Неклассическое Фэнтези

      Холодало. Жаркие летние дни, полные солнца и сочной зелени, сменились северными ветрами и пасмурным небом. В этом, пожалуй, была своя, особенная прелесть: когда за окном барабанит по камням и листьям дождь, теплая трактирная пища и горячее вино кажутся куда привлекательней обычного. Ни один путник не преминет заглянуть к заботливой хозяйке, чтобы поесть только что сваренной картошки. Особенно если это картошка Отика. По Кринну давно уже ходят легенды и присказки об этой удивительной пище. Поэтому «Последний приют» всегда полон народу.       Завсегдатаи привыкли появляться к вечеру, когда все насущные дела уже улажены и самое время ужинать. Дети мирно сидят у огня, подслушивая разговоры и разглядывая частых спутников. Нередко среди этой мирной тишины появляются и воины, и маги, и простые путешественники, которые, к тому же, умеют рассказывать дивные истории. Пристраститься к подобному слишком просто.       Однако сегодня был определенно особенный вечер: в деревню заглянул странствующий бард. Слишком молодой, чтобы назвать его заядлым путешественником, неприлично худой, улыбающийся юноша. Он устроился у огня и изредка поглядывал на собравшихся в кружок детей. Тонкие пальцы, кажется, настолько хрупкие, что могут переломиться, касались инструмента — и из-под рук звучала дивная мелодия. Чарующий тихий голос делал атмосферу куда более уютной, чем прежде, и каждый вечерний гость невольно заслушивался и расслабленно улыбался, кидая взгляды на юношу.       И после всего не смущала даже его маленькая фигурка, действительно нетипичная для этих мест. Светлая, чуть розоватая кожа, смеющиеся глаза, тепло желтеющие под отблесками огня, белые волосы — все это удивительно красило его. Но больше всего удивляло другое: из-под отросших, забавно вьющихся прядей торчали длинные ушки. Этот мальчишка был в родстве с эльфами, весьма недружелюбным народом. Впрочем, только лишь узнав поближе этого барда, можно было с уверенностью сказать, что он не был похож ни на одного из представителей этой расы. И это являлось чистой правдой: менестрель был полукровкой. Нелепый полуэльф — часть обоих миров и одновременно не принадлежащий ни одному из них — поражающий своей улыбкой, нежной, милой, особенной.

***

      Заморозки наступали быстрее, чем листья успевали опадать. Туман с каждым днём становился все гуще, холоднее и белее молока, окутывая наступающими холодами. Трава покрывалась инеем, хрустела под ногами, словно свежий снег. Воздух казался спёртым, ледяным, обжигал глотку. Бежать становилось с каждым днём все труднее. Мышцы сводило, горло обволакивал ледяной ошейник, голова кружилась, лес гулял кругом, деревья быстро проносились мимо. Конечно, по лесу этим рептилиям сложно пробираться, а у мага немалый опыт бега за плечами. Рёв Драконид то стихал, то раздавался где-то совсем близко. У знахаря все звенело и металось на задворках сознания, перед глазами, мышцы отдавали колющей и тянущей болью, было сложно даже сделать один вздох и пропихнуть глоток холодного воздуха в грудь. Он давно так не бегал. Эти твари накинулись внезапно, словно точно знали, что кентавр остановится набрать воды из ручья, и выжидали, пока фляга наполнится. Но зачем они позарились на его и без того мечущуюся по беспокойному миру душонку? Жажда крови? Нет, Такхизис что-то посерьёзнее нужно, разрази её гром. Не какой-то там жалкий целитель-кентавр. На что непутёвый он ей сдался? Белокурый, вжав пальцы одной руки в кожу над ключицами, чтобы хоть как-то остудить холодными руками горячую бурлящую кровь, держался другой за дерево и пытался отдышаться, что выходило очень сдавленно и судорожно. Оглянулся, хрипев как осипший от лая пёс, выдохнув горячий воздух, что дымкой пара замер в воздухе и тут же растворился, поправил багровый плащ и сумку, проверив, не все ли он разбросал по дороге. Нет, многое было на месте. Вот только флягу выронил, что жаль. Кентавр почувствовал, как постепенно начал разгораться сильнее прежнего. Не хватало только, чтобы они его по запаху нашли. Нужно срочно было где-то смыть весь этот пот и грязь. Благо, вглядевшись сквозь кроны деревьев, мужчина наконец нашёл водную гладь, что чуть раскачивалась и колыхалась в легких порывах осеннего ветра.       