What Makes A Good Boy

Всё, что доступно Чону – только слышать глубокий низкий голос . Это всё, что ему можно. По телу бежит дрожь, Чону ёжится и снова поворачивает голову в поисках источника голоса. Его глаза завязаны плотной лентой, а руки сцеплены в замок за спиной – они были свободны, не было нужды связывать их, ведь ими всё равно не воспользуются даже для малейшего сопротивления. Чону знает это не хуже него. По щеке прилетает осторожный мягкий шлепок, вынуждающий держать голову прямо. - Что я сказал тебе? – низкий гулкий шепот раздается прямо у уха, обжигая кожу и такое трепетно розоватое на кончике ушко. - Не вертеть головой. - Кто сказал? - Папочка, - выдыхает Чону и чувствует, как его одобрительно хлопают по щеке. Он чувствовал себя псом, послушным и прирученным. Но как же сладка на вкус похвала хозяина… - Чону – хороший мальчик? – с иностранным акцентом тянет слова на слоги низкий голос и получает слабый кивок головы. Грубые широкие ладони гладят мягкие плечи, забираются под объемные рукава свободной футболки и касаются оголенной нежной кожи. Чону замирает, стараясь запомнить эти руки, эти горячие прикосновения надолго. Ему кажется, что от чужих пальцев остаются ожоги, пульсирующие и слегка болезненные. - Хороший… - Deserve it, my lady… И Чону заслужит. Он не может не заслужить, потому что благодарность папочки того стоит. С глаз мягко сползает лента, касаясь неровными краями мягких щек. Раньше щеки были мокрыми от слез, но когда Чону выучил правила, стало легче. «Выполняй приказы беспрекословно» - Сними одежду, малыш. Живо. Чону стягивает нижнее бельё и отбрасывает в сторону. Его тело и всё то, что так хочет рассмотреть папочка, скрыто овер-сайз футболкой. Чону медлит, мнется, сжимает пальцами края футболки и в итоге сдается, одним резким движением стягивает ее через голову, оставаясь полностью обнаженным. - Хороший мальчик. Чону улыбается, глядя на растянутые в улыбке пухлые губы. Ему нравится, поэтому Чону наконец снова хороший мальчик. Тот, кем всегда был и наконец снова стал. - Становись на колени. Надеюсь, ты себя подготовил. Чону кивает на его слова и медленно опускается на пол. Его кошачья спина мягко прогибается, заставляя его буквально упереться грудью в пол. Руки и ноги широко расставлены и согнуты: весь Чону ведет себя подобно домашнему коту, и ему это нравится. По-настоящему нравится, доставляет удовольствие, заставляет сердце трепетать внутри и дыхание сбиваться. - Хороший мальчик. Сладкая похвала папочки оседает где-то внутри теплым пластом, долгожданным и приятным призом за покорность, тем, ради чего Ким Чону это всё в общем-то и делает. «Не прикасайся к телу папочки без разрешения» Пальцы, дразняще-мягко ведущие по позвонкам, срываются ближе к загривку, хватаются за волосы и заставляют запрокинуть голову назад. Чону нервно сглатывает и на автомате лишь на мгновение касается кончиками пальцев чужой сильной руки. Этого оказывается достаточно для того, чтобы получить ощутимый шлепок по руке. - Кто тебе разрешал трогать? - Никто, - обреченно, на выдохе. Но Чону ведь заслужил, ведь его организм, само его тело, на мгновение хотело избавиться от легкой боли, доставляемой рукой папочки. На самом деле Чону не нравилась боль, как таковая. Но папочка делал всё так… приятно, приправляя боль непременной сладостью, горячей или терпкой. Но сладостью. Это решало всё. «Подготовь своё тело к встрече с папочкой» Вокруг Чону медленно ходят, разглядывают во всех подробностях, потому что для близости с ним его тело должно быть хорошо подготовлено. Внешний вид устраивает парня, пока он резко не опускается на колени сзади Чону и не гладит невесомо пальцами бедра. - Достаточно растянул себя? – вкрадчивый шепот. Чону нервно сглатывает и кивает. - Проверим. Когда внутрь проходят три пальца вполне свободно и не так болезненно, Чону с удовольствием получает еще одну порцию похвалы. - Хороший мальчик. После слов следует сладкий поцелуй. Пухлые губы прихватывают чужие, оттягивают, а после в рот, податливо широко раскрытый, проскальзывает юркий язык. Чону чуть слышно стонет, а когда от него отстраняются, совершает ошибку, поддавшись эмоциям и так дико шкалящему по венам возбуждению. - Лукас… - с придыханием шепчет Чону и видит, как взгляд круглых янтарных глаз за секунду сменяется с теплого на бешеный. Цветные крапинки в глазах расплавленным золотом обрамляют черную дыру расширившихся зрачков. «Всегда зови его «папочка» и никак иначе» Лукас медленно поднимается с колен и смотрит на растерянного Чону сверху вниз. Тот поджимает губы и вообще старается не двигаться, чтобы не провоцировать своего папочку. И даже его покорное бездействие не может поправить ситуацию. - Кто я? – почти шипит Лукас, сжимая руки в кулаки. Нет, он слишком долго дрессировал этого смущенного пугливого мальчишку, чтобы тот вот так уже во второй раз на его памяти, нарушал основу основ их тягучей и сладкой, словно мёд, игры. - Папочка. Чону не поднимает глаз, пока его опущенную голову не поднимают за подбородок широкие сильные ладони. - Повтори, - строго глядя в испуганные глаза Чону, шипит Лукас и силится не влепить парню пощечину. - Папочка, прости меня, - шепчет Чону, от волнения и возбуждения кусая собственные губы. Лукас