Хаос молится

Сегодняшний день почти можно назвать солнечным. Жидкие облака, вечно ползущие над землей грязными сгустками пепла, куда-то унесло, и с небес льется свет. Если постараться, можно даже представить, что это – лучи: теплые, ласковые, греющие кожу… жаль только, что это будет лишь самообманом. Этот мир едва поддерживает собственный жар, чудом теплящийся от возжигания к возжиганию. Откуда у него возможность поделиться им со своими обитателями. Рука все же ловит тусклый свет, катает в ладони, словно бледные капли. Прохладно. Совсем не похоже на то, старое солнце, согревающее и щедрое. Но это не страшно: так уж случилось, что ей не нужно тепла извне, только топливо – поддерживать свой жар. Может быть, она не выглядит грозно или статно, ей не поклоняются, ее не помнят, она – лишь старая легенда, пережившая саму сказку о себе; ее посох истерт и темен, меч – тускл, кожу на рукояти давно пора переплести… но в ее руке тлеет чуть иной уголек, чем тот, что носят у сердца пироманты, а черная накидка нет-нет, а блеснет золотой нитью, каймой бегущей по свободным складкам. Так же, как до начала Эры Огня. Квилай, дочь Квилы, ведьмы Изалита, прячет руку в складках мантии, набрасывает свободный капюшон на свои темные пряди, чтобы продолжить свой путь – пусть в этой предосторожности уже давно нет нужды. В этом мире не осталось никого, кто мог бы узнать в ней последнюю из Дочерей Хаоса. У нее нет цели: она лишь искра былого, что летит в сумерках этого мира, не задерживаясь и не выбирая пути, даже не считая прожитых лет. Пламя гаснет и вспыхивает вновь, государства обращаются в прах, чтобы восстать из него – неизменность в бесконечном изменении. Иногда ведьме хочется, чтобы этот пахнущий отчаянием цикл окончился, привнеся в агонизирующее мироздание хоть какую-то определенность, пусть даже это и будет началом конца времен. Но следом приходит память о жертве ее матери, отдавшей свою душу в обмен на призрачную возможность сохранить этот мир, и вина обжигает сильнее любого ожога. Уже после пробуждаются воспоминания о брате и сестрах – тех, кто погибли в огне, и тех, кто угас вместе с пламенем, что жило в их душах, и ведьма сжимает челюсти, сдерживая вопль отчаяния. Оно приходит к ней по ночам – во снах, где сгорает ее мать, а брат, преграждающий ей путь, кричит «Бегите!», пока волна изменения пожирает и меняет его тело; где двое из сестер корчатся в агонии, терпя прорывающиеся сквозь нежную кожу шипы паучьих лап, где родные лица гаснут во тьме, оплывая свечками. Поэтому вечерами Дочь Хаоса молится, сама не зная кому – пожалуйста, избавь ее от этой муки хотя бы на эту ночь! Иногда это помогает. Иногда – нет. В такие ночи Квилай жалеет, что не может стать Полой. И что слишком упряма, чтобы умереть. Ветхое убежище хижины дрожит от звонкости голоса, но это не раздражает – наоборот, на душу снисходит покой, столь редкий для древней странницы. Конечно, изначально эта песня должна служить успокоением заблудшей нежити, но Квилай не слишком удивлена льющемуся в нее умиротворению. В конце концов, и слушательница, и поющая слеплены из одной глины. Дети Древних Повелителей. Дочь Хаоса и Мильфанито. Ведьме нравится внимать голосам созданий Повелителя Могил – они гонят кошмары и отчаянье. Рядом с ними не нужна ее еженощная молитва, и можно почувствовать себя почти спокойно, забыть о вечно угасающем мире, распростертом за пределами стен башни. Словно Эра Огня еще не окончилась, а мать и сестры рядом – выйди за дверь, и увидишь их лица. Жаль, конечно, что этот покой недолог: Дочь Хаоса не умеет сидеть на одном месте больше двух дней, но краткая передышка ценна, как рдеющие угли в беззвездную ночь. Да и сами Мильфанито рады гостье, способной рассказать о жизни за пределами убежищ, хоть их добровольное заточение и вынуждает Квилай превращать свои повествования в грустные сказки. Или предлагать девам хоть раз разделить с ней легкость путешествий из никуда в ниоткуда. - Мы не можем, ты знаешь, - снова отвечает на высказанное в бессчетный раз предложение поющая, вызывая в ответ беззлобную усмешку ведьмы. - Ну да, каждая из вас должна петь вечно… но разве это не скучно? - Мы не знаем, что такое скука. Мы поем тем, кто скован смертью и тьмой, чтобы они обрели покой, и это согревает наши души. И еще… раз ты приходишь к нам раз за разом, то разве тебе самой не по душе наш уклад? Будь он неприятен для тебя, ты бы не возвращалась в наши убежища. Квилай фыркает. - Я тут и два дня редко усидеть могу, несмотря на ваше сладкое пение. Ухожу, как только заканчиваются новости и темы для разговора. Просто… ты и твои сестры для меня вроде как последние, кого я могу назвать близкими себе. Дети Первого Повелителя, как и я. Только мы и остались… Мои сестры и брат мертвы, нежить не в счет, их отголосок пламени слаб настолько, что их и потомками Мануса назвать сложно. Дети Гвина, эти самоуверенные гордецы, погибли давным-давно, отстаивая свои идеалы – не то чтобы я сильно по ним скучаю, но… Дочь Хаоса прерывает звонкий смех дочери Повелителя Могил, и Квилай хмурится: - Что смешного в моих словах? - Ведьма бродит по миру, знает многое, но не ведает того, что известно сидящим взаперти, - голос Мильфанито звенит серебристым колокольчиком клириков. - Нас много, а ведьма одна. Но есть и один из детей Повелителя Света. - Этот глупец, что пошел против отца еще до окончания войны с драконами? Про него я тоже знаю, но понятия не имею, куда Гвин его заточил. Да и искать как-то желанием не горю. - Нет-нет! Не солнечный первенец, лунный последыш. Юноша, что был обречен на существование девы, последний божественный обитатель Анор Лондо. Он все еще там, за хрустальной стеной… - А вы, сидящие взаперти, уверены, что ничего не перепутали? - недоверчиво уточняет Квилай. - В Лордране время давно спутано, как пряжа – может быть, этот выживший бог не имеет отношения к моему временному потоку, а то и попросту мертв уже много веков. - Нет, вы живете бок о бок, - качает белокурой головой Мильфанито – но, подумав, добавляет. – Хотя, быть может, ты скоро будешь права. Мы слышим голоса умирающих: они кричат о штурме Анор Лондо опаленным мертвецом, что вселяет в нас ужас, и тем, кто никогда не рождался и не познал горечи утрат. Город почти взят, держится лишь островок вкруг древнего собора. Когда он падет, быть Темному Солнцу пожранным жадной пастью. Квилай пожимает плечами. Что же, видимо, последний из рода Повелителя Света все же сумел дотянуть до нынешних времен. Но конец его уже близок, так что… можно сказать, что в ее представлении о мире ничего не поменялось. Все то же одиночество и бесцельность. Ночь она проводит спокойно. Под пение Мильфанито ей снится тепло Изалита безмятежных времен Эры Огня. Костер пляшет во тьме, весело лижет изгибы витого меча; языки то и дело выгибаются, тянутся к сидящей рядом ведьме тихими зверями, словно пытаются ткнуться в протянутые к ним ладони и доверчиво