Невеста смерти

— Склонись пред великим архонтом, чужеземец, — велит Мерих, верный слуга своего наставника, его правая рука, при необходимости готовая стать карающей дланью. Глаза его лишены зрачков, но любой, удостоенный чести войти в этот зал, не может не чувствовать на себе пристальный взгляд неподкупного судьи. Но их сегодняшний гость не преклоняет колени ни перед кем. Скупой кивок — всё, чем приветствует один повелитель нежити другого. Да и бессмысленно требовать большего: в его руках — бездыханное тело юной девы. Лик Ангела Смерти скрыт тенью капюшона, и по нему не прочесть ничего — ни благосклонности, ни осуждения, ни интереса, ни равнодушия. Бледные губы сжаты в терпеливом молчании, а мрачная фигура величественна и недвижима. Он внимательно рассматривает пришельца: рыцарские латы закопчены чёрной гарью, но страннее то, что по ним не удаётся определить, из каких тот земель и кому дал присягу. Меч раскалён, но от него не загораются ножны, а длинный плащ тлеет, облетая пеплом и искрами, но остаётся цел. — Я — один из Негорящих. Новый король Лондора, Тёмный Лорд, владыка людей и немёртвых. Бесчисленное множество миров прошёл я в поисках тех, кто способен помочь мне, и уже начал было терять надежду. Я не возносил молитв божествам, ведь они давно покинули нас. Но желание моей души услышала та, кто следит за оборотами колеса жизни и смерти, ведущего меня. Лунная богиня солнечного мира. На её зов я прибыл сюда. Мерих недоверчиво прищуривается: в том, что говорит пепельный странник, слышна ересь Сандро. Только он смел заявлять в лицо учителю о равнодушии Богов-Драконов и о существовании других вселенных, лежащих за гранью Пустоты. Подлый расчётливый предатель... — Если и вправду сама Асха привела тебя ко мне, то я всегда готов служить её воле, — бесстрастно, в отличие от него, отвечает Белкет. — Что привело тебя? Руки Негорящего чуть крепче прижимают к груди драгоценную ношу. — Судьба моей невесты. Проклятой, как и я, вновь и вновь возрождаться в огне после смерти. Но с тех пор, как я пронзил её сердце ритуальным клинком, скрепляя наши узы и своё право на власть, никакая магия не смогла вернуть её к нежизни. Но я люблю её. Она — истинный рыцарь и надёжный друг, и единственная сумела вернуть мне веру в лучшее. Я получил весь мир, но потерял её — а без неё он мне не нужен. — И ты полагаешь, что это повод тратить время архонта? — строго спрашивает Мерих. — Не ты один расставался с возлюбленной, не ты один умолял некромантов вернуть её. Гордыня, безверие и жажда обладания — настоящая причина таких просьб. Почти любой из служителей Асхи смог бы призвать её дух для последнего свидания, многие могли бы воссоединить его с телом, но абсолютно каждый сказал бы: если ты действительно любишь её, отпусти её душу в материнские объятия богини и не старайся своевольно приковать её к бренному существованию. — Если бы всё было так просто, разве отправился бы я в такое дальнее странствие, словно неприкаянный бродяга? — тот серьёзен, но всё же снисходителен: знает, что детям тёплого и светлого мира сложно понять тоску рождённого во тьме, холоде и отчаянии. — Там, откуда я пришёл, уже некому приютить души после смерти, а Пламя, возрождающее их, угасло. К тому же, я не смог бы отпустить её, даже если желал бы: теперь мы навеки связаны. Моя Анри была предназначена в жертву тёмному вестнику грядущей эры, но в далёком прошлом сбежала от своей судьбы. И тогда я сам стал им для неё. Мы оба понимали, что если она победит своего прежнего пленителя, то потеряет цель, возвращающую её к нежизни вместе с памятью и разумом. Но я не желал потерять ту Анри, которую знал. Поэтому я сделал это за неё, и преподнёс ей душу поверженного Повелителя Пепла, как свадебный подарок, как воплощение её мечты и освобождение от долга... Но я ошибся. Пусть я стал Тёмным Лордом, а она — жертвой мне и будущей эпохе, как и велело её предназначение, но я упустил нечто важное — и не ведаю, что. От взмахов чёрных крыльев огненное тление его доспехов и плаща вспыхивает чуть ярче. Белкет принимает из его рук холодное тело, обещая: — Иди с миром, Негорящий. Я сделаю, что в моих силах.

