Confusion

Хаято мало что могло смутить в этой жизни. Список таких вещей был коротким, состоял из четырех пунктов, и существовал только в воображении Гокудеры. Периодически пункты пропадали или появлялись, но некоторые позиции оставались неизменными на долгие годы. После знакомства с бейсбольным придурком, на второй строке этого списка прочно обосновался Ямамото-старший.

Синоптики как саперы, ошибаются один раз, но каждый день. Насквозь промокшая сигарета полетела в урну. Хаято грязно выругалась, потому что вслед за ней полетела пустая пачка, а заодно и остатки настроения девушки. Шла тридцать третья минута матча этого бейсбольного придурка, и Намиммори проигрывала. Неподалеку Хибари Кея, мрачный словно самая тетушка Смерть, игриво угрожал тренеру тонфа; тренер синел, бледнел, краснел, надувал щеки, хватался за голову, но повлиять на результат игры никак не мог. Команда Намиммори медленно скатывалась на уровень днища. Ебаный дождь мешал рассмотреть внимательней, что происходит на поле, заливал стекла очков. Хаято тихо психовала из-за закончившихся сигарет, подмокшего динамита, и хлюпающей в кедах воды. Десятый сидел рядом с ней, взъерошенный и мокрый, нахохлившийся, словно воробей. Его печальные глаза, а так же красный шмыгающий нос, из которого уже текло, печалили Гокудеру все же сильнее всего. Десятый был на грани простуды, а все из-за того, что она, Правая рука Вонголы, забыла сегодня дома зонт. -Может, возьмете мою толстовку, Десятый? - в седьмой раз спросила Хаято, но Савада пискнул, отрицательно мотнув головой. Под толстовкой у Гокудеры была только тонкая белая майка, он это отлично знал. -Это экстремальная игра, - орал где-то рядом Реохей, выбешивая своим оптимизмом. Мысленно девушка успела его расчленить, сжечь, попрыгать на оставшемся пепле и развеять его по ветру. -Это самая хуевая игра, - пробормотала Хаято, силясь разглядеть бейсбольного придурка на поле. Кажется, вон тот похож. -Х-хиба-ари-сан у-убьет их, - Тсуна трясся, его зубы выстукивали дробь, но Гокудера была уверена, что это не столько из-за холода, сколько из-за буйной фантазии Десятого, представляющего, что Глава ДК сделает с бейсбольной командой в случае проигрыша. -Не убьет, - заверила она Саваду, - может, покалечит. У Такеши был настолько убитый вид, что Хаято даже стало его жалко. -Да ладно тебе, бейсбольный придурок, - она бухнулась на лавочку рядом с ним, не обращая внимания на цепочку грязных следов, тянущуюся за ней, на косые взгляды других бейсболистов, переодевающихся после игры. - Ну проебали, ну с кем не бывает. Сеанс психотерапии определенно не подействовал на идиота, Хаято поняла это, едва взглянув на парня. Пожала плечами, швырнула в него полотенцем, надеясь на слабый отклик. Бесполезно. Такеши снял с лица влажное полотенце и принялся сушить им волосы. Остальные игроки негромко переговаривались, но тоже как-то вяло. Чувствуя, как упаднические мысли плавно проникают в ее голову, Гокудера встала. -Короче, жду в коридоре. Не задерживайся, придурок. В дверях она столкнулась с Хибари. Глава Дисциплинарного комитета, больше похожий на бомбу замедленного действия и мчащий на всех парах локомотив одновременно, излучал ауру разрушения, что красноречиво подчеркивали тонфа в руках. Хаято молча посторонилась. Где-то в районе комнаты тренера раздался горестный вопль. ...