замурлыкать. Хранительница Огня – молодая женщина, сгорбившаяся старухой под тяжестью своего долга – дремлет неподалеку, бормоча сквозь сон молитву. В последние пять сотен лет люди стали оставлять приглядывать за кострами девушек-клириков… впрочем, наверное, это к лучшему. Милосердная, сострадательная Хранительница лучше той, что привыкла сражаться, но очерствела сердцем. Квилай не спится уже не первую ночь, но причина тому не кошмары – мысли. Весть о последнем боге Анор Лондо не оставляет ее с тех пор, как она покинула Храм Аманы. И внутри колеблются все «за» и «против», восстают друг на друга, словно дуальность мироздания, что когда-то родилась с приходом Огня… Гвин и его потомки никогда не принимали этого колебания. У них было все просто – вот свет, вот тепло и жизнь, мы будем защищать их и безжалостно истреблять все, что противостоит им. Они не обращали внимания на обратную сторону медали, словно забыв, что и она была порождена Первым Пламенем. Гнали тьму, презирали холод, страшились смерти. Возможно, именно поэтому Дочери Хаоса никогда не любили обитателей Анор Лондо: им было ближе огонь без отрицания всех его свойств, страшный и притягательный одновременно. Поэтому, если она и придет в древнюю страну божеств, ее там будет ждать не слишком теплый прием. Да и стоит ли возвращаться в эту запорошенную прошлым землю? Ведь она не была там так давно, с тех самых пор, как… Квилай прикрывает глаза, вспоминая старые дни. Она, Квилен и Квилана, последние из Дочерей Хаоса, собравшиеся вместе в попытке сохранить жалкие искры былого. Мутировавшие брат и сестра – Квилег и Неутомимый Воин – погибли от руки Избранного Мертвеца вместе с обезумевшей ведьмой, решившей защищать Ложе Хаоса ценой своей жизни, а сам избранный сгорел в горниле Вечного Пламени, успев перед смертью стать учеником Квиланы. Это подкосило старшую из выживших сестер: она большей частью сидела неподалеку от лап неподвижной Квилен, листая постоянно дополняемый ею фолиант пиромантии, не интересуясь происходящим вокруг. Вторая сестренка – или, как ее звал восторженный прислужник по имени Энги, «Прекрасная Госпожа» – все время балансировала на границе меж жизнью и смертью, хоть ее слепое лицо и озарялось радостью каждый раз, как кто-то склонялся над ней. Поэтому Квилай пришлось заботиться о своих сестрах, не сумевших приспособиться к новому миру. Отгонять приходящих на зов их внутреннего пламени демонов, убивать охочих до сильных душ мертвецов, и самое главное – искать маленьких призраков человечности, способных поддержать жизнь в ее смертельно больной сестре. Это и стало причиной ее ухода. Квилай чувствовала, что их внутреннее пламя, рождавшее их силу и бессмертие, гаснет – не столь стремительно, что поддерживающий демонов огонь, но все же достаточно, чтобы ощутить отток их сил. Это почти повергло младшую Дочь Хаоса в отчаяние: еще бы, пережить столько испытаний только затем, чтобы просто угаснуть в безвременье? Но, приглядываясь к постепенно оживающей Квилен и за путниками из нежити, посещавшими их костер, она заметила закономерность, разбудившую в ней любопытство Человечность питала пламя. Истинное пламя. Из-за этого она поругалась с Квиланой. Та наотрез отказалась помогать сестре в исследовании этого удивительного феномена, даже больше – попыталась запретить ей интересоваться подобными вещами. Грозилась страшной карой, что постигла их мать, пугала, предрекала скорую гибель, а под конец просто сказала «Иди, куда пожелаешь. Огонь погубит тебя, как погубил весь наш род». Младшая ведьма была настолько зла, что даже не попрощалась с Квилен – просто подхватила оружие и скрылась в лабиринтах Чумного Города, провожаемая жалобными воплями Энги. Она не знала, куда именно идет, но у нее была цель – научиться поддерживать огонь, живший в ее душе, и вылечить постепенно угасающих сестер. Множество последовавших за этим решением веков сплавились в один горячий ком опасностей, приключений и жестоких битв. Квилай посещала многие из королевств, встречала людей, чей разум пытался воспарить над их смертной сущностью – а потом с их потомками, одержимых желанием продолжить дело предка; забредала в опаснейшие из мест, почти танцевала на кромке острого скола, грани которого звались смертью и жизнью, оттачивая боевые навыки, но не находя ответа – пока одна из легенд, что была ей почти вровень по возрасту, не привела ее к самим истокам людского рода. И в их жадной глубине родилась истина. Но, увы, слишком поздно… А теперь смерть снова стоит на пороге, пусть и не на ее: последний луч света, что породил Гвин, вот-вот угаснет, погребенный своей горькой судьбой. Конечно, этот неведомый наследник Солнца для нее совсем чужой, наверняка гордец, каких поискать, и будет прятать брезгливость за маской деланного радушия. Но… - Хвалой и молитвой и доброй заботой благословляю тебя я, - шепчет Хранительница сквозь сон, и ее бормотание вплетается в треск пламени. - Так гори, гори же в этом костре, могучий и жаркий, пусть придет от тебя помощь зримая заступнику… Дочь Хаоса почти готова поверить, что это и есть ответ на ее мысли, прогоняющие даже сон. Да, быть может, она и этот последний бог окажутся совсем разными. Может быть, они даже станут врагами. Но, если подумать, у них одна судьба - судьба последних выживших детей Эпохи Огня. А еще их связывает древний, истертый временем союз, что некогда заключили их прародители, вместе выступив против владычества драконов. Может быть, самое время вспомнить о нем? - Я вернусь в Лордран, - шепчет пламенным языкам свое решение Квилай – и, устроившись поудобнее у костра, проваливается в сон, позабыв прочитать свою еженощную молитву. Но отчего-то дурные сны ее не посещают. Молот звенит, металл обиженно лязгает в ответ, наковальня едва ощутимо отзывается гулом на каждый удар. Сильный, хороший звук. Одна из честных работ для огня – защищать жизни, помогая создавать оружие. Ведь защита нужна всем, а пиромантия слишком своенравна, чтобы даваться каждому. - Чего тебе, искорка? - заметивший ее внимание коренастый кузнец с копной седых прядей и опаленной горном бородой поднимает голову, без усилий удерживая молот в руке. И Квилай улыбается в ответ. Все же приятно встретить знакомое лицо из прошлых дней – особенно когда ты живешь неимоверно долго. - Меч поправить надо. Поможешь? - Отчего нет, это моя работа, - бесхитростно пожимает плечами мужчина, принимая клинок. Деловито осматривает оружие, придирчиво щелкает языком. - Эк его потрепало-то! Ты что, только что из вашей Топи, пиромантка? - Ты уже чинил мне этот меч после прогулки по болотам – когда я пришла сюда почти одновременно с легионом нежити Фаррона. Мозгляки мне тогда всю рукоять своим ядом проели… Ведьму не удивляет, что ее не узнали. Андрэ все же нежить, пусть и прожил много веков – память в нем то угасает, то разгорается вновь, как пламя под выдохом горна. В эту их встречу он забыл о своей родине – Асторе; глупо