***

Вокруг каменной плиты расставлены свечи. Тусклое сияние дрожит в полумраке, отсветом танцует на серебристой кольчуге. Две Прядильщицы снимают ту, а затем и одежду под ней, в несколько пар рук помогая архонту. Он же тем временем убирает тёмную вуаль с лица покойной невесты. Анри совсем молода, но Опустошение уже начинает иссушать нежную кожу и расчерчивать её сетью шрамов. И всё-таки явных следов разложения на теле нет. Застывшая между жизнью и смертью, будто замороженная во времени... — Ах, прекрас-с-сная принцесса, спящая зачарованным с-с-сном, — шипит намтару, рассматривая её паучьими глазами и проводя когтем вдоль ложбинки тонкой шеи. — Отдали её на съедение чудовищу, но вырвалас-с-сь из плена. С другим улетела, с огнедышащим, с пепельнокрылым. Да только пускай тот и полюбил её, а не мог не погубить. Не знать принцессе с-с-счастья с драконом, не примириться жертве с палачом, не разорвать сети с-с-судьбы. Могучие крылья Ангела Смерти отбрасывают зловещую тень на алтарь, однако руки его чутки, сильны и бережны. Он обнажает её грудь, бледную и холодную, но ещё хранящую красоту юности и невинности. Вот и бескровная рана от ритуального клинка. Но вовсе не она привлекает его внимание, а жуткое клеймо проклятия — дыра в пустоту Бездны, из которой сочится густая чернота неизвестной природы. Вокруг резко темнеет переплетение вен под кожей и медленно гниёт плоть. Мрачное зрелище одновременно отвратительно и удивительно; Белкет никогда не видел ничего подобного, и даже всезнающие Прядильщицы не решаются прикасаться к отметине над сердцем. — Позовите её суженого, — велит он им. Белкет пытается призвать её дух, но тщетно. Возможно, Анри не пересекала последнюю черту, а до сих пор находится на той. Сложно сказать, ведь законы разных миров могут не совпадать и даже противоречить друг другу. Был ли прав Сандро, считая, что у провидения и божественной власти Асхи есть границы? Сейчас архонту не хочется об этом думать. Возможно, трёхликая покровительница послала ему испытание не только верности, но и веры. Жених входит тихо, стараясь не мешать творимым таинствам, и всё же лязг металла выдаёт его присутствие. — Тебе известно, что это? — спрашивает у него Белкет, указывая на Тёмную Метку и расползающееся от неё тление. — Цена за то, чтобы быть человеком, — печально ухмыляется Негорящий. — На мне такая же. — Значит, причина в ином, — в архонте загорается интерес исследователя и благодарность Асхе за возможность познать новые стороны бытия и магии, но он терпелив и сдержан. Посланный ею долг важнее, и ещё не исполнен. — Пока что я не могу не только вернуть, но и даже отыскать дух твоей невесты. Поэтому я должен поговорить с теми, кто с ней связан. Найти к ней путь. — Её единственный друг погиб, — он не говорит всей правды, но та и ни к чему, — А я, черпая силу из чужих душ и видя их сияние, не чувствую её собственной. Остаётся только... нет, даже вы вряд ли устоите пред его могуществом... — Я — слуга Асхи, и её сила — моя сила. А её сила не знает границ, — уверяет тёмный ангел. — Ты говоришь о... "свадебном подарке", не так ли? Если что-то всё ещё связывает их, то, возможно, я смогу вызвать его даже из иных миров. — Такие сложности ни к чему, — отвечает Негорящий. — Во мне вместе с Пламенем заключена мощь и память всех Повелителей Пепла, когда-либо разжигавших его. Я сам покажу тебе душу одного из них. Изволь... И предводитель некромантов соединяет своё мастерство с умением короля нежити. Богиня, прядущая нити судьбы, открывает своему служителю