hyun (16:58) да.
joy to the world (16:59) ну так тогда ????????????? ты идёшь с ним на свидание????????????????????????? брось он душкаhyun (17:01) я сказала, что подумаю.
joy to the world (17:03) думай быстрее хватит мучить этого милашку онни, вот у тебя вообще нет совести!hyun (17:15) у тебя тоже.
joy to the world (17:17) я знаю :) но попробовать стоит ты меня слышала! или видела читала господи забудь Иногда Джухён действительно не понимала, почему идёт у неё на поводу, потому что: «Ай, Джухён-онни, ты такая забавная и милая!» или «Джухён-онни неразговорчивая, но такая интересная!» У Суён есть своей особенный и неповторимый шарм, которым она беззастенчиво пользуется, так что неудивительно, что Джухён попалась на её уловку ещё раз (это который уже по счёту?). В конце концов, ничего не случится, если она скажет вместо «нет» настолько желанное «да». В концертном холле, как всегда, наполовину пусто (или наполовину людно): снуют, словно муравьи, от одного стенда к другому. Джухён на свой собственный, именной, смотреть принципиально отказывается – у неё фото в Instagram лучше выходят, а когда, в конце концов, начинается концерт, лишь еле слышно недовольно хмыкает с каждым упоминанием слова «весна» – как-то они поздновато фестиваль в её честь решили устроить. Джухён скучно, она хочет уйти, но на сцену выходит та-самая-Ким-Йерим-вы-себе-не-представляете-какая-талантливая-и-красивая. Ну и так далее. Она садится, еле слышно кашляет – Джухён всё равно слышит – и начинает играть. Дар речи теряется напрочь, как и чувство собственного достоинства. Хочется упасть к ногам. Надеюсь, этой гитаре есть восемнадцать. Впервые за всю весну пить чай не одиноко. В голове заместо персонажей одна Ким Йерим, но такого, пусть даже воображаемого собеседника она не против. Ей бы сказать, что всё это представилось само собой, но ложь самой себе – всё ещё один из пороков. Джухён старается не ссориться со своим подсознанием и Йерим представляет исключительно сознательно. Минсок оставляет на подоконнике цветочные букеты каждый раз, пока на очередное: «Так ты пойдёшь со мной на свидание?» получает уверенное «да». Хуже уже не будет, думает Джухён. И жестоко ошибается. Они идут на свидание на следующий же день, Минсок спрашивает слишком много, Джухён отвечает слишком мало. И ей некомфортно. Хочется лишь обратно залезть в свою уютную комнату поскорее, обложиться своими книгами или сходить в проявочную, слушать Foster the People или плач чужой гитары. Минсок ведёт её в парк и покупает сахарную вату, у Джухён же сводит челюсти – не так от сахара, как от слащавости. Она всю свою сознательную жизнь мечтала о романтике, прогулках в парке, поцелуях под дождём, но сейчас – нет. Слащаво слишком. Может быть, подобная романтика просто не для неё? Минсоку она потом на сообщения отвечает сдержанно и без интереса: и правда пытается делать вид, будто бы ей не всё равно, но, кажется, получается из рук вон плохо. По воле счастливого случая они ни разу не сталкиваются в университетских коридорах, и это только к лучшему. Зато она сталкивается с Йерим: та волосы отстригла аж до подбородка и покрасилась в какой-то медовый с едва заметным розовым отливом. Заправляет и так короткие волосы себе за ухо и в очередной раз стучит по автомату, как будто это может ей чем-нибудь помочь, и нервно бросает Джухён, стоящей рядом, которая в объяснениях не особо-то и нуждается: — Заело вот, пытаюсь достать уже столетие. Вместо ответа Джухён легонько пинает злосчастную машину, и – о чудо! – банка колы оказывается у Йерим в руках. — Я в концертный зал тоже иду, если что, – говорит Джухён. Судя по виду, Йерим не возражает. Судя по виду, Йерим это и не совсем трогает. Сидит на стульчике, в обнимку со своей гитарой, прижимается к дереву, словно утопающий к соломинке, зыркает на Джухён