Красный нос Десятого ярко выделялся на его бледном лице, вызывая в Хаято муки совести. Будущий Дечимо Вонгола трясся своим тщедушным тельцем, Гокудера страдала. -Может, все-таки возьмете мою толстовку, Десятый? -Н-нет, с-с-спасибо, - Тсуна попытался улыбнуться, но потерпел поражение. -Йо, - Такеши появился совершенно неожиданно, напугав Саваду до чертиков. - Пойдем? -Как Х-хибари-сан? Сильно ругался? -В тренерской. Заставляет тренера просить прощения. -Знаете, я пожалуй, пойду домой. Когда спина Такеши скрылась из поля зрения Хаято, и уже ничто не мешало окружить Дечимо заботой, Гокудера вроде бы должна была расслабиться. Но нет. Предлагая Десятому третий плед (будущий Вонгола уже был похож на куколку странной бабочки), Хаято пыталась заткнуть в себе голосящую тревогу. Противный червячок, появившийся в душе, начал точить ее с самого ухода бейсбольного придурка, и, похоже, это было очень хорошо видно. -Я в порядке. Хаято, - показав из складок одеяла нос, Тсуна пристально взглянул ей в лицо. - Если ты не занята, иди с Такеши, пожалуйста. Ему сейчас нужна твоя поддержка. -Но как же вы, Десятый? -Я в порядке, - повторил паренек и слабо улыбнулся. - Думаю, двух пледов будет достаточно. Возьми зонт в прихожей, Хаято-тян: там льет как из ведра. ...Бейсбольный придурок нашелся за вторым поворотом от дома Десятого; одинокий, мокрый насквозь и совершенно не похожий ни себя ввиду отсутствия уже ставшей привычной улыбки. Когда, тяжело дыша, Хаято нагнала его, Такеши смерил девушкe немного отсутствующим взглядом, потом снова уставился в небо, слово в низких черных тучах было что-то интересное. -Десятый послал меня проверить как ты, - произнесла Гокудера, стараясь, что бы ее голос звучал недовольно, однако вышло как-то облегченно, - вдруг ты опять решишь прыгать с крыши. -Ты смешная, когда пытаешься скрыть заботу. Они двинулись в сторону дома Такеши. В какой-то момент этот бейсбольный придурок взял ее за руку - ладонь у него была мокрая, но горячая; Хаято сначала хотела сбросить ее, но переборола это желание: на улице никого не было из-за дождя, да и выглядел Ямамото подавленным, и был непривычно молчалив. -Чем займешься? - спросила Гокудера, когда ей стало совсем уж неуютно. -Старик уехал на два дня. Хочешь зайти? Хотя бы за зонтом,- Такеши бросил на нее внимательный, но мимолетный взгляд. От его слов кровь ударила в голову; Хаято вспыхнула, как глупая школьница, чувствуя, как лицо заливает краска. Пустой дом, отсутствие Ямамото-старшего. Придурок что, приглашает для..? -Кхм, зайду, да, - горло внезапно пересохло, и она закашлялась. - Зонт... Мне бы не помешал. Потому что я мокрая. То есть промокла. Ты понял, придурок, - закончила она, вдруг разозлившись. Ямамото остановился, и Хаято, не ожидавшая этого, и все еще державшая за руку, тоже остановилась. Мечник улыбнулся, потом взлохматил мокрые волосы правой рукой, засмеялся смущенно. Гокудера почувствовала себя дурой. -Отъебись, придурок, - зло проговорила она, вырывая свою ладонь из его лапищи, отскакивая в сторону, - не нужен мне твой зонт. Вали домой. ...развязывая шнурки на кедах, Хаято поняла, что где-то просчиталась. Рядом сопел этот...придурок, стаскивая с себя обувь. Гокудера поставила кеды возле двери, и, не дожидаясь, поднялась в комнату Такеши. Тишина в доме Ямамото ее нервировала, Хаято шла крадучись, будто боялась, что из-за угла на нее выскочит Тсуеши, а успокоилась только переступив порог спальни мечника. Она стянула с себя насквозь мокрую толстовку, оставшись в белой майке на голое тело, и замерла посреди комнаты, чувствуя как замерзают пальцы ног в мокрых носках, а джинсы неприятно прилипают к телу. С волос текло, хотя она попыталась выжать из них воду прежде, чем зайти в дом, заливало за шиворот. -С тебя футболка и носки, - крикнула Хаято, рассчитывая, что Такеши все еще возле входной двери, но он неслышно вошел следом, напугав своим спокойным голосом: -Останешься у меня? Гокудера обернулась, хмуро уставившись на парня. Он был спокоен - чересчур спокоен для