Главное - это взлететь

— Отабек такой крутой, — вздохнула Мила. — Крутой, — подтвердил Юра и на всякий случай ощетинился. — И что? Мила снова вздохнула. Потом посмотрела на Юру испытующе. — У него девушка есть? — Мне откуда знать? — если бы у Юры на спине была шерсть, она непременно встала бы дыбом. — Тебе зачем? Она начисто проигнорировала его второй вопрос, глядя на него снисходительно, как на ребенка. — Ты же его лучший друг. С лучшими друзьями делятся такими вещами. Ну, если ты не знал. — Значит, нет, — отрубил Юра. — Он ничего ни про какую девушку не говорил. — Хорошо, — Мила сладко заулыбалась. — И ты ему не подойдешь, — поспешно сказал Юра. — Ты старая слишком. — Мы с ним ровесники! — Ага, рассказывай. Отабек крутой… Почему-то этот дурацкий диалог был первым, что всплыло в Юриной голове, когда он проснулся сумрачным утром в своей кровати, дома, в Москве. Первые несколько секунд он пялился в потолок, вспоминая разговор, — вернее, тот сам всплывал в голове, возвращая то же чувство царапающего раздражения, которое появилось, когда Мила задала свой вопрос. Это ж надо, спрашивать такую херню… Почему ее не интересует, есть ли девушка у Юры, например? Потом он сообразил, что проснулся не просто так — что-то его разбудило, какой-то звук. Когда он повторился, Юра сообразил, что это домофон. Ну заебись. И кого это принесло в такую рань? Юра сполз с кровати и босиком пошлепал к двери. — Кто? — раздраженно спросил он в трубку домофона. — Доставка цветов! — бодро отрапортовал незнакомый голос. — Каких, на х… — и тут Юра вспомнил, какое сегодня число. — Черт. Да! Открываю! Пока курьер поднимался, Юра успел напялить на себя домашнюю футболку и штаны. Курьер оказался нерусским — таджиком, Юра теперь знал, чем они все различаются на лицо и никогда бы не перепутал таджика с казахом, не то что менты из метрополитена, долбоебы. Он вручил Юре не букет — длинную коробку, как в «Терминаторе-2», и Юра внутренне развеселился, представляя, как найдет среди цветов автомат. — Спасибо. Курьер ушел, и Юра нетерпеливо вскрыл коробку. Автомата там не было — были длинные темно-алые розы и коробочка поменьше, в которой сидел самый очаровательный маленький плюшевый тигренок, которого Юра только видел в жизни. «Ее зовут Маша, — сообщала приложенная к коробке записка, набранная на компьютере. — Будет присматривать за тобой, пока меня рядом нет». И подпись: О.А. Юра заулыбался, вытащил тигренка, посадил на полку перед зеркалом. Потом сбегал в комнату за телефоном, открыл скайп, нажал вызов. Сейчас семь утра, в Алматы, значит, десять, нормально. А если кое-кто спит — сам виноват. Держа в одной руке телефон, он второй сгреб букет — и тут в дверь позвонили. «Подписать, что ли, что-то надо было», — мелькнуло в голове; Юра сунул букет на обувную полку и начал открывать, не глядя в глазок. Он услышал чуть приглушенную мелодию вызова скайпа еще до того, как распахнул дверь до конца, но не сообразил, что это значит. И еще какое-то время тупил, глядя в пышный букет белых роз чуть повыше своего лица. У букета были ноги в узких черных джинсах и «мартенсах» на толстой подошве. Выше — кожаная куртка. Подпрыгнув на месте, Юра сгреб второй букет, практически выдрав его из чужих рук, швырнул его к первому и повис на Отабеке. — Откуда… — кажется, от восторга он на мгновение лишился дара речи. Отабек, смеясь, обнял его, приподнял немного и перетащил через порог. — Соседей разбудишь, Юра. — В жопу! — Юра отпустил его и еще раз подпрыгнул. Ему неистово хотелось пуститься в пляс. — Николай Степанович… — Нету его, — нетерпеливо отмахнулся Юра. — Ну, проходи, блин, уже! Откуда ты взялся вообще? Ты давно в Москве?! — Ну, — Отабек принялся расшнуровывать ботинки, — часа три, наверное. Рехнешься из Шереметьево ехать, у вас уже пробки! — Он выпрямился, глядя Юре в лицо, улыбнулся. — С днем рождения, Юра. — Ты… — Юра задохнулся от избытка чувств. — Ты только прилетел, что ли? И сразу ко мне? — Я в общем-то к тебе и прилетел, — Отабек старательно избегал смотреть в глаза, — если ты не против. — Я тебя щас пну, — предупредил Юра. — Так, блин! — спохватился он. — А ты чего, без вещей вообще? Отабек наконец развязал шнурки и стянул с ног ботинки, и только тут до Юры дошло, что друг его ужасно смущен. — Она там, на лестнице осталась. Я забыл. Юра глубоко вздохнул, улыбнулся, шагнул вперед и еще раз обнял Отабека, практически повиснув на шее. — Я заберу. А ты иди мой руки и вот это все. Завтракать будем. Самый лучший подарок на день рождения сидел на кухне и вид, обратил внимание Юра, имел несколько сонный. Ну правильно, встал, наверное, до света, если вообще спать ложился. — Я неделю назад заказал, — Отабек кивнул на алый букет, который Юра упихивал в вазу. — И все представлял, как тебе его доставят… ну а потом решил, что хочу это увидеть. — Он улыбнулся. — Мог бы и предупредить, — Юра полез за второй вазой. — Так неинтересно, — наморщил нос Отабек. — Ты голодный? — Я бы поел, да, — кивнул Отабек, и Юра, закатив глаза, открыл крышку мультиварки. — Он бы поел, я ебу. Говори нормальным русским языком — да, голодный! Овсянку будешь? — На молоке? — На воде. Но с маслом. — Буду, — решительно кивнул Отабек, и Юра принялся раскладывать овсянку по тарелкам. — Чай или кофе? — Чай. Кофе скоро из ушей польется, — Отабек зевнул. — Ох, прости. — Поспишь? — сочувственно спросил Юра. Отабек посмотрел на него с улыбкой — удивительным образом она превращала его суровое, неприветливое лицо в невероятно нежное. — Если только… — он на мгновение замялся, сгреб ложку, сунул ее в кашу, — если только вечером ляжем… лягу пораньше. Сейчас не хочу. Я с тобой общаться приехал, а не спать, — и он сунул в рот ложку каши. — Ты какой-то странный, — вынес вердикт Юра, ставя перед ним чашку. Отабек посмотрел на него, вскинув бровь, и продолжил жевать. Юра фыркнул. — Ладно, согласен, ты всегда странный. Отабек что-то промычал с полным ртом, и Юра прищурился. — Это что было? «Сам такой»? Отабек принял максимально невинный вид и сунул в рот вторую ложку каши. Юра одобрительно кивнул. — Правильно, иногда лучше жевать, чем говорить. Они поели быстро, и Отабек хотел помыть посуду, но Юра ему запретил и принялся сам. Пока он крутился возле раковины, Отабек смотрел ему в спину — Юра чувствовал его взгляд между лопатками. — Бека, у тебя девушка есть? — Что? — изумился Отабек. — Это ты к чему, Юр? — Да так, — Юра домыл посуду, не спеша вытер руки. — Просто что-то в голову пришло. Милка спрашивала, говорит, мол, друзья знают о таких вещах. Он развернулся, оперся о столешницу, вопросительно глядя на Отабека. У того был слегка ошарашенный вид. — Знают, — согласился Отабек. — Ты ничего не знаешь о моей девушке, потому что ее нет, Юр. — А если будет, ты расскажешь? Отабек промолчал. Юра смотрел на него пристально. — Почему нет? — спросил он наконец. Отабек слегка поморщился. — Юра, что за гестапо? — голос его прозвучал резковато. — Что случилось? — Да ничего, — то самое раздражение, с которым Юра проснулся, вновь вскипело в нем. — Просто теперь Бабичева будет по мне прыгать, чтобы я тебя с ней свел. — А ты не своди. — А почему нет? Она тебе что, не нравится? — Не нравится. — А кто нравится? — Из девушек — никто, — отрезал Отабек. Юра некоторое время сверлил его взглядом — Отабек смотрел в ответ, и вид у него был сердитый и усталый. Юре стало стыдно. Человек к нему за тридевять земель приехал, а он тут устраивает непонятно что. И непонятно, главное, с чего! — Бека, — Юра присел на корточки возле его ног. После короткой паузы Отабек протянул руку, положил ему на голову. Улыбнувшись, Юра улегся щекой на его колено. — Знаешь анекдот? «Помоги мне, чувак! Меня только что укусила женщина! — Успокойся, ты где, ты в порядке? — Я не знаю, ты мне скажи. — Что случилось? — Ничего. — Чёрт!! Держись, чувак!! Я еду! — Делай что хочешь». Отабек хмыкнул, пальцы его прошлись по виску Юры. — Тебя укусила женщина? — Видимо, — с отвращением проговорил Юра. — Милка, наверное, покусала, когда отвлекся. — Между прочим, — пальцы Отабека перешли на лоб, помассировали надбровные дуги, и Юра замурчал, — у тебя тоже нет девушки. Я же тебя не пытаю. — Зачем мне? — изумился Юра. — А мне? — спросил Отабек. — Ну… — Юра понял, что не знает ответа на этот вопрос. — Любовь на всю жизнь типа. — Как будто для этого нужна девушка. — И то, — вздохнул Юра. — Вон, Никифоров с Кацуки, например. Никто из них не девушка, — он скорчил рожу. — Вот, — подтвердил Отабек, массируя ему голову. — Почему устал ты, а массаж получаю я? — Потому что это как кота гладить — релакс, — весело отозвался Отабек. — Кстати, а где Потя? И ты мне так и не сказал, где Николай Степанович. — А, — Юра выпрямился, — они на даче. Дед обещал сегодня утром приехать. — В марте? — удивился Отабек. — Там навес над террасой обвалился из-за этой оттепели ебучей, — недовольно проговорил Юра. — Или это весна уже, я не въеду. Короче, дед хотел приехать вчера вечером, но развалюха заявила, что у нее выходной. Так что сегодня приедут электричкой. Скоро, наверное, уже. Он Потьку всегда с собой берет, когда едет на дачу, ему там нравится. Он встал и потянулся. Отабек смотрел на него снизу вверх, тепло улыбаясь. — Я так скучал, Юра, — сказал он, и Юре немедленно стало жарко. — И я тоже, — признался он. — Ужасно. Пару секунд они просто смотрели друг на друга. Юра очнулся первым. — Так, ты в душ, а у меня еще разминка по плану. До завтрака надо было, но ладно. А к одиннадцати, — он посмотрел на часы и сморщился, — надо ехать на питерский вокзал. — Зачем? — спросил Отабек. — Встречать гостей столицы, — буркнул Юра и пояснил: — Кацуки прилетел из своих Японий, сначала они шлялись по Питеру, а теперь Витька тащит его сюда. Попросил поводить их по городу. — Он наставил на Отабека палец. — Вот поэтому надо предупреждать заранее! А теперь их не пошлешь уже — обещал. — Да ничего страшного, Юра, — ответил Отабек. — Встретим и погуляем. Мне все равно что делать, лишь бы с тобой. — Окей, помыться без меня сможешь? — фыркнул Юра. — А если скажу нет, пойдешь со мной? — Вот дурак-то! — Юра ткнул его кулаком в плечо. — Бека, хорош! Вали в ванную уже! А все равно крутой, хоть и дурак. Юра, проводив Отабека в ванную и выдав ему полотенце, вернулся в комнату, встал посередине, потянулся вверх, привставая на цыпочки, поднимая руки к потолку. Агапэ, епта. Легко попрыгал, разогревая мышцы. Ну, погнали. Растяжка не мешала думать, и Юра думал. Держался за подоконник, заводя ногу назад, пяткой к затылку, и думал — точнее, перебирал мысли, будто четки. Мысли были о разном: о будущих соревнованиях, о том, что надо выбрать музыку для произвольной, а он все еще нет, а вот интересно, Лилия согласится снова ему хореографию ставить? Или… что если самому? Никифоров же может, а чем Юра хуже… Даже Кацуки вон в последнем сезоне сам себе прогу ставил, и ничего… ну, не считая того, что опять серебро. Юра самодовольно фыркнул, вытягивая ногу в вертикальный шпагат. А у Отабека бронза. Ну хоть бронза, а не как до этого. Про то, самое первое Гран-при, Юра даже вспоминать не хотел — Леруа облажался как весь пиздец, но нет же, бронза! А Отабек откатал идеально… и всегда он катает идеально. Уроды жопоглазые. Политиканы. Юра отдавал себе отчет, что не вполне справедлив к Леруа, но ему было поебать. Отабек все равно лучше. Хотя неправда, конечно, что вспоминать не хотел. Лучший чемпионат в его жизни. Как-то он сказал об этом Отабеку, а тот спросил — почему, и Юра ответил, смеясь — ну так два золота сразу! Прикольно смуглые люди краснеют. Вроде и не видно, а все равно видно. Улыбаясь, Юра сел на пол, вытянул ноги, улегся на них, обняв ступни. Тяжеловато. Вот какой идиот завтракает до растяжки? Он потянулся еще — вперед, только вперед. Краем глаза поймал матовый бок Отабековой сумки. Вот же пижон, и сумка у него кожаная. Стильная такая, какая-то… приятная. И цвет не черный, а темно-темно-темно коричневый, почти, но не совсем. Круто. Все в нем круто — от завитков надо лбом до подошвы ботинок. Первое время Юра сам себе поверить не мог. У него с друзьями всегда было плохо — сначала потому что он был типичным школьным аутсайдером, агрессивным к тому же, потом — потому что стал знаменитостью. Никто уже не пытается макнуть тебя головой в унитаз (потому что некогда, ты и в школе-то не бываешь), но все равно сторонятся. Да и нужны больно, лентяи, уроды, мажорчики. А тут — такое. На три года старше, на «Харлее», в кожанке, с суровым взглядом. Будто из кино. И предлагает дружить. И дружат же. Больше двух лет прошло — и никуда Отабек не делся, и соперничество на льду их не рассорило, и не надоел ему Юра, да и он тоже не надоел… хотя он, наверное, и не мог. Вообще, конечно, Милка права. Не в том, что достает Юру, а что имеет на Отабека виды. Дура бы была, если бы не имела. Юра мимолетно подумал, что если бы он сам был девочкой… Так. Стоп. Юра медленно выпрямился, развел ноги в шпагат, лег на правую. Отабек так