требовать от него помнить о какой-то девушке в черном, то появляющейся, то снова исчезающей на несколько веков. - Ааа, припоминаю. Да, точно, я вставил тебе новую костяную рукоятку! Ох, ну и намаяться пришлось, пока нашелся подходящий материал… Дочь Хаоса молча улыбается, наблюдая, как старый кузнец, продолжая ворчать, приступает к работе. Ей повезло, что она сумела разыскать его… Лордран изменился еще сильнее с тех пор, как Квилай побывала тут в последний раз. Старый Храм Огня ушел под землю окончательно, город нежити, некогда претендовавший на звание поселения, стал грудой гнилых развалин, Изалит превратился в медленно тлеющее подземное озеро лавы в окружении запустевших руин... время не пощадило ничего. Новое место храма ведьме не понравилось: слишком тягостные воспоминания пробуждались такой близостью к Горнилу Первого Огня. Пришлось постараться, чтобы проскользнуть внутрь незамеченной – но встреча с Андрэ того стоила. - Ты – одна из немногих, кто приходит сюда с крепко потрепанными клинками. Где тебя приложили на этот раз? - Пыталась пробраться в Анор Лондо, - честно отвечает Дочь Хаоса. Кузнец удивленно приподнимает кустистые брови: - Правда? Что же там творится, раз меч у тебя в таком состоянии? - Там идет штурм – кажется, уже не первый месяц. Все в его округе просто кишит нежитью: странные толстые проповедницы, высохшие клирики с крестами в руках, чудовища, от которых так веет Бездной, что рука сама за посохом тянется... - Пламя нас помилуй! А что с самим городом, с Иритиллом? - А, так вот как он теперь называется, - задумчиво бормочет ведьма, а затем досадливо морщится. - Город вроде как уже занят, но какая-то часть держится: я видела вспышки за зданиями. Там все еще идет бой. Сказать точнее я не могу, внутрь попасть так и не смогла. - Осаждающих слишком много? - понимающе кивает Андрэ. - Да нет, не в противниках дело. Просто кто-то внутри обнес весь этот город невидимым барьером, который не берет даже моя пиромантия. Не прийти на помощь, не спастись из окружения. Я прокрутилась там несколько дней, но после там появились какие-то крупные многозубые твари, и мне пришлось отступить… Воцаряется тишина, прерываемая лишь ударами молота. А потом старый кузнец, утерев сажу с лица, подводит итог: - Пламя гаснет, и мир снова сходит с ума. Горькие вести ты принесла, искорка. Был у меня друг-кузнец там, старик из великаньего рода – впрочем, быть может, он обрел покой еще задолго до нынешних времен… ладно, закончил я. Принимай работу. Квилай с благодарностью забирает меч обратно, лезет за пазуху за сияющей пригоршней душ – после бесплодных попыток проникнуть в город их у нее было в избытке – и, уже отвернувшись, слышит, как Андрэ бормочет себе под нос: - Что за времена… куда смотрят вороны? Неужели мир настолько погряз во грехах?.. Ножны чуть не выскальзывают из ослабевших рук, но ведьма успевает совладать со ступором, свалившимся на нее вперемешку с внезапным озарением. Ну, конечно же, небо! Драконы и виверны, похоже, выродились окончательно, демоны-летучие мыши не донесут столь далеко – но вороны, могучие птицы, живы и летают везде! У нее есть шанс проникнуть в Анор Лондо! Осталось лишь придумать способ договориться с их хозяйкой… - Злорадствуешь, наверное, что я здесь. Последняя Дочь Хаоса пришла к тебе с просьбой… Огонек в ладони ведьмы вспыхивает в последний раз и гаснет, но в нем уже нет нужды. Последний противник, живший в этой дыре, уже оплавил кости в его иссушающем жаре, и теперь по затопленным коридорам гуляет сквозняк, напоенный смрадом паленой плоти. Да и свет тут есть: свечные огарки, конечно, не сравнятся в яркости с древним пламенем пиромантии, но и их хватает, чтобы осветить матово поблескивающий камень. - Здравствуй, Велка. Статуя не отвечает. Оно и понятно – богине, которую она изображает, не нужны дешевые чудеса вроде оживающих изваяний. Квилай не очень понимает, что вообще нужно этой странной древней сущности, которую не встречал никто из некогда живших, кого она знала, но чье присутствие незримо текло в этом мире. Если бы не нужда, ноги бы ее не было в этих трущобах. Но выбирать не приходилось… Ведьма колеблется несколько секунд - а потом, подыскав местечко посуше, присаживается рядом с Богиней Греха. Задумчиво жует губы, собираясь с мыслями. - Наверное, ты уже знаешь, что привело меня к тебе. Мне всегда казалось, что тебе близко всеведенье – ведь как-то надо узнавать о прегрешениях, которые каждый хоронит в глубинах своих душ. Но, наверное, ты хочешь, чтобы я сказала об этом вслух. Ты же любишь поболтать, верно? Где-то в дальних коридорах всплескивает вода, и Квилай почему-то хочется думать, что это – согласие. - Мне нужна помощь, чтобы попасть в Анор Лондо. Его и город вокруг – как же его… Иритилл, да! – штурмуют войска нежити под предводительством некоего Саливана, возглавляющего очередной связанный с Бездной культ, и того, кого зовут Олдриком. Кажется, его возжигали в Горниле, и теперь он Повелитель Пепла, а значит – очень и очень силен. Мильфанито сказали мне, что он пожрет Темное Солнце… я мало разбираюсь в божественных титулах – но, наверное, они имеют в виду потомка Гвина. И это меня совсем не радует. Дочь Хаоса раздраженно дергает себя за выбившуюся из-под капюшона прядь. Эта затея все больше и больше кажется ей бессмысленной глупостью. - Наверное, ты можешь сказать мне, что я поздно спохватилась: столько времени бесцельно бродила по миру, не желая даже знать о потомках Повелителя Света – а теперь, когда в их древний дом не попасть, решила наладить знакомство. Наверное, я ничего не умею делать вовремя… но, я не хочу просыпаться по ночам с криком от еще одного кошмара. У меня уже есть один грех на душе – из-за меня погибли Квилен и Квилана. Я не прошу отпускать его: если бы я не сделала этого, мы попусту угасли бы втроем на руинах Изалита, а по мне так уж лучше жить с виной, чем умереть с легким сердцем. Но я не желала их смерти – я попросту не успела вернуться, а они не смогли дождаться моего возвращения... сейчас все иначе. Хранитель Анор Лондо не знает о моем существовании и, быть может, уже не ждет помощи. Он не мои сестры. Но он отчаянно нуждается в подмоге. И поэтому… Поднявшись на ноги, Квилай встает перед статуей Велки. Несколько секунд смотрит на скрижали, сжимаемые в руке богини, прикидывая, где среди этих бесчисленных строчек прячется ее имя – а потом чуть неловко склоняется, опуская голову. - Прошу тебя: не отпусти мне грехи, но не дай взять на душу нового. Вот моя молитва. Часть ведьмы надеется, что Велка все же пошлет ей хоть какой-нибудь знак: хлопнет крыло нетопыря под потолком, снова плеснет вода или вздрогнет пламя свечей – но мир безмолвствует. Лукавая богиня ничем не проявляет себя. - Спасибо, что выслушала, - вздыхает Дочь Хаоса. Машинально зажигает прикосновением одну из потухших свечей и с тяжелым сердцем покидает катакомбы. Ну, в конце концов, она хотя бы попыталась… Но