человека, который проиграл сегодня важный матч в важной игре, который выглядел двадцать минут назад как потерявший что-то жизненно необходимое. Он пытался закрыться этим спокойствием, как щитом - но Хаято его чувствовала, будто обладала хваленой интуицией Вонголы: чувства Такеши были острыми костями, голым скелетом; она видела его насквозь. Такеши надеялся, что она останется, и эта надежда заставляла сердце сжиматься от, как казалось Гокудере, страха и слабости. От накатившего жара во рту пересохло, потому что она опять вспомнила, что в доме больше никого нет, и им никто не помешает. Хаято кивнула, не в силах сказать и слова. Такеши расслабился, устало выдохнул; потом улыбнулся, опять вскидывая руку к затылку и взлохмачивая волосы, вновь становясь бейсбольным придурком. ...Он выдал ей белую футболку - самую маленькую из всех, что у него были, - и шорты. Футболка была странная, слишком тонкая, и Хаято нервно хихикнула, когда поняла, что сквозь материал видны соски. Переодевалась она прямо в его комнате, ничуть не стесняясь, не удосужившись выгнать бейсболиста; только повернулась спиной, когда начала стягивать с себя мокрые джинсы, решив, что голая задница Гокудеры Хаято для Такеши открытием не будет. Тот благоразумно отвернулся, начал искать вещи для себя. -Черт, у меня же закончились сигареты, - внезапно вспомнила подрывница, когда не обнаружила в карманах пачку, бросила мимолетный взгляд в окно. На улице лило, и уже начало темнеть; выходить из дома совершенно не хотелось. -Кажется, ты когда-то оставляла у меня сигареты, - подал голос из своего угла Ямамото. - Я поищу. Хаято повернулась к нему: Такеши как раз неловко стаскивал с себя мокрые джинсы, голый по пояс. Его футболка уже валялась на полу. -С тебя что-нибудь крепче чая; я продрогла на этом гребаном матче до костей, - пробормотала Гокудера, пытаясь казаться невозмутимой, но вид полуголого бейсболиста вызывал в памяти довольно возбуждающие воспоминания. Она внезапно поняла, что ей жарко. Очень жарко. -И температуру не мешало бы померить. Кажется, у меня жар. Живот скрутило тугим узлом, почти так же, как крутило от вида Бьянки, однако ощущения были приятными, когда Такеши - мать твою, голый, в одних трусах, с мокрыми волосами Такеши, - вдруг бросил джинсы на пол, к футболке, и подошел к ней. Руки у него тоже были горячими: парень приложил ладонь к ее лбу, потом прижался губами. Гокудера зашипела, как потревоженная Ури, больно ткнула бейсбольного придурка в бок, бросила в него мокрыми вещами, которые держала в руках. Вещи упали на пол с противным влажным шлепком -Охуел? -Мне всегда так проверяли наличие температуры, - улыбнулся Ямамото, потом наклонился, подхватывая ее джинсы и майку с пола, собрал свои, - я пойду, развешу, что бы посушились. Вскипяти пока воду на кухне для чая. Он вышел из комнаты, и Хаято не могла не признаться себе, что засмотрелась на его спину. ...Позже они позвонили Десятому, и долго решали математику по телефону; это было почти так же весело, как решать ее вместе, находясь в одной комнате. Тсуна пожаловался, что завтра ему придется рано вставать на тренировку, потому что Реборн твердо решил взяться за его подготовку. -Мы можем пойти с вами, Десятый, - предложила Хаято. Тсуна сдавленно пискнул, послышался звук удара, а потом они услышали голос Реборна: -Это строго индивидуальная тренировка. Займитесь лучше своими отношениями. После он сбросил звонок; Хаято и Такеши затихли на некоторое время, и комнату разрывали только оглушительные гудки. Бейсболист нажал отбой, наступила тишина. -КХМ, - прокашлялась Гокудера и принялась что-то усердно писать в тетради. Она не видела ни цифр, ни самого листа, смущенная фразой