из-под густых ресниц как-то настороженно и зло, хотя, может быть, так просто кажется. Она бы действительно хотела обратить внимание на этот прожигающий взгляд, но продолжает настойчиво его игнорировать; словно заведённая, режет на ровные кусочки скотч и приклеивает свои – она уверена, очень дерьмовые – фотографии на выставочный стенд. — Красивые у тебя фотки получились. — Как и твоё выступление, – немедля отвечает Джухён и слышит в ответ пронзающую тишину. Джухён обожает тишину, но с Йерим она не против говорить, сколько вздумается. Чувство, как будто всё в жизни расставлено по своим местам. Оно прекрасно. — Что ж, сыграешь тогда что-нибудь? – спустя несколько глубоких вдохов и судорожных выдохов. Йерим пожимает плечами и принимается за гитару. Сначала немного разогревает задубевшие от весенней прохлады пальцы, а затем наигрывает лёгкий, незамысловатый мотив. Джухён в музыке не разбирается вовсе, ей всё равно, что там за ноты, аккорды и всё остальное, но звучание красивое, как и само зрелище. Йерим увлечена игрой, выбившаяся прядка волос лишь еле заметно качается всякий раз, когда девушка шумно выдыхает – сосредоточенно либо раздраженно, тут уж как получится. В неведении она лишь приоткрывает губы еле-еле, заметно задумавшись и погрузившись в игру, и едва заметно, но всё же умилительно злится, если теряет нужную струну и не попадает в темп. Джухён наслаждается, но не показывает своё удовольствие слишком явно. Она всё ещё делает вид, будто стенды с фото – дело государственной важности, и кончиком пальца разглаживает липкую ленту, выгоняя из-под неё воздушные пузырьки. Прерывается Йерим через минут десять на чужой звонок; до Джухён долетает лишь еле различимый неразборчивый лепет и помехи, но Йерим достаёт из сумки ежедневник и прилежно диктует темы каких-то докладов. Джухён в это не вслушивается, потому что ей равным счётом без разницы. Йерим – абсолютно же такая студентка, как и все остальные: прилежная, старательная, небось ни одного занятия не пропустила. Такая и сонбэ поклониться не забудет, и на пары через полгорода пробежит, чтобы не опоздать. Джухён кажется, будто бы она резко потеряла интерес. Чувство не из лучших, так что она спешит отделаться коротким «пока», хватает свою сумку и убегает прочь с университета. В этот же вечер Минсок наконец-то получает шанс поговорить с Джухён: — Прости, я была занята. Так как насчёт второго свидания? Ещё хуже быть уже действительно не может. Но Джухён почему-то пополняет своё портфолио в два раза быстрее, чем до этого..
Всё в разы лучше, чем ожидалось. Да, всё лучше в несколько раз. Суён действительно иногда бывает права: «Плыви по течению и получай удовольствие от процесса». Как банально, как просто, как действенно. Хотя насчёт простоты Джухён бы ещё поспорила. Даже по уши влюблённый Минсок не так уж и плох, если задуматься. Во всяком случае, за второе свидание первое можно было бы и простить. — Тут ещё живая музыка будет, – как бы невзначай говорит он и явно наслаждается чужой, слишком очевидной реакцией. Вот чёрт. Попал же прямо в точку. Здесь царит роскошь в переплетении с уютом: гладкая шерстистая обивка диванов, тёмные деревянные столы, на стенах светильники в виде свеч. Под такое не ужинать, а пить вино, невзначай закидывать ноги на ногу, теряться в складках вечернего платья и говорить по душам. Джухён незаметно – это она так думает – расстёгивает верхнюю пуговку фирменной блузки и лишь еле-еле заметно встряхивает рукой с золотой элегантной цепочкой, прежде чем перевернуть страницу меню. Она привыкла вести себя так и вполне может себе это позволить. Во всяком случае, никто не нуждается в знании о том, что «вон той богатенькой студенточке» нужен всего лишь заварной чай из супермаркета напротив, домашнее печенье и чьи-то объятия. — Медальон с клюквенным соусом. — А