в итоге Маглор всё же нагрузил корзинку всей разнообразной травой, что пригодится за обедом, и овощами. Зеленщик тоже остался доволен – и ценой, и торговой бранью, что его повеселила. Маглор обхватил корзинку руками, как самое ценное, потому что вспомнил, что это чужое. Он чувствовал ребяческую ответственность за крохотное поручение – столетиями на него не полагались даже в такой малости. За первым холмом его уже поджидали. Шестеро ребятишек болтали ногами с высокого дерева, таскали сливы, плевались косточками и делали вид, что никого не ждут. Четверым девочкам юбки ничуть не мешали. Двое мальчишек были как на подбор – с ссадинами от поисков приключений по чужим огородам. Похоже, смельчаки отправились встречать опасность в лоб; или тянули соломинку. Маглор принял их игру и не обратил на них внимания. Но, кажется, неверно он понял её правила, так как не прошёл и десяти шагов – как ловко получил тремя косточками точно в макушку. - Эй! Птенцы болтали ногами со своего насеста: не пытались сделать вид, что не кидались, но понять кто именно, было невозможно. - Кто ты? – спросила уже знакомая ему девчушка, которую он видел на дороге. – Ты громадина? - Мунго, давай ещё! С самой верхней ветки от самого мелкого пацана в Маглора снова полетела косточка. На этот раз он не стоял на месте, однако несколько штук от других детей всё равно попали точно в цель. А Мунго взял реванш и швырнул в него целой сливой. Фрукт Маглор поймал. Дети одобрительно протянули: - У-у-у… Новых снарядов не готовилось. Эльф понял, что у него есть право на вопрос. - Кто такие громадины? - Ну, люди. Мама с папой говорят, что они огро-омные, - отвечал ему Мунго. - А ты огромный. В тебе… э-э-э… - дети посовещались и посчитали на пальцах, - целых пять футов, наверное. Почему ты такой длинный? - Я эльф, - Маглор запрокинул голову и откусил от сливы. – И мой рост шесть футов. Одобрительный гул повторился. В траве осторожно зашуршало: партизанский отряд тоже захотел взглянуть на шестифутового гиганта. Но шестеро переговорщиков чувствовали себя в безопасности на тонких ветвях. Маглор легко до них бы добрался – но неужто он всерьёз полез бы ловить и наказывать малых детей, балующихся на странную диковинку? Голубые и серые глаза с любопытством блестели в его сторону. Его проверяли – кто таков, зачем пришёл, хороший или плохой. Маглор решил быть хорошим. Жизнь выучила – хорошим лучше. Или никаким. - Ты главный, Мунго? Маленький Мунго смутился и попытался спрятаться за веткой. За него ответили с другого сука. - Нет, ты что! - Мунго маленький ещё! - Эленор главная. Эленор! Эленор перебросили сливу, а та легко поймала. Кудри девочки были темнее, длиннее и гуще, в них застряли веточки и листочки. Глаза – зелёные. В переднике – запас слив. Червивая слива прилетела ему в бок. Эленор сидела ближе, замах у неё был сильнее, и Маглор, расслабившись и не ожидая вновь такой меткости, всё же едва получил подгнившей мякотью по лбу, успев увернуться. - Что значит «эльф»? Это твоё имя? - Нет, это не моё имя. Меня зовут Маглор. - Тогда что такое «эльф»? Ты просто громадина и врёшь! Объяснять было бы слишком долго, да и не поймут этого дети, ни разу об эльфах не слышавшие. Так что Маглор пошёл другим путём – волосы заправил за ухо, повернулся боком и показал заострённое не человечье ухо. Ещё в юности стало заметно, что формы они у него слишком вытянутой, даже для эльфа. Дети точно всё увидят издали. Маглор не знал, как они отреагируют; всё же, это было крохотное внешнее отличие, могли спокойно закидать сливами. Но вдруг он услышал заливистых смех – и смесь голосов: - У нас тоже такие! - Ты будто хоббит! - Тогда это слишком длинный хоббит, слишком смешной! И тут Маглор увидел, что уши ребятни тоже не такие, как у людей: они были не только большими, но пускай и не вытягивались, подобно листьям, но заострялись вместо того, чтобы гладко скругляться. И это он не заметил, прожив с хоббитянкой несколько недель! Зато Маглор, похоже, только раззадорил детское любопытство. Двое попытались свеситься пониже, чтобы его рассмотреть, да и сливами пока не торопились замахиваться… Плод прилетел так стремительно, что врезался в бок корзинки с овощами до того, как эльф его перехватил. Брызнул сладкий сок, запахло спелостью и летом. - Ну, хватит! Мунго показал ему язык. Эленор откусила от сливы так, словно голову ему собралась оторвать. С мясом. - Ты всё врёшь, точно из рослого народа. Такой же неуклюжий и странный, и нас здесь не достанешь! И уши у тебя стрррашные! И все дети дружно скорчили рожи. Это был очень глупый вызов. Его брали на слабо – брали дети, и брали как ребёнка! Правильным выбором было бы поискать их родителей, рассказать, что в прохожих сливами кидаются, может по чужим садам шастают. Или пройти мимо – потому что родители чужака не послушают, да и всё это не его дело, да и не лезть же ему всерьёз за ними, чтоб наказывать… Но у Маглора было пять младших братьев. С шестерыми маленькими хоббитами он как-нибудь управится. Эльф оставил корзинку подальше и снова разулся. Неудобные сапоги будут только мешаться и путаться в ногах. Дерево он себе выбрал на расстоянии честного броска. Примула висла на правой руке, Лотто на левой – оба ногами болтали. Сил и роста Маглора хватало, чтобы можно было виснуть на его руках, визжать, болтать ногами; и все по очереди хотели попробовать, на второй круг шли по пути к жилым холмам, когда Маглор увидел закатные лучи и без указаний и слов наставлений просто свернул к жилищам их родителей. Это было до боли наивные весёлые дети, проигравшие весь день с незнакомцем и не видевшие в своём мирном крае никакой для себя опасности. Это были очень длинные, солнцем наполненные часы, и от смеха у Маглора болели скулы и живот, потому что он даже падал из-за него в траву – так здорово было вспомнить, что можно смеяться, что можно чувствовать искры лета по всему телу! Битву на сливовых косточках Маглор проиграл всухую. Отбиваясь от шестерых старших, он пропустил партизанский отряд – и три волны перезрело-червивых невкусных снарядов с третьего дерева, на которое те успели забраться. И, пройдя боевое крещение, тут же стал своим, и дети облепили его со всех сторон. Эльф был для них не просто диковинкой. Эльф был диковинным взрослым, воспринимавший все их детские дела всерьёз. Маленькие хоббиты вставали на плечи друг другу, чтобы достать до его плеч или потрогать за уши. Маглора засыпали вопросами – и то ответы их удивляли, то веселили; то он лукавил, то говорил спокойно правду, не желая лгать под этим незамутнённым любопытством. Рукава в фруктовом соке и ощущение, что он ещё за них получит от Розы, способствовали общности мышления. Но оно того стоило. А пятна отмоются. Маглора отвели в прозрачный лес без чащи, пересечённый трактом и руслом реки с теперь далёких гор, от которой Маглор держался подальше. Там росли деревья-гиганты, разговаривающие голосами из сказок, перешёптывающиеся пуще садовых. Мунго с другом Поло показали, где растут самые вкусные грибы. В их раскидистых корнях эльф рассказал древние истории про пастырей леса и деву с птицами на плечах, с платьем из живых бабочек. Нашёлся маленький овражек, что для детей – ущелье, полное опасности. В нём были и тайные пещеры из переплетённых ветвей, и лабиринты кустарника, где легко потеряться или найти приключение, и после побежать домой ужинать до заката, чтобы не ругали родители и выпустили из дома завтра. То, что эльф согласен водить всегда, когда его попросят, дети поняли быстро – так что он жмурил глаза и готов был играть в прятки пока детям не надоело бы это занятие. Маглор научил прятать в земле клады: копаешь маленькую ямку, берёшь бутылочное стекло и кладёшь под него цветок, лоскут красивой ткани, горстку желудей, можно взять пуговицу, - а затем зарываешь и смотришь на них сквозь прозрачное окошко. Через пролесок вела тропинка на пустынные холмы. Откуда больше видно было ниточек дорог, но хоббичьи норы были достаточно далеко, чтобы не слышать шума их жизни. Высокая трава росла сама по себе, никто не мешал ей, не стаптывал; от каждого шага разбегались кузнечики, разлетались мотыльки, а в землю приятно было зарыться пальцами. Белладонна, по кончики ушей в траве тонущая, нашла и кустики переспелой луговой клубники, и старые гнёзда полевых жаворонков. А Маглор сказал всем притихнуть, вспомнил, как свистеть легко и тонко, и на его свист несколько птиц смогли довериться и прилететь в прямо руки. Эльф повёл детей по домам, когда потянулись летние светлые сумерки от лесной опушки, а его ногам стало холодно. Маглор не собирался подходить близко, чтобы им не попало; но его никак не могли отпустить – или Маглор не хотел оставаться один?.. - Ты живёшь у Розы Бэггинс? – Эленор и Примула держали сонного Мунго за руку. Это оказался их общий младший брат – остальные уже разбежались, их провожать было дальше всех. - Да, пока я там… - Поиграй с нами ещё, ладно? – Мунго зевнул. - Идите-ка вы домой, - ласково ответил Маглор, не решившись ничего обещать. – Нагулялись, отдыхайте. Ему махали до самой калитки. Улыбаясь, Маглор отправился разыскивать свои вещи. Корзинка с зеленью и овощами была в том же месте, где Маглор её оставил. Рядом стояли его сапоги – и их тоже никто не тронул. Эльф не ошибся, уловив атмосферу этого места: безопасный доверчивый