Реборна - вездесущего, везде нос сующего Реборна, что б его, - а писала наугад. Остановил ее Ямамото, накрыв своей ладонью ее ладонь. Когда их руки соприкоснулись, Хаято вздрогнула и вскинула на него испуганные глаза, но Такеши внезапно решился - он наклонился, достаточно медленно, что бы девушка поняла его намерения и приняла решение, но вместе с тем решительно, накрыл ее губы своими, поцеловал. Хаято пискнула испуганно, звук затих где-то внутри, она открыла рот ему навстречу. Они целовались долго, и то, какой податливой была подрывница, заставляло его чувствовать нарастающее предвкушение. Такеши отстранился только для того, что бы пересесть поближе. Они решали математику за столом на кухне, потому что на нем можно было разместить две тетради и учебники, да и телефон был ближе. Он двинулся к Хаято, притянул ее к себе. Ножки ее стула противно скрипнули, когда она сдвинулась с места, прижалась к груди, обняла его за талию одной рукой, другую запустила в волосы, такая порывистая и живая. Взгляд у нее был мутный, она облизывала губы, и весь ее вид заставлял едва стихшее возбуждение вновь затянуться тугим узлом внизу живота: Такеши молился на свое самообладание весь вечер, начиная от того момента, как Хаято неправильно поняла его предложение на улице, и заканчивая тем, что она сидела рядом, в этой безумно просвечивающей футболке, и говорила с ним и Десятым. Гокудера коснулась его губ первой, и поцелуй вылился во что-то голодное и горячее, а сама она вдруг встала, что бы пересесть к нему на колени. Пульс в виски колотил как молотом, его тряхнуло, когда ее промежность проехалась по его плоти, потому что это было слишком за гранью. Такеши обнял ее, обернулся вокруг; Хаято хотелось трогать, гладить как кошку, что бы она мурлыкала и выгибалась, хотелось кусать. Трахать хотелось - до чертиков. Он скользнул ладонью по ее спине - вдоль выпирающего позвоночника, от шеи, до копчика, - сжал ягодицу, погладил бедро. Хаято не то всхлипнула, не то пискнула от его действий, взбрыкнулась было, но ее прижали, не давая свободы действий. Ямамото укусил за нижнюю губу, потянул, потом зализал укус и отстранился. Хаято отклонилась назад, блестя темными глазами, наклонила голову вбок, подставляясь - он принял приглашение молча. С жадностью прижался к шее широко открытым ртом, лизнул, потом прихватил зубами кожу, вмиг покрывшуюся мурашками. Хаято надломлено простонала, уязвимая и беззащитная, пока он целовал ее, и от этого стона у Такеши в ушах зазвенело. Мир на мгновение прекратил свое существование, сконцентрировавшись в этом теле, которое он обнимал, застыв в одной точке. -Я хочу тебя, - пробормотал Ямамото, отстраняясь от ее шеи, заглядывая в темные и пустые глаза. Хаято словно вернулась в тело, посмотрела на него пьяно и дико. Ее щеки и шея цвели алыми пятнами. -Я тоже тебя хочу, - пробормотала она, смущенно, будто боялась. Он знал, что она боялась - не секса, но привязанности к нему. Чувствовал, как акула чувствует кровь в воде. Ему хотелось сломить это в ней. ... он повалил девушку на кровать не слишком нежно, но, похоже, Хаято было все равно. Такеши мазнул губами по ее челюсти, укусил за шею, потом оставил засос - и ему крышу сносило от того, как потрясающе-остро она реагировала на это. Руки тряслись, когда он сжимал ее грудь через ткань футболки, маленькую, но чувствительную. Сдавил сосок, с интересом ловя ощущения от того, как он твердеет, как Хаято выгибается, запрокидывая голову. Такеши поцеловал ее - голодно, дико, пока его рука скользнула вниз по животу и залезла под резинку шорт, просунул ладонь между ее бедер - Гокудера была мокрая и теплая; сдавленно ахнула и будто прекратила дышать, когда он