странно сказал на кухне. «Из девушек — никто». То есть, никто из девушек ему не нравится — это что значит? Никто из знакомых девушек? Никто из девушек вообще? Или он просто неудачно выразился? Юра медленно перетек к левой ноге. Если Отабек имел в виду именно то, что сказал, то получается, что ему нравится кто-то, кто не девушка. А кто тогда? Ай, Плисецкий, ну не тупи же! Юра почувствовал, как лицо вспыхнуло. Если не девушки, то понятно же кто, третьего пола на Землю вроде не завезли пока! Если, конечно, Отабек не имел в виду, что ему нравятся зрелые женщины. Зрелые, слово-то какое… Юра глубоко вздохнул и лег прямо. Если Отабеку нравятся парни… Юра повертел эту мысль. Она не была ужасной или неприятной. В конце концов, он на многое уже насмотрелся. Никифоров со своим Кацудоном, например. Они Юре не нравились — ну так они ему просто не нравились, потому что парочка ебанько, а не потому что пидорасы. Геи. Вообще, спросить бы у Отабека прямо, просто чтобы знать, а то тупизм какой-то. Главное, чтобы не выяснилось, что у него был роман с Леруа. Бр-р-р. Юра выпрямился, сел, сводя пятки вместе. Неспешно скрутил ноги в лотос. Выровнял дыхание. С йогой у него вообще складывалось не очень — слишком беспокойный разум, как заявил инструктор. Но некоторые позы Юре нравились. Он спустил пятки на пол, потом начал неспешно подниматься — на одной ноге, вторую так и оставив у внутренней стороны бедра. Свел ладони перед грудью — поза горы. Потом вытянул руки вверх, потянулся за ними сам. Вытянулся предельно вверх, встал на цыпочки. И потянулся еще выше. Рядом прозвучал изумленный вздох. Юру повело, он не успел выпрямить вторую ногу — и свалился прямо на руки Отабеку. — Ты стоял на пальцах! — На пальце, — самодовольно уточнил Юра. — На одном. — Обалдеть, — в голосе Отабека прозвучало такое восхищение, что Юра покраснел весь, даже пятки, наверное, тоже покраснели. — Да ладно, — вяло запротестовал он, — ничего особенного. Пробовал на йогу ходить — не могу, даже хатху на час не выдерживаю, психовать начинаю. А это я уже сам добавил, просто так, выебнуться, — он улыбнулся. — Все равно какие-то доли секунд удается продержаться. Он снова опустился на пол, лег на спину, похлопал рядом с собой. — Айда в шавасану. Фыркнув, Отабек улегся рядом. — Мне тоже на йогу терпения не хватает, — признался он. — Может, если бы хватало, с гибкостью было бы получше. — Нормально у тебя с гибкостью, — отрезал Юра. — Зато про тебя не пишут в интернетах, что у тебя, наверное, дисплазия чего-то там и еще какая-то херня. Бека, вот почему люди такие, а? Катаешься плохо — ты говно. Катаешься хорошо — с тобой что-то не так, наверное, ты болен, на препаратах, еще чего-нибудь… — Людям надо о чем-то говорить, — ответил Отабек. — Сплетни — это то, во что выродился обезьяний грумминг. Юра приподнялся, глядя на него с изумлением. Отабек улыбнулся уголками губ. — Не смотри на меня так. Это с ютьюб. — С ютуба, — вздернул палец Юра. — Говорите по-русски правильно! — Где мне, — смиренно отозвался Отабек. — Я же чурка. Фыркнув, Юра навалился на него сверху. — Бека, — сказал он, склоняясь низко-низко, так, что они почти соприкоснулись носами. — Бека. Как хорошо, что ты приехал. — Юра… — взгляд Отабека вдруг метнулся по его лицу, а потом Юре померещилось прикосновение к спине… и в этот момент в дверном замке загремел ключ. — О, деда, — Юра скатился с Отабека, стремительно поднялся на ноги и кинулся в прихожую. *** Отабек лежал на полу и ждал, пока успокоится зашедшееся сердце. Из прихожей доносились голоса: что-то негромко говорил Николай Степанович, Юра отвечал звучно и резко — можно было подумать, что он грубит, если не знать, что он разговаривает так всегда. — Ну чего, починил? Ну и норм. Ну де-е-еда, я же говорил, лучше людей… Потька, уйди нафиг! Деда, прикинь, Бека приехал! Шумно вздохнув, Отабек перевернулся и уткнулся лицом в ладони. — Юр-р-ра… — выдохнул он. Иногда жизнь казалась ему невыносимой. Когда они в последний раз виделись с Жан-Жаком, тот при расставании, глядя на Отабека с улыбкой на губах, но грустными глазами, спросил: «Ты теперь еще пять лет ждать будешь?» Отабек тогда передернул плечами и не ответил — он вообще на вопросы Жан-Жака чаще не отвечал, чем наоборот, а на этот — и вовсе бы не смог. Ну, будет. И пять, и десять, и всю жизнь, если придется. А что делать? Признаваться в любви? Иногда Отабек будто глядел на себя со стороны и сам себе ужасался — это надо было так увязнуть! Он всего-то увидел мальчишку в тренировочном лагере — еще не знаменитого, тощего, агрессивного. Отабек даже не знал, был ли Юра тогда красив — он как-то не мыслил в те времена такими категориями. Но что бы там ни было, с тех пор Юра ни на мгновение не оставлял его мысли. Может, это даже и не влюбленность была поначалу. Может, это и потом не она была. Может, он просто маньяк-сталкер. Хотя у него даже плакатов Юриных никогда не было — не хотел вопросов, не хотел делиться, не хотел, чтобы на Юру смотрел кто-то еще — глупо, если подумать, на Юру ведь много кто смотрел. В первый раз он рассказал о Юре все тому же Жан-Жаку — чужая страна, так не похожая что на Казахстан, что вообще на пост-советское пространство, расслабила его. Тогда-то, заговорив о Юре, Отабек наконец и сам понял, что с ним происходит. Жан-Жак же проявил себя как истинный сын свободной и толерантной страны, ну и как Жан-Жак, конечно — задал кучу вопросов, сам же на них ответил, снабдил Отабека ссылками на гей-форумы и тонной советов, которые Отабек никогда не смог бы воплотить в жизнь, но главное — подставил метафорическое плечо, в которое Отабек смог фигурально выплакаться. Но решение заговорить с Юрой Отабек принял сам. Он помнил, как планировал этот разговор — он ни одно свое выступление так не планировал никогда. Билеты в Парк Гуэль были забронированы и выкуплены заранее. Разговор Отабек тщательно простроил в голове — никаких, разумеется, признаний в любви, нельзя, рано. Сначала друзья, а там посмотрим. Тем более, про Юрия Плисецкого говорили разное, в том числе и что он зазвездившийся малолетка. А ну как сразу нахуй пошлет. Юра и послал. Выходя из отеля, Отабек думал, что и пытаться не стоило. А еще — ну и хорошо, может, теперь его отпустит; впрочем, он мало в это верил. А потом он понял, что на самом деле еще даже не пытался. — Бека! — прервал размышления голос Юры. Распахнулась дверь. — Бек, ты уснул, что ли? Отабек перевернулся, встретился с Юрой взглядом. Тот моментально стал серьезен. — Ты в порядке? Хреново выглядишь. Прежде чем Отабек успел ответить, Юра присел рядом, коснулся рукой его лба, потом наклонился — светлые пряди упали Отабеку на лицо — и прижался к тому же месту губами. — Юра, — вздрогнул Отабек, — ты чего? Руки снова потянулись вверх, ладони аж зачесались — так хотелось положить их на спину, с которой сползла домашняя майка, обнять за талию, притянуть к себе. Отабек не удержался все же — мазнул пальцами по бокам, и Юра вздрогнул. — Проверяю, не горишь ли. Бек, щекотно! Горю, Юра, еще как горю. Скоро пепел будешь собирать. Вот и зачем приехал, мазохист хренов? Потому что на расстоянии еще хуже. — Нормально, Юр, — хрипловато проговорил Отабек. — Я ночью не спал совсем, только в самолете немного подремал. Вот и колбасит слегка. — Так давай я этих двоих сам встречу, — предложил Юра серьезно. — А ты поспишь? Или… ну их на хрен, а? Пусть сами шляются, большие уже небось. Отабек сел — и снова не удержался, протянул руку, вроде как заправить Юре прядь за ухо, хотя на самом деле — просто коснуться. — Обещания надо выполнять, — заявил он торжественно. — И я в порядке. Просто полежал — и развезло. Он поднялся на ноги, покрутил шеей, повел плечами. Юра, фыркнув, протянул руки и вдруг прихватил его за мочки ушей. — Юра? — Это бодрит, — заявил Юра, жестковато растирая ему уши. — Я знаю, проверял. — И буду я с красными ушами, как дурак. — Пройдет, — решительно сказал Юра, но уши отпустил. — Ну что, получше? — Вроде бы, — Отабек еще раз покрутил шеей. — Мне бы поздороваться с Николаем Степановичем, а то невежливо… — Да-да, — Юра потянулся, потом сгреб его за запястье и потащил из комнаты. Они еще раз попили чаю, на этот раз втроем. На ужин Юрин дед обещал лимонный пирог — если вы не решите в городе отпраздновать, конечно, сказал он. Юра сморщился. — Да ну, дедуль, ты еще предложи в клубе затусить. — Можно было бы, — негромко заметил Отабек. — Все, теперь проблем с пройти в клуб у тебя не будет. — Да ну, — Юра закатил глаза. — Не люблю, скучно. Не танцы, а сплошное… — Дрыгоножество и рукомашество, — подсказал Николай Степанович, улыбаясь. — Вот, — согласился Юра. — Ну да, конечно, — сказал Отабек, старательно не улыбаясь, и Юра под столом пнул его в щиколотку. А потом тут же погладил большим пальцем. Отабек улыбнулся ему, еле удержав судорожный вздох. За чаем Николай Степанович расспрашивал об Алматы и достижениях Отабека, тот вежливо отвечал. Юра, презирая светские беседы, возился с телефоном. Потом он сказал: — О, я все напутал, «Сапсан» приходит не в одиннадцать, а в одиннадцать пятьдесят пять. Хо-хо! В одиннадцать, значит, можем стартануть, на метро нам тут быстро. — А сейчас чего? — спросил Отабек. Николай Степанович поднялся на ноги и понес свою чашку в раковину. Юра встрепенулся. — Деда, я помою! А ты иди, — он ткнул пальцем в Отабека, — все-таки поспи. Комната Юры была самая солнечная. Отабек присел на незастеленную кровать, потом повалился носом в подушку. Им уже доводилось спать в одной кровати — и здесь, и когда Юра приезжал в Алматы; Юра не находил в этом ничего странного, Отабек же… ну, странного тоже не находил. Волнующего вот — море. На кухне Юра переговаривался с дедом. Потом — шаги, хлопнула дверь во вторую спальню. Стихла вода. Сейчас придет, подумал Отабек, и сердце привычно замерло. Юра вошел, аккуратно прикрыл за собой дверь. Отабек смотрел на него сквозь ресницы. — Спишь? — Нет, — сказал Отабек. Нет, не сплю, думаю, а вдруг ты решишь поцеловать меня спящего, хотел тебя подловить. Как отреагирует Юра, если сказать такое вслух? — Двигайся, — Юра сел на кровать, и когда Отабек подвинулся, завалился рядом. — Одеяло давай сюда. Вдвоем было тесно, и они повозились, извлекая из-под себя одеяло и накрываясь им. Потом Юра уткнулся носом Отабеку в плечо, и тот все-таки позволил себе объятие. В конце концов, Юра первый начал. И вообще, места мало, он может упасть. На хрен не нужны ему эти оправдания. В изголовье тихо курлыкнул телефон, Отабек вытянул руку, нашаривая, и Юра недовольно зафыркал. — Прости, — извинился Отабек. — Вдруг родители. Оказалось, что это сообщение от Жан-Жака. Оно гласило: «все на мази я смотрю». «Что еще?» — набрал в ответ Отабек. «в инстаграм загляни». Отабек заглянул — и почти сразу же увидел пост Юры. На фотографии Отабек, чуть сведя брови, смотрел в сторону. Фотка явно была сделана вот только что, на кухне, а Отабек, наверное, в этот момент слушал Николая Степановича. Подпись же гласила: «Подарочек на день рождения, моя прелесссссть!». — Когда успел только, — пробормотал Отабек. Юра приподнял голову, глянул в телефон, фыркнул. — Ты у Пхичита, что ли, тайком уроки берешь? — Я сам по себе талант, — гордо заявил Юра. — Клевая фотка, а? — Клевая подпись, — ответил Отабек. Юра, хмыкнув, снова ткнулся носом ему в плечо. Вот и как его понимать? Может, он сам тоже… и тоже боится… Глубоко вздохнув, Отабек обнял Юру крепче, почти затащив на себя. Тот не стал возражать. Отабека разбудил какой-то мерзкий звук — отвратительное пронзительное пиликанье. Поморщившись, он попытался натянуть подушку на голову, но понял, что лежит на ней не один. — Ненавижу, — прохрипел Юра, возясь рядом. Пиликанье прекратилось, и Отабек спросил, с трудом ворочая языком: — А чего не сменишь? — А меня больше ничто не будит, — мрачно отозвался Юра. — Блядь. Я как обдолбанный. — Не надо было ложиться, — пробормотал Отабек. Юра застонал, ткнулся лбом ему в грудь и сполз с кровати. — Пол-одиннадцатого, Бек. Надо собираться. Сука Никифоров. Сука Кацуки. Хрипло рассмеявшись, Отабек аккуратно сел на постели. Юра уже скрылся за дверью. Надо было собираться, и Отабек полез в свою сумку. Достал оттуда некий сверток, положил его под подушку. И вышел следом за Юрой. Пятнадцать минут и две пригоршни холодной воды в лицо спустя он ощутил себя почти что человеком. Юра прыгал по комнате в недозастегнутых джинсах и голый по пояс и пытался найти пару одинаковых носков. Отабеку нравилось на это смотреть. — Сука, — выругался Юра, выдернув носок откуда-то из глубин шкафа. — Как он туда попал? Он натянул носки, стремительно выхватил из шкафа белую худи. — Как тебе? Пойдет? — Отлично, — кивнул Отабек. — Тебе идет белое. — Больше черного? — прищурился Юра, улыбаясь. — Черное — если только с мейком, — весело ответил Отабек. Юра фыркнул, натянул худи, вынырнул в горловину, пригладил потрескивающие волосы. — Извращенец ты, Бека… Внезапно он замер, глядя на Отабека со странным