край, не знавший войн и разбоя, где даже простых воров не было, потому что все друг друга знали. А вот сам Маглор, похоже, первым вором и стал, так как нашёл в корзинке ножницы зеленщика. Утром бы не забыть вернуть. В темноте путь запетлял, но эльф не торопился. Ему было хорошо, спокойно, и если захочет – спросит дорогу у местных. Но пока не хотелось. Ночь укрывала землю медленно; солнце садилось, но небо ещё долго будет изрисовано его длинными лучами. Теплая земля вряд ли совсем остынет к утру – и пускай от росы он уже успел чуть замерзнуть, но под босыми стопами дорога словно пружинила и подталкивала каждый новый шаг вперёд. Зажглись в окнах огни. Прячущиеся сверчки потихоньку начинали петь. Тенью мелькнула летучая мышь. Травы Валинора росли выше, гуще, но были похожи. Небольшие города прятались в зелени, потому что даже нолдор любили видеть в открытых окнах кузницы весенний цвет, ощущать дуновения свежего ветра. И никакого вдохновения невозможно было найти на улицах Тириона – но стоило взять коня, отъехать всего на день пути, а Аман расцветал великолепием куда большим, чем эльфийские постройки. А под конец пути, ловя последние ноты новорождённой мелодии, он ехал не домой, но к Махтану – Махтану, который совсем не понимал, но дед давал убежище от всей остальной шумной родни… Маглор остановился. Вовсе он не в Амане был. Вовсе не заслужил он покоя и радости. Что же он делает?! Зачем он… зачем это всё… Ему стало не хватать воздуха. Задыхаясь и всхлипывая, эльф рухнул на обочину дороги. Маглор стиснул голову руками, сдавливая голову. Он не должен был позволять себе так расслабиться – потому что руки его были в крови по локоть, нарушенные обещания тянули в ледяное дно, а убитые проклинали его и имя его семьи; но и сама семья сочла предателем бы сына, который лишь бродит по этой земле, не выполняя своей цели. Амбарусса глядят провалами глаз – «Мы погибли зря» - и Амрода прознает копьё, а Амроса - тяжёлый меч. Куруфинвэ в ярости – «Ты предатель!» - и Диор рассекает ему глотку. Морифинвэ брызжет кровью из горла, по шее течёт – «Ты слабый» - и падает, умирая. Тьелкормо хохочет – «Ты всегда был трусом, Маглор!» - и сломаны его обе ноги, кости торчат. Маэдрос молчит и шагает в пропасть, но Маглор знал, что он ненавидит его. Феанаро кричит, что он ему больше не сын – он не следует клятве, он трус, он предатель, он должен был исполнить Клятву или пасть во Тьму!.. Матушка всегда плачет черными слезами и никогда на него не смотрит, хотя это единственное, чего Маглор желал бы, он так тосковал по ней. Но Нерданель он тоже подвёл. Маглор так любил их всех и так ненавидел. Так скучал – и ему просто следовало отправиться за ними в Мандос, избавившись от страхов и дрожи, от тошноты, от духоты… - Оставьте меня в покое! Хватит! Пожалуйста, хватит… Эльф бы заплакал, но слёз не было. Якоря для него – тоже не существовало. Спасительная точка в пространстве вспыхнула яркой болью. Её пульсирующий алый цветок распустился на обратной стороне век Маглора, и по мере того, как лепестки становились прекрасней - стали таять образы под их напором. Тяжело дыша, Маглор обнаружил себя по-прежнему сидящим на сельской дороге. Эльф почувствовал прохладу вечернего летнего воздуха на лице и медленно выдохнул. По его левой руке стекала кровь, так как правой он вжимал в предплечье лезвие ножниц. Не в первый раз Маглор так поступал, но предыдущий был так давно, что с его тела стёрлись шрамы. В этот раз он успел сделать целых два пореза. Впрочем, это был не меч или кинжал, а всего лишь ножницы зеленщика – так что и они заживут быстро. Трус. Не трус или разил бы мечом врагов, или решился б на разрез на внутренней стороне руки по голубым венам. Вдоль. Эльф аккуратно закатал рукав, который не хотел пачкать в крови, и долго вытирал о траву ножницы. За это время кровь успела впитаться в землю, но по коже стекали новые капли, и когда у него закружилась голова, Маглор всё же зажал рану ладонью. К счастью, он не потерял чужих вещей. Чистые ножницы положил на пучок укропа, но подумал, что всё же стоит их вымыть с мылом. На искры звёзд с запада потянулись облака; Варда Элентари не желала делиться светом с проклятым. Огонёк фонаря горел у калитки к дому Розы. Хозяйка тревожного кого-то высматривала в тенях. Чистая тряпица мягко обхватывала руку Маглора оборот за оборотом. Роза давила достаточно сильно, чтобы остановить кровотечение, но не причиняла новых страданий. А боль Маглора утекла под кожу, жгла порез, но по большей части оплела грудь стыдом и тихо-тихо ныла где-то в глубине. Роза ему даже ничего не сказала. Зачем-то ещё верила. Впрочем, он сказал ей правду, когда она спросила: - Да где ж ты так поранился?! - Ножницами порезался. Ведь вправду – ножницами порезался. Бэггинс поняла по-своему. Маглор признался – отчасти. И очень-очень долго просил её не звать лекаря посреди уже ночи. Последнее, чего эльф хотел – причинить неудобства ещё кому-то, кроме Розы, для которой и так был обузой из-за собственного эгоизма. - Болит? - Нет. - Ну что ты. Дай-ка я, наклонись. Маглор наклонился. Роза потрогала ему лоб теплой ладонью. - Что ты делаешь? - Жара у тебя вроде нет, - она покачала головой. - Но, наверное, зря я тебя из дома выпустила. - Ты вовсе не должна… - Но ты же болен! - Вовсе нет… - Ох, ну молчи уж. Эльф уставился в пол. - Я ведь не про порез. – Роза подпёрла голову рукой и вздохнула. - Но ты ведь болеешь, да? Как-то по-вашему. Я не знаю… Собиралась завтра к брату гостить ехать. А тут вот ты. - Не надо!.. – Бэггинс посмотрела очень строго, так что Маглор вновь опустил голову, глядя на свои колени. – Не надо из-за меня менять что-то… Я и так обуза тебе и… - Помолчи, - Маглор послушался, Роза цокнула языком. - Как не менять. Вон же ты как. - Ну, я… Но эльф вовремя вспомнил, что ему сказали молчать. - Что с тобой делать-то? - Я сам виноват во всех своих бедах. - Даже знать не хочу. - Да, тебе это не надо. Не надо краю хоббитов хоть что-то знать о войнах Белерианда, если уж посчастливилось им о них не ведать. А Розе Бэггинс в частности вовсе не стоит сообщать, какую змею она пригрела в своей теплой уютной и безопасной норе. Или так будет честнее? Роза ведь даже плохого на него не думала почему-то, какую-то болезнь винила… Маглор не заметил, как уткнулся в собственные руки на низком столе, потому что глазам вдруг стало больно от слишком яркого света и закололо в висках; или просто не осталось никаких сил, чтобы сидеть ровно. Но случилось непредвиденное – и эльф застыл, боясь шевельнуться и слыша только то, как заколотилось собственное сердце. Да, он испугался. По-настоящему испугался и вздрогнул от неожиданности. Просто Роза стала гладить его по волосам. И даже шумно отодвинула стул и встала, потому что была такой невысокой, и ей неудобно было дотягиваться до его макушки. Её рука была такой ласковой, что Маглор встревоженно попытался закрыться. В порез тут же как игла вонзилась, эльф уже успел о нём забыть. - Тише. - Не надо со мной так. - Всё хорошо. - Я не заслужил. Я утром уйду. - Куда ты пойдёшь? – Роза аккуратно, но твёрдо сжала его плечо, и только поэтому Маглор не сбежал. - Где твой дом? - будто он имел право на дом. – У тебя есть семья? Маглор предал свою семью и не выполнил Клятву, и был зачем-то жив. Однако Роза ждала от него конкретных ответов. И – снова – лгать он не смог. Эльф покачал головой, не будучи уверенным, на какой из вопросов он отвечает. Роза вздохнула, но словно ожидала чего-то подобного. - Тогда оставайся пока у меня, - это был не вопрос или предложение. – Пойдём, уступлю тебе кровать на сегодня. Обессиленный Маглор передумал с чем-то спорить. Это было пуховое одеяло, целых две мягких подушки и уже знакомый пуфик под ногами. Но комната была чужой – спальня хозяйки была просторней, на тумбочке лежала книга, и, пожалуй, не имела ничего общего с девичьми светлицами, которые Маглору доводилось видеть. Эльф только аккуратно поджал ноги, когда Роза села к нему на край постели и сама подтянула одеяло до уха. Маглор опустошённо смотрел на огонёк свечи. Пламя светило ровно. - Маглор. Эльф не среагировал. - Я могу тебе доверять? Эй-эй-эй, не маши рукой… Так могу? - Нет, - Роза вопросительно изогнула бровь. – Я не знаю, - он всего за день потерялся в этих зелёных холмах и не мог найти себя обратно… - Ладно, - его руку сжали. – Всё равно верю. Ни о чём не думай, хорошо? Хорошо… Его взгляд вернулся к огню свечи. Роза взяла со стола книгу, и Маглор упустил момент, когда с края матраса исчезла чужая тяжесть. Утро встретило его мягкой тишиной и апатией. И второй запиской от Розы Бэггинс. Я вернусь через две недели. Доверяю тебе свой дом и сад. Всё нужное – в тачке. Деньги в конверте на каминной полке. Роза оказалась мудрее, чем эльф о ней думал. Родной дом, бережно взращенный сад – у хоббита не могло быть ничего дороже этого, и Маглор не посмел бы её подвести, оставив их без опеки и заботы. Не знал, справится ли – но он должен был постараться. Правда, Роза всё равно заперла в ящик все острые ножи в доме. Тупой без точила – оставила для стряпни. Маглору нужно было пережить здесь неделю. Неделя – и главное не давать себе думать и подчинить себя каждодневной рутине, чтобы заполняла она как можно больше минут в день. Просыпаться в шесть: чтобы были силы, но не успели начать сниться