протолкнул в нее один палец, вся сжалась. Возбуждение в нем тоже сжалось, как пружина, и Ямамото потребовалось остановиться на мгновение, чтобы не кончить в штаны прямо сейчас. Он коснулся губами ее виска, успокаивая; его вело от запаха Хаято - дым сигарет и мыло. Она пробормотала что-то невнятно и хрипло, выдохнула, когда Такеши протолкнул в нее еще один палец, заелозила в такт движениям. Её хватило не на долго, прежде чем Хаято повела бедрами, втянула воздух со свистом. -Стой, стой, стой, - застонала, вздрагивая и вскидываясь, ломаясь, отталкивая его и его руки. Такеши пришлось навалиться на нее, перехватывая свободной ладонью тонкие запястья, не давая отползти или отстранится. Он тронул губами тонкую ключицу, вытащив ладонь из ее шорт, давая время на то, чтобы снова собрать себя по кусочкам в одно цело; когда Хаято затихла, мечник поднял голову, что бы посмотреть на нее, но в комнате было слишком темно, а свет из коридора освещал только часть ее лица - припухшие губы, алеющую щеку. Он отпустил ее запястья и лег справа, обняв. Хаято накрыла свои глаза ладонью. -Блять, - выдохнула она, закусила нижнюю губу; ее реакция веселила Такеши. Подрывница вскинула на него гневный - скорей всего гневный, дикий, безумно огненный, ведь у нее и не могло быть другого - взгляд, когда услышала смешок, скинула с себя его ладонь. -Насмехаешься, придурок? - пробормотала Гокудера, перекидывая через мечника ногу и усаживаясь ему на живот. Такеши пробило сумасшедшее, бесшабашное веселье; он положил руки ей на бедра, чувствуя, как смех рвется изнутри. Хаято стянула с себя майку и осталась на нем, полуголая и бесстыдная, глянула исподлобья, потом склонилась к его лицу. Взгляд у нее был ошалелый; Ямамото замер на секунду в предвкушении, а потом вздрогнул. Гокудера укусила его за нос, поцеловала в губы жадно и смазанно. А потом сунула руку ему в шорты, словно в отместку. Пальцы у нее были горячие, сомкнулись кольцом на члене; Такеши тряхнуло, внутри словно что-то взорвалось, бухнуло молотом. Он сжал ее бедра еще сильней, уперся затылком в подушку, запрокидывая голову. Было хорошо. Хаято пару раз двинула рукой на пробу, потом все враз пропало. Если бы не вес ее тела, он решил бы, что девушка испарилась, но она сползла с него лишь для того, что бы стянуть с Ямамото шорты вместе с бельем до лодыжек. После Хаято обхватила его член уже ладонью, провела рукой вверх и вниз, слишком медленно, по мнению Такеши, но все еще хорошо, бросила на него быстрый и хитрый взгляд, склонилась над... Только мысль о том, что она сейчас будет делать, ударила его как разрядом тока, а потом губы Хаято сомкнулись на головке члена; она заглотила так глубоко, насколько смогла, хлюпая и давясь слюной. Это было неумело, но Такеши все равно пробила дрожь, он всхлипнул, жалко, умоляюще, толкнулся бедрами в теплую и влажную глубину ее рта; хотелось запустить ладонь в ее волосы, вжать голову в пах, но Гокудера дернулась и отпрянула, закашлявшись, едва он попытался. -Придурок, - шумно выдохнула. Губы у нее были красные и припухшие; Хаято возобновила эту сладкую пытку - слишком тепло, узко и чертовски медленно, - и Такеши не рискнул притронуться к ней вновь. Он вытянул руки вдоль тела, чувствуя, как дрожат пальцы, как дрожит он весь. Она не могла этого не заметить. В груди бухало, гулко и быстро, а внизу живота узлом затягивалось все туже, сильнее. В какой-то момент он забалансировал на краю, готовый вот-вот сорваться, разбиться, сломаться от движений ее губ, но сделал над собой усилие. -Нет, - пробормотал Такеши, рывком садясь, хватаясь за Гокудеру; она подняла голову, взгляд у нее был томный и блядский. Девушка облизнулась по-кошачьи, потянулась