выражением на лице — какой-то загадочной, то ли смущенной, то ли ехидной полуулыбкой на лице. Отабек приподнял брови. — Что? — Да так, — Юра мотнул головой. — Вопрос есть… но это потом. — Нормально так, а если я изведусь от любопытства? Юра фыркнул и захлопнул шкаф. — Ну, я готов. — Я тоже, — Отабек поднялся на ноги. — Я там в кожаной куртке не замерзну, как ты думаешь? Юра задумчиво посмотрел на его свитшот, протянул руку, пощупал ткань. — Ну, поверх этого — наверное, нет. Там вообще довольно тепло, для марта-то. — А ты, — спросил Отабек, ощущая, как перехватывает дыхание, — не замерзнешь в кожаной куртке? — Ну, моя коротковата, конечно, но она вообще теплая. Да и не кожаная она… — Юра замолк на полуслове. Отабек протягивал ему сверток. — Блядь, Бека, — с чувством проговорил Юра. — Ты совсем уже… — С днем рождения, — волнуясь, сказал Отабек. — Ты мне ведь подарил уже… — голос Юры звучал беспомощно, кончиками пальцев он легко касался свертка. — Ага, плюшевую игрушку. Юр, ну ты чего, это разве подарок на восемнадцать лет? Судорожно вздохнув, Юра забрал у него сверток и принялся разворачивать. Отабек следил за ним, покусывая губы. Он был уверен, что не ошибся ни с фасоном, ни с размером, но… но… — Ох, Бека, — прошептал Юра, доставая куртку. Погладил ее почему-то изнутри, с подкладки, потрогал пальцем заклепки на вороте. — Обалдеть, красота такая. — Красота еще не началась, — хрипло сказал Отабек. Забрал у Юры куртку, встряхнул, распахнул перед Юрой. — Давай. Хмыкнув, Юра скользнул в рукава. Отабек надел на него куртку, погладил по плечам, развернул лицом к зеркалу. — Вау, — с чувством сказал Юра. — Бека, это так круто, я не могу… спасибо. — Это ерунда, — сказал Отабек, ощущая, как пережимает горло. — Я бы тебе что угодно подарил, только не знаю, что. Чего ты хочешь, Юра? У Юры заалели скулы — Отабека всякий раз заново поражало, как стремительно он краснеет. — Что ты несешь? — пробормотал он. — Охуенная куртка же, что тут еще можно хотеть. Почти как у тебя. — Вообще-то она лучше моей, — сказал Отабек, невольно задетый. Юра ухмыльнулся. — Значит, в твоей человек круче. — Юра… Руки сами потянулись обнять, но Юра ускользнул, словно не заметил — а может, заметил и захотел избежать, с тревогой подумал Отабек. — Так, время! Бека, погнали, а то Никифоров нас покусает. — Ой, — протянул Отабек, стараясь скрыть замешательство, — это же хуже, чем укус женщины. Юра заржал и выскочил в прихожую. Николай Степанович, вышедший их проводить, окинул обоих задумчивым взглядом. — Мальчики, а вы так не замерзнете? Вроде к ночи похолодание обещали. — Да ну, — Юра сунул ногу в ботинок, и Отабек тоже принялся обуваться. — Все время что-нибудь обещают. О! — Юра сгреб с тумбочки тигренка. — Машеньку не забыть, она первый раз в Москве. Блин! — и он вдруг сорвался с места и на одной ноге запрыгал назад в комнату. — Юра? — вопросительно позвал вслед Отабек. Николай Степанович, улыбаясь, слегка закатил глаза. — Юла, — сказал он. Отабек посмотрел вопросительно, и дед пояснил: — Юра в детстве, когда не выговаривал “эр”, представлялся как Юла. Ну, и потому был юлой. — Символично получилось, — улыбнулся Отабек. Юра вылетел из комнаты, все так же прыгая на одной ноге, подскочил к Отабеку, сунул ему в руки маленький пакетик. — Это тебе. По дороге посмотришь. Пойдем-пойдем-пойдем! И вытолкнул Отабека за дверь — тот едва успел попрощаться с Николаем Степановичем. *** — Милый, — сказал Отабек. Он не то чтобы улыбался — скорее у него как-то посветлело лицо, и Юра решил, что он доволен. — Я заметил на финале, что ты без медведя был, — сказал он. Отабек пожал плечами. — Он уже старый. Я его на пенсию отправил. — Нормальную хоть или как везде? — сурово спросил Юра. — Нормальную, конечно, — серьезно отозвался Отабек. — Он же ветеран, в стольких боях побывал. Они переглянулись, и Юра захихикал, а потом отнял у Отабека мишку и посадил ему на плечо. Пришлось, конечно, придерживать, но Отабек не возражал. Говорить приходилось практически на ухо друг другу, так грохотал поезд. — Это меня занесло на какую-то… выставку — не выставку, хрен знает. Чуть было не купил там, знаешь, типа выкройки. Ну, то есть, там все готовое, только вырезать, сшить, набить. И нитки есть, и материал для начинки. Но как представил себя с иглой, чо-та стремно стало. В общем, решил купить уже готового. — Я куртку тоже не сам шил, — Отабек кивнул, мазнув вихрами по лицу Юры. От волос пахло чем-то вкусным. От Отабека и его волос всегда пахло чем-то вкусным. — Да ну тебя, — зафыркал Юра. — Это ж просто игрушка, это же не подарок на день рождения. На днюху я тебе что-нибудь нормальное подарю. — Клевый медведь, Юра. — Да у тебя этих медведей небось полный дом. — А у тебя тигров полный дом, это ж не повод их тебе не дарить. Юра зафыркал и откинулся назад, прижимаясь к двери вагона. Отабек придвинулся еще ближе, почти вплотную — народу в метро было много. — Что так людно? — спросил Отабек, недовольно оглядываясь. Поезд стоял на станции, можно было не орать в ухо, чтобы тебя услышали. — Будний день же, — ответил Юра, пожав плечами. — Это мы еще не в час пик. — Не люблю метро. — Я тоже. Но я почти и не езжу — тут незачем, а в Питере у меня все рядом, — он ткнул Отабека костяшками пальцев в бок. — А ты тот пижон, который ездит на машине! — У меня и машины-то нет. — Ну, значит, на такси и на байке. Скажешь, нет? — Скажу да, — улыбнулся Отабек. — Людей много. — Людей пиздец, — с чувством сказал Юра. В этот момент народ надавил сзади, практически вжав Отабека в Юру. — Прости. — Да на здоровье, — не выпуская медведя, Юра обнял Отабека за шею. — Юра, люди смотрят, — улыбаясь, сказал Отабек. — Бека, людям насрать, — передразнил Юра. — А тебя в метро узнают? — Пару раз было, но чаще нет. Говорю же, им насрать. А тебя? Ну, дома, в Алматы? Отабек вздохнул. — Почти всегда, почти везде. — Вау, — сказал Юра, широко ухмыляясь. Его распирало от гордости — непонятно, правда, с чего, он-то к достижениям Отабека отношения не имел. И все-таки… Отабек улыбнулся, глядя на него. — Это всего лишь Алматы, Юра. У вас тут меня вряд ли кто-то узнает. — И слава богу, — ответил Юра, притягивая его ближе, потому что поезд снова грохотал. — Здесь ты принадлежишь только мне. Они почти опоздали — поезд уже стоял и пассажиры уже выходили из него, когда они ворвались на платформу. — Ну и ладно, — сказал Юра. — Тут, значит, подождем. На что спорим, мы их не пропустим. — Однозначно, — сказал Отабек, улыбаясь краешком рта и указывая рукой. Юра чуть не поперхнулся, проследив за ней взглядом. — Что это за срань господня?! — Нравится? — спросил Кацуки, сияя. — Мне Витя купил. У вас же все носят шапки. Слово «шапка» он сказал по-русски. Никифоров стоял рядом, улыбаясь во все свои шестьдесят четыре винира. — Витя-хуитя, — сказал Юра раздраженно. — Серьезно, это же пиздец! — С днем рождения, Юрочка, мы тоже очень рады тебя видеть, — Никифоров все улыбался. — Здравствуй, Отабек. Не ожидал тебя здесь встретить. Он повернулся к Кацуки и сказал что-то по-японски. Тот посмотрел на него с легким укором, потом поклонился в сторону Отабека. — Здравствуй, Отабек, как дела? — Спасибо, хорошо, а как твои? — отозвался Отабек, тоже кланяясь. Юра закатил глаза. — Ой, да хватит! Говорил же, нахер их, не надо встречать. — Давно ты прилетел, Отабек? — спросил Витя, начисто игнорируя Юру и направляясь к выходу со станции. Кацуки поспешил за ним, катя свой чемодан. Юра, кипя от ярости, пошел последним. А все было так хорошо! Но стоило только объявиться этим двоим — и он уже вне себя от злости. Вот же уроды. И где только они эту чудовищную шапку взяли, в музее «Мода совка»? Отабек, что-то коротко ответив Никифорову, перестроился, пропустив Кацуки вперед, и пошел рядом, так близко, что их руки время от времени соприкасались. Юра глубоко вздохнул, успокаиваясь. Хорошо, что на свете есть Отабек, а то бы он уже кого-нибудь убил. — Что-то я не припомню, — заговорил Витя, оглядываясь на них, — улыбка его была обычной ослепительной Никифоровской улыбкой, но насмешливый взгляд откровенно напрягал, — чтобы Отабек приезжал на твои прошлые дни рождения, Юра. — Это потому что у тебя склероз, — грубо отрезал Юра. — Ты уже старый. — Хочешь сказать, приезжал? — вскинул брови Витя. — Я сам ездил в Алматы на шестнадцатилетие, — сердито сказал Юра. — А в прошлом году мы вдвоем ездили в Прагу. Круто было, кстати. — Он повернулся к Отабеку. — Выходит, мы, с тех пор как знакомы, каждый мой день рождения отмечали вдвоем? — Ну да, — кивнул Отабек с улыбкой. — Я решил не нарушать традиций. — А чего мы на твой что-нибудь не мутим? — Потому что на него все время приходится какой-нибудь этап Гран-при, — поморщился Отабек. — Мне не повезло. — Все нормально с твоим днем рождения, — твердо сказал Юра. — И надо что-нибудь замутить в этот раз. Что там у нас с расписанием? И он полез было в телефон, но Отабек положил руку ему на запястье. — Расписания нет еще, Юра. Забей. Это еще не скоро. Витя повернулся к Кацуки и что-то сказал по-японски, улыбаясь, как ненормальный. Кацуки ответил — он тоже улыбался. Юра посмотрел на них с подозрением, повернулся к Отабеку, но тот лишь пожал плечами. — Не знаю японского, — сообщил он страшным шепотом. Юра сделал большие глаза. — И никто не знает, — кивнул он. Отабек, фыркнув, на мгновение поймал и сжал его пальцы, и Юре вдруг страшно захотелось взять его за руку и так пойти дальше. А что такого? Никифоров с Кацуки вон идут за ручку, и плевать им. Да, сказал внутренний голос, но Никифоров-то с Кацуки парочка, а вы — нет. Юра покосился на Отабека, снова вспомнив, какой вопрос хотел задать. Ладно, не тут же. — Что-то у вас жарко, — говорил между тем Витя, ослабляя на шее шарф. Они стояли на платформе и ждали поезда. — Ранняя весна? — Да и зимы-то толком не было, — рассеянно отозвался Юра, косясь одним глазом на Отабека. Тому явно было некомфортно в метро. Не, все, плевать на пробки, это их последняя поездка. — Вить, мы куда сейчас? — В «Елисеевский», — торжественно заявил Никифоров. — Юри хочет черной икры, — и он с тошнотворной нежностью посмотрел на Кацуки. — Да ты ебанулся, — мрачно сказал Юра. — Других магазинов не знаешь, что ли? Витя только вздохнул, глядя на него с укоризной. В вагоне Юра отодвинулся от этой парочки подальше, почти прижавшись к Отабеку. Его попросту трясло от бешенства. И вот ради этого Витя просил их встретить? Чтобы тащиться в «Елисеевский»? Сам бы не добрался? Дать бы ему в бубен. На загривок легла теплая ладонь, слегка сжала одеревеневшие мышцы. Юра вздохнул и откинул голову. Прикосновения Отабека были как поток чистой прохладной воды, смывавшей грязь и мусор. — «Елисеевский» — это неплохо, — сказал он на ухо Юре. — Купим продуктов. Я хочу что-нибудь приготовить вечером, если твой дед будет не против. — А что? — с интересом спросил Юра, глядя на него. Отабек пожал плечами. — Пока не придумал. — Что-то раньше ты мне ничего не готовил, — ревниво заметил Юра. Отабек заулыбался. — Как-то не складывалось. Ну и это я недавно увлекся, надоело жрать готовую еду. — Ты не боишься, что однажды станешь идеальным человеком, и на этом история человечества закончится? Отабек затрясся от тихого смеха. «Елисеевский» больше напоминал музей, чем магазин. — Чувствую себя пролетарием, — мрачно сказал Юра, медленно двигаясь вдоль мясного прилавка следом за Отабеком. — Зато народу немного, — заметил тот. — Правильно, какой нормальный сюда попрется. Это так, иностранцев поразить. Рашн сувенир матрешка, хрустальные люстры, вот это все. А зачем тебе баранина? — Хочу сделать плов, — ответил Отабек, укладывая мясо в тележку. — Пойдем, найдем специи и рис. Юра скорчил рожу, и Отабек посмотрел на него вопросительно. — Не любишь плов? — Не очень, — признался Юра. — Все время попадался какой-то сухой, при этом с кусками жира посреди. И вареная морковь. Брррр. — Вот увидишь, — негромко, каким-то неожиданно низким, бархатным голосом ответил Отабек, — этот плов будет совсем другим. Сердце почему-то вдруг забухало в ушах, щекам стало жарко. Юра смотрел в обтянутую кожанкой спину Отабека, и только когда тот обернулся, глядя на него вопросительно, сообразил, что стоит столбом посреди прохода. — Юр, что такое? — Это… — Юра прокашлялся. — Я вспомнил… надо кое-что… взять. Я тебя догоню! Ты же щас в бакалею? Там и догоню. И стремительно кинулся в первый попавшийся ряд, старательно игнорируя изумление на лице Отабека. Что-то было не так. Творилась какая-то херня, и творилась она с самого утра, с того момента, как он проснулся — с мыслями об Отабеке. Юра судорожно вздохнул, достал из холодильника ледяную бутылку с колой, прижал ко лбу. Что это с ним такое, кризис восемнадцати лет? Он огляделся — отлично, его занесло к прилавкам с вредной херней. Юра мрачно посмотрел на чипсы — чипсы посмотрели в ответ. Ладно. У него день рождения. И кризис. Один раз можно. Отабека он нашел в бакалее — тот как раз снимал с полки пакет с рисом. Тут