кошмары. Готовить себе завтрак – сначала экономя чужие продукты, а потом одёргивая, потому что Роза не одобрила бы подобного. Затем уборка в кухне, в комнате. Полки Маглор вытирал от пыли, хотя его об этом не просили. Вычистил от золы камин, хотя в этом не было пока необходимости. Затем – сад. Сад Розы не был похож на сады эльфов. Эльдар так старались, чтобы задумка была таковой, будто всё выросло само себе, что были даже мастера, которых звали себе хозяева в помощь. Яблони прикидывались лесными деревьями, пруды – источниками и озёрами, и перетекали один в другой цвета, чтобы царила у дома гармония. Но у хоббичьей норы всё росло в нужном месте аккуратными рядами как по линейке, для ухода простыми, и нашлось место даже помидорам. А помимо них – огурцам, салату, цветущему луку, чесноку… Однако между ними всё цвело, манило к себе шмелей и пчёл откуда-то с северо-востока; быть может, где-то там была пасека. Над ними тяжелели гроздья ягод: недозрелого крыжовника и красной смородины. Растениям было всё равно, посажены ли они красиво. Здесь была плодородная земля, ухаживали за ними ладно, так что даже сиреневые головки лука имели вид радостный и яркий. Сначала Маглор пользовался просто лейкой. А затем взгляд его упал на толстый травник; и пролистывая его за нехитрым ужином, эльф убедился, что растения – капризны и сложны, а так же то, что всё он делает не так. Или так – но ведь можно и больше?.. До его будущего было так не скоро, целые длинные летние дни. Прошлое уже где-то потерялось, и легко было поверить, что вся Арда обрывается вон там, у лесной опушки. Дом был статичен, но за его пределами оказалась незнакомая Маглору сложная жизнь. Сад, быть может, давал ему шанс – и уж не знал эльф на что, но уж точно требовал к себе внимания и заботы большей, чем просто поливать жалких десять минут. Десять минут – слишком мало. Так в дне оставалось слишком много пустых часов. Лишь бы только не напортачить. Помидоры уже потихоньку краснели, а те, кто не успели опереться за палисадник, сильно гнулись к земле. Для них Маглор нашёл старую лопату, разломал скверное древко на колышки и шнуром подвязал почти все кусты, пока те падали и падали, не желали держаться как надо. Пара кустиков лаванды обдавали головокружительным запахом. На них было больше всего пчёл – так что когда Маглор выдирал под ними коварную крапиву, то слышал возмущённое гудение насекомых, у которых мешался под лапками. Листья огурцов прятали в себе урожай, сорняки и колючки. Пока дотягивался, Маглор себе все руки исколол, но потревоженному растению стало просторней; впрочем, пришлось повторять через каких-то четыре дня, а затем ещё и обрезать усики. Парочку слизняков – выкидывать в траву. Плотные листья настурции собрали на себе всех гусениц округи. Рука не поднялась их выбросить, потому что бабочки потом прилетели бы на яркие оранжевые цветы того же растения – так что каждую Маглор выносил за калитку. А ещё был лук, чьи цветы надо было отчасти обрезать, но часть – для красоты оставить; были ягоды – смородина уже почти падала с кустов, так что кто-то просто обязан был её собрать; вся сорная трава росла так же густо, как и садовая – на одной земле ж плодородной росли; и после вечернего полива в августовские сухие дни Маглор невольно садился на скамью и смотрел, как блестит в закатных лучах вода… В маленьком саду оказалось так много всего – и не ожидаешь такого от небольшого палисадника да нескольких рядов грядок. Но Маглору так мучительно нужно было дело, что он жадно брался за каждое, и неделю спустя и растения к нему привыкли. Собственное дело его покинуло, когда музыка сменилась криками. Однако эльф тихонько насвистывал, рассыпая между грядками чистую стружку, которую насобирал в дровнице. Солнце грело ему кончики ушей, Маглор не попадал в ритм, но надеялся, что растениям нравится. Пусть лучше растут и веселее цветут. Эльф сел, чтобы разровнять стружку. Дерево хорошо пахло и защитит от сорняков и вредителей, правда, не везде его можно было сыпать. От дела и на краю слуха танцевавших нот Маглора отвлекли громкие крики и хриплая брань. Эльф удивлённо поднял голову: дом Розы был на краю поселения, хоббитов он видел не часто, а сами хоббиты больно редко вели себя так неблагопристойно шумно, нарушая покой всем своим соседям. Эленор и Примула с визгами перескочили через ограду и метнулись за Маглора. А вот преследовавшему их хоббиту пришлось остановиться на границе чужой собственности, да и не хватило б ему прыти через калитки лезть. - Куда?!. Но хоббит слишком запыхался для новой порции брани. Девочки спрятались за спиной Маглора, прикрывая рты ладонями, но он всё равно услышал, что они посмеиваются. Маглор решил, что своих не сдают. - Помочь тебе, господин? - Ты мне не… ха… ты мне этих охламонок не защищай! Сколько раз говорил… ох… - А в чём вина хоть их? - Да с лодок на сеть спрыгнули и всё запутали! Всю работу испортили, выпороть бы их… - Мы не специально! - Да, мы просто играли! - Играли! – хоббит погрозил им обеим кулаком; но, похоже, за спиной Маглора они ощущали себя в безопасности и ничуть не боялись. – А сколько раз я говорил не играть на чужих лодках, и найти себе игры для девочек достойней! Вот скажу матери, что снова лазали в чистых юбках, а не за братом следили… - Мунго тоже лазил, он просто с другой стороны слезал! - И мамочка ругать не будет, она тебе ещё третьего дня говорила сети убрать, па! - Но-но, сами виноватые, что ж к матери под юбку не побежали, а к этому… - хоббит оглядел Маглора с головы до ног, - к этому, да. Всё равно дома вас изловлю, хулиганок. И в чужие дома бегать не дело, будто хозяйка вам уши за это не начистит. - Розы дома нет, - вмешался Маглор. – А я не начищу. - Так себе ты слуга. - А ты уже знаешь, что я слуга Розы? - А кто не знает, что эльф у Розы садовничает! Да ещё эти, - хоббит кивнул на детей, - все уши про тебя ещё на той неделе прожужжали. Они у меня девочки балованные, а ты ещё добавил. - Так твои такие? - Мои-мои, чьи ещё. Тон хоббита смягчился – силы были потрачены на бег – и, похоже, он уже гораздо меньше на детей сердился. Хоббит вольнее опёрся на оградку, и только тогда Маглор заметил необычную деталь его внешности. На нём были превысокие сапоги для рыбной ловли. - Кыш с глаз моих, хулиганки, - наконец произнёс он. – Сами сети расплетать и будете, а пока нечего портить и другим работу. Но матери всё расскажу! - Пока, Маглор! – Эленор полезла через ограду с другой стороны. - Пока-пока! – Примула стащила ягод с куста смородины. А их отец тяжело вздохнул. - Так значит Маглор? - Маглор, - отозвался эльф немного виновато. - Хм. Подойди. Да уж.. Отто Брендибак, к твоим услугам, Маглор. Отто протянул ему руку. - И я к твоим … Маглор раньше редко слышал такое приветствие. Ладонь пришлось пожать. - Отсыпь тогда уж табака, слуга, раз ты и к моим услугам. - Не уверен, что могу распоряжаться чужим добром, - Маглор старался быть вежлив. - Роза Бэггинс оставила всё на меня, но без чётких распоряжений. - Мы с Розой давно друг друга знаем! И на горсть трубочного листа она не обеднеет, раз уж оставил я дома кисет из-за своих бестий. Раз уж он прикрыл детей, то было бы логично согласиться. Но была одна проблема, о которой, похоже, Отто и не подозревал. Маглор понятия не имел, что именно ему нужно и есть ли оно. И всё же эльф отправился в кладовую. В крайнем случае, просто скажет, что такого в доме нет, но под светом светильника кладовая сама открыла ему свои тайны. На боку бочонка с горькой травой было написано «Лонгботтомский табак». Зачерпнув лист, Маглор перетёр один самый сухой между пальцами и пожал плечами. Эльф даже примерно не мог сказать, для чего он нужен и сколько его необходимо. Ещё и имя хоббита Отто он словно бы уже где-то слышал. Маглор принёс аккуратную горсть. Судя по радостной реакции он не ошибся. - Южный удел! Из тысячи узнаю, о лучшем и мечтать не следует. Эльф стал заинтригованно наблюдать. Хоббит похлопал по карманам и вытащил длинный деревянный предмет, который Маглор узнал, потому что такой же был у зеленщика. Затем из другого достал огненный камень, но дальше произошло уж совсем странное. Набив загнутый конец, похоже, полой трубки сухим листом, Отто высек на него искру. А когда те стали тлеть и потянуло сладковато-горьким ароматом, то вдохнул с другой стороны дым и выдохнул забавным кольцом. Маглор окончательно понял то, что ничего не понял. - Чего уставился? - Прости меня, но никогда не видел такого… чем бы ты не занимался. Для чего это? Это обычай Эриадора? - Тю! Эриадора, скажешь ещё, - Отто фыркнул. - Всегда хоббиты курили, наше дело, а если кто из людей тоже стал, так только по тому, что поняли, какое славное это дело. Люди ж не замечают ничего, бегут да спешат, сути не видят – а мы увидели, что не только цветочки красивые, а теперь что Старым Тоби, что Южной звездой… м-м-м, не оторваться… - Но в чём смысл? – наверное, его уже считали за дурака. – Зачем это делать? - В голове от него чисто и на душе спокойно. Всё куда-то бежит, а ты на своём месте, куришь трубку, смотришь на дураков… А впрочем, так не понять! - Отто отёр трубку рукавом. – На-ка, попробуй. - Нет, что ты… - Давай-давай, табак-то всё равно ты мне принёс. Просто берёшь и вдыхаешь, хотя курить правильно это искусство и наука… Любопытство подстегнуло Маглора. Со