Кентавр осторожно вышел из леса и ступил на холодный песок, стянув накидку и рубаху, положив сумку на берег, распутав белые локоны, убрав из них листья, ветки и мелкий мусор, что прицепились по дороге. Заметил, что его руки все в царапинах, изрезаны, изувечены, должно быть от веток. Феликс вдохнул спёртый воздух, отдававший некой горечью. Вынул из сумки что-то наподобие плошки и прошёл к воде, опустился на колени и шумно выдохнул, обнаружив такие же порезы на короткой белой шерсти ног. Помассировал себя под коленями, смыл кровь, зачерпнул воды и неспешно полил плечи, задержав дыхание от холода и ощутив рой мурашек, пробежавший по всему естеству и внутри тела, кажется, тоже, сводя каждый мускул. Повторив эту же процедуру снова, начал понемногу привыкать, хоть холод и пробивал до костей. Опрокинув миску с водой на белую макушку, протяжно простонал от нахлынувшей головной боли и облегчения одновременно.       Его колотило не то от холода, не то от того, что бежал так долго. Скорее от сумбурного коктейля первого и второго, что оседал неприятной тянущей дрожью под рёбрами. Проклятые твари.       Вдруг послышался шорох, за ним — еще один. Неуклюжие, будто бы неловкие, они не могли принадлежать одному из неповоротливых существ, гнавшемуся за ним. Однако тело проснулось раньше, чем голова. Мышцы болезненно напряглись, готовясь к новому побегу. По спине скатилась очередная капля пота, а грудь перестала вздыматься, но руки уже делали свое дело: спешно собирали все, что могло бы свидетельствовать о чьем-либо присутствии на этом спокойном берегу. Слишком привычно было прятаться, даже если угроза столь незначительна. Стукнув копытами о влажный песок, чтобы стряхнуть влагу, Феликс заставил себя выдохнуть. Ноги сами понесли прочь от взбудоражившего его шороха. Слишком нелепо это было: бежать от каждого встреченного на пути, но он слишком устал, чтобы думать об этом.       Только оказавшись по другую сторону поляны, под кроной густого дерева со свисающими до земли ветвями, Феликс остановился, чтобы перевести дух и взглянуть на потревожившего его человека или зверька. И затих. Один из колючих кустов, скрывающих поросшую травой тропку, вдруг задергался. Показалась чья-то белая макушка, а за ней — выставленные вперед руки. Забавный незнакомец споткнулся и с треском повалился на землю. По спине и небольшому походному мешку скатился висящий за плечом инструмент. Тишину разрезал забавный звук удара пустой деревяшки о голову, а за ним — тихое ойканье. Мальчишка?       Как неосторожно: путешествовать в одиночестве в столь юном возрасте. Интересно, насколько далеко ему удалось забрести. Сердце вдруг сжалось, пропустив удар. Белые волосы, бледная кожа… Он словно бы был… своим? Феликс отвел взгляд. Нет. Не сейчас. Нужно бежать. Сейчас — только бежать.       Еще один бесконечно длинный день, спица в этом непрекращающемся колесе жизни. Когда-нибудь одна из них встанет поперек.       Светало. Нехватка сна давала о себе знать. Нужно было отдохнуть, на некоторое время скрыться среди людей, пусть это и будет стоить весьма дорого его здоровью. Все-таки магический запас исчерпаем. Особенно, когда дело доходит до подобных заклятий. Сломать тело, перестроить его в новое очень дорого стоит. Слишком много на это требуется энергии и времени, но хотя бы приносит временное успокоение. Пара-тройка дней на каком-нибудь захудалом постоялом дворе, в самой дальней комнате, уже приносит легкое спокойствие. Иногда кажется, что теплое жаркое на ужин и возможность запирать на ночь дверь — все, что нужно для счастья.       Что ж, сегодня посчастливилось наткнуться на один постоялых дворов. Так далеко в глуши… Спасение. Особенно сейчас, после этой почти бессонной ночи. Ворожба над собственным телом в этот раз далась куда труднее. Впрочем, сейчас это не имело значения. Вполне человеческие ноги еще не давали о себе знать пронзительной болью, а в запасе было несколько спокойных дней.       Феликс протянул руку, чтобы толкнуть дверь, но та открылась раньше, чем ладонь коснулась шершавой поверхности. Путешественник невольно отпрянул. Мимо кубарем пролетел какой-то мальчишка. Мелькнула светлая макушка, и в голове на мгновение вспыхнуло огоньком короткое воспоминание. Ах да, тот самый нелепый мальчишка, встретившийся близ Утехи!       — Эй, полегче! — воскликнул он у подножья ступенек и бережно обхватил руками лютню. — И вообще, это нечестно!       — Шух, шух! — кто-то погрозил изнутри веником. — Прочь, мелкое отродье!       Феликс чертыхнулся, мазанул взглядом по фигурке мальчишки и вошел внутрь. Это не его дело. Ввязываться в чужие распри по крайней мере нетактично.       — Мне нужна комната на ночь, — устало бросил он с порога все тому же грузному мужичку с веником в руках. Кажется, он служил только лишь для устрашения непрошенных гостей. — Сколько это будет стоить?       — Еще одна нечисть! — фыркнул толстяк. — Таким, как ты, я могу предложить разве что миску грязной воды.       Феликс недовольно скривился и устало выдохнул. Он не собирался тратить драгоценное время на переход до следующего города.       — Мне нужна комната, — мрачно сказал он.       В глазах мелькнули темные искорки. Это было страшно: два темных глубоких омута на белом лице. Завораживающие, подчиняющие. Немалая доля магии помогала убедить собеседника в серьезности собственных намерений. Страх — достаточная причина для тщедушного человека, чтобы изменить собственные принципы.       — Два золотых, — побелевшими губами пробормотал внезапно стушевавшийся мужичок.       Так-то лучше. И плевать, что это всего лишь напускной ужас. И плевать, что это магия и запреты. В игре под названием «жизнь» нет правил и не следует их придумывать.       Ключ на обшарпанную стойку лёг буквально сразу, и хозяин сам второпях провёл мрачного гостя к комнате, желая поскорее скрыться из-под пристального взора двух светлых с темными вкраплениями лазуритов, что прокрадывались холодной дымкой в самые глубокие закоулки сознания. Впрочем, мужчина забудет своего постояльца сразу же после его ухода.       Колдун уселся на кровать, стянув лёгким движением исцарапанной руки алый капюшон, осмотрел скудную, маленькую и тёмную комнатушку. Скорее каморка какая-то, а не комната за две золотые. Неудивительно, что того расторопного мальчугана выгнали из дома взашей, подталкивая веником, как бродячего кота, забравшегося через окно. Ведь тот явно возмущался высоким ценам хотя бы на плошку супа. В помутневший от усталости разум проскользнул светлый образ того неуклюжего барда, судя по инструменту — бродячего музыканта. Феликс любил музыку, но не шумную; скорее, баллады сонного моря и тихие оркестры кузнечиков, под аккомпанемент шороха травы и тёплого ветра. Было бы интересно послушать, как этот тоненький светлый играет свою музыку.       Маг вновь оглядел комнату с лёгкой толикой отвращения. Казалось, что все здесь сейчас развалится от одного его неосторожного движения. Было мрачно, сыро и пыльно; воздух тяжёлый, отдающий гнилью досок, но, разрази его Реоркс, — это лучше, чем ничего! Может хоть стряпня окупит весь этот мягко говоря «тихий ужас».       Где-то совсем рядом раздался шорох, белокурый мысленно чертыхнулся, судорожно вглядываясь в пустоту, ища виновника этого неожиданного звука. От мысли, что это — мелкая тварь, нашедшая себе прибежище в прогнившем трактире, стало вдвойне хуже. Даже окна нет, что уж там говорить.       Темнота всегда оседала накидкой на плечи кентавра, сподвигая того с безумной поспешностью тянуться к свету, искать плотные занавески забвения, за которые можно спрятаться до первых лучей рассвета. Нет, он не боялся темноты, но она его страшила своей неизвестностью, пустотой, бездонностью и тем, как в любой момент она может преподнести совсем не приятные сюрпризы. Укрывала тяжёлым колючим одеялом воспоминаний, целовала кошмарами и гладила холодными руками, оставляя следы и отголоски плохого сна.       Белокурый не выдержал и создал в руке пушистый комок света, кинув его после прямо в центр темноты, витавшей бесплотным существом. Блондин положил голову на помятую подушку, даже не разувшись закинул ноги на кровать и прикрыл тяжелые от усталости веки.       В эти бесконечно длинные мгновения, находясь на грани между сном и явью, кажется, что существование слишком обременительно и по меньшей мере абсолютно бессмысленно. Но наваждение и нескончаемый мрак отступают обычно с приходом тягучего и густого рассвета.       Свежий воздух слишком внезапно обжег холодом легкие. Феликс резко вздрогнул и рвано вдохнул, попробовав на вкус этот одновременно слишком насыщенный и тяжелый воздух. Тело казалось непривычно легким после ночи в мягкой кровати.       Кентавр перекатился на бок, почувствовав под щекой холодную сторону подушки. Он забыл закрыть на ночь окно — сквозняк до сих пор гулял по комнате, повизгивая в створках дверей. Несмотря на это относительное спокойствие, сердце было не на месте: металось под ребрами, норовя вырваться наружу. В душе тлел огонек ускользнувшего сна. Неужели кошмар? Слишком частые, слишком пугающие и почти всегда — сразу же забытые. Будто кто-то не позволял вспомнить. Но так даже лучше, спокойней.       