же вертелись и Никифоров с Кацуки, и Юра в который раз за день ощутил, как судорожно сжимаются челюсти. Эти дебилы даже корзинку не взяли, и теперь у Никифорова были полные руки овощей. — Что, свинка опять на диете? — грубо спросил Юра, проходя мимо. Отабек посмотрел на то, что он принес, и вскинул брови. — Юра… — У меня день рождения, — упрямо проговорил Юра, сгружая покупки в тележку к Отабеку. Тот улыбнулся — и Юра не смог не улыбнуться в ответ. — Давай бросим их и пойдем… куда-нибудь? — спросил он шепотом. — Отличный план, — тоже шепотом ответил Отабек. Юра вскинул брови. — Вот так просто? А как же «Юра, ты обещал»? — Ну, ты же их встретил, — пожал плечами Отабек. — Обещание выполнено. — Обожаю тебя, — с чувством сказал Юра. Впереди раздался голос Никифорова: — Юри, радость моя, помоги, пожалуйста… да блядь! Переглянувшись, Юра и Отабек тихонько заржали. Как ни странно, Витя совершенно не возражал их отпустить, как будто ожидал чего-то подобного. Только сунул Юре на прощание бумажку с адресом. — Мы тебя толком не поздравили, так что предлагаю замутить праздничный ужин. Юра посмотрел на Отабека, тот пожал плечами, потом кивнул. — Я у деда спрошу еще, — сказал Юра. — А как же плов? — спросил он уже у Отабека. — Завтра приготовлю, — ответил тот невозмутимо. — А что за адрес? — Юра заглянул в бумажку. — Хуясе, Москва-сити! — Апартаменты снял, — небрежно бросил Никифоров. — В гостиницу не хочу, там ресторанная еда, ну ее. — Ну и понтомет же ты, — сказал Юра с некоторым уважением. — Ну-ну, — ответил на это Витя, почему-то смерив взглядом Юрину куртку. — Ладно, мальчики, ведите себя хорошо, еще увидимся! Помахал ручкой и потащил прочь Кацуки, изнемогающего под весом пакетов. — Они меня так бесят, — сказал Юра, глядя им вслед. — Тебя все бесит, — заметил Отабек. — Ты меня не бесишь. — Я польщен. — Разве что иногда. — Не польщен. Рассмеявшись, Юра повернулся к нему и обнял за шею. Потом убрал руки — сам не понял, почему. Отабек смотрел на него — лицо вроде серьезное, но улыбка словно просвечивает изнутри. Юра вздохнул, длинно и прерывисто. Мелькнувшее где-то совсем на грани сознания желание было таким… диким. Он только что хотел поцеловать Отабека. — Ты какой-то странный, — сказал Отабек, и его улыбка стала наконец видимой. Юра будто отмер. — Это ты был с утра странный и заразил меня. — Как? Я же тебя даже не кусал. Юра легко толкнул его локтем. — Куда мы теперь? Домой? — М-м-м… — протянул Отабек. — Надо заехать в одно место. — Не на метро, надеюсь? — Юра красноречиво покачал пакетом. У них был всего один, в отличие от этой парочки дебилоидов, но зато увесистый. — Может быть, такси? — неуверенно предложил Отабек. — Ага, — кивнул Юра и полез в убер. — Ну и куда ты меня завез? — спросил Юра, когда такси, свернув с набережной, высадило их у малосимпатичного здания, облицованного плиткой. — Не имею представления, — ответил Отабек, поглядывая на здание с некоторым недоверием. — Вообще это… — Аренда мотоциклов, я умею читать, — Юра еле сдерживался, чтобы не начать лыбиться, как последний идиот. — Я думал, ты будешь не против покататься, — сказал Отабек, глядя на него вопросительно. — Я и не буду, — Юра ткнул его кулаком в плечо. — Да пошли уже! Возня с оформлением заняла минут двадцать — Юра в это время сидел на диванчике в холле и листал ленту в инстаграме. Никифоров когда-то успел сделать фото себя и Кацуки в метро. А еще оказалось, что он сфотографировал Юру и Отабека в магазине. Юра какое-то время смотрел на фото, не зная, как к этому отнестись. По-хорошему, следовало начистить Вите лицо за то, что тот выкладывает его фотографии без спроса. Еще и подпись на японском, вот же тварь подлая. Но Юра понимал, что ругаться бесполезно. Между тем фотка была… хорошая. Они с Отабеком смотрели друг на друга и оба улыбались, и Юра, глядя на это, не мог понять — у него что, всегда такое лицо, когда он на Отабека смотрит? Он почесал лоб, а когда Отабек подошел, молча сунул ему телефон. — О, — сказал Отабек несколько растерянно. — Хорошая фотография. — Даже не спросил, можно ли, подлец, — проворчал Юра. Отабек погладил его по затылку. Потом сказал: — Поедем, что ли? — Да, — Юра встал, вздохнув. — Поедем. *** Сразу уехать не получилось — Юра, который воспрял духом так же мгновенно, как до этого скис, затеял делать селфи. — А посмотреть в камеру, а улыбнуться? — спросил он насмешливо, рассматривая то, что получилось. Отабек тоже смотрел в экран его мобильника — они сидели рядом, на мотоцикле, Юра практически в его объятиях. — Не хочу смотреть в камеру, — сказал он и мотнул головой. — Не хочу улыбаться. — Я Отабек, я не хочу улыбаться, я хочу… — Юра вскинул на него взгляд. — А чего ты правда хочешь? Правду ему Отабек сказать не мог. Не сейчас. Или никогда. Он не был до конца уверен. — Хочу те времена, когда не было инстаграма. — Ясно, — кивнул Юра и набил комментарий к фотографии: «Я Отабек, я не хочу улыбаться, я хочу бу-бу-бу». — Серьезно? — спросил Отабек, кивая на телефон. — Нет, — фыркнул Юра. Стер текст, написал «Все еще лучшая днюха эвер», отправил. Потом сказал: — Слезай! — Что? — растерялся Отабек. Юра тем временем стремительно залез ему рукой в карман, вытащил медведя и, прежде чем Отабек успел опомниться, уже устраивал обе игрушки на сиденье байка. — Они тоже тусят, — бормотал он. — У них первое свидание. Присел перед байком, сделал несколько фоток. Отабек, посмеиваясь, протянул ему шлем. — Поехали, Юра. — Ща, — тот отправил фотку в инстаграм и взял шлем. — Куда едем? — Предлагаю домой, — сказал Отабек. — Выгрузим продукты, передохнем… — Устал? — озабоченно спросил Юра, пальцы его стремительно скользнули по щеке Отабека. — Поехали, правда. И жрать хочется уже! Отабек угукнул и нырнул головой в шлем. Ох, Юра… — Бля, Никифоров живет, что ли, в инсте, — Юра сунул Отабеку под нос телефон. — Глянь, уже комментарий накатал. Юра назвал фотографию с мягкими игрушками «Маша и медведь». Комментарий Виктора под ней гласил: «главное — это взлететь». Отабек фыркнул. — Хорошо, я бы то же самое написал. — Почему это? — Юра смотрел на него с недоумением. — Это же цитата, Юра. Из песни. — Серьезно? Отабек сунул ему наушники. — Надевай. И садись, — добавил он, перекидывая ногу через сиденье. Выбрал на телефоне нужный трек, нажал, а когда ощутил, что Юра крепко обнимает его за талию — газанул. Они выехали на набережную, где перед светофором выстроилась очередь машин. Отабек проехал между ними к самой стоп-линии, и в этот момент Юра сказал ему в ухо: — Крутая. Он почти лежал на спине у Отабека, дыхание обжигало шею. Сзади кто-то забибикал, и Отабек понял, что уже горит зеленый. — Хочу прокат под нее! — проорал Юра ему в ухо — Отабек еле разобрал, голос уносило встречным ветром. — Там это место клевое, мелодия идет вверх — прыжок туда закатать, аксель, скажи, хорошо же? — Произвольную? — спросил Отабек. Юра его услышал. — Не, короткую. — Я тебе смиксую, хочешь? А то песня длинная. — Хочу! — проорал Юра. — Бека… — Что? — спросил Отабек и одними губами добавил «любовь моя». И страшно испугался на мгновение, что Юра услышал, потому что руки его вдруг сжались сильнее. — У тебя тут еще что-то играет. — Это мой дорожный плейлист. Тебе нравится? — Нравится, — Юра засмеялся. — У тебя есть дорожный плейлист? — Ну, — удивился Отабек вопросу. — Для бега еще есть. И для тренировок. И для сна. — Ты спишь под музыку? Они снова стояли на светофоре. Отабек обернулся — Юра смотрел на него, улыбаясь, щеки у него горели. «Как же я люблю тебя», — мелькнула беспомощная мысль. — Если заснуть не могу, то да. Музыка успокаивает. Можно ни о чем не думать и просто слушать. Загорелся зеленый, он снова тронулся. — Почему ты не стал рок-музыкантом? — спросил Юра. «Потому что тебя увидел». — Не срослось, Юра. — Хорошо. Это прозвучало так негромко, что Отабек не был до конца уверен, что ему не послышалось. Он, повинуясь импульсу, снял одну руку с руля и сжал Юрины ладони. И получил пожатие в ответ. Они уже почти доехали до дома, когда Юра сказал: — Останови у магазина. Отабек послушно съехал с дороги на парковку. — Мы разве не все купили? — Да я забыл, дед просил лимоны, — Юра слез с байка и потянулся. — Подождешь или со мной? Я быстро, если что. — Подожду, — кивнул Отабек. Ему надо было выдохнуть. Юра стремительно мазнул пальцами по его руке и скрылся в магазине. Глядя ему вслед, Отабек пытался вспомнить, всегда ли Юра был таким тактильным, и не мог. Странно, казалось, не так и давно виделись, всего-то в декабре. После соревнований в Нагое Кацуки позвал их всех к себе в Хасецу; Отабек не собирался, потому что был уверен, что Юра не поедет. Но Юра неожиданно захотел. — У них там ледовый дворец классный, — сказал он. — И еда! А ванны вообще огонь! Ванны действительно оказались вообще огонь — Отабек как-то не ожидал увидеть столько своих знакомых голыми одновременно. А особенно он не ожидал увидеть голым Юру. И сидеть с ним рядом в ванне тоже не ожидал. Юре было норм. Он с удовольствием мок в горячей воде, откровенно рассматривал Отабека и, кажется, вообще ничего не стеснялся. Отабек бы тоже не стеснялся, но уговаривать некоторые части своего тела не жить отдельной жизнью было сложновато. — Ты красивый, — сказал ему тогда Юра. — Прям безупречный. Как статуя. Виктор же, завидев его голым, сказал: — А говорят, у казахов кривые ноги. Бессовестно врут, оказывается. — А говорят, японцы не толстеют, — огрызнулся за Отабека Юра. — Бессовестно врут, оказывается! В Хасецу они жили в одном номере с Виктором и Кацуки и, когда ложились спать, Юра заползал к Отабеку на футон, и они шептались до глубокой ночи. Однажды Юра так и заснул — на футоне Отабека, положив голову ему на плечо, пока он что-то рассказывал. Незадолго до отъезда Кацуки сказал Отабеку: — Мне кажется, тебе стоит ему рассказать. А Отабек, вместо того чтобы отрицать, неожиданно для самого себя ответил: — Как о таком говорить? — Тогда, — сказал на это Кацуки, — станцуй. Да уж, главный специалист в том, как грамотно станцевать любовь. *** Отабек стоял, прислонившись к мотоциклу, повернув голову, и Юра аж замер, настолько это было захватывающе. Будто картинка. Стильный байк, стильный байкер. Как только его еще не позвали харлеи рекламировать. — Купил? — спросил Отабек, глядя на него. Юра покачал пакетом. Отабек забрал его и положил в багажник. — Едем? — О чем думаешь? — спросил Юра, не вполне понимая, зачем он вообще задает такие вопросы. Отабек приподнял брови, но ответил: — О новой программе. — О, — оживился Юра. — А какие у тебя идеи? Тема там, вот эта вся хуйня? — Я тут песню услышал, — Отабек снова полез за наушниками. — Она не новая, но мне раньше не попадалась. Не люблю женский вокал, на самом деле, но тут прям что-то обалденное. — Ты принципиально не материшься? — спросил Юра, вдевая наушник в ухо. Отабек фыркнул. — У меня не получится так стильно, как у тебя. Вот, слушай. Заиграла музыка, медленная, печальная, похожая на что-то народное. Сразу после короткого вступления включился женский голос. Юра сказал: — А мне нравится вокал. Но больно медленная, не огонь. — Ты дальше слушай, — сказал Отабек. На втором рефрене Юра кивнул. — Огонь, — согласился он. — Ехал пафос через пафос. Тебе такое идет. — Ну спасибо, — фыркнул Отабек. — Начало и правда нудновато, я вот думаю, как бы смиксовать. Я это на произволку хочу. — Шикарно будет, — подтвердил Юра. Мелодия завораживала, и он поймал себя на том, что раскачивается в такт. Когда вокалистка начала выводить третий рефрен, по спине пробежали мурашки. — А тут вот хорошо твой фирменный фейспалм впишется. — Фейспалм! — рассмеялся Отабек. — Не, ну а чо? Это он и есть! — Юра демонстративно прижал ладонь ко лбу и сделал вид, будто собирается крутануться вокруг своей оси. — Тебе идет! Такое — боже, как вы все заебали. Отабек все еще смеялся. Юре нравилось на это смотреть — как правило, Отабек был серьезен, даже чересчур. Хорошо было рассмешить его хоть иногда. — Как называется? — спросил он, отдавая Отабеку наушник. — «Река», — ответил тот, снимая мотоцикл с подножки. — Я об этом думал так, что река — это такой символ вечного движения вперед, к чему-то большему, к морю, понимаешь? А лирический герой — ну, то есть я, — вроде как будто дерево привязан к одному месту. — А тема какая? — спросил Юра, глядя на него внимательно. — Недостижимая мечта, — ответил Отабек после паузы. Скулы его слегка алели. — Ты вроде раньше такую музыку на прокаты не брал, — решил уйти со скользкой темы Юра. Ему почему-то тоже было неловко. — Классика там всякая. — Да надоело, — решительно сказал Отабек. — Я люблю рок, какого черта я должен кататься под симфонии? Хочу на короткую что-нибудь быстрое взять, жесткое. Но пока не решил. — Я тоже хочу! — ревниво заявил Юра. — Поможешь мне с музыкой для произволки? — Конечно! — глаза у Отабека загорелись. — А тема? Юра ответил тут же — фраза всплыла в голове сама: — Главное — это взлететь, — и в ответ на вскинутые