тончайшие связи. Роковое предназначение, данная на крови клятва мести, поднимающий из могилы долг Негорящих... Всё это неразрывными узами приковывает юную деву к другому — и, едва Белкет призывает его, свечи ярко вспыхивают и разом гаснут. Воцаряется холодный мрак. Анри распахивает веки. Глаза затянуты чернотой, и тьма сочится из них, как и из Метки. Хрупкая девичья рука скрежещет ногтями по каменной плите, сдирая пальцы в кровь. Боль и страх. Ярость поражения и необходимости подчиниться. Святотатственная гордыня и ненасытная алчность. Чистое зло, порабощающее и отравляющее всё вокруг... Белкет не помнит подобного со времён войн с порождениями Ургаша. Но это не демон — человек. По собственной воле ставший чудовищем. — Тёмный маг, как ты смеешь пробуждать Святого Глубин ото сна? — хрипит немёртвая не своим голосом. И не одним. Сотнями, тысячами. Почти как Безликие, только в шёпоте тех — спокойствие всезнающей мудрости, унисон и гармония, а в этих — диссонанс, бурлящий хаос, надрыв агонии, эхо криков и плача... — Так это ты не отпускаешь её... — хмурится Белкет. — Бессмысленно. Другой выполнил её клятву, другой свершил её долг, другой принял её жертву. Больше ничто её не держит. — Нет! Она моя! — юное лицо искажается гневом. — Пусть я не заполучил её плоть, но её душу я не отдам! — Ты мёртв, Пожиратель Богов, и Колокол уже не поднимет тебя из могилы! — вмешивается Негорящий. — У тебя больше нет ни власти, ни тела, ни оправдания твоему существованию! — Молчать! — грозно обрывает их обоих Ангел Смерти. Вокруг него полыхает изумрудное пламя. Невеста вновь безжизненно замирает, и жених едва не падает подле алтаря, подкошенный противостоянием. — Не пытайся исправить ошибки самозваного владыки мира, законов которого не ведаешь, некромант, — продолжает призванный дух уже через их чувства и мысли, словно медленно просачивающийся в них яд. — Кто ты? Чем эта дева связана с тобой в жизни и смерти? Отвечай! — непоколебим Белкет. Никто из мертвецов не может противиться его велению. — Давным-давно она была предназначена мне в жертву, но сумела сбежать. Однако, вероятно, ей оказалась не мила свобода, отравленная памятью прошлого. Девчонка дала кровную клятву, что отомстит за тех, кто не смог выбраться вместе с ней. Какая наивность... Из жителей земель, охраняемых моими верными служителями, многие сами были готовы отдать своих детей, лишь бы те не стали обезумевшей нежитью, но вошли бы в предвиденную прекрасную новую эру вместе со Святым, готовым принять каждого. Я невиновен в её проклятии — она сама навлекла его на себя: её отвергли и Изначальное Пламя, и сама смерть, и невыполнимая клятва обрекла её снова и снова воскресать вместе с другими Негорящими, чтобы охотиться за мной. До тех пор, пока один самонадеянный бунтарь не разрушил прежние законы. Не скрою, крылатый маг, мне жаль её: лучше бы она приняла своё истинное предназначение, вернувшись в мои всепрощающие любящие объятия, чем осталась обманутой своим женихом. Ему она нужна была лишь для получения власти. — Не верь ему, — сквозь сжатые зубы шипит Негорящий. — Этому ненасытному чудовищу неведомы жалость и справедливость, и уж тем более любовь. Только алчность и жестокость. — Как именно ты обманул её, пепельный рыцарь? — остаётся беспристрастным Белкет. — Разве ты не сказал своей невесте, что собираешься исполнить её клятву вместо неё? — Ей незачем было знать! Изведав, где скрывается её ослабленный враг, она ринулась бы вперёд меня, — возражает тот, — Но я не мог допустить ни единого возможного