когда Квилай подходит к выходу из затхлого подземелья, поверхность встречает ее хлопками исполинских крыльев. У обветшалого входа сидит гигантская ворона, и ее черный глаз с удивительным пониманием вглядывается в бледное лицо потрясенной ведьмы. Богиня Греха услышала молитву. У архитектуры города богов есть несомненное преимущество – высота. Вороне не потребовалось снижаться – цепкие когти разжались, и Квилай спрыгнула на изогнутую крышу. Невысоко, как с порога на землю соскочить. Камень под ногами скользок от наледи, а изо рта с каждым выдохом вырывается облачко пара: впору радоваться, что ей не страшен никакой холод. Почему-то Иритилл оказывается промерзшим насквозь, хоть ведьма и помнит, каким солнечным и теплым был город богов в эру Огня. Но огромная луна в небесах, глядящая на землю сквозь плывущий дым пожарищ, странно укалывает в память: «…лунный последыш…» «Потом, все загадки – потом», - обрывает себя Квилай, и, более не всматриваясь в небо, свешивается с каменного портика, стараясь разглядеть, что происходит внизу. Ворона почти не унесла ее от моста – соборная площадь с массивным фонтаном, располагающаяся неподалеку от врат, неплохо видна с ее укрытия. Там фактически плещутся захватчики: нежить в балахонах, трупы с вырвавшимися наружу личинками разлагающейся души, еще какая-то гадость с алым взглядом Бездны из высохших глазниц… конечно, можно выпустить из земли под их ногами столпы пламени, пусть вспыхнут разбегающимися головешками… но тогда она обнаружит свое присутствие. А этого делать не стоит – по крайней мере, пока она не встретит осажденных. Значит, придется избегать схватки и высматривать места, где кипит бой: там-то точно есть те, с кем захватчик борется. Верные слуги того, кого она ищет. Камень скользок, но ловкости Дочери Хаоса не занимать: балконы, колонны, балюстрады, парапеты ничем не хуже уступов в скальных подземельях Изалита, где она провела всю свою юность. Не смотри вниз без причины и помни о равновесии – вот и весь секрет. Несколько раз она чуть не сталкивается с отрядами штурмующей нежити, но черное одеяние скрывает ведьму в тенях от взгляда врага даже на этой снежной земле. Еще одна встреча – с группой необычно вытянутых людей в серебристых доспехах и со странной вкрадчивой походкой. Квилай понимает, что это и есть защитники города, когда отряд успевает скрыться в переулках, но решиться на преследование не успевает: впереди ей слышится звук вспарываемой плоти, визг нежити и треск чар. Схватка! Брусчатка ударяет в ноги, принявшие на себя вес спрыгнувшего с островерхой крыши тела – не слишком приятно, но времени искать на удобный спуск нет. Перепрыгнуть каменные перила, почти неосознанно отправляя огненную глыбу в зазевавшегося на мгновение Полого в алой мантии, фактически вылетая из проулка на широкую улицу. Успеть увидеть впереди несколько фигур в серебристой броне и женский силуэт в словно сотканной из тумана белоснежной одежде – они в окружении мертвецов, явно отбиваются от превосходящего по силе противника… остановиться. На секунду. Просто чтобы почувствовать, как вокруг нее растет проплешина лишающейся снежного покрывала земли, а в руки ложится приятный жар лавового кнута… Задние ряды пропускают первую атаку, и троих попросту слизывает язык огня. Смрад паленой кости ударяет в ноздри, перебивая запах снежного крошева, вонь стылого склепа, тяжелый аромат разлагающегося мяса и тронутой тлением ткани. Над рядами нежити взлетает вопль десяток глоток, почти сразу поглощаемый треском пламени – так же, как огонь поглощает тела. Квилай уклоняется от направленной в нее пики, парирует еще один выпад мечом, и, пригнувшись, с силой бьет сжимающей пиромантический огонь рукой землю, словно обращаясь на секунду в маленький уголек. Краем глаза она видит, как высокая девушка стремительно отпрыгивает прочь и, кажется, что-то кричит… а потом потревоженная земля вздрагивает и разражается гневом своего жгучего нутра: свистящими от яростного жара столпами подземного пламени. «Обретите покой в огне», - молча желает Дочь Хаоса сгорающей нежити. Поднимается, на всякий случай вскидывая меч – вдруг кто-то выжил после ее заклятия? Поводит закутанными в накидку плечами, стряхивая гарь, и, уже не таясь, делает шаг навстречу выжившим защитникам. Под каблуками ее сапог скрипят и крошатся обращенные в уголь тела, но ведьме нет до этого никакого дела. - Ты – потомок Гвина? - в лоб спрашивает она у высокой девушки. Вблизи ее одежда оказывается изящным платьем и воздушной вуалью, почти не скрывающей лицо. Босая, под подолом юбки мечется хвост, острые уши, в руке – темный меч… а, нет, это какая-то магия или чудо: свет развеивается, оставляя обычный клинок. Неужели именно ее она искала в этом городе? - Что привело тебя сюда, незнакомка? - у девушки оказывается звонкий грудной голос. Она удивленно поднимает брови, но затем хмурится, наставляет на Квилай меч – ее сопровождающие повторяют жест своей предводительницы. - Назовись! Я – Йоршка, капитан Рыцарей Темной Луны, приказываю тебе!.. Да уж, давно никто не требовал от нее представиться в столь угрожающей форме. Бо-оги… что ж, они в своем праве. И ведьма снимает капюшон. Встряхивает ореолом темных прядей, поднимает голову, встречается с собеседницей взглядом – прямо, не отводя глаза, чувствуя, как ее черные зрачки вспыхивают искрами Первого Пламени. - Я – Квилай, дочь ведьмы Изалита, последняя из Дочерей Хаоса, - представляется она, впервые за много веков называя свой полный родовой титул. И, увидев, как расширяются глаза у назвавшейся Йоршкой, предупреждающе поднимает руку. - Если ты та, кого я ищу, то спешу предупредить – я пришла как союзник. Когда-то моя мать билась бок о бок с Гвином против драконов, а теперь я пришла, чтобы разделить битву с его потомком. - Тогда ты ищешь моего брата, Дочь Хаоса. Он там, - девушка взмахивает рукой куда-то в сторону глубины запутанных городских улочек – а потом с отчаянием всплескивает руками. - Нас разделили! Я не знаю, что здесь происходит, но нежить из Храма Глубин все время пыталась отрезать брата от нас! И сейчас им это удалось. А он болен, очень болен, и я боюсь, что… - Расскажешь все по дороге, - обрывает ее Квилай. Она понимает, что назвавшаяся капитаном молодая дева переживает о судьбе последнего бога, но времени на успокаивающие речи у них нет: осада бурлит вокруг них, грозясь новым нападением. - Веди, я этот город впервые вижу. - Но как мы… - Прорвемся? О, не беспокойся, - Дочь Хаоса перекатывает вечно пылающий огонек в ладони, сжимает, чувствуя, как сквозь пальцы ползут жаркие протуберанцы. – Это войско собрано, чтобы убить младшего из богов. Посмотрим, что они смогут противопоставить младшей из ведьм. Последний противник – шустрый прихожанин глубинного храма с проржавевшим мечом в руке – пытается спастись, но лиловые дымные щупальца обвивают его, сжимают хваткой гигантских спрутов Великой Топи. Мертвец последний раз