брови Отабека пожал плечами. — Ну а чего? Пафосно и многозначительно. — И в стиле русской феи, — добавил Отабек, и Юра сделал вид, что собирается его пнуть. Отабек рассмеялся. — Садись, поехали. Юра взял шлем, перекинул ногу через сиденье. — Вообще-то я не очень люблю музыку, — признался он. — Музыка для прокатов, понимаешь? — Понимаю, — кивнул Отабек, укладывая руки на руль. — Это поправимо… Что произошло в следующую секунду, Юра не очень понял. Вроде бы Отабек почти тронулся, но тут мотоцикл почему-то повело на сторону, Юра успел увидеть, как Отабек крепко вцепился в руль, а еще успел выставить локоть — а в следующее мгновение оказался на земле. От острой боли, пронзившей руку, в глазах потемнело. — Юра! — в голосе Отабека звучал такой ужас, которого Юра от него как-то даже и не ожидал. — Юра! В следующее мгновение его сгребли, поставили на ноги — и Юра навалился на Отабека всем весом, потому что на ногах ему было не очень. — Юрочка, — повторил Отабек беспомощно. Его лицо перед глазами плыло, то попадая в фокус, то снова размазываясь. Потом перед Юрой появилась ладонь. — Сколько пальцев видишь, Юр?! — Я не головой, — промялил Юра. — Локтем… Отабек потянул его куда-то вниз, усаживая, пояснил: — Скамейка, — и Юра сел. Отабек опустился перед ним на корточки. — Ты как? — Хочу упасть в обморок, — честно признался Юра. — Локтем врезался. Отабек бережно взял его за руку. — Пошевели пальцами. Юра пошевелил. Боль потихоньку отпускала. Отабек перевернул его руку и прижался губами к ладони. Юра смотрел на это, и ему казалось, что мысли в голове ворочаются очень медленно. — Не сломана, — сказал он все еще вялым голосом. — Просто локоть. Нерв. — Жениться теперь придется, — пробормотал Отабек. Он сидел все так же, опустив голову, не выпуская руки Юры, прижимая ее к своей щеке. — А? — переспросил Юра. — Тупая байкерская шутка, — голос Отабека был едва слышен. — Села — дала, уронил — женился. — Бека, ты гей? Бледнели смуглые люди, как оказалось, тоже прикольно. Лицо у Отабека стало серым, даже губы. Он сделал такое движение, будто собирался отстраниться, но Юра перехватил и сжал его запястье. Мелькнула мимолетная мысль, не прилетит ли ему сейчас в лицо за такие вопросы. — Да, — наконец сказал Отабек. Наступила тишина. Юра все еще держал Отабека за руку и точно знал, что собирался спросить что-то еще, но никак не мог вспомнить, что именно. После длинной паузы Отабек поднялся на ноги, и в этот раз Юра его отпустил. — Поехали, — голос Отабека звучал бесцветно. Потом он добавил: — Больше не уроню, не бойся. Юра не боялся, но говорить об этом не стал. Он вообще не был уверен, что способен сейчас произнести хоть слово. Спросил? Доволен? Доехали они в молчании, в молчании же поднялись на Юрин этаж. Юра достал ключи, а Отабек, поставив пакет на пол, сказал: — Мне нужно съездить кое-куда, я вернусь попозже. Юра посмотрел на него с изумлением. — Бека… — Правда, Юр, — Отабек повел плечами и сделал шаг назад. — Я вернусь. — Бек, прости… Отабек резко мотнул головой. — Не надо, Юр. Тебе не за что извиняться. Мне бы вот стоило… Последнее прозвучало попросту зло, но прежде чем Юра успел отреагировать, Отабек развернулся и кинулся вниз по лестнице. Мгновенной волной накатило отчаяние, захотелось сползти на пол, прямо на придверный коврик, и в голос разрыдаться. И тут же Юру накрыло злостью. — Ты меня с байка ебнул, придурок! — заорал он, свесившись в лестничный пролет. — А теперь сбегаешь! Друг, блядь, называется! Ему показалось, что шаги на мгновение замерли. Но потом хлопнула дверь подъезда, и все стихло. Почти тут же открылась входная дверь. — Юра? — спросил дед, выглянув на площадку и глядя на него удивленно. — Что-то случилось? — Нет, — скрипнув зубами, Юра схватил пакеты и протиснулся в квартиру. — Вы что, с Отабеком поругались? — Нет! Он яростно содрал кроссовки, стянул куртку, развернул, чтобы рассмотреть. Нет, от падения она не пострадала. Да даже если бы и! Захотелось швырнуть ее на пол и топтать ногами. Но Юра все-таки повесил куртку на крючок. — Юра, — укоризненно проговорил дед, — кожаная же, вытянется, на плечики надо. — Да в жопу! — яростно выкрикнул Юра и сбежал в ванную. На локте наливался синяк. — Дебил, — прошипел Юра, не вполне уверенный, кого имеет в виду, себя или Отабека. Включил холодную воду, швырнул пару пригоршней себе в лицо. Потом, прижав к лицу полотенце, сел на край ванны. Ну какого хрена, Отабек… А что, собственно, какого хрена, спросил он сам себя. Ты задал вопрос, а мог бы и не задавать. А Отабек тебе ответил честно — и что, что-то поменялось? Он хуже стал? Ты будешь хуже к нему относиться? Ну, нравятся ему парни, так какая разница, как это его меняет? Ну, если, конечно, у него не было отношенек с Леруа. Тогда у него серьезные проблемы со вкусом. Юра застонал. Вот же идиот, надо было спросить про Леруа! Как раз бы поржать можно было. Изобразил бы облегчение, если нет, ну или ужас, если да. Даже изображать бы не пришлось. И Отабек бы понял, что Юра не напрягается вовсе. А то он, наверное, решил, что Юра гомофоб, вот и смылся. Блядь. Вот и обзывай теперь Никифорова с Кацуки пидорами. Ладно. Юра повесил полотенце на крючок. Отабек покатается, успокоится и вернется. Наверняка вернется, он никогда не врет, да и вещи его тут, ха-ха. И тогда Юра объяснит ему, что все в порядке, и ему, Юре, плевать, кого он там предпочитает, мальчиков, девочек или Жан-Жака Леруа. Вот же заело-то, а. Юра невольно фыркнул. Он хотел перевесить куртку на плечики, но оказалось, что дед уже это сделал. Юра прошел на кухню. — Успокоился? — улыбаясь, спросил дед. В ответ Юра уткнулся лбом ему в плечо. Дед был высокий, и Юра всегда думал, что тоже вытянется. Да вот что-то пока все никак… — Что случилось-то? — Да так, — Юра мотнул головой. — Это я. Вопрос дурацкий задал, Бека напрягся. Варежку надо учиться держать на замке. — Хорошее дело, да, — кивнул дед, посмеиваясь. — Поруби лимоны, Юрочка. Пока мыл лимоны, резал их крупными кусками и запускал в мясорубку, Юра продолжал размышлять об Отабеке. Почему-то мысль о том, что тот мог крутить с Леруа, становилась все неприятнее и неприятнее. Тем более что Леруа вон жениться собирается. А что если Отабек в него влюблен, а этот мудак вот так вот? Он же католик. Типа грех и вот это все. Козел. Вообще интересно, Отабек влюблен в кого-нибудь? Раньше Юра об этом как-то не думал — он особенно не видел вокруг Отабека девушек, не считая его многочисленных сестер, родных, двоюродных и еще скольки-то-там-юродных. Но парни-то вокруг Отабека всегда были. На тренировках, на соревнованиях. Оказывал кому-нибудь Отабек особое внимание? Юра нахмурился, припоминая, но ничего определенного в голову не приходило. Нет, как-то не замечал он, чтобы Отабек с кем-то проводил больше времени, чем с другими. Последний кусок лимона прошел через мясорубку, и Юра выключил ее. И замер, открыв рот и глядя в стену. — Блядь, — выдохнул он. — Юра, — в голосе деда звучал упрек. — Говорил же. Но Юра его не слышал. Он стоял, вцепившись в столешницу — понимание обрушилось на него с грохотом и мощью сошедшей лавины. Плисецкий, какой же ты тупой. С кем Отабек проводит свое свободное время? К кому ездит между тренировками? Кому притаскивает сувениры из каждой страны? К кому примчался на день рождения за четыре тысячи километров?! — Юра! — воскликнул дед изумленно, когда Юра метнулся из кухни, едва ли не прыжком влетел в кроссовки, сгреб куртку, кинулся на улицу. Естественно, ни Отабека, ни байка не было — правильно, столько времени прошло. И где его искать теперь, конспиратора хренова? Юра дрожащими руками достал телефон. Но на звонок Отабек не ответил. Вот сволочь-то. Ладно. Он сказал, что вернется. Значит, надо подождать. Юра метнулся обратно в квартиру. — Юра, что происходит? — спросил дед из кухни. — Ничего! — бодро отозвался Юра. — Все в порядке! Дед выглянул из кухни, посмотрел на него с сомнением. — Ты какой-то взвинченный. — Все нормально! — решительно заявил Юра. — Тебе еще надо помочь? А то я к себе пойду. — Иди, — кивнул дед, поглядывая на него с подозрением. Юра принял самый невинный вид, но, кажется, деда не убедил. В комнате он повалился на кровать, раскинув руки. Потом перевернулся, закатавшись в покрывало, уткнулся лицом в подушку. Когда перестало хватать воздуха, повернул голову на бок и встретился взглядом со своим отражением в полированной спинке. Он улыбался. Широко и по-дебильному счастливо. Юра с изумлением смотрел в свое лицо, сам себя не узнавая. Что с ним? Что с ним такое? — Бека… — прошептал Юра. Мучительно захотелось, чтобы Отабек был сейчас тут, захотелось сгрести его за ворот куртки, тряхнуть как следует, а потом… Юра тихо завыл и сунул голову под подушку. Вспомнилось, как сегодня хотелось поцеловать Отабека там, в магазине. Такое страшное, импульсивное желание — шагнуть ближе, сунуть руки под куртку, обнять, прижаться губами к губам. Так… естественно. Следом обожгло воспоминание, как Отабек прижимался губами к его ладони. — Вот идиот-то, — прошептал Юра, опять не вполне уверенный, кого имеет в виду. «Бека-Бека-Бека», — билось в нем неистовое, счастливое. Словно Юра разрушил некую плотину, и теперь его захлестывало чувствами, как потоками воды. И вот надо же Отабеку где-то сейчас мотаться. Снова захотелось бежать, искать — но где его найдешь сейчас, в Москве-то? Без особой надежды Юра полез в телефон — чего за Отабеком точно не водилось, так это выкладывать свои фотки с геотегом. Его собственный пост с их совместным селфи на байке собрал уже больше двадцати тысяч лайков. На фотографии Отабек смотрел на Юру. Застонав, Юра несколько раз приложился лбом к спинке кровати. Потом не выдержал и набил Отабеку сообщение: «ВОЗВРАЩАЙСЯ!!!». Потом нашел песню про Машу и медведя, поставил на репит. Прохладная, летящая мелодия удивительным образом успокаивала. Хороший прокат получится. *** Юра проснулся в вечернем полумраке. Голова была на удивление ясной, но очень хотелось пить. Он встал, не зажигая света, вышел в прихожую — и сразу услышал доносящийся из кухни негромкий голос Отабека. Юру повело, он прислонился к стене. На мгновение стало страшно. Но это чувство тут же ушло, сметенное желанием убедиться. Точно знать, что он не ошибся. Но если даже он ошибся — он это исправит. Он вошел на кухню, не прислушиваясь к разговору. Дед сидел за столом лицом к двери, напротив него — Отабек, Юра видел его затылок. — Бека, — позвал он, — привет. Отабек вздрогнул как-то всей спиной, отозвался глухо: — Привет, Юр. Юра отошел к разделочному столу, налил себе воды. — Чаи гоняете? С моим пирогом? — Юра, — с некоторым, как показалось ему, нарочитым упреком в голосе произнес дед, — что же ты мне не рассказал, что вас на ужин пригласили? — Я забыл, — искренне ответил Юра. — Прости, пожалуйста. Хочешь, не пойдем? — Да идите уж, — дед махнул рукой. — Веселитесь. — Угу, повеселимся, — фыркнул Юра. — Особенно если Кацудон опять накидается. Бек, на два слова, можно? Отабек молча кивнул, встал, вышел из кухни. Юра пошел следом за ним. В спальне Отабек хотел включить свет, но Юра перехватил его руку, стиснул запястье. Куртки на Отабеке, понятное дело, не было — а жаль. Юра сгреб его за ворот свитшота, толкнул к двери, прижал к ней. — Юра? — позвал Отабек. Он мотнул головой — взгляд упорно не хотел подниматься выше подбородка Отабека. Ну, давай же, сказал Юра себе. Давай. — Юра, что ты де… Губы у Отабека оказались твердыми. Не сухими, не жесткими — просто твердыми. Юра прижался к ним своими. В ладонь ему колотилось сердце Отабека. — Юрочка… В следующее мгновение Отабек прижал его к себе, обхватив за талию. Вторая рука его легла Юре на затылок, и Отабек поцеловал его как надо. Голова закружилась моментально, и Юра вцепился Отабеку в плечи. Тот целовал его с яростью, с отчаянием, поразившим Юру, руки сжимались так сильно, словно Отабек хотел вдавить его в себя. — Бека, — выдохнул Юра, когда Отабек отпустил его губы, — ты мне ребра сломаешь. — Прости, — прошептал Отабек и прижался лбом к его лбу. — Юра, Юрочка… чем я это заслужил? — Совсем дурак, что ли, — растерялся Юра. — Ты лучший. Отабек как-то странно всхлипнул и снова сильно сжал объятия — впрочем, тут же отпустил. Юре хотелось что-то сказать, но он не имел представления, что. Он протянул Отабеку руку ладонью вверх. Тот взял, поднес Юрину руку к губам, поцеловал костяшки. Это было странно, но правильно, и Юра в ответ прижался губами к костяшками пальцев Отабека. Поверх рук они смотрели друг другу в глаза. — Что надо говорить? — спросил Юра шепотом. — Не знаю, — так же ответил Отабек. Они синхронно фыркнули. — Поедем в гости? — спросил Юра. Он продолжал говорить шепотом, сам не понимал, почему. Отабек кивнул. — А?.. — Юра стрельнул глазами в сторону постели. Отабек округлил глаза. — Что, вот так сразу? Юра тихо заржал, качнулся к нему, и Отабек обнял его за плечи — он тоже тихонько смеялся. — Мне страшно, — тихо сказал он Юре на ухо. — Ага, — Юра