Садко

Очи горят, словно печи в подземном царстве. Серый Баюн мяукает о коварстве старого змея, чей пламень, что полночь тёмен. Каркает глухо на тополе черный ворон. Руки Садко нервно дёргают струны гуслей. Разум его утопился, как в море — в сусле. Всё вспоминает он кисти медово-смуглы, да будто ягоды тёмные были губы чуть приоткрыты для долгого поцелуя, косу до пола тяжелую, смоляную. Как от отца он скрывал её, как лелеял… Только теперь его люба — женой у змея. Тот обращается молодцем раз в седмицу и называет царевну своей жар-птицей. Только Садко в этой сказке уже нет места. Всё что осталось с ним от морской невесты — горстка жемчужин, да гребень из жёлтой кости. Сказано было, что кто его наземь бросит — тот получает дружину себе под руку. Каждый в ней будет достоин назваться другом, каждый разделит и радость с тобой, и горе. Только потом всё одно — заберут с собою. — Хватит, коте, теребить, словно струны раны. Что поминать то, что правдой уже не станет. Не для меня оказалась она. Ну что же, в этих делах ты навряд ли теперь поможешь. Серый Баюн только гулко урчит, он знает: там, в горном царстве царевна живёт морская, шесть долгих дней шерсть прядёт она в свете тусклом. Смотрит в окно: вдруг услышит, как плачут гусли?