Жара, жара

Из душа Отабек вышел не вытираясь. Юра это понял не потому что смотрел — он старательно не смотрел — а потому что услышал тихие шаги, почувствовал, как Отабек опустился на колени рядом, а потом Юру окатило холодными брызгами. — Спасибо, — с чувством сказал он. — Обращайся, — ответил Отабек и завозился, устраиваясь под боком. Жить этим летом в Петербурге можно было только так: на полу, под вентилятором, желательно мокрым. Еще можно было жить на катке, но сегодня у Юры был выходной. А Отабек вообще приехал на каникулы, спастись, как он рассчитывал, от алматинской жары. Что характерно, до его приезда шли дожди. Юра не жаловался, нет. То есть, конечно, жаловался — вслух, громко и много. Внутри же он метался между состояниями “как охуенно” и “бляпиздец” с периодичностью примерно раз в час. На катке было полегче — во-первых, Юра там был занят, во-вторых, Отабек там был в одежде. Ну, и тоже занят — несмотря на каникулы, приходил и катался, потому что раз Юра катается, то почему бы и ему тоже не? Чем-то же надо заняться. Дома было тяжко. Юрина съемная однокомнатная квартирка, на которую он променял роскошные хоромы Лилии, располагалась в типичной панельной девятиэтажке, выходила всеми окнами на солнечную сторону и прогревалась на жаре как адская сковородка. А кондиционера у Юры не было. Зачем кондиционер в Питере, где осень плавно переходит в зиму, и так круглый год? Кто ж знал, что один казах привезет с собой своего алматинского солнца. А еще этот самый казах оказался жаронеустойчивой неженкой. Оправдывался тем, что дома у него кондиционер, который он в жару врубает на восемнадцать градусов, а потом греется под пледом. А у тебя, Юра Плисецкий, нет кондиционера, и потому у тебя, Юра Плисецкий, в доме будет Отабек Алтын в одних трусах и вечно мокрый — то от пота, то от душа. А квартира маленькая, что означает постоянно тереться рядом, постоянно касаться друг друга, спать в одной кровати… вернее, на одном полу, спать на кровати в этом аду было решительно невозможно. Вот так и тренируют силу воли. Старательно не залипают взглядом на губах, категорически не пялятся на голый торс и уж тем более ни опускают глаза ниже. На ноги смотреть дозволяется, им даже можно отвесить комплимент, фигуристы они или кто? Еще дозволяется — наваливаться сзади на спину, трепать черные вихры, громко смеяться и глупо шутить. На грани фола — закинуть ногу на бедро якобы во сне. Или руку на грудь. Категорически нельзя — смотреть, как по плечу Отабека стекает капля и желать ее слизнуть. Юра моргнул несколько раз, пытаясь вернуть себе рассудок. Выходило плохо. Чертова капля просто завораживала. Она медленно ползла вниз по литому бронзовому бицепсу — твердому, Юра точно знал, доводилось щупать, — оставляя за собой влажную дорожку. Еще немного — и сорвется на пол. «Хочу пить», — подумал Юра. Капля сползла еще ниже, почти истаивая на гладкой — наверняка горячей — коже. Рука напряглась, подалась ближе к Юре, практически под нос. Теперь ему даже двигаться не надо было. В голове стало тихо и пусто. Высунув язык, Юра широко слизнул каплю — вернее, то, что от нее осталось — и ее влажный след. И замер, мгновенно осознав, что творит. Вот сейчас Отабек чуть отодвинется, скажет своим низким голосом удивленное: «Юра?» И надо будет срочно что-то пиздеть. Отабек ничего не сказал, только на мгновение его дыхание прервалось — или Юре показалось. Спит? Можно было приподняться, заглянуть в лицо, проверить. Можно было ничего больше не делать, лежать рядом, как будто ничего не произошло. Вместо этого Юра потянулся выше и слизнул несколько капель, скопившихся у Отабека в ключице. Вот