фыркнул, — мне тоже. Но… — Но что? — Но хочется. — Прямо сейчас? — Не, — Юра мотнул головой. — Вообще. Он поднял голову и встретился с Отабеком взглядом. Глаза их были почти на одном уровне. — Еще немножко — и перерасту тебя, — сказал Юра. Отабек легонько дернул его за прядь волос. Он улыбался, он просто сиял, и Юра был уверен, что еще никогда не видел его настолько счастливым. — Перерасти сначала, — прошептал он. Байк напротив подъезда стоял другой — сплошь черный, более массивный. Юра приподнял брови. — Тому нет больше доверия, да? — Легкий, — поморщился Отабек. — И вообще не люблю бэхи, харлеи лучше. Просто взял что первое попалось, быстро же надо было бронировать. — Сколько же ты на это денег высаживаешь, — пробормотал Юра. Отабек подал ему шлем. — Не так уж это и дорого, — сказал он несколько ворчливо. Юра фыркнул, а когда они оба сели, прижался лбом к спине Отабека. Тут же отлип, устраиваясь поудобнее, обнял. — Больше не падай, ладно? — попросил Отабек. — Не роняй, — фыркнул Юра. Они поехали. Ехали молча. В ушах свистел ветер, мелькали городские огни, поток машин сливался в огромную светящуюся змею. Становилось холоднее, и Юра хотел сунуть руки Отабеку под свитшот, но вдруг застеснялся. Это вообще все… нормально? Почему они молчат? Что теперь с ними будет? Как они будут? Там, в спальне, все казалось таким нормальным, таким правильным. А теперь что? Почему он так много думает? И ладно бы о чем-то полезном… Что, если все теперь испортится? Юра судорожно вздохнул, напряженно сжал руки. Ему показалось, что Отабек покосился на него, но через шлем, да еще и в городской темноте он не был уверен. Доехали быстро. В доме, где снял апартаменты Виктор, была закрытая парковка; их пустили. Отабек припарковал байк, потом взял Юру за руки. — Холодные… — Бека, а давно ты?.. Он не договорил, но Отабек вроде бы понял — какая-то тень мелькнула в его глазах. — Давно, — сознался он. — Не скажу точно, с каких пор. Но давно. — То есть, когда ты подъехал ко мне в Барселоне… — Да. — И предлагал дружить. Отабек слегка передернул плечами. — Как-то странно было бы обрушить на тебя с порога признание в любви, ты не находишь? Юра смотрел на их сомкнутые ладони. Руки у Отабека тоже были прохладные и не особенно согревали. Юра медленно высвободился, спрятал руки в карманы. — Что тебя тревожит? — спросил Отабек прямо. Юра мотнул головой, потом все же заговорил: — Парочки ссорятся. Эти вот, — он показал на дом, — ссорятся по пять раз в день. Милка все время расстается со своими… хоккеистами или кто там у нее. Гошка со своим вечно разбитым сердцем. Яков с Лилией вообще развелись. Не хочу так, Бек. Не хочу тебя терять. — Не теряй, — ответил Отабек. Голос его звучал ровно, но по всему остальному — по напряженной позе, по тому, как он прятал руки в карманах Юра догадался — Отабек волнуется. И ведь уже вроде как пообещал. Сам первый поцеловал, а мог бы и дальше ничего не понимать. Но раз понял, то уже не мог. Юра выдохнул сквозь сцепленные зубы. Ничего уже не будет по-прежнему, понял он. — Юра, — сказал Отабек. — Давай пойдем в дом. Ты замерз. — Ты тоже, — нахмурился Юра. Отабек кивнул. — И я тоже, — согласился он. Протянул руку — и Юра, чуть поколебавшись, все же вложил в нее ладонь. Отабек уходил от разговора — вот что это было. Отабек, который никогда не уходит от разговора. Он тоже не знал, как им быть дальше. Они ехали на лифте, потому что Никифоров, конечно же, поселился на каком-то предпоследнем этаже. Лифт был крутой, даже с музыкой. Отабек все не отпускал его руку, и Юра думал, что, наверное, он был бы не прочь поцеловаться. Он даже уже почти решился, но тут они приехали. Дверь квартиры открыл сам Никифоров и тут же сунул Юре в руки кружку. — Уверен, что ты замерз. — Отабек тоже замерз, — заметил Юра, разуваясь. — Это что? — он понюхал кружку — пахло пряностями. — Глинт, что ли? — Он самый! — радостно возвестил Никифоров. — Алкогольный, разумеется. Теперь-то можно. — Как будто я алкоголя не пил, — ответил Юра, делая глоток. Глинтвейн показался кислым, но хотя бы согревал. — Сделаю вид, что я этого не слышал, — безмятежно ответил Виктор и сунул вторую кружку в руки Отабеку, который успел уже разуться и снять куртку. — Я за рулем, — сказал Отабек. — А это безалкогольный, — немедленно заявил Виктор. — Специально для тебя… ну и для Юри. Юра рассмеялся. — Чтобы без танцевальных дуэлей больше? — Именно, — улыбнулся Виктор и добавил: — Представляешь, дорогой, Юрио расстроился, что мы сегодня без дэнс-баттлов! — Да блядь, — с отвращением проговорил Юра, вылезая из куртки. — Можете не звать меня этой ебанутой кличкой?! Краем глаза он заметил, как поморщился Отабек. — Что, много мата? Или невкусно? — он наклонился и отхлебнул из Отабековой кружки. — Эй, а твой сладкий! И замер, сообразив, что делает. Ну вот, он опять. Юра едва зубами не заскрипел от злости — и на себя самого, и на ситуацию. И вот как теперь ему дальше быть с Отабеком? — Просто не люблю, когда тебя так называют, — негромко ответил он — Никифоров уже ушел на кухню и там ворковал с Кацуки. — Что за Юрио еще? Дурацкое имя. — Ты единственный нормальный человек в мире, — с чувством сказал Юра. — Вряд ли уж прям единственный, — улыбнулся уголком рта Отабек. Потом взял Юру за руку и повел его на кухню. Нужно было расслабиться. Он хотел расслабиться, Отабек всегда ему в этом помогал, но теперь Юру швыряло в эмоциях, будто по штормовому морю. Вот хорошо быть Отабеком, ничего тебя не колебет. Если, конечно, с тобой не приключился такой Юра Плисецкий. — Гадость этот ваш глинтвейн, — проворчал Юра, отставляя кружку. — Кисло. Тоже хочу безалкогольного. — Ясно, детишкам теплый компотик, — прокомментировал Никифоров и сладко улыбнулся, когда Юра зарычал. — Но начнем все равно с шампанского! Доминировали на праздничном столе овощи — на гриле, запеченные и в салате. А к овощам прилагались стейки. — Ммм! — простонал Юра, вгрызаясь в свой кусок. — Вкусно, блин! — Юри специально для тебя старался, — нежно проговорил Виктор. — Мясо с кровью, как ты любишь. Видишь, детка, ему нравится. — Я вижу, — кивнул Кацуки с улыбкой. — Отабек, как тебе? — Спасибо, очень вкусно, — предельно вежливым тоном ответил Отабек. Юра фыркнул. — Выпьем же! — Виктор торжественно поднял в воздух бокал с шампанским. — За нашего чудесного Юрочку! С днем рождения, дорогой наш Юра. Дальнейших тебе успехов в спорте и счастья в личной жизни, разумеется! — и широко улыбнулся, подлец. Юра чувствовал, что у него горит не только лицо, но и уши. Он буркнул «спасибо», а потом вместе со всеми чокнулся. На самом деле, это вышли вовсе не плохие посиделки. Виктор трепался, чем идеально забивал эфир. Отабек сидел рядом, и тепло его тела грело Юре бок. Кацуки сиял улыбкой и очками. Потом начались звонки в скайп — Юра не очень понял, с чего всем вдруг пришла идея ждать до вечера, новый год, что ли? Позвонила Мила, сообщила, что скучает, пожелала все того же счастья в гребаной личной жизни. Позвонил Гоша, пожелал успехов. Позвонил Яков, сухо поздравил, передал привет от Лилии. В скайп Отабеку позвонил Леруа и тоже потребовал именинника — его длинная поздравительная речь сводилась, в сущности, к тому, что Юре нужно в жизни достичь той же охуенности, что и он, и тогда все будет зашибись. В скайп Кацуки позвонил сначала Пхичит, а потом — все семейство Кацуки, как выяснилось, тоже поздравить. И еще несколько десятков знакомых, смутно знакомых и вообще почти незнакомых людей прислали смски, сообщения в скайп и вотсап, и это не говоря уже о тысячах поздравлений в инстаграме. Но на них, слава богу, хотя бы не надо было отвечать. Потом оказалось, что уже одиннадцать вечера. До конца дня рождения Юры оставался один час. Кацуки унес посуду на кухню, и Отабек ушел с ним — помогать. Никифоров залип в телефон. Предоставленный самому себе, Юра выскользнул на балкон. Здесь было холодно, зато вид открывался потрясающий. Развязка третьего транспортного кольца отсюда казалась изящной, легкой, будто из серпантина сделанной. За ней расстилалось море огней. Юра обнял себя обеими руками, прижался к бортику — и немедленно представил, как было бы, если бы рядом был Отабек. Обнял бы, наверное. И еще вчера это был бы просто дружеский жест. А сегодня… Юра сгорбился, глядя на ночной город. Как он должен вообще все это пережить? Он, значит, дружил вовсю, а его в это время… Да, сказал ему внутренний голос, но ты ведь сам тоже не безгрешен. Ты же вечно вис на Отабеке. Ты хотел его поцеловать сегодня. Ты первый полез к нему, когда все понял. За спиной открылась и закрылась дверь, на макушку легла рука, легко взъерошила. Юра содрогнулся, весь сжался, зажмурился — и понял, что не может. Слезы все-таки обожгли щеки. — Это весна, Маугли, — тихо сказал Виктор — в голосе его звучали печаль и сочувствие. — Он предложил мне дружить! — вырвалось у него наконец. — И это было вранье! — Да почему же? — удивился Виктор. — Отабек действительно хотел быть тебе другом. И до сих пор хочет, я так думаю. — Да как это вообще возможно? — рявкнул Юра. — Вот вы с Кацуки друзья? — Разумеется, — ответил Виктор спокойно. — А чего ругаетесь тогда? — Потому что мы такие, — ответил Виктор. — А вы нет. И оттого, что вы станете любовниками, вы другими людьми не станете. Что изменится-то? Ты станешь его любить больше, или меньше, или как-то по-другому? Что изменится? Что уже изменилось? — Я хочу его поцеловать, — промямлил Юра. — Ну так пойди и поцелуй. Ты думаешь, когда вы начнете целоваться, вы перестанете вместе… что вы там делали? — Музыку слушали, — вздохнул Юра, — разговаривали. — И что, скажи пожалуйста, помешает вам дальше это делать? Юра потер лицо обеими ладонями. — А что, если мы перестанем… — он изобразил руками нечто невнятное. — Вот это вот. Как стать просто друзьями обратно? — А что, если ты завтра упадешь на льду, перешибешь позвоночник и никогда больше не будешь кататься? — жестко спросил Виктор. Юра содрогнулся. Но он понял, о чем речь. Упасть на льду — возможно, но тем не менее, он выходит на этот самый лед. — Любовь делится на эрос и агапэ, — сказал он наконец, глядя в пол. — Да, — перебил его Виктор. — Или нет. Это может быть эрос, может — агапэ, а может — как захочешь. Главное, это… — Взлететь, — буркнул Юра. Виктор хмыкнул. — Я не это хотел сказать, но так тоже хорошо. Отабек на тебя замечательно влияет. Юра судорожно вздохнул. Ему все еще было страшно, но… но он выйдет на этот гребаный лед. — Юра, смотри, — сказал вдруг Виктор каким-то совсем другим тоном, — снег пошел. Юра вскинул голову. С неба сыпались крупные хлопья — такие, что казались ненастоящими, будто они в кино, и кто-то рассыпает вокруг искусственный снег. — Пойдем-ка внутрь, — предложил Виктор. — А то ты простынешь, и Яков меня съест. — Жалко Якова, — кивнул Юра. — У него же несварение будет. Виктор только подтолкнул его в спину, выпроваживая с балкона. — Витя, ты опять наколдовал снег? — спросил Кацуки с укоризной в голосе. — Почему сразу я? — искусно изумился Виктор, усаживаясь рядом с ним на диван. Отабек стоял поодаль, с преувеличенным вниманием рассматривая книжки на полках. Юра готов был поклясться, что там нет абсолютно ничего интересного. — Да из-за тебя же вечно снег, — невозмутимо ответил Кацуки. — Даже в Хасецу в апреле. Это было очень странно!. — Март в Москве, дорогуша, ничего странного, — Виктор обнял его. — Увы, я не Снежная Королева. А представляете, как было бы весело? — неожиданно оживился он. — Юрио, давай поставим шоу на льду? Ты будешь Каем, а я — Снежной Королевой! Отабек отвернулся от книжных полок. — А Гердой кто? — спросил он. Виктор улыбнулся. — Можем тебя взять. Ты же сумеешь растопить одно ледяное сердечко? — Я надеюсь, — тихо отозвался Отабек. Юра раздраженно вздохнул. — Хорош паясничать. Бек, поехали домой, пока там какая-нибудь хуйня типа метели не началась. Отабек кивнул и ушел в прихожую. Юра сунул руки в карманы, глядя на парочку на диване. — Спасибо, — сказал он наконец. — Клевая днюха, правда. — Пожалуйста, — серьезно ответил Кацуки, а Виктор сказал: — Дверь захлопните. *** Отабека трясло. Весь вечер, да что там, полдня, с того момента, как Юра упал, с того, как он задал свой вопрос — и так и не отпустило. Даже когда целовались, не отпустило. Даже пожелалось малодушно где-то в глубине души, чтобы этого никогда не было. Пусть бы так и оставались друзьями, он бы пережил. Но вот так, не зная, что происходит в голове у Юры, что он там себе придумал, что решил — так было тяжелее всего. Мотоцикл припорошило снегом. Пока Отабек отряхивал его, Юра стоял рядом, спрятав руки в карманы. — Скажи мне только одну вещь, — наконец произнес он. — Ты когда предлагал дружить, ты что имел в виду? — он на мгновение замолчал, и Отабек собрался было уже ответить, но тут Юра заговорил снова, быстро, словно боялся, что его перебьют: — У меня не было таких друзей, как ты, Бек. Вот чтобы говорить обо всем, созваниваться, списываться… да у меня вообще