стороны он всё же не видел ни смысла, ни удовольствия во вдыхании дыма. Первое ощущение – горечь на языке, сухость в нёбе, но следовало вдохнуть посильнее, должно быть. Но как только эльф это сделал, то мгновенно подавился, и дым стал едким и противным, и Маглор закашлялся. Отто засмеялся над ним. - Кто ж так тянет, эльф! Ты как мальчик совсем закурил! Хотя, может, ты ещё на самом деле мальчик, нет? По тебе-то не скажешь, не скажешь… - хоббит покачал головой, а Маглора всё никак не отпускал приступ кашля, аж глаза заслезились. – Ну, хоть оправился ты, смотрю: ни синяков, ни ссадин. Да и не бледен вроде, а то совсем как поганка был. Эльф разрешил себе шумно выдохнуть. Выпрямился, спросил прямо: - Мы знакомы? - Сильно сказано – знакомы, - Отто хмыкнул. – Но сети ты мне знатно попортил, попавшись в них вместо доброй рыбы. Резать пришлось, чтобы ты совсем не утонул. - Так это ты меня вытащил?! - Ну, в одиночку тебя бы никакой хоббит не вытащил, ты посмотри на себя, - он указал на него с головы до ног, на слишком высокого и тяжёлого. – Но помогли друзья, мельник даже телегу подогнал, чтобы тебя до ближайшей норы отвести. Во-он там почти у опушки тебя выловили. А речка ведь тихая здесь, только дальше в поля шире становится и течение сильнее, и как ты умудрился только... - Я упал выше, - внезапно сказал Маглор. – Намного выше, в горах. Отто присвистнул. - Ну, нет, либо врёшь, либо кто-то тебя очень бережёт. Ты посмотри вокруг, горы, конечно, там где-то есть, но их даже не видно. Сколько б ней ты плыл и как не умер? - В предгорье, возможно. - Всё равно везунчик ты, жуть. Уж не знаю, насколько крепче нас эльфы, но я слышал, что за лесом пороги. Сам не видел и не хочу – но ты в рубашке родился! Маглор ненадолго задумался. У него всё ещё не было желания подходить к реке, да даже к пруду за соседним холмом. Глас Ульмо не звенел у него в ушах, а у самого Ульмо не было ни единой причины спасать его, кроме как продолжить его мучения, стезю, по которой в наказание он шёл… Но ведь здесь было так хорошо. Это был мирный и благодатный край. Для чего бы водам Ульмо выносить его сюда? Из-за просто мысли о море, Маглора замутило, поэтому он тряхнул головой. Интуитивно он всю еду готовил без соли, совсем не добавляя её к продуктам. - Ты как в реку попал-то? - Упал в ущелье, - бесцветно и без заминки ответил Маглор. - Ц, меньше по горам шататься надо, - Отто его не пощадил. - Может ты и прав, друг хоббит, - вполголоса проговорил эльф, не испытывая особых чувств. Зачем-то он подумал что, должно быть, его сапоги так и стоят в горах на краю ущелья; а может, сбросил их ветер; а может, нашёл их какой-нибудь гном – и гадает где их бывший хозяин. Маглор коснулся почти зажившей полосы на руке. В Мандос его не пускали – что Ульмо, что Роза не пустит. Но собственная уверенность в том, что лишь там ему и место, стала такой зыбкой… Вот зачем ей было перевязывать ему рану? Зачем держать в своём доме беспамятного больного? Эльф ей никто. Но Роза была доброй. Просто так, ни за что, не только к семье и друзьям. - Отто, продашь мне рыбы? Хоббит фыркнул. - Её ещё б и поймать – а с этими сетями… - Мне не сегодня. Хозяйка вернётся уже скоро. К её приходу. - Тогда ты уже опоздал, эльф. Вон она едет. Отто кивнул по дороге дальше. На пригорок поднималась небольшая повозка, и именно с неё на перекрёсте сошла Роза, которую Маглор ожидал только через несколько дней. Почему-то Маглор разволновался, быстро стал думать – всё ли к месту, всё ли в доме ладно – но вот уж Бэггинс раскланялась с Отто и махнула ему рукой, чтобы не околачивался почём зря. - Ну как тут у тебя, не рухнула моя нора? Маглор ощутил тепло. - Без происшествий. Я только тут немного подправил… Эльф только сейчас подумал, что его никто не просил так хозяйничать в саду. - О, ты прибрался гляжу! А у меня всё руки не доходили. Кстати о руках – дай мне руку. - Что? - Руку! Роза цепко схватила его за запястье и осмотрела предплечье со всех сторон, потом за второе – и была ещё придирчивей. Маглор догадался, что она ищет следы новых порезов. Их не было, хотя недооценивала его Бэггинс, считая, что они появлялись в его жизни только на руках. Эльф стоял и ждал, пока его отпустят. Но она не торопилась этого делать, так что Маглор спросил первым. - Ты рано вернулась. Я ждал тебя только к понедельнику. - Сердце за тебя, дурака, болело, - Роза сердито толкнула его в грудь. – Вскрыл же бы ящик, если б захотел – и на что я тогда тебя выхаживала?! Ой, что делается-то… Роза прижала руку к щеке и быстро зашла в дом, оставив Маглора обескураженным её пронзительной искренностью. Эльф тихо закончил работу в саду к шести, но так и не пришёл в себя до конца. Удивительное дело – его жизнь понадобилась кому-то ещё. В половину седьмого прибежал Мунго и передал от отца огромную рыбину. Известный факт – эльдар любят готовить. Малоизвестный факт – эльдиэ готовить ненавидят, как бы ни слушался их славно печной огонь. И, тем не менее, Маглор очень давно этим не занимался, так что выбрал самый простой рецепт, который он смог вспомнить для огромной стерляди, что передал Отто. Эльф собирался запечь рыбу целиком на огне, а к ней добавить картофель, помидоры и грибы, которые Роза очень любила. Этого хватит на ужин и завтрашний обед, если повезёт – но Маглор хотел постараться так, чтобы рыбы после еды не осталось. Сначала Маглор почистил рыбу, радуясь, что с ней всё просто, плавники и острый гребень отрезать. Дрова прогорели быстро, и от раскалённых углей уже тянуло жгучим ярким жаром, от которого дрожал воздух. Маглор начистил картошки, нарезал её аккуратными кружками, чтобы разложить вокруг рыбы, и удобно будет оборачивать пергаментной бумагой. А из грибов были аккуратные летние шампиньоны, с белыми и ещё круглыми шляпками, чистые, свежие, и только парочку подъели слизняки – эльф ловко резал их на маленькие кусочки, чтобы они наполнили рыбу изнутри и пропитали её своим ароматом… Маглор тихонько и нестройно насвистывал. Мотив пришёл с луковых грядок, но сейчас заворачивался в какие-то новые петли. Руки сами вспоминали, что и как ему надо было делать, и эльф решил им довериться. Когда-то он любил этим заниматься, как и многие – хотя и выходило не так хорошо, как готовил Майтимо. Если злые языки говорили, что нет у Нельяфинвэ таланта, их стоило просто пустить к нему на кухню. Вокруг него царил хаос, достойный благоговейного ужаса, но результат был настолько восхитительным на вкус и изящным на вид, что даже мама сдалась и допустила его к выпечке любой, кроме лембаса. Взмыленный от жара и с огненными волосами в лохматой гульке, Майтимо счастлив был создавать из простых и понятных яблок и муки нечто сладко-воздушное, не поддающееся делению на изначальные низменные компоненты; но так же светящимся и умиротворённым он был, просто освобождая вишни от косточек для будущего варенья. С одной стороны сильно облегчал он родителям труды в том, чтобы накормить ораву сыновей, а с другой – даже Феанаро как-то фыркнул и мастером его назвал, испытывая долю гордости. Отец учил готовить их всех, потому что негоже рыжеволосой эльдиэ, дочери Махтана, возиться с сковородками; а ещё Феанаро хотел самостоятельности от своих детей. У них была деревянная подставка, чтобы дотягиваться с неё до края высокого стола, и ценный дар – свободное время отца, которое он желал на них тратить. Феанаро подхватывал подмышки, ставил сам на стойку и спрашивал, чем сегодня порадуют маму, а может быть, даже дедушку Финвэ. Выбирал обычно Майтимо, более увлечённый – но Макалауре соглашался почти на всё, потому что ему нравилось вертеться у папы под руками, который мог этими руками взять и поднять на уровень своих плеч, чтобы Кано сам что-то мог доставать с полок. Исход мог быть успешным, а мог быть провалом; мама могла похвалить – а могла накричать так, что Феанор затыкал сыновьям уши, а потом самостоятельно шёл их отмывать от мёда и муки во двор. Но признаться, Макалауре даже больше нравились провалы, потому что было веселее – и почему-то засыпая у Феанора под теплым боком, он волшебным образом просыпался уже у себя в комнате. А ещё ему нравилось смотреть за руками отца, которые казались ему очень ловкими, маленьким он не понимал, как папа так умеет. Но, оказывается, Маглор и сам так умел: нож двигался быстро, он легко нарезал грибы на мелкие кусочки… Эльф замер, потому что в глазах расплылось. Его лицо стало мокрым – потому что когда он был не ребёнком, но даже подростком, Феанор, оказывается, мог смеяться, обнимать так, что отрывал от земли, и улыбаться, а не только быть пламенным призраком, каким был в момент своей смерти. Ведь до этой смерти была целая жизнь. До кораблей и до того, как в братьев вошли мечи, разрушились их тела… Там столько всего оказывается было. Маглор бежал от воспоминаний, в которых любил семью, а не стыдился её, как призывал весь мир, но всё то тепло, которого он был лишён, накатило приливной волной. Близнецы обгоняли Тьелко в охоте, обижались, если их называли разными именами, ещё только думали, какое дело хотят найти – одно на двоих, слишком неразлучные. В Белерианде оказалось, что им хорошо даются языки; синдарин летел от них легко вместе с неуместными на военных советах шуточками, помогавшими им выживать. Келегорм был в душе неисправимым романтиком, как бы ни подпортил