исхода. Ни её гибели, ни победы, после которой она потеряла бы причину возрождаться, сохраняя память и разум. Лондорцы предложили мне выход, а заодно — владычество над всем миром... — Над пустошами и руинами! — вмешивается Пожиратель Богов. — Тебе никогда не привести его к тому будущему, которое видел я. Ты остался наедине с двумя остывшими трупами — вселенной и возлюбленной, и обеих ты убил сам. В отчаянии и под строгим взглядом архонта мессия Тьмы опускается у алтаря и прячет лицо в обгоревших ладонях. — Прости меня, Анри... — шепчет он. Чёрная душа свергнутого тирана вспыхивает яростью: он упускает её. Но воплощение жадности и гордыни не намерено терять последнее, что ещё способно удержать. Наконец-то Белкет чувствует, что нашёл путь. — Я не вправе судить вас обоих. Только Асхе ведомо, кто за что несёт ответ, — заключает он. — Тебя, странник из иных миров, она приняла, словно собственное дитя. Так будь благодарен за её милость, не знающую границ пространств и времён. Я помогу твоей невесте, если такова её воля. А что до тебя, бессильная тень побеждённого зла... Мне уже достаточно того, что я услышал. Твои оправдания высшей целью отвратительны. Ты не щадил малых и невинных, давал отчаявшимся ложные надежды и упивался своими пороками. Перед тем, как отпустить тебя, я даю последний шанс раскаяться перед твоими богами, ибо от мудрых и справедливых Драконов ты не получишь ни сочувствия, ни прощения. — Неужели ты так наивен, некромант? Я не возношу молитв божествам. Я пожираю их живьём, и наслаждаюсь каждым мгновением их агонии, пока сила и бессмертие покидают их, становясь моими, — хохочет тот. — Ты слеп и глуп. В твоих руках власть, но ты не пользуешься ею. Ты предпочитаешь быть покорным рабом высших сил. Так кто же ты тогда, чтобы обвинять меня? Пока ты скорбишь об отданных мне жизнях, твой собственный Жнец заливает города кровью. Пока ты уверяешь себя, что нет ничего, недоступного трёхликой богине, твой лучший ученик вспоминает свои воплощения во вселенных далеко за пределами её провидения. О, бедный пленник самообмана... Когда-то я тоже был служителем света, как и ты в далёком прошлом, но видел истину за пеленой лжи, и шёл за ней во тьму. Мы похожи больше, чем тебе кажется. Но если только бы ты знал, сколько предательства и потерь ждёт тебя, ты не был бы так самоуверен. Если бы ты хоть на мгновение увидел, что ждёт твоих последователей и весь этот мир... — Откуда тебе столько известно? — спрашивает тот, стараясь не поддаться гневу. — Мне открыто грядущее. И я могу показать его тебе... Разве ты не жаждешь тайных знаний? Я не попрошу ничего взамен. Считай это благословением Святого. Молчание Белкета длится больше на одну бесконечно долгую секунду. — Нет. Не смей искушать избранника Асхи. Я не желаю знать будущее, — отвечает архонт, — Ибо не сомневаюсь в том, что владычица судеб ведёт меня по пути истинного предназначения и обращает всё во благо. Он простирает руки, и изумрудный огонь трепещет в ладонях, и оплывшие свечи загораются вновь. Очнувшись от безмолвного оцепенения, Негорящий отступает в сторону, наблюдая со скрытым восхищением. Ангел Смерти грозен и прекрасен. — По праву, данному мне матерью всего сущего, я изгоняю тебя обратно за грань, дух, и разрываю все узы по ту и эту сторону! Удушающий густой мрак сопротивляется сиянию, восстаёт против него, тщится погасить мерцающие огни и прервать обряд. Белкету не занимать опыта и стойкости, но сейчас его разум открыт тончайшим магическим потокам и оттого уязвим. Обрывки видений