никаких друзей не было. И мне теперь… да блин, страшно! Что я тебе неинтересен. Ну, кроме… тела. Понимаешь? Это было уже чересчур. Отабек закрыл лицо руками, с силой растер. — Если ты там ржешь надо мной, я оторву тебе голову, — сурово предупредил Юра. — Юр, я просто хочу тебя, — он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как лицо Юры заливает краска. — Всего. От макушки до пят. Душой и телом. Но если ты хочешь только дружить — давай будем дружить. В Барселоне я предложил тебе дружбу, потому что не знал, что еще тебе предложить. Я ни на что не надеялся, Юра. Я был уверен, что ты меня пошлешь. Я и сейчас ни на что не надеюсь, — осознание этого ударило под дых, будто кулак, и на мгновение у Отабека перехватило дыхание. Потом он протянул руку. — Будешь моим другом или нет? Юра шагнул вперед. Протянул руку, и их ладони сомкнулись. — Буду, — хрипло сказал Юра. — Всегда буду. — Потом он шагнул ближе, закинул вторую руку Отабеку на шею. Притянул к себе. Отабек не понял, кто кого поцеловал первым. Было неудобно — их правые руки оказались зажаты между ними, левой Юра комкал его воротник. Отабек положил руку ему на спину, прижал. От недосыпа, от того, какой это был длинный день, ему вдруг показалось, что все происходит не наяву. — Юрочка, — прошептал он, когда поцелуй закончился. Юра, глядя на него широко раскрытыми глазами, мотнул головой. — Это так странно, что ты меня так зовешь. — Юрочка, — повторил Отабек. Юра заулыбался, потом вдруг снова нахмурился. — Ты же не спал с Леруа? — Что? — растерялся Отабек. — Нет, Юра! С чего бы? — Да кто вас знает, — проворчал Юра. — Не хочу быть вторым после него. — Я не спал с Жан-Жаком, — твердо сказал Отабек. Юра вдруг покраснел, метнул в него виноватый взгляд. — Вообще-то это неважно, — признался он. — Я тебя все равно люблю. Отабек открыл рот, чтобы что-то сказать — и подавился воздухом. Юра смотрел на него исподлобья. Потом махнул головой. — Поехали уже, да? Холодно. И снова ехали в молчании. Дорога ложилась под колеса вместе с клочьями поземки, и Отабек старательно не спешил. Было холодно, он ощущал, что руки Юры, обнимавшие его под курткой, ледяные. — Сунь под свитшот, — сказал он на светофоре. Юра что-то проворчал, но послушался — обжег Отабеку кожу ледяным прикосновением. Это было даже неплохо — по крайней мере, пока ладони не согрелись. Тогда вот стало не очень. Но Отабек вел и старательно не думал, что будет, когда они приедут. — Съезжай вправо, — сказал вдруг Юра на ухо. Он послушался, начал перестраиваться — а когда увидел зеленый аптечный крест, понял, зачем. Воздух немедленно показался горячим. — Я быстро, — сказал Юра. Соскочил с байка и скрылся в стеклянных дверях. Отабек склонился головой к самому рулю, длинно выдохнул. Был бы сейчас где-нибудь в лесу, в поле — заорал бы во всю мощь легких. Как же нелегко. Но с Юрой и не могло быть легко, он же знал это всегда. Это был Юра, гневливый и ласковый, веселый и тоскующий, ругающийся и заботливый — и все это на протяжении получаса. — Никто не обещал, что будет легко, — прошептал Отабек. И понял, что улыбается. Юра может еще раз пятнадцать усомниться, и передумать, и передумать обратно — неважно. Он сказал, что любит. Отабек тихо засмеялся, уткнувшись лбом в руль. — Ты спишь? Он поднял голову. Юра стоял рядом с байком, с независимым видом помахивая крошечным аптечным пакетиком. Потом, словно опомнившись, сунул пакетик в карман. — Нет, — мотнул головой Отабек. — Садись. Юра смерил его оценивающим взглядом и сел. Дальше они ехали без остановок. В квартире, когда они вошли, было темно. Юра не стал включать верхний свет в прихожей, только лампу над зеркалом, прижал палец к губам. Мотнул головой на дверь в ванную, посмотрел вопросительно. Отабек кивнул. Юра легонько подтолкнул его в плечо, а сам скрылся в спальне. В ванной Отабек провел совсем немного времени — слишком волновался, слишком хотелось… скорее. Чего-то. Чего бы там ни было. Когда он вышел, оказалось, что Юра ждет за дверью. — Я быстро, — шепнул он одними губами. Отабек кивнул и ушел в спальню. Здесь тоже царил полумрак — Юра зажег только ночник в виде синего Тоторо над кроватью. Отабек присел на кровать. Он вышел из ванной в одном полотенце и сейчас чувствовал себя по этому поводу ужасно нелепо. Ну и что теперь? Одеться? Оставаться в полотенце? Снять его? В прихожей прошлепали босые ноги, вошел Юра — тоже в одном полотенце. Запер за собой дверь, прислонился к ней. — Ну? — Ну — что? — спросил Отабек тихо. Юра улыбнулся несколько хулигански. — Музыка-то где? Неужели ты будешь трахаться без музыки? Отабеку показалось, будто в голове что-то раскололось и осыпалось вниз, в самые пятки, попутно обдав жаром. — У меня нет плейлиста для секса, — признался он. — Ну вот, — сказал Юра, улыбаясь. — Но есть плейлист про тебя. Юра залился краской — жарко, от лба до груди. Мотнул головой, роняя на лицо влажные пряди. — Давай. Отабек разблокировал телефон, нашел нужный плейлист. При первых аккордах лицо Юры прояснилось. — О, я знаю это. Не помню только, откуда. — Это Сплин, — сказал Отабек, вставая и протягивая руку. Юра тихо рассмеялся, скользнул к нему танцевальным движением, Отабек поймал его. Они закружились по комнате. — Ты так хороша, длинные пальцы, узкие джинсы, шея и плечи… — пропел-прошептал он куда-то Юре под ухо. Тот обнял за шею, сомкнул руки на затылке. А потом сделал подсечку. Отабек повалился на кровать спиной вперед, и Юра рухнул сверху, глуша хохот. Тихо зарычав, Отабек перекатился вместе с ним. — Подло, — прошептал он. — А то ж, — выдохнул Юра. Отабек осознал, что полотенца с них куда-то делись. Юра ощущался раскаленным. Отабек вдохнул — и застонал на выдохе. Юра смотрел на него широко распахнутыми глазами, губы его блестели. Наклонившись, Отабек поцеловал его. Это было как пить после долгой жажды. Он захлебывался Юрой. Целовал, ласкал языком рот, гладил — по бокам, по ягодицам, по бедрам, по спине. Терся об него. Дышал им. Где-то в мозгу билась мысль — осторожней, не напугай, но Отабек просто не мог по-другому. Ждать пришлось слишком долго. Юра застонал — громко, мучительно — и тут же заткнул себе кулаком рот. — Целуй еще, — выдохнул он. — Надо тихо. И тут же подпихнул под руку Отабека баллончик. — Бека… — Точно? — он продолжал гладить Юру, руки словно прилипли. — Не обязательно все сразу… — Хочу! — яростно вскинулся Юра. — Не тормози, Бек! А то покусаю. — Кусай, — согласился Отабек. — Хоть всего сожри. Он все-таки взял смазку. Выдавил на пальцы, поднес ко рту. — Что делаешь? — выдохнул Юра. — Грею. Юра не ответил на это — поднес руку к губам, прижал плотно. И развел ноги. — Боже, Юра, — прошептал Отабек. Один палец входил с трудом. Юра зажмурился, кусая себя за руку, и Отабек отвел ее, наклонился к его лицу. — Расслабься, Юрочка, пожалуйста, расслабься. — Целуй, — выдохнул Юра. Отабек послушался. Он уловил момент, в который Юра вдруг расслабился — палец скользнул внутрь будто сам собой, Юра выстонал что-то ему в рот, а потом закинул ногу ему на талию. Качнулся сам, потом сильнее, застонал протяжно. — О боже, боже, Бека… Отабек прижался лбом к его щеке. Он был уже весь мокрый, у него стояло так, что было почти больно. Он вставил два пальца. Входили легче, Юра стонал, раскачиваясь, то и дело прикусывая себя за руку. Хотелось целовать его, но не хватало дыхания. Где ты, выносливость, когда ты так нужна? — Юрочка, Юрочка мой, — шептал Отабек, и Юра вскидывал руки, обнимая его за шею, и снова ронял их на кровать, выгибаясь навстречу, и захлебывался короткими глухими стонами. — Юр-р-ра… — прорычал Отабек — его уже попросту трясло. — Юра, не могу больше… — Давай, — выдохнул Юра. Отабек вытянул пальцы, не сводя взгляда с его лица — Юра смотрел на него широко распахнутыми глазами, в которых черный зрачок полностью поглотил зелень радужки. — Скажи мне, если будет больно, — прошептал Отабек — и получил в ответ разгневанный взгляд. Ага, этот скажет. Конечно. Он подтянул Юру ближе, а тот обнял его ногами. Прикусив губу и впившись взглядом в лицо Юры, Отабек толкнулся внутрь. Юра заскулил и прикусил пальцы. Отабеку же показалось, будто его с размаху сунули в кипяток — он даже дышать не мог. Он медленно толкался вперед, и Юра выгибался от его движений, на ресницах его блестели капли, руками он цеплялся за плечи Отабека, и было так жарко, и так сокрушительно тесно, и воздуха вокруг не осталось. Он зарычал и не то въехал, не то вбился до конца. Юра вздрагивал под ним и, кажется, плакал, и Отабек наклонился, поцеловал его в глаза. — Прости… — выдохнул он. Пальцы на плече с силой сжались, взгляд стал яростным. Юра толкнулся навстречу. — Не спеши… — Не тормози, — рыкнул Юра. В ответ Отабек поцеловал его, одновременно обхватив пальцами член. Юра ахнул, дернул бедрами, отчего Отабека выгнуло, и одно мгновение он балансировал на грани оргазма. А потом Юра качнулся навстречу снова, и Отабек толкнулся вперед — и они сомкнулись, словно детали механизма. В ушах гремело — или это была музыка, Отабек не знал. Собственное хриплое дыхание казалось ужасающе громким, Юра толкался навстречу с короткими рваными стонами, голова его моталась по подушке, он то закрывал глаза, то распахивал их, захватывая Отабека чудовищным черным взглядом, и невозможно было оторваться от него, совершенно невозможно, словно они склеились навеки. — Юра, — шептал Отабек, — Юра, Юрочка, любовь моя, солнце мое, обожаю тебя, золото мое, сокровище мое… Он нес что-то еще, а Юра мотал головой, вскидывался навстречу. Потом вдруг выдохнул судорожное, рваное: — Отабек… Ноги его стиснули талию Отабека, глаза закатились, он вскинул руку ко рту, захрипел в нее, вздрагивая и выгибаясь. Отабека догнало мгновенно. Он впился губами Юре в шею — и его накрыло сияющей чернотой. Они лежали в полумраке и тишине, в которой грохотало их сорванное дыхание да тихо мурлыкал смартфон о том, что он целым был и был разбитым. Чертов рандом, подумалось Отабеку лениво. — Что ты говорил? — хриплым шепотом спросил Юра. Отабек пошевелился — сполз с него, улегся рядом, прижался губами к шее. — В смысле? — Я ничего не понял, что ты там говорил. Рокотал что-то… Это ты по-казахски? — А, — Отабек уткнулся лицом ему в плечо. — Наверное. Я не заметил, что не по-русски. Юра повернул к нему лицо, а Отабек поднял голову — теперь они смотрели друг другу в глаза. У Юры припухли губы, ресницы все еще были мокрые. Отабек поймал себя на том, что задерживает дыхание. — Так что говорил-то? — Что люблю тебя. Юра заулыбался, потянулся к нему. Отабек поцеловал его. Сонливостью накрывало, как тяжелым теплым одеялом, язык еле ворочался. — Ты не обидишься, если я вырублюсь? — спросил он, снова утыкаясь Юре в плечо. Как же ему было хорошо. Как же хотелось спать. Юра фыркнул, обнял его одной рукой, подтянул ближе. Отабек понял это так, что не обидится. Потом Юра что-то сказал — Отабек слышал его, но не разбирал слов. Он будто падал сквозь пушистое, мягкое облако. Над головой звенел голос Юры, его пальцы зарывались Отабеку в волосы. Лучше он себе ничего и вообразить не мог. *** Юра опять проснулся рано — утро за окном только начинало сереть. Отабек спал на животе, уткнувшись носом Юре в плечо и перекинув через него руку. Он дышал так тихо, что Юра на всякий случай прислушался. Нет, точно дышит. Судорожно вздохнув, он прижался губами к виску Отабека. Будить не хотелось — понятно же, что устал человек. И в то же время хотелось, чтоб проснулся, хотелось посмотреть в глаза, увидеть там то же, что было вчера. — Как охуенно… — Юра выдохнул это чуть слышным шепотом. У него было ощущение, что мир вокруг будто звенит золотой струной. Юра приподнялся, садясь в кровати, прислушиваясь к себе. Больно не было — чуть-чуть тянуло в заднице, но не более того. Он переполз через Отабека, стараясь быть как можно аккуратнее, чтобы не разбудить — но тот даже не шелохнулся. Теперь, наверное, пушкой не разбудишь. Юра немного погордился собой. Зеркальная дверца шкафа отразила его в полный рост. Юра пригляделся к себе, невольно пытаясь отыскать видимые признаки перемен — но ничего не было, кроме припухших губ и пятен на шее. И синяков на бедрах. Мда. Ну, предположим, бедра он никому демонстрировать не будет, но вот по лицу и шее все довольно заметно. Да ну и плевать. Все равно он скрываться не намерен — ну, если Отабек против не будет, конечно. На мгновение Юру смутила мысль, а что делать, если Отабек все-таки будет против — как-то скрываться, что ли, делать вид, что они по-прежнему просто друзья? Впрочем, он тут же тряхнул головой, отметая ее. Отабек бы никогда. Юра влез в треники и футболку и вышел из спальни. Очень хотелось в душ и жрать. Помылся он быстро, а когда вылез из ванной, обнаружил, что на кухне сидит дед. — Утро, — бодро возвестил Юра — вообще-то ему было слегка стремновато. Дед бросил на него оценивающий взгляд, кивнул и подал кружку с чаем. — Омлет будешь, Юрочка? — Буду, — Юра отпил чаю и принялся мазать бутерброд. Дед возился