его Белерианд, мог помочь с песней, если не шли на музыку слова, а в последние годы был часто очень молчалив, подолгу думая о чём-то своём, внезапно тихом и далёком – Куруфин только обмолвился как-то, что Тьелкормо о многом сожалеет, но стыдится этого показывать. Сам же Куруфинвэ говорил ещё реже – пока не накричал на них всех, что скучает по сыну и жене так, что скоро станет ненавидеть себя, и Маэдросу пришлось его успокаивать; а в юности он мог даже заикаться от смущения, как и было на его пышной свадьбе. С Морьо Макалауре ладил хуже, чем с другими братьями, потому что Морифинвэ не ладил в принципе ни с кем вокруг. Он стыдно мало знал о том, чем Карантир живёт - зато рядом с ним было защищённо, как за каменной стеной - за тебя, не за себя, он первым лез в драку; к нему в Таргелион хотелось ехать и зализывать любые раны, если таковые имелись, тонуть в чувстве безопасности. А Майтимо… Майтимо так их всех оберегал. Будь его воля – отправил бы на юг за горы связанными; но воли ему не давали – поэтому Майтимо оставался тихо несчастным, пытаясь заменить взрослым эльфам родителей. Родители. Мама и папа, папа и мама. Нерданель бы точно приняла их всех домой. Обняла бы, но ни в чём не обвинила бы, так как они сами себя достаточно винили во всём. У Маглора подкосились ноги. Эльф выронил нож из рук до того, как вонзил его в свою плоть, согнулся и разрыдался. Весь Белерианд считал его семью чудовищами, и так он был близок, чтобы в это поверить, что старался не думать о том, чего никакой Белерианд и знать не мог. Знать то, что Феанор баловал всех своих сыновей в детстве, направляя в юности и видя только в них единственную свою опору, поэтому и давали они вместе Клятву. Феанаро никогда не был чудовищем, которого нужно было ненавидеть вместе со всем Белериадом – и братья Маглора не были сказкой на ночь, которой можно пугать синдарских детей. Хотя, быть может, синдарских детей и можно. Только сам Маглор их любил так, что всё хорошее, что он о них помнил и знал, причиняло ему боль. Поэтому он не вспоминал – но теперь не мог остановиться. Это было с ним и никуда не исчезало. Эльф просто запрещал себе думать об этом, но теперь поздно, обрушилось и смесью нежности и горя его уничтожало. Маглор не знал, как долго он проплакал. От груза весом в столетия не избавиться вот так сразу – но когда в нём всё иссякло теперь, уже погасли и успели остыть угли. В соседней комнате наверняка были слышны его всхлипы, но Роза была умна, не лезла в душу, когда он не просил, и эльф мог быть за это благодарен. Как вор он разжёг очаг снова, аккуратно дорезал грибы и следил за готовящейся рыбой, сидя на полу. Чувствовал Маглор, что на него ещё снова накатит, только не знал когда. Но за ужином Роза нахваливала его стряпню, и от чужого голоса ему полегчало. А ещё горячее медовое питьё, что подливала ему Бэггинс, оказалось с секретом. - А что я пью? – не то чтобы его это сильно волновало. - Медовуха, из хмеля и мёда. - А сколько я выпил? - Да уж пей, несчастный, от этого плохо не станет. Маглор выпил ещё. Действительно – хуже не стало. Сладко, алкогольно и тепло. - Ты меня спаиваешь? – спросил Маглор, отхлёбывая ещё. Этого было мало, чтобы он по-настоящему опьянел, но вкус ему понравился. - Пытаюсь, по крайней мере, глаза у тебя красные, - она покачала головой, - а что делать с тобой, если сам не скажешь, не знаю. Или скажешь? Эльф шумно поставил чашку на стол, поднялся и нашёл в соседней комнате зеркало. Веки припухли и покраснели, выдавая его даже лучше всхлипов. Роза поймала его за руку у самой двери из дома. Схватила и дёрнула на себя: - Только посмей! Маглор шлёпнулся на пол, на уровень её роста. - Куда побежал?! Будто отпущу тебя сейчас на улицу! - Я просто на воздух! - Пообещай, что без глупостей! - Я не… - Обещай, глупый! Да, глупый. Очень глупый. Роза не дождалась его ответа. Маглор беспомощно шмыгнул носом, и она погладила его по щеке. Совсем расклеился. Обратно ввек не соберёшь. - Я волнуюсь, ты понял? - Я понял, правда. - Чтоб я тебя из окна видела – договорились? Подышишь и домой. Домой даже… Маглор вывалился в темноту без фонаря и сапог. Про фонарь эльф забыл, а обуваться ему не хотелось. Душу тянуло далеко, на заокраиный Восток, не в Аман, но где садится солнце, и на Запад, в земли неизведанные, говорят, выжженные Ариен, но нужно было так, чтобы Роза видела его из круглого окошка. Поэтому эльф выбрал ближайшее дерево, на котором его силуэт будет виден на фоне луны, и не без труда забрался на его ветви. Оказалась, что медовуха вскружила ему голову сильнее, чем он думал. Это были множества бегущих к нему образов, и Маглор с разбегу падал в их объятья. Это были его братья и родители, которых он хотел крепко обнять или хотя бы услышать голоса; кузены и даже обе кузины, с которым отношения плавали, но лучше, чтобы была вся эта бестолковая и ссорящаяся семья, чем её не было бы; дедушка Финвэ, а впрочем, оба дедушки, и Махтан огненный, и папа был бы так счастлив тоже; а ещё несколько друзей – не семья, но давным-давно все связи оборвались, и Маглор мечтал бы их вернуть… В темноте все они были ярче реальности. Жмурясь, эльф улыбался им, подставлялся как теплу солнца, но открывая глаза, снова начинал горько плакать. И когда слёз совсем не осталось, да и плохо уже было от них, Маглор стал лёгкий как пушинка и спокойно обратил свою мольбу к Эру. Илуватар услышал их в первый раз и стянул кандалы по их же громкой Клятве. Похоже, Илуватар отзывчивый – хотя голос его мысленный тише, но просьба намного проще. Маглор знал, что им нет спасения. Прощения нет и ему тоже. Но он молил хотя бы возрождения для отца и братьев. Пусть пройдут они через стыд и боль, зато ощутят вкус еды, сладость сна и тепло огня. Будет тяжело и трудно, потянет в холодок Мандоса, все будут проклинать их жизнь, желая снова смерть – но жизнь всё равно лучше, в ней есть места, где тебя никто не знает, душистый крыжовник в садах и растущие деревья. Им всё это нужно вместо войны и скорби. Хотя бы немного, совсем чуть-чуть. Становилось холодно – всё же был август, не июль, хотя, похоже, в этом краю зимы бывали совсем мягкие. Маглор потёр глаза, а затем, спускаясь, скорее упал, чем спрыгнул с последней ветви, однако не ударился. Медовуха не должна была быть настолько крепкой, чтобы он заснул в траве, но словно сам Ирмо положил ему ладони на глаза. Утром Роза заслуженно бранила его, выпутывала два репья из волос и заслуженно лишила второго завтрака. Когда Маглор её наконец-то обнял, за всё это время впервые, Бэггинс вздохнула, прижала к себе, такой живой и греющей, и назвала горем луковым, эльфийским, и он задрожал и засмеялся, не понимая, ему очень хорошо, очень плохо, или как-то всё и сразу. А затем Роза сообщила ему, что на следующей неделе они идут на день рождения. - И всё же мне очень неловко. - Тан позвал, невежливо отказываться! - А он меня звал? – тут уж эльф в лоб спросил. - Нет, ну прям тебя Старый Тук не звал, но, во-первых, подругам обещала настоящего эльфа показать, а во-вторых – пол-Шира и так придёт, мы чем хуже? - Ну, даже не знаю… - Вот и молчи, раз не знаешь! И Маглор угрюмо помалкивал всю дорогу. Как вообще надо вести себя на празднике? Впрочем, по крайней мере, Роза точно была в числе приглашённых, так как её жених Хилдигрим был как раз сыном этого Старого Тука. У тана хоббитов оказалось целых двенадцать детей, две дочки на десять сыновей, и в глубине души Маглору было любопытно взглянуть на семью, рядом с которой он мог бы сказать, что у него всего-то шесть братьев было, оказывается, это мало. Роза мурлыкала, как познакомилась с женихом в позапрошлом году, когда были дивные фейерверки в огромной усадьбе Старого Тука, а Маглор стеснялся признаться, что не знает, что такое фейерверки. - Ох, жаль в этом году не будет, красота такая, но Гендальф не каждый год заглядывает, а в прошлом прощался с Геронтиусом надолго, обещал только года через два приехать. Старый Тук обещал дожить! И упаси боже, доживёт ведь, он и ещё внуков увидеть хочет! Не только тех, которые есть уже, следующих. - А кто такой Гендальф? - Да волшебник, друг нашего Тука, - Роза пожала плечами. – Часто к нему хаживает, а когда стукнуло сто пятнадцать и руки стали трястись, запонки волшебные подарил. Сами собой застёгиваются, диво-то какое! Ох, ну сам увидишь, Старый Тук обожает ими хвастаться, особенно тем, кто до этого их не видел уже двадцать раз. Но с Гендальфом всё же веселее, кучу историй рассказывает, а ещё с ним Тук добреет. Маглор совсем растерялся. Имя Гендальф и значило-то всего лишь «эльф с посохом», и его, должно быть, дали ему местные, а уж хоббиты или люди неважно. Говорило оно ровно ни о чём, и, тем не менее, вряд ли даже самый искусный во врачевании или заклинательных песнях эльф мог заставить сами застёгиваться запонки, по крайней мере, никто точно не потратил бы много сил на такую ерунду. А уж тем более на какие-то «фе-йер-верки» – либо что-то глупое и тоже ненужное, либо сложное, с чем эльфу не справиться. Знать бы ещё что это! - Я ни разу не видел фейерверков, - отчасти признался Маглор. Это же вовсе не значило, что он не понимает, о чём речь. - Ох ты, бедняга! Но ничего, может, в следующем году ещё увидишь. Это огненные цветы в небе. - Огненные цветы? - Да, яркие, в воздухе, очень славно, даже