дергается, выбрасывает руку с оружием вперед в бесплотной попытке защититься – и застывает навсегда. Квилай призывно щелкает пальцами, и густой туман, успевший растечься вокруг, послушно собирается в плотный кокон и втягивается обратно в пиромантический уголек. Энги, старый отступник, давно почил рядом со своей Прекрасной Леди – а его хитроумное творение все еще живет с ней, в ее пламени. И почему заклинатели Топи не оценили его по достоинству? - Разве это огонь? Не похоже на пиромантию, - удивленно качает головой Йоршка. Ведьма скептически смотрит на ее окутанный темным мерцанием меч: - Разве это свет? Не похоже на чудо. Богиня непонимающе хмурится и отворачивается, переключая внимание на своих бойцов. Дочь Хаоса еле слышно вздыхает, выпуская в морозный воздух облачко пара: не поняла… ну и ладно. В ладони набухает крупный лавовый шар, который ведьма, прицелившись, отправляет в ближайшее дерево, раскинувшее ветви над лестницей, проход к которой только что пробил их небольшой отряд. - Зачем?! - Пусть думают, что я тут, - объясняет Квилай, глядя на занимающийся пожар. - При должной силе и подготовке обнаружить пироманта по откликам его пламени не так уж сложно. Не знаю, умеет ли это Саливан, но лучше перестраховаться… куда дальше? - Вниз по улице, до церкви: пройдем ее насквозь, а потом через кладбище направо, - командует Йоршка. Ведьма кивает, и, подняв пляшущее в руке пламя повыше, первой шагает навстречу возможной опасности. Она – сильнейший боец в этом импровизированном отряде. Так что принимать первый удар тоже ей. Могильные псы выныривают из первой же подворотни, раззявив изгнившие пасти: гной стекает с клыков вместо слюны. Струя огня останавливает их разбег, но вот последовавших за ними тени в лохмотьях приходится встречать еще и мечом. В бою они теряют одного рыцаря – от кислотного плевка одного из теневых рабов, разъевшего даже доспех. - Надо сжечь тело, - говорит ведьма после того, как выясняется, что павшему ничем не помочь. Йоршка потрясенно смотрит на нее: - Что за варварство! Позже мы вернемся и похороним его, как подо… - Мы не вернемся, - обрывает ее Квилай. - Даже если у нас получится спасти твоего брата, вы не сможете быстро отбить город. Он станет нежитью, и Саливан заставит его служить себе. Ты же не желаешь своему рыцарю подобной участи? Оставшиеся в живых четверо бойцов молча переглядываются между собой, чуть поскрипывая доспехами. Капитан бледнеет и медленно качает головой. - Нет. Но это слишком… - Грязно? Гадко? - Дочь Хаоса криво усмехается. - Такова цена жизни в нашем угасающем мире. Привыкай. Взмах закутанной в темные складки одеяния руки – и над поверженным расцветает огненный цветок, а Квилай, подумав, склоняется над погибшим: - Да осветит Вечное Пламя твой последний путь, - произносит она, чувствуя, как от этих высокопарных слов на губах оседает жесткая пыльца фальши. Но Йоршку и рыцарей эта фраза почему-то успокаивает: они молча склоняют головы в поминальном жесте и, более не оборачиваясь на павшего товарища, спешат к силуэту церкви, проглядывающему вдалеке сквозь дым и снежную порошу. Ведьма непонимающе смотрит им вслед, прежде чем спохватившись, броситься вдогонку. Пара слов, и они спокойно принимают необходимость, даже если минуту назад она казалась им кощунственной?.. странно. Но, если это спасет от косых взглядов, то почему бы и нет? Церковь встречает их разоренной пустотой и погромом: статуи святых свалены в груду у стен, копоть на стенах, обломки разбитых колонн, усеивающие изгаженный пол… Йоршка сдавленно ахает: - Костер! Как они посмели!.. - Вряд ли он был им нужен, - пожимает плечами Квилай, присаживаясь перед почти полностью остывшим пеплом с торчащим из него витым клинком. В душе она тоже злится, почти готова плюнуть на все и пойти мстить за обесчещенный очаг – кому, как не Дочери Хаоса, понимать боль потухшего пламени? Но вместо этого она лезет за пазуху, где в бездонной шкатулке прячется ее главная ценность. Ухватить один из ерзающих в глубине черный силуэт, затрепетавший в пальцах, поднести к углям – ну же, оживайте… Когда пламя занимается, Клинки Темной луны собираются вокруг костра. Один за другим протягивают руки к огню, окатываясь теплым дымом, исцеляющим раны, негромко переговариваются – в их голосах просыпается надежда. Ну да, рядом с приветливым очагом мысль о почти неминуемой гибели в городе, где на улицах плещутся волны Полых и отмеченных Бездной, отступает куда-то вдаль. - Ты поведешь их дальше? - негромко спрашивает Квилай у Йоршки. Та неопределенно взмахивает хвостом и, задумавшись, качает головой. Вуаль красиво колышется в такт ее жеста. - Не могу, нам надо добраться до основного отряда – и лишь потом пробиваться к брату… - Понимаю. Тогда здесь и разделимся. - Ты пойдешь одна? Ведьма мрачно пожимает плечами. - Ты сказала, что вас с братом пытались разделить с самого начала. Раз им это, наконец, удалось – кто знает, что окажется следующим пунктом их плана? У нас может не быть времени на возвращение. - Часть меня не хочет верить твоим словам, но я вынуждена признать их правоту, - опечаленно соглашается богиня. Несколько секунд хмурится, раздумывая – а потом, покопавшись в складках одежды, протягивает Дочери Хаоса какой-то небольшой предмет: - Вот, возьми. - Что это? - Квилай недоверчиво протягивает руку за подарком, оказывающимся… колокольчиком клирика. Позолоченная рукоять и юбка из звонкой кости. Воистину божественный предмет. - Эту вещь дал мне мой брат вместе с моим именем в день нашей первой встречи. Но сейчас он тебе понадобится, потому что… - Йоршка ненадолго замолкает, словно подступившие чувства сковывают ее дыхание – и, переведя дух, отрывисто продолжает. - Тебе нужно добраться до собора, что находится с другой стороны заболоченного рва. Пройдешь через каменную арку до винтовой башни, что доставит тебя наверх, до еще одного костра. Рядом с ним найди винтовую лестницу и рычаг, толкни его и спустись вниз, до склепа славных рыцарей прошлого. Позвони в этот колокольчик, и тебе откроется путь в святая святых Анор Лондо – склеп Гвина. Пройди его длинный коридор до конца и позвони еще раз, чтобы алтарь оставил свое место и открыл тебе тайный ход в покои замка. Прошу тебя, помоги моему брату! - Спасибо за доверие, капитан Йоршка, - серьезно отвечает Квилай, пряча отданное ей сокровище. - Я постараюсь вернуть его тебе – вместе с твоим братом. Они медлят перед расставанием, подбирая прощальные слова. - Да осветит Пламя твой путь, - наконец вспоминает звучание древнего благословения Дочь Хаоса. - Пусть Темная Луна заботится о тебе, - эхом откликается богиня. Покои встречают Квилай подозрительной тишиной. И тьмой. Приподняв свое пламя повыше, ведьма оглядывает свое окружение: сначала с опаской, потом – со сдержанным любопытством. Тканные драпировки, некогда роскошное, но теперь потускневшее, покрывшееся патиной времени и запустения убранство. В углу свалены холсты – судя по всему, незаконченные картины: пейзажи, портреты… кажется, ее занесло куда-то в крайне личное пространство бога. Сквозь высокие окна льется холодный лунный свет, превращая мрамор в лед. Символично, ничего не скажешь… От мысли осмотреть все вокруг Квилай отказывается, даже не додумав ее до конца: нет времени, да и хозяину замка наверняка будет неприятно узнать, что кто-то рылся в его вещах. К тому же в конце просторной залы почти сразу обнаруживается узкий коридор. - Только бы не заплутать здесь, - бормочет себе под нос Дочь Хаоса, внутренне жалея, что у нее нет мелка или еще какого-нибудь способа пометить свой путь. Перспектива заблудиться в этих хладных равнодушных стенах ее не слишком привлекала. Коридор был короток и заканчивался иллюзорной стеной, развеять которую не представляло проблемы: один удар – и ведьма вываливается в еще одну залу, еще более просторную и запустелую. Огромное ложе в ее центре наводит девушку на мысль, что она попала в покои старшей дочери Гвина, Матери Жизни, но подтвердить свою догадку или хоть немного осмотреться Квилай не успевает: из-за массивных приоткрытых дверей эхо приносит ей странные отзвуки. Звон, шелест, бульканье – а вслед за этим звук, заставивший ведьму сорваться с места. Звонкий крик, полный боли. Самое сложное было сдержаться, не зашуметь, не раскрыть свое присутствие сразу, слетая по ступеням лавовым метеором в клубах огня и со звонким боевым кличем на губах. Да, это было бы героично, в духе благородных богов… но Квилай не бог, а Дочь Хаоса, она может позволить себе осторожность и толику коварства. Поэтому она неслышно сходит по ступеням на широкий балкон с ажурной балюстрадой, замирает в тенях – и лишь потом, убедившись, что ее присутствие не обнаружено, бросает взгляд вниз. Туда, где кипит бой. Внизу ворочается нечто. Черное, гадкое, источающее отравляющие миазмы и бульканье нечто. Многотелое, бесформенное, оно крутится в лужах истекающей из нее слизи, неожиданно ловко лавирует меж обрушенных и еще стоящих колонн, бросается и отступает, закручивая водоворот из собственной гниющей туши. Сотни ног упираются в пол, толкая исполинского монстра, сотни голов слепо ворочаются, пытаясь увидеть цель, сотни рук тянутся вперед, стремясь схватить... …бога. Один взгляд на противника чудовища, и у Квилай отпадают последние сомнения: она видит настоящего бога Анор Лондо. Да, пусть он одет в тряпки, что были некогда прекрасным одеянием, пока не познали грязь и кровь; да, он вымотан боем, что явно идет очень давно; да, он юноша, схожий обликом даже не с девушкой – девой, отчего-то получившей клубок змей вместо ног… но Дочь Хаоса смотрит на него, и видит Свет. Тот, что был разлит в каждом из детей Гвина. «Успела» - ударяет в мозгу облегчение. Вот огромный мертвец поднимается во всю свою длину, вытягивает слепленные из тел конечности. Бросок быстр, но не достигает своей цели: на месте бога остается лишь марево телепортации. Из другого конца зала в непрерывно дрожащее тело летит сияющий рой, и кажется, что исполинской нежити не пережить эту атаку – но громоздкий остов с неожиданной ловкостью уклоняется от выстрелов, оставив на своем месте лишь дрожащие в бессильной злобе стрелы. Слышится зловещее бульканье, отдаленно напоминающее издевательский смех. - Последний из богов… ты истощен? - шелестят голоса сотен глоток. - Больше не призовешь себе на помощь иллюзии Палача и Драконоборца, что некогда несли стражу в этом зале? Какая жалость… Чудовище снова выпрямляется, наблюдая, как божество теряет равновесие, с усилием опираясь на свой высокий лук. Отвратительные щупальца устремляются к обессиленной добыче... Свист разъяренного пламени перекрывает все звуки битвы: столбы огня вперемешку с лавой вырываются из пола, становясь непреодолимой преградой, пожирая попавшую в них плоть. Помещение затапливает визг сотни глоток и отвратительный запах сожженного мяса, холод отступает, нет, улепетывает со всех ног, спасаясь от разлившегося под высокими сводами жара. Нежить откатывается в другой конец зала, сматывая свои трупные кольца, с чавкающим звуком выплевывает в противника огромный кусок сжеванных воедино тел – но из клубов поднявшегося дыма вылетает лавовый шар, в полете сжигая этот дергающийся клубок. Квилай поднимается, восстанавливая равновесие после прыжка с балюстрады балкона. Брезгливо стряхивает с угольного одеяния пепел и ошметки плоти, выпрямляется во весь свой невысокий рост – и, развернувшись к мертвецу, с силой упирает в пол высокий посох из ветви каменного древа. За спиной слышится еле ощутимый выдох, полный изумления, но ведьма противится искушению. Так и замирает, не обернувшись. - Кто ты? - булькает хор голосов. - Та, кто спалит твои кости, если ты не уйдешь отсюда, - глухо предупреждает Дочь Хаоса. Сказать еще что-либо ей не дают – чудовище извергает новую порцию гноя, отступает назад, и потолок обвисает гнилым мясом, протягивая бесчисленные щупальца к ведьме. Гнойная жидкость на полу вскипает, поднимается вязкой приливной волной, полной мертвецов: синие кости под клочьями изрезанной кожи. Всюду, вкруг, чтобы стремительно хлынуть, утопить сражающихся в своем могильном студне! Огонь ударяет поперек волны, заставляя ее лопнуть, обдав смрадом паленой мертвечины. Одновременно с этим из-за спины Квилай к потолку плоти взвивается рой лиловых огней, безжалостно впивающихся в мясные лоскуты потолка: получивший краткую передышку сын Гвина присоединяется к бою, принимая помощь своего неожиданного союзника. - Пожрааать… - гудит трупное многоголосье; Дочь Хаоса вскидывает посох, снова призывая столпы лавы. Это отчасти спасает, но огромное костяное лезвие все же заставляет ведьму и бога отпрыгнуть, уклоняясь от удара. Нежить решает продолжить преследование потомка Лорда Света, и, забывшись, открывает спину Квилай – за что расплачивается частью «хвоста», на который немедленно обрушивается веер лавовых брызг. Взревев, мертвец стремительно разворачивается, стремясь отомстить, ведьма подбирается перед уклонением… но тетива поет свою грозную песнь, и на этот раз стрелы настигают чудовище всей своей смертоносностью. Слышится звон: сын Гвина снова телепортируется, но крайне неудачно, почти под бок исполинского мертвеца. Одна из лап поднимается, готовясь схватить хрупкое тело бога, и ловит лишь пустоту. Квилай успевает вытащить его из-под удара, вскидывает руку с пламенем – на то, чтобы выхватить висящий за спиной посох, нет времени. Одна за другой несколько искр послушно устремляются под брюхо потянувшуюся за ними нежить, пропадая в волнах гноя; монстр не замечает их, плюхается массивным телом сверху – и жидкость под ним взрывается, оставляя черные проплешины ожогов. - Я же сказала: покинь это место, или сгоришь, - рычит ведьма, настороженно глядя, как мертвец снова отступает назад. Чудовище несколько секунд молчит, издавая странное бульканье – а затем низкий смех затапливает оскверненные своды, заставив