у плиты. Шею слегка тянуло — там, где Отабек оставил засосы. Глубоко вздохнув, Юра отложил хлеб и нож. — Деда, — позвал он. — Да, Юрочка? Юра прокашлялся. — Деда, я и Отабек… мы… — в горле запершило, он не смог продолжать. Дед все так же стоял спиной, только движения его рук стали медленнее. Юра попробовал еще раз: — Мы не совсем… — Не надо, Юра, — негромко попросил дед. — Я понял уже. Нормально все. — Понял? — переспросил Юра, ощущая и глупое облегчение, что не надо называть вещи своими именами, и нарастающую тревогу. Дед выключил плиту, начал раскладывать омлет по тарелкам. — И ты… э-э-э… ну, не против? — Я не за, — дед поставил перед ним тарелку. — Но жизнь твоя. Ты у меня давно сам по себе. И жизнь у тебя необычная, и сам ты… необычный. Жил бы ты как все, работал бы слесарем — тогда я был бы против, — дед скупо улыбнулся. — Потому что тебе бы пришлось тяжело. А так… ну что ж. У вас там… мода. — Дело не в этом, — насупился Юра. — Я не поэтому. Просто потому что… Бека. — Да знаю я, ну что ты, — широкая ладонь взъерошила Юре волосы, дед чуть слышно добавил: — Она вон тоже… Юра прикусил губу — он понял, что речь о матери, и спрашивать не хотел. — Не хочу, чтобы ты ко мне стал хуже относиться, — озвучил он наконец то, что его томило. Дед сел напротив, посмотрел удивленно: — Что ты, Юра. Ты же мой ребенок. Юра стиснул вилку в кулаке, давя желание разреветься. Ну что такое, только что все было прекрасно… — Не оправдал типа… — выдохнул он сквозь комок в горле. — Двукратный призер Гран-при? — хмыкнул дед. — Юр, ты моя гордость. Это было уже чересчур. Соскользнув со стула на пол, Юра уткнулся лицом деду в колени и разревелся так, как не ревел лет с двух, наверное. А нет, ревел. Когда выиграл первое золото. За что же ему так охуенно повезло с людьми вокруг? Накрыло вдруг слепящим ужасом — слишком хорошо, а ну как отнимут? — и он вцепился деду в штаны. — Вот сейчас твой казах услышит и прискачет спасать, решит, что обижаю, — в голосе деда звучала улыбка. — Он спит, — сквозь рыдания выговорил Юра. — Крепко. — Значит, съедим его долю омлета, — сказал дед. — Все равно же остынет. После завтрака, помыв посуду, Юра вернулся в спальню. Отабек все еще спал, только перевернулся на спину и откатился ближе к стене. Вот и хорошо, вот и удобно. Юра сгреб его телефон и наушники и улегся рядом. Он растерялся ненадолго в чужом интерфейсе — яблочник хренов! — пытаясь найти плеер. Вместо него под пальцы почему-то прыгнула иконка камеры. Юра открыл. У Отабека, как оказалось, было очень много фоток. Юриных. И когда, главное, успел? Фотки были в основном вчерашние, с вечеринки у Никифорова и Кацуки. Но и из дома тоже были. И с улицы. Отабек его даже на ресепшн аренды байков ухитрился щелкнуть. Кто тут еще папарацци. — Вот выложу с твоего акка в инсте — будешь знать, — вполголоса пригрозил Юра. — Сталкер. В ответ Отабек вздохнул и обнял его. Юра мстительно щелкнул его спящего и отправил фотку себе. Потом сделал их совместное селфи. Очень хотелось выложить, прям руки чесались, но все-таки требовалось разрешение Отабека. Ну и вообще. Тупой способ каминаутнуться. Плеер он все-таки нашел и просто включил все треки на рандоме — как-то ни один плейлист Отабека не подходил для ситуации. Смутно знакомый мужской голос запел: Не стой так близко ко мне, Воздух здесь слишком прозрачен, А год уже заполнен совсем своим количеством Смертельных исходов. — В этом же нет вообще никакого смысла, — прошептал Юра. Сполз ниже и закрыл глаза. Второй раз он проснулся от ощущения, что кто-то гладит его по лицу. Открыл глаза — и встретился взглядом с Отабеком. — Я так заикаться начну. — Ничего, — тихо ответил Отабек. — Ты же фигурист, а не певец. Юра закинул руку ему на шею, потянул на себя. Отабек послушно наклонился, и они поцеловались. — Охуенно, — выдохнул Юра. Отабек ничего не сказал — он сунул руки Юре под спину, обнял его, прижимая к себе. Его губы заскользили вниз по Юриному горлу, и Юра откинул голову и застонал. И тут же зажал себе рот — мало ли что там дед понимает, наглеть-то не стоит… Он забыл, о чем думал, когда голова Отабека оказалась между его ног, и тот потянул с Юры штаны. — Бека, — Юра судорожно вцепился ему в волосы. Отабек поднял голову и посмотрел на Юру чернющими глазами. — Не хочешь? — хрипло спросил он. — Если не хочешь, я перестану. — Это… просто… — пробормотал было Юра — а потом сдался и кивнул. Короткая улыбка скользнула по губам Отабека, а потом он наклонился и взял Юрин член в рот. Пришлось прикусить край ладони, чтобы не заорать. Юру выгнуло над кроватью, пальцы сами собой сжались в коротких прядях. Он сам не очень понял, что кончил — просто в голове будто бомба взорвалась, и мгновение спустя оказалось, что он лежит на кровати, обмякший, но на удивление одним куском, а не разнесенный на атомы. Отабек хрипло выдохнул и прижался губами к его бедру. А потом лег головой ему на живот, и Юра немедленно принялся перебирать ему волосы. Его маниакально тянуло трогать Отабека, и, похоже, секс не притушил эту потребность, а только усилил ее. Как это вообще работает? — Все хорошо? — спросил наконец Отабек. Юра фыркнул. — Да нет, бля, все хуево! Меня вчера классно трахнули, сегодня отсосали. Есть ли на свете люди несчастнее меня? — То есть, все хорошо, — щекотно кивнул Отабек. И снова поцеловал Юру в бедро, у самой тазовой косточки. — В твоей квартире в Алматы же хорошая звукоизоляция? — спросил Юра. — Ничего так, — кивнул Отабек. — Старый дом, кирпичный. А что? — Да так, — Юра слегка покраснел. Отабек приподнялся над ним, заглядывая в лицо. — Я бы послушал, — сказал он ласково. Юра закатил глаза, а потом поцеловал его еще раз. Из дома они вышли часа в три — и все время, пока были дома, Отабек старательно передвигался по стеночке. — Ну чего ты, — упрекнул его Юра. — Я говорил с дедом, он… ну, нормально. — Мы вчера тоже говорили, — неохотно признался Отабек. — Все равно ему… некомфортно. — А о чем говорили? — спросил Юра. Отабек сунул руки в карманы. — О моих намерениях. Юра заулыбался. — И какие у тебя намерения? — Хорошие, — коротко ответил Отабек. И растерянно заморгал, оглядываясь. Они вышли из подъезда в ослепительную белизну. За ночь выпал снег и лежал с таким видом, как будто ноябрь, и он только пришел, и уходить не намерен. — Так, — Отабек тоскливо посмотрел на байк. — Ну что, в метро? — А куда нам надо? — спросил Юра. — На «Динамо», — нехотя признался Отабек. — На каток, что ли? — оживился Юра. Он вдруг понял, что страшно давно не катался и успел дико соскучиться. Сколько он уже в Москве, неделю? — Да, — Отабек кивнул. — Арендовал каток на пару часов. Хочу тебе кое-что показать. — Прогу? — Юра аж подпрыгнул. — Блин, чертов снег. Ну, давай такси возьмем, что ли. — Долго ехать будет, — мотнул головой Отабек. — Айда в метро. — Ты ж не любишь метро. — Теперь люблю, — улыбнулся Отабек. — А раньше что не так было? — удивился Юра. — Ты ко мне прижимался все время. — Я и щас буду! — Да, — Отабек коротко приобнял его за плечи, чмокнул в макушку. — Но сейчас, — он замялся, — все по-другому, в общем. — Сейчас ты можешь меня трахнуть, — Юра показал язык и быстро пошел вперед. Отабек его, впрочем, тут же догнал. — Ты тоже можешь меня трахнуть, — сообщил он. — Давай еще поспорим, — предложил Юра. — Или можем установить очередность. — Или бросать жребий перед каждым разом, — подсказал Отабек. — Это как-то не по-дружески. Ты сто пудов везучий. — Иначе бы я не предлагал. — А что в данном случае везенье? — Хороший вопрос, Юра. На катке было пусто, лед дышал холодом. Юра глубоко втянул носом воздух. — А коньки-то я не взял! — сообразил он вдруг. И успел дико расстроиться, но Отабек поставил на скамейку свой рюкзак со словами: — Я взял твои коньки, Юра, не переживай. Юра покачал головой, невольно залипая на то, как Отабек снимает куртку. Сегодня под нею была черная футболка. В облипку, конечно. Красуется же, ну точно красуется. — Где только таких, как ты, делают? — А тебе зачем? — сделал удивленное лицо Отабек. — Тебе еще надо? Хотелось в него что-нибудь кинуть, или пнуть, или поцеловать. Юра выбрал третий вариант. — Я арендовал каток не для этого, — улыбаясь, сказал Отабек, когда Юра наконец от него оторвался. — Да уж, от этого, — Юра выделил слово, — на катке и простыть недолго. — Или лед подтает, — с серьезным лицом кивнул Отабек. Потом вдруг стал по-настоящему серьезен — этот переход Юра всегда видел очень четко. — Я хотел показать тебе кое-что. Один свой прокат, — он коротко облизнул губы. — Он старый… но я не катал его на соревнованиях. Я поставил его сам, поэтому он, наверное, дурацкий. — Голос его зазвучал вдруг едва ли не жалобно: — Ты только не смейся, Юра, ладно? И над выбором песни тоже. — Да я ее не знаю наверняка, — растерялся Юра — он Отабека таким неуверенным еще не видел. — Знаешь, — Отабек тряхнул головой. — Ее все знают. Попса. Хоть и рок. — Он глубоко вздохнул. — Я ставил этот прокат специально для тебя. Я думал, что никак иначе не смогу тебе… — он снова вздохнул, — признаться. Юра молчал. Отабек, выдержав короткую паузу, отошел в сторону, подключил телефон к колонкам — и колонки ведь с собой приволок, надо же, — переобулся в коньки. Затем включил трек и выехал на лед. Юра вздрогнул, когда зазвучала музыка — он действительно ее знал. Страдания про любовь. Даже слова смутно помнил, как оказалось, — Отабек не парился, включил как есть, с вокалом. Странно, что он... Юра моментально забыл, о чем собирался подумать, когда Отабек начал двигаться. Вцепился в бортик катка так, что пальцы побелели. Отабек ломался на льду. Каждое его движение, каждая дорожка, каждый прыжок дышали таким отчаянием, что к горлу комок подкатывал. Никогда Юра не понимал этих драматичных катаний, Никифоров его дико бесил своими ужимками, а над Гошей попросту ржать хотелось, но то, что он видел сейчас, забивало ледяные лезвия ему в сердце. Он танцевал эту песню, ее текст, ее надрывающий вокал так, что Юра будто услышал ее заново, начисто, лишенную шелухи из времени, заезженности и пародий. А потом он вспомнил, что только что сказал Отабек — «я ставил его специально для тебя». Юра протянул руку через бортик. Мелодия сошла на нет, и Отабек замер посреди катка. Тут же, впрочем, отмер, плавно, неспешно подъехал к Юре, взял его за руку. — Ты что, плачешь? — Да? — удивился Юра. Провел пальцем под глазами — и правда, мокро. — Да блин, не заплачешь тут. Возьми ее на произволку, Бек! Это же чистое золото! Но еще прежде, чем закончил речь, Юра по выражению глаз Отабека уже знал — ответ будет «нет». — Нет, — Отабек не подвел. — Она для тебя, Юра, только для тебя. Я так больше и не смогу, наверное. — Все ты сможешь, — страстно проговорил Юра. — Бека, ты там умирал сейчас! Сделай что-то такое на соревнованиях — да за тобой бежать будут с золотой медалью! Отабек фыркнул. Потом коротко поцеловал Юре руку. — Переобувайся и иди сюда. Хочу с тобой покататься. Юру не надо было просить дважды. Скинул ботинки, влез в коньки, зашнуровал. Отабек, шурша лезвиями, скользил по льду, а когда Юра вышел, подкатился к нему и взял за руку. — А чего ты решил признаваться-то? — спросил Юра. Взял Отабека за вторую руку, и они медленно поехали по кругу, глядя друг на друга. — Вроде ж мы все… разобрались. — Так я вчера бронировал, — улыбка таилась в уголках Отабековых губ. — И вообще… я хотел, чтобы ты увидел это. Это сильнее слов… я надеюсь. — Да как будто тебе надо говорить, — сказал Юра. — Ты же делаешь. Но прокат все равно классный. Лучший, что я видел в жизни. — Не верю, но спасибо. Они поехали вдоль бортика, держась за руки, словно были просто какой-то парочкой на каком-то катке, вчера вставшие на коньки. Юра слушал шорох льда под лезвиями и думал, что если бы не пошел в фигурное катание — никогда бы не встретил Отабека. Жизнь его была на льду, теперь — особенно. — Юра, — сказал вдруг Отабек, — но золотая медаль всего одна. — Я помню, — удивился Юра. — Прям вот отдашь ее мне? — Еще чего, — фыркнул Юра. — Конечно, не отдам. Но ты все равно попробуй отнять! — Люблю тебя за это, — с чувством сказал Отабек. — Только за это? — оскалился Юра. — И за то, что ты охуенный, — с серьезным лицом кивнул Отабек. Юра заржал, а Отабек вдруг добавил: — И я нашел тебе песню на произволку. Она такая летящая, там птицы кричат в начале. Сейчас включу, — он выпустил руку Юры и стремительно покатился к бортику. — Как называется-то? — спросил Юра, неспешно следуя за ним. Отабек натянул чехлы, взял телефон, вернулся к бортику. — «Никто не знает, что будет завтра». — Давай, — Юра кивнул. Отабек включил трек. Музыка накатила будто бы издалека, налетела с заполошным криком птиц, и Юра, раскинув руки, покатился спиной вперед, подхваченный ею. Разбежался, развернулся, прыгнул — простой однооборотный, ничего сложнее без разминки делать не стоило. И покатился к Отабеку, ловя музыку, как птица — потоки воздуха. — Подойдет! Она подойдет! И Отабек улыбнулся и протянул ему руку.