Полежав еще немного, Феликс поднялся и подошел к окну, разминая затекшую спину. Одинокие трели первых птиц разрезали густой и все еще туманный воздух. Тишина, спокойствие… Даже хозяин еще не встал: внизу до сих пор тихо, не звенят и на кухне. Самое лучшее время…       Но вдруг Феликс вздрогнул и напрягся. Только спустя пару секунд стало ясно, что потревожил его донесшийся со второго этажа шорох. Взгляд невольно скользнул вниз, и губы сами по себе сложились в улыбку. Это был тот самый знакомый белобрысый мальчишка. Рано же он встал.       Видимо, не для того, чтобы вновь попытаться поговорить с хозяином. Его неслышная походка — движения настоящего вора — явно была призвана в помощь для кражи. Впрочем, почему-то Феликс был уверен, что драгоценности или монеты бард красть не станет: влезет на кухню, наестся и сбежит.       Белая макушка скользнула внутрь, скрипнула черновая дверь кухарки, а за этим последовала целая череда негромких, но весьма слышимых даже со второго этажа звуков задетой посуды. Кажется, кухонька была слишком маленькой.       Феликс усмехнулся и отошел от окна. Выходка мальчишки не может остаться незамеченной, так что идти и просить завтрак можно хоть прямо сейчас. Вдохнув полной грудью воздух, мужчина оглядел уютную комнату, бывшую пристанищем на прошедшую ночь, и, негромко хмыкнув, накинул на плечи простую светлую тунику. Все еще спутанные после сна волосы рассыпались по плечам, но сейчас это почти не заботило. Это подождет, потому что сердце все настойчивей звало вниз, к этому неугомонному менестрелю.       Ступени поприветствовали старинным скрипом, а обеденный зал — пылью и хмельным запахом. На кухне, за синей занавеской, постепенно разгорался конфликт. Проснувшаяся жена хозяина, работавшая на кухне, уже давно бранила влезшего внутрь мальчишку. А от него, что странно, — ни звука. Следом за возгласами жены раздался сонный бас разгневанного мужа. Да, парниша влип…       Вдруг раздался звук удара и падающей на пол табуретки. Феликс нахмурился и в несколько шагов пересек зал, чтобы тут же оказаться за синей тенью занавесок.       — Нечисть! Убирайся! — кричал, захлебываясь ругательствами, хозяин. Его толстый подбородок нелепо трясся, а маленькие темные глаза пылали такой ненавистью, что возникал смутный испуг. Должно быть, бард должен сейчас трястись от страха.       — Что здесь происходит? — громко спросил Феликс и перевел взгляд на пытающегося подняться с пола мальчишку.       Он по-прежнему сжимал в объятиях лютню, пытаясь защитить ее от удара, словно маленького ребенка. Голубые глаза из-под белых ресниц мазанули по лицу Феликса, и у того в сердце защемило. Этот удар был вполне серьезным: по левой щеке расползалось красное пятно, которое непременно превратится в сиренево-зеленый синяк.       — Что пытался украсть этот мальчик? — спросил Феликс в невесть откуда появившейся тишине. Хозяин притих, все еще переживая остатки вчерашнего испуга, его жена тоже. Наверное, она слишком привыкла видеть своего мужа голосящим на весь дом.       Феликс взглянул на прижатый к груди женщины забавный сверток и протянул руку. Женщина подчинилась и испуганно отпустила от себя вернувшееся имущество.       Размотав обернутую вокруг этой странной драгоценности ткань походного плаща, Феликс скептично взглянул на две прижатые друг к дружке буханки хлеба. Мальчишка действительно был голоден.       — Это все, что он пытался украсть? — вопрос вырвался сам собой.       Хозяин несмело кивнул, но в его взгляде читалась нарастающая неприязнь. Конечно, кто же будет рад внезапному судье своих собственных поступков? Особенно если этот судья принадлежит к числу не слишком почитаемых магов.       — Я куплю этот хлеб, — сухо сказал Феликс, с любопытством наблюдая, как поджались губы барда. Он недовольно спрятал глаза под белой челкой, и это выглядело так мило и забавно, что уголки губ незаметно скользнули вверх, однако голос по-прежнему звучал сурово и холодно. — А ты, маленький вор, пойдешь со мной.       Только сейчас Феликс заметил, что из-под волос торчат забавно длинные ушки. Вот оно что… Маленький эльфенок! Надо же, его действительно занесло слишком далеко от дома.       