смотрит на него, резко подаётся вперёд и целует, кусая губы самостоятельно. - Папочка позаботится о тебе, малыш. Чону счастлив. Он широко лучезарно улыбается, пока Лукас гладит его по волосам, потом сползает на шею и тянет на себя, заставляя его встать на ноги на уровень с собой. Большая ладонь Лукаса, обхватившая его шею, такая широкая, что закрывает собой её практически полностью. - Вставай, как мне нравится. Чону кивает и заплетающимися ногами бредёт к дивану, где встает на колени и упирается локтями о спинку. - Не смей молчать, когда я говорю тебе, - шипит подошедший к парню Лукас, жестко схвативший его за бледную шею опять. - Да, папочка. - Будь хорошим мальчиком, малыш, - облизываясь, говорит Лукас и поворачивает лицо парнишки к себе, чтобы впиться поцелуем в манящие губы. Чону закрывает глаза, отдаваясь таким сильным, объёмным и ощутимым чувствам без остатка. Лукас целуется грубо, рвано и спешно: впивается своими губами в чужие сразу, после чего кусает за губу, гладит языком зубы и в самом конце, когда воздуха хватает ровно на одно действие, целует парня в уголок губ. Потому что он чувствует к малышу не только всепоглощающую похоть. Спустя два горячих привычных поцелуя Чону смотрит, как Лукас берет презерватив и смазку. Внутри всё горит огнем, Чону чувствует, как внизу так ощутимо ноет и тянет. Он сглатывает вязкую слюну, стоит Лукасу раздеться и медленно раскатать презерватив по своему члену. Всё его тело было таким атлетичным, красивым, практически приближенным к божественному, что Чону не мог оторвать глаз и сдерживать желание облизать его кубики пресса и крепкий член было сложно. - Смотри прямо, - рычит Лукас, заметив пару любопытных почти оленьих глаз, разглядывающих его и его тело. Хотя, такое внимание и неприкрытое восхищение в глазах его малыша не могло не радовать. Чону послушно отвернулся, понимая, что ещё немного, и он бы кончил без рук, и действительно бы начал облизывать чужое тело. Он нервно сглатывает, приводя мысли в голове в относительный порядок, и поворачивает голову только когда чувствует как крепкие и сильные руки папочки сжимают его тело. - Раздвиньте свои чудесные ножки пошире, my lady, и пристегните ремни, - севшим хриплым голосом шепчет Лукас Чону на ухо, - Сейчас мы полетаем~ Чону так хочется всего и сразу, что он с легкой заминкой разводит ноги шире, прогибаясь в пояснице, и чувствует, как тяжелое широкое тело Лукаса накрывает его, худенькое и маленькое. Горячие руки разводят в стороны ягодицы, а после внутрь толкается обжигающе горячий крепкий член. Под его напором Чону напрягается, вытягивает своё тело в струну и со стоном позволяет горячему и толстому стволу заполнить себя. - Что нужно сказать, малыш? – с ухмылкой шепчет ему прямо в ухо Лукас и совершает первый глубокий и ощутимый толчок. Чону вскрикивает и цепляется непослушными пальцами за спинку дивана. - Спасибо! – стонет Чону на грани, между сном и реальностью, оставляя звенеть свои стоны благодарности под потолком. И Лукас счастлив получать такую благодарность. Чону стонет и кричит, не стесняясь, потому что Лукасу это нравится. Он говорил о том, что его стоны очень мелодичны, что теперь Чону хочет показать папочке свои умения во всей красе. И тот вполне доволен таким раскладом, с удовольствием получая то, что изначально предназначалось ему. А Чону же с радостью принимает в себя всю его энергию и силы, пропуская через себя, позволяя ему наконец-то расслабиться. Чону так жарко, что он задыхается. Член парня двигается в нем быстро и резко, доставляя легкую боль, но Чону нравится всё, что с ним делает папочка. Его тело бьет дрожь, особенно от интимного шепота на ухо и такого нежного и неожиданного «не сжимай меня так крепко, котёнок». У Чону перед глазами цветные круги пляшут, он совершенно теряется во времени и пространстве. Он тянется к своему члену, а после боязливо одергивает руку и поворачивает голову к Лукасу, который так рьяно двигает бедрами. - Позволь мне кончить, папочка, - чуть не плача, просит он и думает, что такое подчинение заводит страшно до звездочек перед глазами. Лукас облизывает губы и одним движением руки отбрасывает влажную челку русых волос назад, после чего медленно и явно наслаждаясь, кладет руку Чону на его член, несильно сжимая. - You deserved it, my lady. Чону несдержанно стонет от жесткого грубого голоса, дающего разрешение на долгожданное удовольствие таким образом. Он двигает ладонью по собственному члену, и перевозбужденному органу хватает буквально нескольких движений, чтобы наконец освободиться. Чону кончает, пачкая спермой кожаную спинку дивана и жалобно стонет, потому что Лукас всё ещё двигается в нем, вытаскивая член полностью и входя обратно до самого основания. Он ещё недолго мучает своего малыша – сам на пределе. Лукас крепко держит расслабившегося после оргазма юношу за бока и тянет на себя, буквально насаживая его на свой член для особенно глубоких и рваных толчков. После чего наконец кончает, издав гортанный рык. Звонкий вскрик Чону, словно звон выпущенной с тетивы стрелы, отдается эхом в углах комнаты, и Лукасу кажется, что ничего прекраснее он в своей жизни не слышал. Кроме, разве что, последовавших за ленивым поцелуем слов: - Люблю тебя, папочка.