Дочь Хаоса снова потянуться за своим древним оружием. - Ты хоть знаешь, кому бросаешь вызов? Я – Олдрик Пожиратель, владыка Храма Глубин, Повелитель Пепла! Я пожрал тысячи душ и внял зову глубокого моря, чья эра придет на смену нынешним временам, и даже Пламя не смогло остановить меня на пути к своей судьбе – бытию Пожирателем Богов! Неужели ты думаешь, что сможешь остановить Повелителя Пепла? Что совершишь то, что не смогло Первое Пламя?! Назвавшийся Олдриком ждет испуга. Крика. Покорности. Отчаяния. Но женская фигура в темных одеяниях как-то странно замирает, стискивая посох в бледных пальцах. Бог рядом с ней немедленно вскидывает оружие, готовясь встречать противника атакой – все равно, магией или стрелами. - Значит, ты познал Первое Пламя?.. Девушка едва заметно вздрагивает, поднимает голову... - Значит, ты его не боишься?.. В глубине капюшона загораются глаза – не алыми огнями Бездны, нет, огненной рыжиной… - Так может, ты не будешь против… Мертвец замедляет движение, не понимая, откуда в его могучей душе взялось место такой слабой эмоции – страху… - …сгореть в нем еще раз? Сгореть. Сгореть! СГОРЕТЬ! СГОРЕ-ЕТЬ!!! Женский крик взвивается под потолок одновременно с исполинским лавовым языком. Огненные волны ударяют во все стороны, сметая остатки колонн, испаряя гной, пламя ползет по стенам, сжигая замызганные гобелены, пятна крови, куски трупов, древки стрел – все. Ведьма все еще кричит, но этот язык непонятен никому, кроме нее: древнее наречие Изалита просыпается в Дочери Хаоса вместе со спрятанной до поры яростью. Капюшон слетает прочь, открывая разметавшиеся по плечам волосы и бледное, искаженное бешенством лицо, руки раскинуты в стороны – сейчас последней дочери Квилы не нужны ни посох, ни пламя пиромантии: в этот краткий миг для нее снова наступает Эра Огня, и ее собственное пламя, навеки переплетенное с душой, служит лучшим из катализаторов. «…обжигает до костей… больно… кто-нибудь, помогите… покончите с этим, я не смогу… больно, больно… боги, нет, я этого не вынесу, смилуйтесь!..» - почти кожей чувствует она агонию и мольбы мертвеца напротив, вспомнившего, какого это: гореть замертво. Оскаливается лавовой пастью, соткавшейся вокруг. Сейчас она может перемолоть этого посмевшего бросить вызов Огню наглеца в мелкий прах, не оставляя даже пепла – надо только пустить пламя чуть дальше, в себя, раствориться в нем… еще немного… …но перед глазами встает лицо Квиланы с запавшими от горя и страха глазами. «Огонь погубит тебя!» - беззвучно кричит ее облик, и это выдергивает Квилай из упоения собственной мощью. А вслед за этим стихает и Пламя. …она приходит в себя, согнувшись почти пополам, часто дыша и опираясь на посох. И первое, что ощущает ее тело – осторожное прикосновение. Прохладную ладонь на плече. Обернувшись, ведьма видит бога, держащегося за свой лук почти так же, как она – за свое оружие. Изможденного, усталого, в потускневшей от гари солнечной короне и лохмотьях вместо некогда роскошной одежды, но живого. Олдрика нигде нет, лишь затихающий шелест подсказывает, что Повелитель Пепла в спешке бежит из собора, спасаясь от новой встречи с огнем. С минуту они молча смотрят друг на друга, переводя дыхание. - Ты – дочь Квилы, - наконец нарушает молчание бог. - Ты – сын Гвина, - откликается ведьма. Тот кивает. Выпрямляется, обретая хрупкое равновесие. - Гвиндолин Темное Солнце, - просто представляется он. Девушка едва заметно поднимает уголки рта: на полноценную улыбку у нее пока что нет сил. - Квилай Дочь Хаоса. Гвиндолин кивает снова, показывая, что принял ее имя к сведению и, кажется, хочет сказать что-то еще – но силы оставляют его окончательно. Ведьма едва успевает подхватить потерявшего сознания бога. Последний сын Гвина оказывается легким даже для своего женственного облика. Квилай это несказанно радует: тяжелый бой с Повелителем Пепла, в котором она едва не потеряла свою сущность в пламени, дает о себе знать. А так путь до скрытых покоев почти не отнимает у нее ни сил, ни времени. Сначала она думает, что виной всему рана или усталость. Однако, устроив бога на ложе, ведьма не обнаруживает на нем никаких серьезных повреждений: да, задето плечо и рука, но эти ранения не могли привести к потере сознания. Кажется, Йоршка говорила что-то о болезни брата, но чем могут болеть бессмертные боги?.. этот вопрос что-то цепляет в голове. Дочь Хаоса хмурится, оставляет бесчувственное божество и начинает по старой привычке ходить из угла в угол, гоняя мысли. Болезнь, болезнь, болезнь… ну же, что она забыла? Немощь, бессилие, бледность, бледная леди… Квилен! Квилай снова подходит к ложу, неуверенно замирает – но потом все же, преодолев себя, кладет ладонь на едва вздымающуюся грудь Гвиндолина, безмолвно взывая к силе его души. Она должна была догадаться сразу, что происходит. Если они почти погодки – возможная разница в несколько веков не имеет значения – то он должен был страдать тем же, что погубило ее выживших сестер и что ждало бы ее саму, останься она с ними. Пламя, что жило под его сердцем все эти тысячелетия, медленно угасало, и с ним уходили его силы… вот что его сестра назвала болезнью. На такой степени истощения Олдрик взял бы его измором. Нахмурившись, ведьма прикрывает глаза, расщепляя и анализируя свои ощущения. Плохо. Этот бой выжег почти весь его жар – если все так и оставить, сын Гвина попросту умрет у нее на руках. А лекарство… Шкатулка поддается туго – сказывается отсутствие костра – но Дочери Хаоса все же получается заполучить ее содержимое. Восемь крохотных призраков из черной материи. Мало. Но это лучше, чем ничего: по крайней мере, этого хватит, чтобы отодвинуть смерть от угасания на достаточно долгий срок. Большего ей сейчас не нужно. - Гвиндолин, - настойчиво зовет бога Квилай, опускаясь рядом. Тормошит, сначала осторожно, потом – сильно, отчего его тонкое тело трясется, словно тряпичная кукла. - Гвиндолин, очнись! – и, не дождавшись ответа, сама сжимает первого призрака, отчаянно заметавшегося в ее пальцах. Белая граница лопается с тихим звоном; ведьма торопливо кладет темное марево освобожденной Человечности напротив сердца сына Гвина. С напряжением глядит, как оно медленно втягивается под кожу, прислушивается к его дыханию… может быть, это самообман – но Дочери Хаоса кажется, что оно стало менее тяжелым. Да и змеи шевельнулись под подолом. С тревожным сердцем она скармливает ему оставшиеся семь призраков. Гвиндолин приходит в себя спустя полчаса. Проводит рукой возле себя, натыкается на предусмотрительно оставленный под боком лук – и лишь потом садится на ложе, обводя помещение взглядом, почти сразу обнаруживая сидящую у стены ведьму. - Квилай, верно? - сейчас в его звонком голосе слышится сдержанность, хорошо скрывающая холодность. Хорошо – да только все равно чувствуется. Дочь Хаоса тихо вздыхает: ну да, глупо было рассчитывать на что-то иное... нет брезгливых ноток, и на том