Мальчишка отполз подальше и, затихнув на пару секунд, рванул прочь, к приоткрытой двери. Но бежать было бесполезно. Бежать от мага априори бесполезно. С кончиков пальцев вскинутой руки слетела волна теплого воздуха, и дверь громко захлопнулась. Теперь не сбежит.       — Нет… Ты пойдешь со мной. А вы, — Феликс кивнул в сторону хозяйки, — подогрейте нам вчерашнего супа. Две миски.       Лицо хозяина побагровело, подбородок снова дернулся, и на этот раз вместе с ним дернулась губа, брезгливо скривившись.       — Да как вы можете? — гулко запротестовал он. — Ведь…       — Теперь он под моей ответственностью. В любом случае, я заплачу за этот суп и хлеб.       Феликс кивнул в знак того, что разговор окончен, схватил за шкирку вжавшегося в дверь мальчишку. Тот нехотя поднялся и поплелся рядом, невольно прижавшись ближе, когда пришлось миновать грозную тушу хозяина постоялого двора. Забавной он все же, этот эльфенок.       Маг краем глаза подметил, как парнишка, шедший рядом с ним и сжимавший драгоценный инструмент, насупился. То ли от стыда и лёгкого страха, то ли от чувства чувства гордости, что за него взял ответственность какой-то первый встречный, напугавший хозяев. Голова музыканта казалась неестественно большой в сравнении с худеньким телом. И почему его назвали нечистью? Он же простой, голодный, бродячий менестрель. Мальчик в конце концов.       Они прошли в зал, из которого вчера выдворили полукровку. Феликс ненавидел эту дискриминацию. Что такого в том, что его уши неестественно длинные для человека и слишком короткие для эльфа? Это природа и с ней ничего нельзя поделать.       Белокурый сел за стол, положив рядом сумку и усадив расторопного юношу рядом, заметив его робость и быстрый хитрый, но чуть напуганный взгляд, направленный на дверь.       Эльфенок боялся. Это явно читалось по его лицу: сомкнутые губы, вжатая в плечи голова, защитный кокон из собственных рук, прячущих лютню. Феликс вздохнул и с каким-то усталым выражением взглянул на этого мальчишку. Он был красивым. Все эльфы красивы, но этот — особенно. Возможно, как раз потому, что был похож на него самого. «Отродье, нечисть!» — этот бедняга наверняка постоянно слышит эти слова из чужих уст, а эльфийские корни только усугубляют и так натянутую до предела ниточку между ним и остальным миром. Отверженный всеми — слишком знакомо…       — Как тебя зовут? — спросил Феликс первое, что пришло на ум. Паренек вздрогнул и опустил взгляд.       — Алан, — буркнул он и снова взглянул на дверь.       — Врать магу — последнее дело, — заметил почти серьезным голосом полукентавр, а потом улыбнулся. — Не стоит бояться. Я не трону тебя, маленький воришка… Что ж, мое имя Феликс. Рад нашему столь сумбурному знакомству.       Маг не стал протягивать руку: слишком рискованно это было с его стороны. Этот ребенок бы непременно сбежал. Недавний удар все еще слишком хороший урок.       — Как тебя занесло в эту глушь?       — Я искал двух людей в Утехе, — шепнул мальчишка и отвернулся. — Это не твое дело.       Забавно. Что вообще могло понадобиться от двух чужих людей, видимо, тоже странствующих, маленькому эльфенку? Впрочем, это действительно не его дело, и лезть в него совершенно не хотелось.       — Не нашел, — вздохнул Феликс. — Куда отправишься теперь?       Худые плечи опустились, и в глазах мелькнуло отчаяние, почти сразу сменившись подозрением и осторожностью. Он не собирался доверяться первому встречному, хотя и отчаянно нуждался в разговоре. Этого эльфенка стало почти жалко.       У столика появилась хозяйка и выставила на стол две миски теплого супа. Видимо, хозяин не собрал сил для выхода к столь напугавшему его магу. А у парнишки при виде теплой пищи загорелись глаза. Он забавно вытянул голову и бросил вопросительный взгляд на Феликса, словно спрашивая, действительно ли это для него. Маг улыбнулся и кивнул, пододвинув миску побольше барду. Тот накинулся на еду, не замечая, что рядом сидит вполне живой человек. Ну, или почти человек. По сердцу разливалось тепло от этого умилительного зрелища. Подрагивающие от восторга — и определенно покрасневшие — уши так замечательно шли мальчишке!       Только выпив свой суп, Феликс заметил, что эльфенок давно все съел и теперь терпеливо дождался своего спасителя, с недоверием и немым любопытством разглядывая расползающиеся по плечам светлые волосы и мраморную кожу. Да, он уже понял, что между ними есть нечто общее… Он хотел поблагодарить, но не думал, что обычного «спасибо» будет достаточно.       — Если ты уже поел, пойдем, — сказал спокойным ровным голосом Феликс и оставил на столе два золотых. Этого хватит сполна.       — Куда? — выпучил глаза паренек.       — В мою комнату. Дам тебе подзатыльник, заколдую и заставлю служить до скончания дней, — Феликс рассмеялся, проследив изменяющееся с испуга до обиды выражение лица собеседника. — Я не собираюсь ничего делать. Можешь успокоиться.       — Тогда…       — Ничего серьезного, непристойного тоже.       То была искренняя правда. Ничего подобного он делать не собирался.       Мальчишка робко спрыгнул со стула и несмело кивнул, а потом тенью проследовал за широкоплечим силуэтом своего спасителя, провожаемый недовольным взглядом хозяина из-за все той же синей занавески.       К сожалению, на укоризненные взгляды в свой адрес белокурый реагировал резко. Поэтому, чтобы хоть как-то отвлечь хозяйку от их с бардом «скучных» силуэтов, повёл бровью, взглянув через плечо, поджег печь. Полненькая женщина подпрыгнула, в ужасе завопила, а кентавр лишь отвернулся и последовал дальше. На себя бы сначала в зеркало взглянули, а уж потом на окружающих, грязные свиньи.       Колдун открыл дверь перед менестрелем, кивком пригласив его в своё временное пристанище, чему Син ответил недоуменным взглядом и лёгкой ноткой недоверия. Ох, посмотрите на эту птичку! Его накормили, пригрели, а он нос воротит хотя бы ответить простым взглядом с толикой доверия и благодарности. Хотя Феликс прекрасно понимал мальчишку: не каждый день его спасают от избиения поварихой и награждают плошкой супа вдобавок.       Мальчишка нервно подергал тесемку своей туники и, бегло оглядев комнату, остался стоять. Он все еще опасался сдержанности своего собеседника. Или не только сдержанности. Феликс уже привык к тому, что окружающие видят в нем угрозу. Это было нелепицей, бредом, но иного объяснения не найти. Похоже, эта удручающая способность подчинять выходит из-под контроля. И все же не хотелось бы, чтобы мальчонка попал под ее влияние.       — Син, — вдруг тихо шепнул, а потом резко стушевался полуэльф. — Меня зовут Син.       Феликс тряхнул головой и действительно понадеялся, что этот менестрель никогда не попадет под дурное влияние его темной личности. Слишком уж он невинный для всего этого.       — Син? — переспросил маг, закончив затянувшееся молчание. — Странное имя для эльфа.       — Оно не эльфийское, — мотнул головой тот.       Феликс, вздохнув, протянул руки к плечам эльфенка, чтобы наконец усадить его на кровать. Тот вздрогнул и отпрянул назад. Впрочем, сжать плечи барда все равно удалось без труда. Феликс даже удивился, потому что паренек оказался еще более костлявым, чем казалось. Сердце у него трепыхалось, и это было даже слышно. Бесцеремонно посадив менестреля на расправленную кровать, он заглянул в его лицо и с сомнением потянулся к щеке. Мальчишка снова вздрогнул и отвернулся. Испуганно, но почти смущенно. А когда ощутил холодные пальцы, рвано выдохнул. Щека была горячей. Наверняка прохлада чужих пальцев облегчила боль.       — Будет синяк, — равнодушно произнес Феликс. — Неосторожно было лезть на чужую кухню.       Син смущенно опустил голову, пряча виноватые глаза. Впрочем, даже если бы он чувствовал вину, все равно влез бы на эту чертову кухню. Он был слишком голоден и наверняка оставался таким до сих пор. Убрав ладонь, маг протянул мальчишке сверток с хлебом и улыбнулся. Тот с подозрением поднял взгляд. Не верит. И правильно.       — Я иду на север. Ты мог бы составить мне компанию, — поднялся Феликс и отошел к другой стене комнаты. Где-то там лежала его собственная походная сумка. Он собирался выступать сейчас. Засиживаться на одном месте слишком долго опасно: можно нарваться на не слишком приятных тварей. Впрочем, эта просьба была в высшей степени глупой. Только сейчас, вспомнив, что с этим мальчишкой придется идти на двоих ногах, стало не по себе. Но почему-то желание было так велико…       Маг видел, как юношу не очень-то воодушевило его приглашение. Полукровка совсем сжался, прижимая буханку хлеба и лютню. Было заметно, что мужчина его пугает, настораживает, вселяет недоверие каждым сказанным им словом. Может, это только сейчас, а дальше будет полегче и они смогут спокойно разговаривать? Феликс отчего-то сомневался, но не хотел, чтобы этот милый одарённый мальчуган боялся его.       