испугалась, когда впервые увидела. Но я тогда совсем маленькой была, потом совсем не страшно. Роза была удивительно беспечна, рассказывая о волшебстве, о котором Маглор и, возможно, никто из мудрых эльдар знать не знал. Огненных цветов никакие эльфы делать точно не умели. Но Маглор позабыл об этом, увидев, с каким размахом хоббиты устраивали праздники. И лицо было важным, и все его знали – но всё же такого эльф увидеть не ожидал. Множество крупных шатров натянули на большой поляне за гордой норой Старого Тука, вернее сказать норами – то была цепь холмов, где жили его бесчисленные дети, их жёны, и немногие пока дети детей. Столы между ними тянулись длинными рядами, ломившимися от еды и выпивки; а ещё больше запасов снеди было под навесами чуть в стороне, где мелькали взмокшие повара в белых фартуках, готовившие на всю толпу, и Маглор заметил, что некоторые хоббиты больше глядят туда, чем на других гостей. Зато сам он залюбовался лёгкой бестолковостью и неизящной красотой и яркостью украшений: от ламп, повыше поднятых, до цветных лент, которыми были обвязаны ветви деревьев. Всё просто кричало о добром празднике, да о том, что здесь всем хорошо живётся. Вдоль дороги тянулась странная очередь, по одному хоббиту. На Маглора пооглядывались, поперешёптывались, а Роза поправила медную пуговицу на его жилете, чтоб эльф уж точно выглядел, как полагается, а не чёрти как! Эльф даже волосы заплёл, две косицы по бокам головы. На входе у куста жимолости каждого гостя встречал старик и маленькая девочка. Роза вовремя нашептала, старик – сам хозяин, Старый Тук, и что девочка самая маленькая из его бесчисленных родственников, а потому самая любимая и балованная дедом на данный момент. - Ох, дочка, явилась! - Я тебе пока не дочь! - Ну, так женитесь скорее, чтобы я мог так тебя называть. - А ты сыну своему это скажи, что вокруг да около ходит. - Вот не доживу, Рози, благословения не дам, и будете знать, молодёжь. - Ну, Старый, ты ещё всех нас переживёшь! Пока Роза расцеловывалась с именинником, Маглор держался в стороне; ему по-прежнему было неуютно, что они с пустыми руками, чему он ещё дома удивился, но, похоже, здесь было так принято – подарков не нёс никто. Наконец Геронтиус обратил на него внимания. Маглор шагнул поближе – и отвесил поклон, что оказалось правильным решением, потому что ему протянули руку. - Старый Тук, к твоим услугам, эльф. - Маглор, к услугам вашим, - он уже был учёным. Рукопожатие оказалось крепким и сильным, какого не ожидаешь от пожилого хоббита ростом таким, что тот голову задирал. Но делал это с достоинством под стати величественным эльфийским королям. - Так что, обживаешь мою невестку? - Де-ед, он садовник! - Ну, хоть хороший садовник? – Тук с подозрением прищурился, а Маглор не стал ни с чем спорить, хотя правота была скорее за стариком и «обживанием». - Хозяйке виднее, хороший ли, - нашёлся с ответом Маглор, и тоже со всем угадал. Эльф даже босиком пришёл. Вовсе не потому, что сапоги он совсем раздолбал и нельзя было в них в приличное общество. - Умён, эльф! – Геронтиус хитро прищурился. – Ну, проходи тогда, повесели моих гостей. Вот тебе моё спасибо, раз пришёл и поздравил меня. В руках Маглора оказался свёрток с его именем, перевязанный зелёной лентой. Эльф не успел подумать, что с ним надо делать и кому отдать, как подтолкнула очередь, а Роза потянула куда-то за руку. - Вот видишь, тебя ждали, подарок именной, а не как у всех пришлых всяких! - А мне-то зачем подарок? - Ох, ну зачем глупости спрашиваешь? Пойдём тебя со всеми познакомлю! Несмотря на то, что праздник начинался утром, «познакомить со всеми» не закончилось и после обеда. Большинство хоббитов впервые видели эльфа, и едва ли не за уши старались подёргать, но некоторым, маленьким детям, он это охотно позволял делать, а дети, уже его знавшие, гордо хвастались всем остальным. Некоторым он не понравился – так как был чужаком, некоторые были рады любому знакомству – потому что, почему бы и нет, но абсолютное большинство сочли его диковинкой и сошлись во мнениях, что «вот подивил нас Старый Тук, теперь к нему ещё и эльфы ходят». А ещё хоббиты много пили, и намного больше ели – был завтрак плотный, обед вкусный, а ужина все ждали, перебирая закуски – хотя Маглор был под завязку ещё до обеда; а в другое время играла музыка, и как-то бочком-бочком он оказался рядом с музыкантами. Каждому из них так же полагался перерыв – каждый тоже был гостем, хоть и получал исправное жалованье, но так же имел подарок и своё угощение. Маглор учился играть на множестве музыкальных инструментов, как и большинство эльфийских музыкантов – играть хотя бы на одном и так умели большинство; впрочем, превзойти эльдиэр ему удалось лишь в некоторых искусствах, по струнам арфы, к примеру, пальцы так и не сумели затанцевать легко, как могли нежные руки музыкантки-нисси. Однако нескольких инструментов хоббитов он даже не знал или успел забыть, и как-то сама собой потянулась рука к самому простому из них, похожему на скреплённые между собой дудочки. - Прости, почтеннейший, можно ли взять твой инструмент? – спросил Маглор у хоббита, который посмотрел на него удивлённо – за всю жизнь впервые кто-то называл его «почтеннейшим», но эльф понял его замешательство только запоздало. - Бери, коли играть умеешь. Не попорти только и верни! - Я верну, - Маглор провёл пальцами по гладкому дереву. Это были семь трубочек разной длины скреплённых в двух местах, но всё же больше походило на флейту. Звук выходил сбоку, рождался, должно быть, от разной длины трубок, танцуя между ними по умению музыканта. Похоже, он не из тех, с какими управиться трудно. Если каждая трубка – это тон или нота, то конкретно эта не должна была охватывать широкий диапазон в одиночку; но если взять таких несколько вместо длинной одной, то вместе играть будет веселее. Маглор стал осторожно пробовать тона, захотел с ними познакомиться. Ноты, что всё прыгали за ним между холмами хоббитов, нерешительно звучали где-то очень далеко, подошли поближе, тоже заинтересовались тем, что он делает. Эльф не знал, сколько просидел в траве, перебирая деревянные трубки инструмента. Звуки построились в аккуратные ряды, затем сложились в нерешительные аккорды, а затем мелодия сама попросилась ему в руки, захотела, чтобы он её подобрал. Маглор не противился, где-то в душе потихоньку роились будущие слова; эльф любил начинать именно с музыки, а не стихов. Это могла быть первая песня, написанная им за сотни лет – и он сильно волновался перед её рождением. Зато Маглор точно знал, о чём она будет, хотя ещё не придумал текста. Это песня просто обязана была быть о лете. О том, какой хороший урожай вырастает под теплым дождём; и какой удивительный народ его растит. Конечно же, песня будет о хоббитах – и о том, словно дева в бабочках точно гуляла по их земле, а может просто глядела и радовалась. Ещё о том, как хорошо в родном краю, что не хочется никуда идти; да и не надо никуда идти, раз здесь так хорошо, что пишутся песни – и хоббитам точно понравятся такие слова. И лягут они на весёлую мелодию, не слишком быструю, но чтобы танцевалось на праздниках, чтобы думалось о ручьях зимой. Флейта выводила звук воды, вплетала в себя жужжание шмелей, запахи фруктов – всё было в мелодии так, как и должно быть, хотя Маглор, отвыкший, в три ноты фальшивил. Когда последний отзвук растаял в воздухе, эльф очнулся и обнаружил, что вокруг него собрались зрители. Хоббиты смотрели на него, раскрыв рты, и вдруг все разом захлопали – и Маглор совсем смутился, потому что вовсе не старался. Эльф вообще не думал, что когда-нибудь начнёт снова играть. Маглор быстро вернул инструмент музыканту, сделал неуклюжий поклон и сбежал красный, как рак. Ему хотелось побыть одному, тем более, что как раз собирали ужин, а в него больше ни кусочка бы ни влезло. Но по дороге как-то всё равно оказался с тарелкой всякой всячины. На уютном холме в благодушном настроении Маглор грыз травинку и смотрел на праздник уже издали. Эльф устал от шума, смеха и громких речей, вдобавок, Роза удалилась ужинать с семьёй и близкими друзьями Старого Тука, где собиралась с женихом официально объявить о помолвке, и Маглору было там не место. Но эльф вовсе не чувствовал себя лишним: через столько рук прошёл, на столько вопросов отвечал, аж во рту пересыхало! В траве потихоньку зажигались светлячки, хотя до темноты было ещё далеко, и они казались каким-то дополнением к общему веселью. Маглор вертел в руках подарок от Старого Тука и набирался решимости посмотреть, что там. Его первый подарок за прошедшие две эпохи. Маглор ёрзал, как ребёнок, но всё не тянул за ленту. В голове было слишком много разных мыслей сразу, тысяча вопросов и один-единственный желанный для него ответ, но эльф не был уверен в том, что он верный. Следовало подумать, медленно и обстоятельно… Но пока что – снять наконец упаковку. Маглор непонимающе уставился на свой подарок. Это была вытянутая трубка, с небольшим кисетом, к случаю даже полным. И прилагалась записка, почерком Розы, чтоб уж точно не появилось у него никаких сомнений: Это точно тебе, Маглор, пользуйся. С днём рождения Старого Тука, раз уж ты у нас гость. И у нас – это не только про этот буйный праздник. Будь чем поджечь трубочное зелье, Маглор бы испробовал прямо сейчас. Оказалось, что предусмотрено