мне стейк, – в подобном ей тоне отвечает Минсок и вертит на запястье дешёвые часы. – А потом подойдите к нам ещё раз, пожалуйста, мы закажем десерты. Верно? Джухён кивает головой, но еда – последнее, что её сейчас интересует. — Чем так занята была? – приязненно улыбается Минсок, но досказанное в голове Джухён «душа моя» портит любое хорошее впечатление. — Выставка скоро, ждут моих работ. — Ах да, точно. А как движется портфолио? На фоне лишь приглушённая лаунж-музыка, звон приборов о тарелки и непонятная суета на сцене. — Я почти закончила. Всего лишь нужно немного вдохновения. Джухён уже знает, что сорвётся с его уст следующим. Что-то вроде предложения стать личной музой, только в чуть менее творческом ключе. — Давай я буду твоим вдохн… — Всем добрый вечер. Где-то Джухён этот голос уже слышала. Стоп-стоп-стоп, погодите… Что? — Мы здесь, чтобы сделать ваше приятное времяпровождение ещё приятнее, – едва ли не мурлыканье в микрофон. На сцене стоит именно она. Да, Ким Йерим. С умопомрачительным макияжем, платье в обтяжку с открытыми – ах, как жаль – ключицами, с видом светской дамы, никак не обычной прилежной студентки. Ну и что это за чертовщина, спрашивается? — Она случайно не из твоего университета? — Впервые её вообще вижу, – лжёт сквозь зубы Джухён и почти сразу же убегает в уборную, где холодной водой по шее пытается успокоиться своё сердцебиение. — Что ты здесь вообще делаешь? — А, это ты, Джухён-онни. Хочешь послушать какую-то из песен во второй раз? Ах да, точнее, первый, ты ведь убежала до того, как я вообще начала петь. Вот какой у тебя любимый жанр? Джухён сбита с толку всем поисходящим, отвечает, не думая. — Я люблю джаз. И чай. — Чай? Кто вообще любит чай? — Все любят чай. — Не хочу тебя расстраивать, душа моя, но… – и возвращается обратно к стойке с микрофоном, делая вид, будто бы ничего и не было. Джухён не имеет понятия, что Йерим имела в виду своим «но», но врёт она мастерски: расстраивать якобы не хотела, но превзошла даже свои собственные ожидания. «Душа моя» с её уст звучит в разы привлекательнее..
Приходить в концертный зал одновременно уже стало каким-то негласным ритуалом. Джухён постоянно приходит на десять минут раньше, так что, когда Йерим появляется на пороге с гитарой наперевес, уже оформляет второй стенд нарочито медленно и вдумчиво, намного более погружена, чем обычно. Но это лишь внешне, ведь Джухён отвлекается на Йерим непозволительно часто, бросает электрическими искрами взгляды на её красивый профиль. Слишком живописно. Йерим встряхивает ладонью нервно и проводит ею по бедру, обтянутую чёрными джинсами. Она выглядит, как прилежная университетская ученица – белая рубашка с просторными рукавами, невычурные тонкие браслеты на таких же тонких запястьях и аккуратные ботинки на платформе. Джухён переключает образы в голове в одно мгновение – алая помада и чёрное платье с открытыми плечами – оба образа нравятся ей до дрожи. Перевоплощение мастерское. Ким Йерим – ходячая эстетика с медиатором в переднем кармане рубашки. Она расправляет плечи, потягиваясь, и в прорези ткани Джухён видит кусочек чужой бледной кожи, а потом краснеет и отворачивается. Сердце поёт в унисон плачущей гитаре. —Хочешь, устрою тебе фотосессию? Йерим смотрит с прищуром, скорее хитрым, нежели подозрительным. — Можешь не переживать, это бесплатно, – улыбается Джухён, но фраза: «Я не беру денег у своей музы» застревает в горле и остаётся несказанной. — Когда? – спрашивает Йерим вместо однозначного «да» или «нет». — Хоть сегодня. — Дашь визитку? Вместо ответа Джухён достаёт из кармана чёрную масляную ручку и берёт Йерим за руку. За мгновение на тыльной стороне ладони номер, адрес и имя. На всякий случай. — Жди, – лаконично отвечает Йерим, и Джухён бросает смазанное «пока» (снова) и вылетает прочь из концертного зала..