Он подошёл и наклонился к лицу парнишки, заглядывая под его серую челку. Тот, не то от смущения, не то от неприязни смотреть на мага не хотел и беспрестанно отворачивался, вжимал голову в плечи и дергав ушками. Кентавр оставил попытки еще раз посмотреть на барда и, выпрямившись, мягко положил руку на его макушку, осторожно поглаживая взъерошенные волосы.       — Син, птичка менестрель, — ласково и тихо произнёс мужчина, видя, как замер его собеседник, задержав дыхание, словно готовясь к новому удару.       Неловкое молчание затянулось. Впрочем, неловким оно было только для эльфёнка. Феликс лишь краем глаза наблюдал за его смущением, с любопытством ловя взгляды из-под чужих пушистых ресниц. А руки сами складывали выстиранные вечером и уже высохшие вещи в походный мешок. Он собирался уходить прямо сейчас: идти лучше с самого утра. Накинув поверх туники теплую алую накидку и уже привычный алый плащ Феликс встал у двери и, приоткрыв ее, спросил:       — Идешь?       Мальчишка вскочил и засеменил к двери, но подходить ближе, чем на три шага, не стал. Все еще боялся. Но лицо так и пылало любопытством. Он все хотел о чем-то спросить. Феликс с прищуром смотрел на прикушенную губу.       — Не стесняйся задавать мне вопросы, — произнес маг и пошел к лестнице. Та вновь одарила его целым перезвоном различных скрипов.       Мальчишка, кажется, споткнулся на одной из ступенек, и Феликс машинально напрягся, чтобы в случае нечего не улететь вместе с этим неуклюжим ребенком. И не напрасно. Чужое лицо впечаталось между лопаток, а цепкие, но тонкие пальцы вцепились в ткань плаща. Феликс выдохнул и усмехнулся.       — Растяпа, — шепнул он нежно. Удивительно, как вообще этот эльфенок сумел прожить в одиночестве так долго. Одно это утро — одна большая нелепица.       — Ты ведь… маг равновесия? — все-таки решился задать вопрос Син. Его красные уши подрагивали в смущении.       — Да. Был им когда-то, — вернулся к флегматичному тону Феликс. Сейчас он уже не был уверен в том, что способен назвать себя человеком, принадлежащим к кругу магов, хотя Испытание и было пройдено.       Эльфенок замолчал. Он наверняка не понял этого странного замечания, но чутко ощутил, что продолжать этот разговор было бы бессмысленно. Спустившись вниз, Феликс кивнул показавшейся из-за дверей хозяйке и вынул из мешочка на поясе один серебряный. За комнату он заплатил еще вчера, но нынешняя монетка была платой за украденный хлеб. Большего давать он не хотел. Синяк на щеке ребенка — немалая цена. Впрочем, ходили слухи, что в некоторых местах за воровство, будь оно хоть самое незначительное, отрубали пальцы. Этот парнишка еще легко отделался. Пальцы ему бы не отрубили, но вот приложить головой о ближайшую табуретку не побрезговали бы. И остался бы он один с больной головой где-нибудь в лесу.       А лес сегодня был холодным. Туманное утро и ночной холодок оставляли где-то в груди мерзкое мокрое пятно. Впрочем, совсем скоро выглянет солнце, и это пятно непременно высохнет. Сейчас же можно насладиться свежим, все еще пронзительно холодным воздухом. Феликс глубоко вздохнул и, поправив лямку сумки на плече, пошел вперед, вдоль проселочной дороги, по которой даже лошадь в слякоть не проедет.       Шли в тишине. Маг изредка поглядывал на плетущегося позади мальчишку. Вроде не отставал. Забавный. Мог ведь и уйти: никто его ни к чему не принуждал. Вдруг эльфенок споткнулся и чуть не упал лицом в грязь, но вовремя удержался и нелепым движением остался на ногах. Феликс улыбнулся.       — Почему ты путешествуешь один? — спросил он насмешливо. — Мог бы найти себе компаньона.       — А ты тоже один путешествуешь! А мог бы и не один. Я, между прочим, тоже недавно красного мага видел. Уродливый такой, — Син поморщился и мотнул головой, — страшный, но все равно с друзьями.       Феликс равнодушно пожал плечами. Мальчишка лихо перевел тему. Что ж, не хочет отвечать — не нужно.       — Если хочешь, ты можешь пойти своей дорогой.       Феликс все еще помнил, что за ним шла погоня. И пусть он надеялся, что уже оторвался и совершенно точно сбил их со следа, но противное липкое чувство преследования все еще сидело где-то между лопатками. Феликс мельком взглянул за спину барда. Не хотелось бы подвергать его опасности. Но ведь он и без него может на них наткнуться. Еще неизвестно, какое из зол меньшее.       — Давненько не встречал полукровок, — прервал недолгое молчание получеловек в мантии ровным тенором, отчего юноша непроизвольно накинул на макушку капюшон, закрыв острые, покрасневшие от стужи ушки, словно прячась в свой маленький мирок. Маг даже не поворачиваясь понял, как менестрель скрылся под тканью скудной накидки, что в его в какой-то мере позабавило и заставило задуматься: огорчают ли его слова о смешанной крови?       — Смешной ты, — как-то холодно и одновременно по-доброму отозвался мужчина.       — Почему? — не выдержав обиженно буркнул мальчишка. — Что такой неуклюжий и чумазый как черт? Или что такой растяпа, не способный даже на корку хлеба себе заработать, да даже украсть, что уж там. Или…!       — Я этого не говорил, — спокойно перебил Феликс Сина, чуть повернув голову. — И вовсе не по этой причине ты кажешься мне забавным.       Повисло недолгое молчание и парнишка выпрыгнул прямо перед магом, заставляя того остановиться и чуть отшатнуться, когда эльфёнок подошел ближе.       — А почему же? — с детским интересом и легким раздражением парировал бард, прищурившись.       Феликс вздохнул, как бы укоризненно наклонив голову, мальчонка насупиться от такого нехитрого движения.       — Потому, что ты идешь на какой-то определенный поступок, прекрасно осознавая последствия. Но тем не менее стремишься это сделать. Ты упрямый, — ровно объяснил блондин. — Меня такие люди забавляют.       — Своей глупостью и отсутствием чувства самосохранения? — фыркнул парниша, обиженно отвернувшись и прошлепав по слякоти и грязи, и лужам на пару шагов от лекаря.       — Что ты действуешь, как подсказывает сердце, — неожиданно сказал он, не поменяв спокойного, ровного тона.       — Но, я ведь украл… — растерявшись, замялся музыкант, сжав зубы.       — И получил за это, хотя мог избежать того, что случилось, — подошел ближе маг. — Мог просто пройти мимо.       — А я есть хотел! Причем тут «действовать как подсказывает сердце » и «голод»?!       — Ты много получал, не так ли?       — Да, много и что?       — И тебя это абсолютно ничему не научило, — вздохнул знахарь. — Меня забавляет то, что, несмотря на многочисленные побои, ты действуешь по соображениям совести, цепляясь за жизнь. Мог бы играть на лютне в том же самом пабе и получить немного на плошку супа. Или выгнали, не успел ты туда зайти?       Сингуру надулся, натянув капюшон на лицо и поправив ремень от лютни. Феликс хмыкнул, мимолетно положив ладонь на макушку мальчика и сделав шаг вперед, вновь оказавшись впереди.       — Знаешь, сколько раз я пытался? — шепнул Син из-за спины. — Это всегда было так унизительно: играть, чтобы получить еду, а потом уходить ни с чем… Папа был другим. Он бы не стал брать за правду ни пищи, ни денег. А я просто не умею иначе, постоянно жду подачки.       Феликс кинул мимолетный взгляд на бредущего рядом барда, не сбавляя шага, а потом поежился и вдруг понял, что замерз. Просто до обеда было еще далеко, солнце еще маячило где-то на краешке бледно-голубого неба. Но к полудню станет тепло, даже жарко так, что останется только искать тень.       — Ты не твой отец, — пожал плечами Феликс, — и ругать себя за это не должен. Песни помогают тебе выжить, но ты все еще помнишь, насколько они важны. Разве этого недостаточно?       — Ты не понимаешь! — обиженно буркнул Син, и бросил беглый взгляд на компаньона.       Тот был гораздо выше и определенно сильнее. Таким странным он казался, этот Феликс. Белые волосы, ресницы, странное лицо. Будто он тоже плод греха. Но такие, как они, обычно слабы, отвергнуты, вынуждены терпеть унижение, а он… Он другой. Он сильнее.       Син поежился и ссутулился. Слишком холодно и влажно было. Лишь бы не простудиться. До ближайшего города еще далеко. Разве что повезет наткнуться на деревню.       — Тебе, наверное, одиноко, путешествовать одному… — шепнул Син и толкнул чужое плечо своим. Маг дернулся, будто в испуге, но тут же пихнул в ответ.       — Лучше так, чем бояться засыпать по ночам, ожидая удара в спину.       — И все равно! Это… тоскливо.       Феликс взглянул на белую макушку и нелепо торчащие уши. Они покраснели и совсем замерзли, а эльфенок все пытался спрятать их под капюшон. Вздохнув, маг распахнул полы мантии и притянул к своему боку нелепого мальчишку, укрыв его плечи теплой алой тканью. Тот забавно прижался ближе и в своем крохотном кулачке сжал ткань туники на спине Феликса. Это было до того забавно, что маг улыбнулся, надеясь удержать себя от смешка. Этот ведь может и сбежать. Но пока все хорошо. Пока — хрупкий, теплый мир.       Так они и шли. Чуть нелепо и неуклюже.