спасибо. - Верно. Как ты себя чувствуешь? Кажется, сын Гвина хмурится – из-за маски, скрывающей половину его лица, ведьма может лишь догадываться о большинстве его эмоций – но все же прислушивается к себе. - Лучше, - с ноткой удивления отмечает он. Оглядывает себя, поджимает губы – и его замызганная одежда очищается, снова становясь роскошными белоснежными одеяниями: правда, слишком женственными на вкус Квилай. - Признаюсь, лучше, чем до битвы с Олдриком. Что ты сделала? - Отдала тебе оставшуюся у меня Человечность, - просто отвечает девушка. После схватки ее клонит в сон, и если бы не тревога пополам с упрямством, она бы давно упала в объятия своих старых кошмаров. - У тебя та же болезнь, что была у моей сестры… сестер. Это единственный способ ее лечить, что я знаю. - Ты меня исцелила? Дочь Хаоса качает головой: - Не полностью. Твое пламя души слишком долго обходилось без топлива, и ему нужно больше, чем жалкая восьмерка призраков. Намного больше. Я лишь на время отдалила слабость – но этого времени должно хватить, чтобы собрать достаточную порцию. - Я признателен тебе и за это. Это было сказано без холодности, искренне. Квилай удивленно смаргивает. - Как ты попала сюда? - Вообще в Иритилл или конкретно в собор? - Меня интересуют оба ответа, - тихо, но твердо чеканит Гвиндолин. - В город меня принес ворон Велки, когда я попросила ее помочь преодолеть магическую стену, опоясывающую город. Здесь я встретила твою сестру, Йоршку, и она рассказала мне, как найти тебя, дав вот это, - ведьма достает из складок одеяния колокольчик и, подумав, протягивает его сыну Гвина. - Держи, он мне не нужен. И прости. Мне пришлось войти в склеп твоего отца… - У тебя были веские на то причины, - признает бог, принимая катализатор чудес. - Йоршка… ты знаешь, куда она отправилась после того, как вы разминулись? - Сказала, что ей нужно добраться до основной части ее отряда. К сожалению, я понятия не имею, где это. Расстались мы в церкви… - Этого достаточно. Я знаю, куда они пошли, - Гвиндолин поднимается с ложа. Расставляет руки, замирает – и вспыхивает ярким холодным светом. Ошарашенная ведьма прикрывает рукавом глаза – а потом, кое-как проморгавшись, с любопытством уставляется на сверкающую фигуру бога. Древние чудеса, которые она успела позабыть… интересно, что он делает? Через несколько минут сын Гвина потухает и почти падает обратно на ложе. Дочь Хаоса неодобрительно качает головой: - То, что я смогла отогнать болезнь, еще не значит, что стоит так беспечно разбрасываться своими силами. - Мне надо было встретиться с сестрой. - Ты это сделал? - удивляется Квилай. Божество кивает: - При помощи иллюзорной проекции. Приказал ей и остаткам ее отряда покинуть Иритилл через подземелья. Ковенант Темной Луны почти перестал существовать – с десяток рыцарей не очистят город, даже если к ним присоединятся бог и ведьма. Если бы я был в расцвете своих сил, я бы попытался отбить Анор Лондо. Теперь же… Гвиндолин шипит – почти как змеи, что заменяют ему ноги – и обессиленно роняет увенчанную короной голову на руки. А Квилай теряется, не зная, что делать. Они знакомы лишь час, пусть даже успели подраться плечом к плечу и выйти живыми из жестокой схватки. И она понятия не имеет, что творится в душе у этого сына Повелителя Света. Велка ее заклюй, да она даже просто его не знает, совершенно! Но вот это отчаяние… - А теперь у тебя два выхода, - голос Дочери Хаоса неожиданно жестко лязгает в полумраке покоев. - Ты можешь выйти на улицы Иритилла во всеоружии и сражаться, пока не потеряешь вернувшиеся было силы. После нежить сомнет тебя количеством, а этот Олдрик таки получит свой желанный титул Пожирателя Богов. Или… - Или что? - гневно вскидывает голову Гвиндолин, и смотрит на ведьму – та даже сквозь корону чувствует тяжесть и огонь его взгляда. - Или ты пойдешь со мной, - продолжает Квилай, даже не подумав отвернуться. Сын Гвина кривится: - Бросить священную столицу, которую я поклялся защищать? Ты в своем уме, Дочь Хаоса – просить меня о таком бесчестье?! - Нет бесчестья в том, чтобы выжить и, вернув силы, прийти сюда за победой. Бесчестна лишь смерть. Останешься здесь – и она придет к тебе, завтра или через годы, неважно, - замечает девушка, не отводя от лица собеседника цепкого взгляда. - Знаешь, однажды я уже потеряла сестер из-за того, что они не смогли покинуть руины своего дома. Не хочу, чтобы ты повторил их ошибку. Гвиндолин молчит. Долго, замерев статуей – прекрасной и неподвижной. Квилай чувствует, как в нем идет неимоверно тяжелая борьба: между божественными принципами и жаждой жизни. Жаждой, почти позабытой среди этих безразличных стен, среди тишины склепа, среди рутинного уклада города и ритуальной охоты его Клинков, среди портретов тех, кто давно ушел в смерть и пейзажей, которых никогда не существовало. Позабытой – но… - Почему ты пришла мне на помощь? Ведьма оборачивается к богу, подавшему голос после долгого молчания. Хмурится, понимая всю серьезность вопроса, беспокоящего и ее. Ищет ответ. - Потому что я знаю, какого это – быть последним из рода Первых Повелителей, - наконец отвечает она. - Одиночество пополам с виной – вот что мы чувствуем изо дня в день… я привыкла к этой ноше. И никому ее не пожелаю. Хочу разделить с тобой твою. Вот и... Оборвав себя на полуслове, Квилай резко отворачивается, чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком разбуженной старой боли. Не хватало еще потерять контроль, отдавшись отчаянию… - Хорошо, - словно прорывается к ней сквозь пелену высокий голос Гвиндолина. - Я пойду с тобой. Сегодняшний день можно назвать солнечным. По-настоящему. Теплые лучи ласкают землю, играют расплавленным золотом в водной ряби, напитывают доверчиво тянущиеся к небу растения. Квилай подставляет им ладонь – и почему-то улыбается. Тепло. - Куда мы пойдем? - спрашивает Гвиндолин, стоящий рядом. Его истинный облик скрывает сильная иллюзия, так что для любого постороннего взгляда здесь замер обычный маг-нежить в дорожном плаще. - Что будем делать? Ведьма пожимает плечами. - Вернем тебе силы. Найдем твою сестру. Спалим Олдрика еще раз, - просто отвечает она. Божество рядом с ней слегка неодобрительно качает головой: - Хотелось бы услышать более… подробный план. - Если подробнее, то доберемся до остатков леса Темных Корней, постаравшись не попасться легиону Фаррона, - хмыкает Дочь Хаоса. - Дальше посмотрим, я не была там пять столетий или около того… такая подробность тебя устроит? - Я рассчитывал на большее, но для начала сойдет. Ведьма тихо смеется, пряча руку в складках черного одеяния. Да, древние дни канули в небытие, и многое изменилось с тех пор – но Эра Огня все еще длится. В ее бесконечной жизни есть цель. И все жертвы, что были принесены этому миру – ее мать, брат, сестры – не напрасны. Жизнь продолжается вопреки всему. А еще с тех пор, как они выбрались из Анор Лондо, Квилай больше не снятся кошмары. И никаких молитв не надо.