было и это – прямо в кисете нашлось всё необходимое. Эльф даже примерно не знал, как это делается, поэтому попытался вспомнить, как это делал Отто. Маглор скопировал то, как он протёр между пальцами листья, делая их чуть мельче, примял, но затем поджёг явно кое-как. То вдруг вспыхнуло ярко, то едва не гасло, так что эльф дул на него снаружи, не желая всё портить, но вот затеплился крохотный огонёк в деревянной чаше, похожий на ещё одного светлячка на лугу, не гас и не прогорал быстро. Пришлось повозиться – так что это была награда за труды. На этот раз Маглор припомнил опыт прошлых ошибок. Не пытаясь делать глубокий вдох, он втянул в себя дым очень-очень осторожно и лишь покатал его на языке, попробовал на вкус… Это было горьковатое призрачное ощущение разогретой солнцем древесной коры, которое вместе с его неловким вдохом пришло, но испарилось так быстро – что Маглор сразу же потянуло повторить, хотя и осторожничая по-прежнему. Эльф не знал сколько времени провёл за этим занятием. Пожалуй, он сделал около пяти вдохов, не больше, но за это время трубка успела подозрительно мигнуть и едва не погаснуть. Маглор поймал красоту игры света, казалось бы, простом дыму, и мысли его все изловились на крючок, выстроились стройными рядами и перестали беспокоить. Маглор просто сидел – тянул древесную горечь – и мог бы так просидеть много часов. В этом занятии не было никакого смысла, и это медленно, но верно подкупало. - Ох, ну и кошмар, кто так курит, только трубку портить. Юбка Розы даже об траву не шуршала, вот насколько тихой она могла быть. Так что Маглор её не заметил – но на её слова даже не хотелось открывать глаза, активно что-то делать… Зачем? Ни за чем. И так неплохо. - Делись, тогда уж, Маглор, - Роза села рядом. - А женщины тоже курят? - Нет, не курят, а бочонок табака у меня дома для красоты стоит. - Прости. - Ну-ну. Смотри и учись, как правильно. Трубка Розы была куда изящней, на ней был вырезан по боку узор из листьев и, похоже, изображена звёздочка табачного цветка. А то, как она её набивала и раскуривала, напоминало какое-то затерянное искусство – и листья у неё легли ровнее, и трубка не капризничала, с первого раза поймав яркую искру, и разгорелся табак быстро, после чего Роза выдохнула в воздух аккуратное дымное колечко и притянула к груди ноги. - Южный удел, - она прикрыла глаза. – Я такой беру редко. - Он хуже? - Он просто замечательный. Сидеть и наслаждаться молчанием друг друга тоже было приятно. Момент созерцания, пойманный в слишком быстром течении времени – и не так важно, что Маглор проморгал весь табак, и всё погасло снова. Эльф знал, что должен сделать, и хотел этого. Так будет правильно – и он действительно желал так поступить. - Все мои родные погибли много лет назад, - признался Маглор и отвернулся. Вытянул ноги. - Ты плакал по ним? - Да, давно о них не думал. - Скучаешь? Хорошие все были? О сыновьях Феанор было не принято было говорить хорошо, никто так не делал. На его ладонь забрался осмелевший светлячок, и Маглор замер, чтобы ему не мешать. - Разумеется, хорошие, - эльф вздохнул. – Но мне от этого больно, - он бережно пересадил светлячка на листок, чтобы не навредить ему. - А как иначе, - и Бэггинс тоже вздохнула. Действительно. Как иначе, как так, чтобы не болело в груди и не раздирало… Маглор последнее время плакал столько, сколько не было ни в один предыдущий год. Их смерть была итогом, закономерным в законах мира, что эльф думал, что был к ней готов – но даже если и был, то от этого никогда не было легче. Это был груз, который он пронёс сквозь туманные десятилетия, похожие одно на другое. Теперь он сбрасывал с себя тонны камней. Хотя и ранил при этом руки в кровь. Но быть может, когда-нибудь они заживут… - И никого не осталось? – спросила Роза. - Моя мама жива, но она далеко, и нет к ней дороги… - За морем? - Откуда ты знаешь? – Маглор удивлённо посмотрел на неё. - Есть один тракт, южнее лежит, ведёт через тот лес, который у меня из окон видно. Раньше такого не было, но теперь изредка там проезжают эльфы. По слухам, едут в Серые Гавани, что стоят на заливе, садятся там на корабли и больше не возвращаются. Никто не знает, куда они плывут. Но я и сама их как-то видела, и песни у них всегда печальные, будто с чем-то прощаются… Твоя мама тоже уплыла? Она за морем? Эльф смутно слышал про прямой путь; ещё больше его сородичей покинули Серые Земли, как только закончилось война. Дух Моргота пропитал здесь даже воздух – но Маглор оставался так глух, так восхитительно испорчен, так долго жил рядом с темнотой… Они с Маэдросом могли доскакать верхом через Лотланн и увидеть вдалеке на северо-западе дым над пиками Тангородрима. До его чёрных клубов было много лиг – но и сами горы были высокими, а гора редко спала тихим сном. Эриадор был чистым, как вода в ручье. Нет, правда – талая свежая река после вонючего болота. Купаться, мыть волосы, пить широкими горстями и смеяться над теми, кому смертная известь на зубах песком поскрипывает. Нерданели бы понравилось в Средиземье. Не в Белерианде с его склоками – но где-то, где тихо, где она отдохнула бы от проблем, что причиняли ей любимые родственники. - Нет, не так… То есть, она там. Но скорее я уплыл зачем-то от неё. - Дурак. - Полный. - Дома всегда лучше. - Я знаю. - Так что, остаёшься дома? Маглор сконфузился. - У меня настолько всё на лице написано? - Ещё как, но ты не волнуйся. Дело тебе найдётся, с таким-то ростом, даже не сомневайся. Не мастерить, так тяжести таскать! – эльф нашёл в себе силы фыркнуть. – Так что ты надумал? Остаёшься у нас насовсем? Насовсем – слишком долгий срок. В жизни не бывает, чтобы раз – и насовсем, ведь даже Арда просуществует меньше… Но Роза вряд ли спрашивала о сроке длиной даже с жизнь эльфа. В её словах были ближайшие лет десять, двадцать, пятьдесят, которые манили Маглора соблазном остаться среди зелёных холмов, посмотреть, каковы они зимой да каковы станут будущим летом, много-много грядущих друг за другом лет… Выпала роса, и голые ступни стали замерзать. Маглор притянул ногу ближе, обхватил ступню ладонью теплее и не чувствовал себя готовым для решения. И тем не менее, Роза и в другом была права – он вряд ли здесь пропадёт, даже если бы совсем ничего не умел делать. В конце концов, хоть на почту идти и сновать по дорогам быстро, по-эльфийски скоро, письма разносить! - Я-то на самом деле вот зачем пришла, - сказала Роза и положила что-то рядом с ним. – Ещё месяц назад подумала, но сам понимаешь, обувных дел мастера у нас днём с огнём не сыщешь, из самого Бакленда везли. На траве лежала отлично сделанная на эльфийскую ногу пара зелёных башмаков, любимого цвета многих хоббитов. Крепкие шнурки, хороший даже на вид материал: на осень, на весну, на лето, и прослужат не один год. Однако представив, как снимала Роза втихаря для них мерки, Маглор расхохотался в голос. Дождь лил такой, что о костре даже никто не заикался. Гилдон с грехом пополам в потёмках отыскал дуб, который помнил по прошлым разведкам, нашлось сухое пятно под ним – и было им счастье, а о сухих дровах не было смысла даже мечтать. Не привыкать было следопытам к холодным ночам под открытым небом, а сегодняшняя была теплая, разведчиков спасали плащи и табак, хотя и промок вокруг весь мир до нитки. И в любом случае, Маглор радовался, что они не на Амон Сул! Конечно, башня была важной стратегической точкой. Все равнины округи были как на ладони, это было отличное место как незаметного наблюдения за любой стороной света, так и для подачи сигналов на большое расстояния. Но назвать продуваемую всеми ветрами старую крепость приятной было бы сложно. Маглор искренне сочувствовал Элворну, которому пришлось там остаться до рассвета. Но определённо не настолько, чтобы поменяться с ним местами. - Делись табаком, Макалаурэ, - Талион потёр ладони рука об руку, согреваясь, запахнул потеснее плащ. Мужчина по-особенному неправильно произносил материнское имя Маглора, но называться синдарским эльф следопытам не стал – многие из них были образованы, знали синдарин, читали легенды древности… Но не до квенья, не настолько. - Свой кисет всё же в реку выронил? – Маглор хмыкнул, раскуривая трубку – дым грел его, наполнял огнём. Но всё же перебросил Талиону свой запас. - Ты же сам знаешь, какую труху мне в Бри продали, ей только костёр разводить, - человек отряхивал трубку от всего, что могло в ней оказаться за долгий день перехода. – А у тебя всегда табак хоббитов под рукой есть. Это Тоби? - Нет, Длиннорский лист того года. Ты Старого Тоби ещё долго не увидишь, у меня дома бочонок из Длиннора только месяц открытый. - Везунчик. Халандир, будешь? - Своими обойдусь. - Как хочешь. Лови. Маглор поймал и бережно закрыл туго набитый кисет. Что бы там Талион ни болтал, он расходовал табак из Шира экономно, потому что он был его нитью путеводной к дому. Дом. Славный его дом среди зелёных холмов… Эльф покинул край хоббитов много лет назад, когда давно уже побелели волосы Розы Бэггинс, ей становилось трудно ходить, и Маглор понял, что физически не сможет увидеть её смерть. Роза всё поняла, поэтому прощались они без слов: эльф стоял на коленях и обнимал её за шею, греясь так в последний раз, запоминая этот миг – чтобы тот остался с ним на тысячелетия, пока не наступит конец Арде и жизни эльфов – а Роза гладила