— Ну. Здравствуй ещё раз, – мурлычет Йерим, и Джухён чувствует себя маленькой от этого голоса, от высоких каблуков, от сногсшибательного вида. В прямом смысле сногсшибательного, если что. — Осторожно, – тёплая ладонь Йерим на чужом предплечье, удерживает девушку на весу. — Ты тут посиди пока, – Джухён указала на свою кровать. – Я фон подберу. Йерим даже не пыталась отвести взгляд, это ощущалось кожей всё время: и когда Джухён расправляла фон и когда устанавливала освещение. Этот взгляд и льстил, и отвлекал одновременно; всего лишь за несколько мгновений Джухён успела несколько раз перецепиться через свои же ноги, на что со стороны послышался тихий смешок. Поймав ответный взгляд, Йерим замолкла почти сразу и достала из сумочки зеркальце, показательно поправляя макияж. Что сказать, в объективе она смотрелась ещё лучше, чем ожидалось. Вся внешность, образ и харизма в качестве вишенки на это уж слишком аппетитном тортике кричали о том, что имеют все шансы оказаться на обложке Vogue. — Присаживайся, – хлопнула Джухён по высокому стульчику посреди комнаты. — У тебя милая квартирка. Никогда бы не подумала, что у тебя дома целая фотостудия. — Никто бы не подумал, – смеётся Джухён и меняет на камере объектив парочкой ловких движений. Джухён никогда себя так не чувствовала, но с каждым щелчком затвора она ощущает, как сердце в груди делает сальто, а по телу бежит дрожь. Она ловит абсолютно всё, каждую деталь: как Йери склоняет голову совсем чуть-чуть и блестит золотом её серьга, когда она приоткрывает губы – как тогда в зале – и смотрит в камеру так завлекающе привлекательно, как показательно красиво спускает одну ногу на пол, и в длинном разрезе её платья виднеется её колено. Йерим напоминает Джухён игристое вино – ароматное, лёгкое, расслабляющее – бьёт в голову лучше любого другого алкоголя, пьянит и манит. Когда Йерим выгибается кошкой и вновь открывает вид на ключицы, Джухён понимает, что не выдержит. Когда Йерим вытягивает свои модельные ноги и сбрасывает с них ткань платья, Джухён видит уже внутреннюю часть бедра и понимает, что уже не выдержала. Её гетеросексуальность потеряна в несколько щелчков затвора и смене чужих поз. — Могу поздравить, фотосет окончен. Хорошая работа, спасибо. — Да, только скажи, где у тебя окно открывается, а то ты такая бледная, на тебе лица нет. Она издевается? — Ага, воздуха не хватает. Такое бывает, – она Йерим, конечно же, всего лишь подыгрывает, потому что прекрасно читает всё в золотистых искорках топленого горького шоколада – именно горького, как послевкусие дней в концертном холле. – Пошли на кухню. Ты апельсины любишь? — Люблю, конечно, – послушно следует Джухён. – Но зачем ты спрашиваешь? — Я должна тебе теперь поход в какое-нибудь атмосферное местечко. — Только не туда, где я работаю. — Держи. На столе оказываются две чашки с ароматным чаем. Йерим, кажется, смотрит на Джухён вопросительно и с упором, пока на кухне в воздухе виснет аромат роз. — Прости, я забыла, что ты не любишь чай. Йерим смеётся, и это, наверное, лучшая мелодия, которую Джухён когда-либо от неё слышала. Гитаре не в обиду. — Я люблю чай слишком сильно, чтобы это можно назвать любовью. И… не хочу тебя расстраивать, но ты мне нравишься намного больше. Ой, тут что, апельсины? — И розовые лепестки, – лишь может выдавить из себя Джухён. – Печенье будешь? Через месяц просыпаться вместе и чашка чая с утра – всего лишь одна из многочисленных привычек. — Йерим, хватит спать, опоздаем. — Где мой чай? — Обойдёшься. Ты вчера высыпала остатки. — Онни-и-и… – Йерим полусонно тянется за чужими объятиями, но получает лишь щелбан по носу. – Нет, я конечно, люблю чай. Но тебя, безусловно, больше. — Чай ещё есть. — Ты дьявол, – Йерим швыряется подушкой, шутя. Через пять минут в квартире пахнет апельсинами, розовыми лепестками и тёплой, уютной любовью.