за его руками на своих плечах. Он подмял ее под себя, полуголую, бесстыдную, беспомощную, рывком стянул оставшуюся одежду и остался доволен результатом - Хаято лежала обнаженная, красивая, беззащитная. Схватилась за край его футболки, помогла снять, обняла, сцепив руки на спине, потянула, заставив лечь на себя. Такеши поцеловал голое, открытое горло: вцепился зубами, будто дикий зверь, потом зализал красный отпечаток собственных зубов. Сорвал поцелуй с ее губ; его руки обхватили ее грудь, сжали острый сосок - Хаято отозвалась стоном. Хаято отозвалась - и у него в очередной раз снесло голову. Такеши раздвинул ей ноги, огладил там, где было тепло и влажно; она сама схватилась за его член, вызвав стон, направила, куда нужно. Ямамото вошел - медленно, растягивая ее, хотя хотелось ворваться, двинуться сразу и резко на всю длину, потому что башню сносило, потому что Хаято сжималась и стонала, впиваясь ногтями ему в плечи, обвиваясь вокруг. Хотелось вбиваться в нее, маленькую и узкую. Такеши положил ладонь ей на бедро, сжал, борясь с желанием причинить вред. Ощущения были яркими до боли; он двигался в ней, вперед и назад, и снова вперед, дурея от каждого толчка, от хрипящих вздохов Хаято, от того, как она запрокидывала голову и дышала, открытая и беззащитная. Его хватило ненадолго, но она начала кончать первая - резко и внезапно, застонала, задрожала мелкой и сладкой дрожью, сжимаясь вокруг него еще сильнее, впиваясь ногтями в спину до крови, и Такеши замер, чувствуя - вот он, край, грань, конец всего. Он едва успел вытащить, прежде чем сломался в сладкой судороге оргазма, кончая на живот Хаято. ...А после душа они валялись на узкой кровати, и Гокудера вновь стала Гокудерой - лежала, закинув на него худую и бледную ногу, и ругалась. Сказывалось то, что она не курила уже целый вечер, а еще ее смущение: Такеши знал, что она стеснялась того, как ведет себя в постели, того как открывается ему. Такеши обнимал ее, прикрываясь тем, что места на кровати мало, и чувствовал себя счастливым. Горечь от дневного поражения как-то стерлась. Он вспомнил, как однажды чуть не покончил с собой, потому что сломал руку и не мог играть в бейсбол, и едва не засмеялся - сегодняшний проигрыш не казался таким страшным. У них еще было время, что бы отыграться. Хаято засопела, как маленький ребенок, отвлекая его от размышлений, убаюкивая. Хаято мало что могло смутить в этой жизни. Но стоящий в дверном проеме Ямамото-старший, заставил ее покраснеть раньше, чем она успела полностью проснуться и осознать. Тсуеши вышел, и вместе с тихим звуком закрывающейся двери пришло осознание. Хаято ахнула, прикрывая руками голую грудь, пнула Такеши. Тот заворочался. -Вставай, придурок, - зашипела девушка, - твой отец вернулся. ...Они спустились вниз через пятнадцать минут, проскользнули в прихожую. Хаято натягивала кеды, красная от смущения, кутаясь в толстовку Такеши, и молясь всем богам, чтобы Тсуеши не вышел к ним; но, похоже, Ямамото-старший уже работал в суши-баре. -Ты действительно не хочешь остаться позавтракать? - в очередной раз уточнил Такеши, будто ничего не произошло, и Тсуеши каждый день застает в его постели голых девушек. -Ты издеваешься, бейсбольная башка? - зашипела Гокудера, натягивая на голову капюшон, потому что они как раз проходили мимо входа в бар. Отец Ямамото и вправду уже был на рабочем месте; он помахал им, и Такеши помахал в ответ, а Хаято только втянула голову в плечи и поправила сползший рюкзак. Она не знала, что мечник скажет своему отцу и будут ли они вообще обсуждать сегодняшнее утро, да и не хотела знать. Но Ямамото-старший прочно обосновался на второй строчке ее списка смущения на долгие годы.