теперь он точно это услышал — как Отабек на мгновение задержал дыхание. И опять промолчал. Как это понимать? Что он не против? Что можно продолжать? Капли на груди Отабека почти высохли, но на шее, под челюстью, пролегала влажная дорожка — то ли вода, то ли пот. Опираясь на локоть и не поднимая головы, Юра поднялся и слизнул ее тоже. Соленый. Господи боже, блядь. Юру начало потряхивать. Надо что-то сказать, лихорадочно металось в голове, нельзя так, надо что-то… Но вместо этого он сполз ниже и прошелся языком по нескольким каплям, оставшимся у Отабека под правым соском. Отабек вздрогнул так сильно, словно его ударило током, одна капля ускользнула от Юры, съехала по боку, и он поймал ее, заодно широко проехавшись языком по ребрам. Отабек вскинул руку, выдав короткий стон, и Юра замер. Сейчас остановит… Отабек не остановил, и Юра, подняв взгляд — не выше рта, бога ради, не выше! — увидел, что он прижимает кулак к губам. И что-то такое было в этом простом жесте, отчего Юра почувствовал, что крыша у него съезжает напрочь. На животе капель не осталось вовсе, но Юру это не смутило — он провел дорожку языком от ребер до пупка, ощущая, как вздрагивают мышцы — шесть кубиков, все как полагается, ему обязательно быть таким идеальным? Отабек тихо зашипел в кулак, но не сделал больше ничего, и Юра, осмелев, положил ладони ему на бока. Кожа жглась. Пальцы вздрагивали. Медленно — то ли потому что ему было страшно, то ли давая Отабеку время передумать — Юра повел ладонями на бедра, зацепил резинку трусов с обеих сторон и потащил ниже. У Отабека вырвался судорожный вздох, который Юра при всем желании (даже если бы оно было) не смог бы расценить как протест. А когда Юра дотащил трусы до щиколоток, Отабек сам высвободил сначала одну ногу, а потом другую. В ответ Юра коснулся языком его щиколотки, и Отабека снова пробила дрожь. Юра облизал косточку — Отабек судорожно втянул воздух сквозь зубы. «Ну скажи что-нибудь, — подумал Юра, — я же не остановлюсь». Но Отабек молчал, только дышал тяжело, загнанно, как не дышал даже в самые жаркие дни. Юра же вдохнуть не мог. Воздух будто бы загустел, Юра хватал его маленькими порциями, голова кружилась. Он погладил Отабека по икрам — сильным, крепким, будто из стали отлитым, — прижался щекой к колену, потом широко облизал. Отабек странно двинул рукой, на мгновение Юра почувствовал прикосновение к волосам, но ощущение это тут же исчезло. Юра перевел дыхание. Тяжело сглотнул — и повел языком вверх от колена по внутренней стороне бедра. Отабек выстонал что-то — кажется, Юрино имя, но точной уверенности у Юры не было, слишком уж грохотала в ушах кровь. Он замер у паховой складки. Член у Отабека стоял, почти прижимаясь к животу, и Юру тряхнуло от этого зрелища. Он просто попробует. Только бы Отабек не запаниковал. Только бы все получилось. Он опустил голову, роняя пряди волос Отабеку на живот, и длинно провел языком вдоль члена от основания до головки. Во рту стало солоно и пряно, и это не было неприятно, а Отабек охнул, и его рука легла Юре на затылок — и от этого Юру повело. Он обхватил член Отабека пальцами, облизал головку и наконец взял ее в рот. — Юра, господи… — сорванно выдохнул Отабек, пальцы его в Юриных волосах сильно сжались, он подался бедрами вверх. Юру затрясло — он хочет, он тоже хочет! — и он опустил голову, забирая член в рот глубже. Получалось не очень хорошо, он страшно боялся задеть зубами, челюсть быстро начало сводить, а изо рта потекла слюна, но никогда еще в жизни Юра не испытывал такого дикого возбуждения и такого страстного, нежного желания. Ему хотелось сделать все не просто хорошо, но