Runaways

Прист раньше никогда не злился так сильно. Пристёгивая кобуру, отдавая приказ к наступлению, заполняя бумаги, стреляя по гражданским, мешающим операции - Прист злился постоянно. Бартина сбежала. Нет, это нисколько не пошатнуло его репутацию в "Чёрном Крыле" - никто так и не узнал, что до машины её довёл именно он, и тем более никто не знал, что это был не первый раз, когда они с проектом Марена сбегали, ненадолго, так, повеселиться. Возможно, больше, чем повеселиться. Никто об этом не знал и не узнает, Прист уверен, и побег Марены никак на его карьере не скажется, никто, кроме него, кажется, и не мог бы удержать её в клетке, так что Приста никто не винил. Но, черт возьми, Прист злится, Прист всё равно злится на Бартину. Осмунд сжимает челюсти и смотрит исподлобья, но мысли о том, что больше они с Бартиной не будут гнать по шоссе с бешеной скоростью только, чтобы поесть дряного мороженого с самым ужасным чаем, который Прист когда-либо пробовал, не оставляет его головы. Больше никаких дурацких песен с радио и торопливых взглядов, когда руки приходится расцепить. Прист никогда бы не подумал, что ему будут так нравиться все эти глупости. Прист никогда бы не подумал, что ему будет так необходимо целовать кого-то, мешая вести машину. Осмунд почти задыхается ночью, пытаясь не думать о таком, и с каждым днём это всё проще, потому что перед глазами побег - и горькая обида, перерастающая во всепоглощающую злость. Мысль о том, что Барт сбежала в этот раз без него, при том окончательно, не оставляет его ни на секунду. А из-за этого и ёбаная злость, переполняющая все естество, мешающая здраво мыслить и действовать. Прист, конечно, помнит тот день, как он привёл Бартину Кёрлиш в "Чёрное Крыло", помнит, как ей выбирали имя - проект Марена, помнит, как стоял у дверей её камеры, пока супервизор или очередной учёный проводили с ней нравоучительную беседу, помнит, как они первый раз пересеклись скучающими взглядами, и как в голове зародилась абсолютная глупая мысль. Будто Бартина Кёрлиш, возможно, понимает его без слов. Будто Бартина Кёрлиш, возможно, не прочь прогуляться вне "Чёрного крыла". Будто Бартина Кёрлиш, возможно, захочет поесть с ним мороженого в ближайшем кафетерии, до которого всего с десяток километров по хайвею. Прист обнаруживает себя немного испуганным, когда Марена, оставшись с ним наедине, внезапно предлагает практически то же самое. Она улыбается, в своей небрежной манере, и Осмунд ловит себя на мысли, что волосы у Бартины наверняка мягкие. Отгоняет, прикрыв глаза, потому что всё это невероятно глупо. Когда она пачкает лицо в сливочном мороженом, а Прист обнаруживает, что, оказывается, любит клубничное, он невольно протягивает руку через столик и вытирает ей щёку салфеткой. Бартина смеётся и обзывает его аккуратистом, а Присту неловко. Неловко, что он вообще занимается такими вещами, неловко, что вся эта романтическая дребедень лезет в голову, и что ему это всё даже нравится. И тем сильнее злит тот факт, что Бартина Кёрлиш сбежала, сбежала, ни сказав ни слова, а ведь - он почти уверен - понимала его с полуслова, с полумысли. Знала, что он был бы не прочь сбежать вместе с ней будет оскорблён таким побегом до глубины души. И дело не в том, что она угнала его машину, дело в том, что именно на ней они сбегали каждую неделю она знала, как его будет всё это злить. Хотя даже он не знал, насколько. Осмунд Прист застегивает бронежилет и берет в руки винтовку. Горькая обида, пожирающая всё его естество занимает ум, но тело действует чётко, как часы. Нет. Не обида. Всепожирающий огонь злости, ярости сжигает всё кругом, и дым застилает глаза, когда Осмунд Прист пробирается к дому, где прячется будущий объект "Чёрного крыла" - ещё ребёнок, но никто, кроме Приста, с ним не справится. Осмунд и не подозревает, что эта миссия заставит всё его досье в одночасье стать секретным. А всё из-за Бартины Кёрлиш. Когда голова ребёнка оказывается у него в руках отдельно от тела, он не сразу это замечает, потому что перед глазами - побег Бартины Кёрлиш, и злость мешает видеть что-то ещё.