атакуют его шквалом, просачиваясь сквозь заслон железной воли. Обезображенные тела, оставленные без захоронения на устрашение врагам — его врагам, его учеником, во имя него... Проклятие Пустоты, расползающееся по реальности и оставляющее в ней неизлечимые раны... Выжженная пустошь на месте Эриша... Торжество демонов и предсказанный Тёмный Мессия с драконьим черепом в руках, готовый открыть им путь... Негорящий бросается вперёд, закрывая собой Анри — искрящееся огненное зарево подле холода бледной кожи. Вздрагивают тонкие веки и опалённые ресницы. Она открывает глаза — теперь уже те, которые он так любил, пусть она и редко снимала шлем. Живые и ясные. И не одна — тысячи душ свободны устремиться в вечность россыпью звёзд. Разбить оковы чужой воли, перечеркнуть прошлые страдания, вернуться в этом мире или любом другом. И вместо тяжёлого морока некроманта захлёстывает ослепительной волной благодарности. Последним вспыхивает луч души забытого бога, и лунный свет чертогов Асхи встречает его с тихой нежностью, будто родного сына. — Увидимся в следующей эре, Тёмный Лорд, — бессильно усмехается Святой Глубин, прежде чем уйти вслед за ними. Анри пытается привстать с каменного ложа. Без лат и меча она чувствует себя бесконечно уязвимой, и рана в груди отзывается болью, и воспоминания беспомощно спутаны. Отпрянувший от неожиданности Негорящий не может вымолвить ни слова, будто в горле пепел. Вместо него над ней склоняется Белкет. — Не бойся, дитя, — он укрывает обнажённую деву своим плащом и чёрными крыльями. — У тебя снова есть повод жить.

***

Рассветы над окрестными землями бледны и туманны, но Негорящий всё равно замечает: — Я никогда не видел такого яркого солнца... — и вдруг говорит: — Может ли Тьма нести благо, архонт? — Почему ты спрашиваешь? — Я не уверен, стану ли хорошим правителем для тех, кто избрал меня. И будет ли новая эпоха не менее прекрасна, чем прежняя, озарённая и согретая Пламенем. Белкет молчит. Он занят собственными тяжкими думами. Из мыслей никак не уходит видение мёртвой пустоши, хотя перед ним открывается привычный вид на безмятежные сумеречные рощи и древние храмы. — Всё зависит от нас, — наконец отвечает он. — И от воли Асхи. — Хотел бы я, чтобы у меня была такая же богиня, — то ли в шутку, то ли всерьёз говорит пепельный воин. — Служить ей, как верный рыцарь, и знать, что она всегда готова одарить благословением и любовью... Жаль, что я не застал былые времена, а у вас остаться не могу. — Асха имеет множество воплощений. И величественный Дракон, и искусная Паучиха. Дева, прядущая нити судеб, Мать, рождающая и защищающая весь мир, Старица, назначающая каждому час ухода из него... И мне кажется, что для тебя она уже приняла тот облик, за которым ты можешь следовать. — Вот как... — посмеивается Негорящий, и в такт дыханию разгорается огненное тление в груди, искря и просвечивая сквозь доспех. — В мечтах юности мне и самому представлялось иногда, что в прошлой жизни я был драконом. В конце концов, именно им принадлежала предыдущая эра. А цикл рождения и смерти, ухода и возвращения, света и тьмы — бесконечен... Подошедший Мерих успевает уловить обрывок их беседы. — Твоя принцесса ждёт тебя, дракон, — напоминает он язвительно, но беззлобно. — О нет, — поправляет тот. — Моя королева. Но ещё на мгновение он задерживается, чтобы поклониться архонту — так же, как раньше, гордым лёгким кивком. И всё равно они оба знают, сколько в нём почтения и благодарности: — Прощай, предводитель некромантов. — Прощай, повелитель нежити.