великолепно, ему хотелось взять в горло, хотелось сделать кучу других вещей с Отабеком — и делать их постоянно. Желание проходило через него, как электрический ток, и он сосал, одновременно подставляя голову под руку Отабека, и терся об него, изгибаясь, и сквозь грохот пульса в ушах слышал, как тот говорит что-то на одном из сотни известных ему языков — Юра не мог понять, на каком, разбирал только свое имя. Потом рука в волосах сжалась почти болезненно, потянула Юру вверх, член во рту напрягся, и Юра протестующе замычал, инстинктивно поняв, что сейчас произойдет. Но Отабек не успел его отстранить полностью — с гортанным вскриком он кончил, забрызгав Юре губы и щеку. — Бля… — выдохнул Юра. — Юра… — одновременно с ним произнес Отабек, и Юра наконец поднял взгляд на его лицо. Несколько мгновений они смотрели друг на друга: скулы у Отабека горели, губы были искусаны, а как выглядит он сам, Юра даже представлять не хотел. Рассудок потихоньку возвращался к нему, и накатывал ледяной ужас при мысли, что сейчас думает о нем Отабек. Что он только что сотворил, совсем мозги расплавились? Он не успел погрузиться в самобичевание как следует — Отабек вдруг прянул вперед, сгреб Юру в объятия и уронил на пол, подминая под себя. В следующее мгновение его губы накрыли Юрины, рука нырнула под резинку трусов, сжала член, и Юра заскулил Отабеку в рот, выгибаясь. Руки сами взметнулись, вцепились в плечи. Поцелуй все не прекращался, язык Отабека хозяйничал у Юры во рту, и от этого неистово рвало крышу, едва ли не сильнее, чем от руки на члене. Юра не продержался и нескольких секунд. Его накрыло, потащило, он выгнулся, почти вставая на мостик и впиваясь ногтями в Отабека. А тот выпустил Юрин рот и прижался губами к горлу. Оргазм был сокрушительным — ничего подобного Юра не испытывал, даже когда махнул рукой на стыд и дрочил на фантазии об Отабеке. Мгновением спустя он обмяк на полу — ощущения были такие, как будто он попросту растекается в желе. Отабек опустился сверху — не полностью, наполовину где-то — и кожа там, где они соприкасались, тут же начала гореть. Но Юра готов был прогореть до костей, лишь бы Отабек не отодвигался. — Ты поцеловал меня, — невнятно пробормотал он. Отабек закашлялся. — Вообще-то, после того как ты… — Да, — согласился Юра. — Рот не почищен… в смысле, зубы… — Юра, — в голосе Отабека одновременно звучали улыбка и укор. — Не болтай ерунды. Юра приоткрыл глаза и повернул голову. Отабек смотрел на него, и их носы почти соприкасались. — Давно хотел тебя поцеловать, — прошептал Отабек. — Я тоже, — признался Юра тоже шепотом, и Отабек снова улыбнулся. — А начал с облизывания. — Молчи лучше, я хоть как-то начал. — Спасибо, — Отабек от души прижал его к себе. — Всегда знал, что ты отважнее меня. — Зато ты обставляешь такие вещи лучше, — пробормотал Юра и закинул руку Отабеку на шею. — Наверное, подъехал бы… на этот раз на лимузине, повез бы… куда-нибудь. И там бы спросил — будешь со мной трахаться или нет? Лет через пять. — На коне, — шепотом сказал Отабек. И вдруг лизнул Юру в щеку. Юра посмотрел на него удивленно. Отабек в ответ улыбнулся и лизнул еще раз. — У тебя тут… осталось кое-что. И я подумал, что теперь моя очередь тебя облизывать. Юра покраснел под его взглядом. — Я думал, мы в душ пойдем. — Мы пойдем, — Отабек навис над ним, опираясь на ладони, и руки Юры сами собой потянулись — погладить плечи, шею, пройтись по колючему затылку. Хорошо-то как, когда можно. — Только позже. — И он наклонился совсем низко — темные глаза светились горячо и жадно, губы блестели. Юра облизнулся и потянулся вверх. Лето обещало быть нешуточно жарким.