его чуть, за ухом, держа, как держала когда-то своего ребёнка. До границы-границ, через целых два кукурузных поля, его провожал племянник Розы. Шебутной малец Бильбо жаждал приключений ровно настолько, чтобы ворчливо остепениться в Шире, когда ему стукнет тридцать три. - Тётя сказала, что всем уши пообрывает, если с твоим домом что-то случится! – радостно сообщил ему Бильбо вместо прощания. - Уж не сомневаюсь, но ведь и ты присмотришь, когда вырастешь? - Я и сейчас присмотрю. Этого Маглору было достаточно. Его дело не всей его жизни, но он понимал, чем будет заниматься в ближайшие годы. Эльф нашёл первого попавшегося следопыта в Бри. Чужое присутствие и защита незримо ощущались вокруг края хоббитов, поэтому рано или поздно Маглор бы на них вышел. Без вступлений Маглор попросился в любой их отряд, хоть мечи воинам точить, лишь бы быть как-то полезным. Получив в руки меч и победив пятерых лишь силой замаха, не держась за эфес с Первой эпохи, был радостно принят в разведывательные ряды. Но со временем Маглор понял, что причина вовсе не в боевых умениях. Дунэдайн недоверчиво относились к чужакам, дважды проверяли любого, с кем приходилось договариваться, но говорили на синдарине, жили легендами своих старших братьев и относились к эльфам с наивной доверчивостью первых людей, пересекших Мглистые горы с востока на запад и легко вставших под эльфийские знамёна. Маглор был эльфом – а значит светом, достойным доверия, все рады были быть ему друзьями или стоять в бою спиной к спине. Его слова были авторитетом, зачем-то на него даже равнялись, поэтому Маглор делал всё, чтобы оправдать их доверие. А ещё – грудью защитить дом родной. Эльф не знал, зачем сражаются следопыты, кто сказал нести им здесь дозор. Маглор думал и на совесть их, и на неведомый чужой груз долга, и на Гендальфа, о чьей природе догадался с первой встречи и с которым разговаривал исключительно про самозастёгивающиеся алмазные запонки, но в глубине души ему было всё равно. Раз в год, всегда летом, он временно покидал их ряды, и ниточка его пути вела поначалу в Бри, затем через реку, а после – в самое сердце края, где стоял его дом, был основанный им придорожный трактир и куча знавших его соседей, которым следовало наносить дружеские визиты. Ну, хотя бы раз в год! Себя показать, на подросших детей поглядеть. Ещё у Маглора была полка с книгами, три лоскутных коврика, круглые окна в дань традиции, но больше по-эльфийски резные ставни – потому что дом хотел его индивидуальности – и куча не пойми зачем подаренных серебряных ложек. Был скромный сад и садовник, исправно получавший жалованье за то, чтобы всё цвело и росло, не погибало за зиму, а заодно дом не зарастал пылью. Был вопрос вывески его трактира – писать «Под плющом» краской яркой или темно-зелёной - хотя Маглор оставался владельцем больше номинально как тот, кто крыл тут крышу и возводил собственными руками все стены, и довольствовался правом на бесплатную пинту местного эля для себя и пары приятелей. Много чего было. Многое нужно было беречь – весь Шир и весь дивный народ, что его населяли. Маглору очень нравилось иметь там дом, знать тропинки в поле, погружаться в тот мёд, которым становилось быстрое для него время – дни тянулись и тянулись, наполняли его… Возможно, и этот край поглотит море, а затем на его месте вырастут горы, но пока что он был драгоценным адамантом, и эльф готов был убить на его границах столько врагов, сколько для того потребуется. Эльф выдохнул колечко дыма. До лета было ещё шесть месяцев, но это не так уж и много. - Рано расселись, - мрачно произнёс Халандир. – Нам нужно оставаться бдительными. - Так ты бы сказал для чего, друг, а мы и поищем. – Талион уже слишком расслабился. - Сам не знаю, - Халандир оставался на взводе. Эльфийской крови в этом мужчине была каплей в океане, но, похоже, та капля несла искру яркого золота сил выше. Неведомыми путями прокрался к Халандиру этот дар, он уверял, что к роду королевскому никакого отношения не имеет – однако чутьё его было невероятным, как на беды, так и на близкую удачу. Поэтому когда Халандир сказал сниматься и идти к Амон Сул с другой точки, они без вопросов встали и пошли – но до критического момента даже сам Халандир не всегда знал, будет ли буря или будут они одарены. Это могла быть засада орков, разбойники, оползень на тракте, так и бочонок отличного пива в подарок или меч из доброй стали, найденный прямо на дороге; так к Маглору попал его нынешний меч, выветрив все сомнения в даре Халандира. Но в этот раз Маглор не думал, что рядом опасность. - Мы же видели следы днёвки эльфов Ривенделла, они даже тайный знак оставили, - как раз сказал Талион. – Их было не меньше двадцати, сейчас их хватает, чтобы регулярно очищать территорию, здесь безопасно даже одинокому путнику ночью. - Ну то-то Макалауре радовался, что мы с ними разминулись, но думайте что хотите, как на иголках сижу… - Тихо, - Маглор уловил что-то на грани слышимости. Руки мужчин легли на рукояти мечей. Эльф прислушался. - Орки? - Нет, слишком тихо передвигаются. - Пока не видишь их? - На тракте. Тракт был в пределах мутной видимости – для людей. На деле же располагались так, чтобы Маглор увидел в дождливой тьме крохотную точку сигнала тревоги с Амон Сула, а до узкой и неудобной дороги по пустошам и вовсе было рукой подать. Двое конных двигались от Мглистых гор. Похоже, они не старались прятаться – но двигались действительно тихо, их лошади не были подкованы, вдобавок, Маглор заметил, что не хватает и других звуков. - Люди? – Талион чуть расслабился. - Не думаю, - Маглор покачал головой, продолжая вглядываться, но, похоже, тревога оказалась ложной. – Железно не звенит, на лошадях только ремни с попоной, лишнего и того, что может причинить коню боль, нет. - Эльфы. Видят нас? - Талион трубку не потушил, точно увидели. Талион фыркнул. - Зато тебе снова зажигать, а мне всё готовое. Маглор вернулся в плен сухих удобных корней и деревом под спиной, краем глаза продолжая наблюдать за путниками. Халандир тоже не открывал от них глаз. - Чуйка? - Возможно. - Странные они, на тех, кто к Гаваням, не похожи. - На воинов тоже. Что интуиция Халандира не подвела, стало ясно очень быстро. Всадники спешились на расстоянии полёта стрелы, оставили коней пастись без привязи у тракта и открыто двинулись в их сторону – две симметричные тени в голубой ночи. Маглор отодвинулся в тень и натянул капюшон пониже. Он разумно избегал общения с эльфами – вряд ли жил кто, могший его узнать, не считая Артанис, но будет слишком много вопросов. Элронда Маглор не считал также. Конечно, воспитанник хорошо знал его, но вряд ли будет рад ему, повзрослев, обретя мудрость и понимая, кто сгубил его род в гаванях Сириона. - Вы следопыты севера? - Сначала принято здороваться, путники, хоть и не можем предложить мы огня, - отозвался Халандир, так как был главным, - назовите себя, а мы, быть может, и свои имена откроем. Эльфы откинули капюшоны плащей. Их лица были похожи, как две ягоды с одного куста. - Мы сыновья Элронда, - сказал правый, - я Элладан, мой брат - Элрохир. - И что же вам надо, Элронда Мудрого сыновья? - Мы хотим сражаться вместе с вами! – горячо ответил Элрохир. - Чем меньше орков станет на земле, тем легче на ней будет дышаться, - спокойней добавил Элладан. - Мы не сражаемся, если вы желаете подвигов. Мы выслеживаем, как охотники добычу, и никогда не получали за это славы, - ответил Халандир, но Маглор понял, что тот колеблется: это была предвиденная им встреча да и говорила в нём вера эльфам… В Маглоре проснулось злое веселье. Эльф не знал, откуда оно взялось. - Макалауре, они хоть взрослые? – брякнул вдруг Талион: менее вдохновлённый, более зоркий и циничный. Элладан и Элрохир явно оскорбились. – Ну, я так, на всякий. Близнецы были очень похожи на своего отца и не только. Они были статными, дерзкими – именно такими должны были стать Элронд и Элрос в дни расцвета своей юности, которую Маглор пропустил. Но теперь Элронд был мудрым, да, а не мальчишкой, что кидался с кулаками на взрослых мужей. Что ж, стоило проверить. Маглор сел и тоже откинул капюшон плаща. Не скрываясь, эльф носил хвост, так что гости сразу же узнали сородича и обменялись непонимающими взглядами: немного друг с другом, немного с ним. - Ты Макалауре? – осторожно спросил Элладан. – Боюсь оскорбить тебя, но имя твоё… - Что, имя моё не по душе тебе, сын Элронда, кровь дома нолдор? – гаркнул Маглор на квенья, резко хлопнув по коленям ладонями. Это был квенья Первого Дома, не изменённый, чистый, сложный. Из-за него отец мог ударить, а мог усадить рядом с собой за столом. - По душе нам имя твоё, Макалауре, и прости, если должны были признать тебя сразу, но не признали, коль ты нам родич, - молниеносно отозвался Элрохир. У него не было даже акцента. Даже Феанаро ими бы гордился, такими незамутнёнными, так не коверкающими язык его матери; язык, на котором зачем-то они с Маэдросом выучили говорить Элронда… А Элронд взял – и научил ему своих детей. Элронд помнил о них. Был намного смелее Маглора. Похоже, ему придётся навещать ещё один дом. Не будет это просто, не обойдётся без боли и ссор, но сыновья точно разболтают отцу, кого встретили на темной равнине, и никуда Маглор от правды и живой семьи, из плоти и крови, не денется. Все его раны зажили давным-давно.